|
|||
Христос Воскресе. У часовни. МадоннаХристос Воскресе Под солнцем вьются жаворонки, Поют: Христос Воскресе! По всем кустам малиновки Поют: Христос Воскресе! Во все окошки ласточки Кричат: Христос Воскресе! Сердца у дев, у юношей Поют: Христос Воскресе! И всем в ответ могилушки: Воистину Воскресе! < 1858–1862> У часовни Из странствований На горе сияньем утра Деревянный крест облит, И малютка на коленях Перед ним в мольбе стоит... Помолись, душа святая, И о странных и чужих, О тоскующих, далеких, И о добрых, и о злых... Помолись, душа святая, И о том, чей путь далек, Кто с душой, любовью полной, В мире всюду одинок... 1858 Мадонна Стою пред образом Мадонны: Его писал монах святой, Старинный мастер, не ученый; Видна в нем робость, стиль сухой; Но робость кисти лишь сугубит Величье Девы: так Она Вам сострадает, так вас любит, Такою благостью полна, Что веришь, как гласит преданье, Перед художником святым Сама Пречистая в сиянье Являлась, видима лишь им... Измучен подвигом духовным, Постом суровым изнурен, Не раз на помосте церковном Был поднят иноками он, – И, призван к жизни их мольбами, Еще глаза открыть боясь, Он братью раздвигал руками И шел к холсту, душой молясь. Брался за кисть, и в умиленье Он кистью то изображал, Что от небесного виденья В воспоминаньи сохранял, – И слезы тихие катились Вдоль бледных щек... И, страх тая Монахи вкруг него молились И плакали – как плачу я... 1859 Флоренция Песни У ворот монастыря Пел слепец перед толпою, Прямо в солнце взор вперя, Взор, покрытый вечной тьмою. Слеп рожден, весь век в нужде, Пел он песнь одну и ту же, Пел о Страшном он суде, Пел о злом и добром муже. Чужд живущему всему, Только славя суд Господний, Населял свою он тьму Лишь страстями преисподней. Точно слышал он во мгле Вздохи, плач и скрежет зубный, Огнь, текущий по земле, И по небу голос трубный. И напев его гудел Далеко трубою медной, И невольно вкруг робел Стар и млад, богач и бедный. Кончил старец; а народ Все вокруг стоит в молчанье; Всех томит и всех гнетет Мысль о страшном наказанье... Только вдруг из кабака Скоморох идет красивый, Выбирая трепака На гармонике визгливой; Словно ожил вдруг народ, Побежал за ним гурьбою... Смех и пляски – в полный ход! И слепец забыт толпою. Возроптали старики: «Эка дьявольская прелесть! Сами лезут, дураки, Змею огненному в челюсть! » Слышит ропот и слепец: «Не судите, – молвит, – строго! Благ – Небесный наш Отец: Смех и слезы – всё от Бога! От Него – и скорбный стих, От Него – и стих веселый! Тот спасен, кто любит их В светлый час и в час тяжелый! А кто любит их – мягка В том душа и незлобива, И к добру она чутка, И растит его, как нива». 1860 * * * Дорог мне, перед иконой В светлой ризе золотой, Этот ярый воск, возжженный Чьей неведомо рукой. Знаю я: свеча пылает, Клир торжественно поет – Чье-то горе утихает, Кто-то слезы тихо льет, Светлый Ангел упованья Пролетает над толпой... Этих свеч знаменованье Чую трепетной душой: Это – медный грош вдовицы, Это – лепта бедняка, Это... может быть... убийцы Покаянная тоска... Это – светлое мгновенье В диком мраке и глуши, Память слез и умиленья В вечность глянувшей души... 1868 В Городце в 1263 году112 Ночь на дворе и мороз. Месяц–два радужных светлых венца вкруг него... По небу словно идет торжество; В келье ж игуменской зрелище скорби и слез... Тихо лампада пред образом Спаса горит; Тихо игумен пред ним на молитве стоит; Тихо бояре стоят по углам; Тих и недвижим лежит, головой к образам, Князь Александр, черной схимой покрыт... Страшного часа все ждут: нет надежды, уж нет! Слышится в келье порой лишь болящего бред. Тихо лампада пред образом Спаса горит... Князь неподвижно во тьму, в безпредельность глядит... Сон ли проходит пред ним, иль видений таинственных цепь – Видит он: степь, безпредельная бурая степь... Войлок разостлан на выжженной солнцем земле. Видит: отец! смертный пот на челе, Весь изможден он, и бледен, и слаб... Шел из Орды он, как данник, как раб... В сердце, знать, сил не хватило обиду стерпеть... И простонал Александр: «Так и мне умереть... » Тихо лампада пред образом Спаса горит... Князь неподвижно во тьму, в безпредельность глядит... Видит: шатер, дорогой, златотканый шатер... Трон золотой на пурпурный поставлен ковер... Хан восседает средь тысячи мурз и князей... Князь Михаил113 перед ставкой стоит у дверей... Подняты копья над княжеской светлой главой... Молят бояре горячей мольбой... «Не поклонюсь истуканам вовек», – он твердит... Миг – и повержен во прах он лежит... Топчут ногами и копьями колют его... Хан, изумленный, глядит из шатра своего... Князь отвернулся со стоном и, очи закрыв, «Я ж, – говорит, – поклонился болванам, чрез огнь я прошел, Жизнь я святому венцу предпочел... Но, – на Спасителя взор устремив, – Боже! Ты знаешь, – не ради себя – Многострадальный народ свой лишь паче души возлюбя!.. » Слышат бояре и шепчут, крестясь: «Грех твой, кормилец, на нас! » Тихо лампада пред образом Спаса горит... Князь неподвижно во тьму, в безпредельность глядит... Снится ему Ярославов в Новгороде двор... В шумной толпе и мятеж, и раздор... Все собралися концы и шумят... «Все постоим за святую Софию, – вопят, – Дань ей несут от Угорской земли до Ганзы... Немцам и шведам страшней нет грозы... Сам ты водил нас, и Биргер твое Помнит досель на лице, чай, копье!.. Рыцари, – памятен им поотгаявший лед!.. Конница словно как в море летит кровяном!.. Бейте, колите, берите живьем Лживый, коварный, пришельческий род!.. Нам ли баскаков пустить Грабить казну, на правеж не водить? Злата и серебра горы у нас в погребах, – Нам ли валяться у хана в ногах! Бей их, руби их, баскаков поганых, татар!.. » И разлилася река, взволновался пожар... Князь приподнялся на ложе своем; Очи сверкнули огнем, Грозно сверкнули всем гневом высокой души, – Крикнул: «Эй вы, торгаши! Бог на всю землю послал злую мзду. Вы ли одни не хотите Его покориться суду? Ломятся тьмами ордынцы на Русь – я себя не щажу, Я лишь один на плечах их держу!.. Бремя нести – так всем миром нести! Дружно, что бор вековой, подыматься, расти, Веруя в чаянье лучших времен, – Все лишь в конец претерпевый – спасен!.. » Тихо лампада пред образом Спаса горит... Князь неподвижно во тьму, в безпредельность глядит... Тьма, что завеса, раздвинулась вдруг перед ним... Видит он: облитый, словно лучом золотым, Берег Невы, где разил он врага... Вдруг возникает там город... Народом кишат берега... Флагами веют цветными кругом корабли... Гром раздается; корабль показался вдали... Правит им кормчий с открытым высоким челом... Кормчего все называют царем... Гроб с корабля поднимают, ко храму несут, Звон раздается, священные гимны поют... Крышу открыли... Царь тот толпе говорит... Вот перед гробом земные поклоны творит... Следом – все люди идут приложиться к мощам... В гробе ж, – князь видит, – он сам... 114 Тихо лампада пред образом Спаса горит... Князь неподвижен лежит... Словно как свет над его просиял головой – Чудной лицо озарилось красой, Тихо игумен к нему подошел и дрожащей рукой Сердце ощупал его и чело И, зарыдав, возгласил: «Наше солнце зашло! » 1875
|
|||
|