Вторник. 14 мая 3 страница

Чем люди занимаются целыми днями?

Нора Лерберг имела троих детей – годовалого, трехлетнего и пятилетнего, – и, принимая в расчет религиозные и политические предпочтения ее мужа, по мнению Анники, речь вряд ли могла идти о каком-то муниципальном детском учреждении. Номер ее мобильника в любом случае имелся в регистре. Анника набирала его три раза. Но телефон был отключен.

Анника посмотрела на экран компьютера. Силвервеген, 63. Красивый адрес. Нора, пожалуй, общалась с соседями. Прогуливалась с тремя детьми и теперь мертвой собакой, разговаривала о погоде и ценах на недвижимость через деревянные ограды и кусты сирени, сплетничала о других женщинах, обменивалась мнениями о последних книгах и фильмах?

Анника открыла на экране спутниковую картинку Солсидана и медленно прошлась по виртуальной Силвервеген. Иллюстрировавшие окрестности картинки, вероятно, были сделаны прошлым летом, ведь, несмотря на пасмурную погоду, все деревья стояли в цвету. Без полицейских машин и толпы журналистов улица выглядела тихой и безопасной. Анника принялась дальше выводить на экран одну фотографию за другой и на краю одной из них обнаружила довольно интересный предмет.

На газоне перед домом номер 48 по Силвервеген, рядом с маленьким надувным бассейном, лежал пластмассовый трактор. Она вписала адрес на странице справочного сайта и через две секунды имела полные имена и возраст всех, кто проживал там.

Ну просто замечательно.

Семейство имело двух детей, пяти и трех лет.

Бинго! Ей явно повезло найти товарищей малышей семейства Лерберг.

Все телефоны супругов Линденстолпхе имелись в свободном доступе, и домашние, и рабочие, и мобильные. Обоих, Терезы и Юхана. Анника откашлялась и взяла свой мобильник.

Тереза ответила по домашнему телефону. Она немного удивилась, когда Анника представилась как репортер газеты «Квельспрессен», но не бросила трубку.

– Мы пережили настоящий шок, конечно, когда такое случилось на нашей улице, – посетовала она.

– Ты знакома с семейством Лерберг? – спросила Анника.

– Да, само собой. Я и Нора рожали вместе, мы получили наших мальчиков одновременно.

Бинго снова!

– Я хотела бы больше узнать о Лербергах, чтобы не писать о них только как о жертвах преступления. И потом меня, естественно, интересует, как случившееся повлияло на вас, ближайших соседей?

Тереза медлила с ответом:

– Я не знаю, смогу ли быть полезна. Другие, пожалуй, знают их лучше…

– Мы не охотимся ни за какими семейными тайнами, – предупредила Анника, – просто хотим представить трагическое событие несколько подробнее…

Тереза подумала секунду, а потом сдалась. Ей предстояло покормить детей, а потом уложить малыша спать, но все это через час.

Анника вздохнула с облегчением, совершенно независимо от того, о чем могла рассказать Тереза, дело пошло. Хватило бы и фотографии ошарашенных соседей, и восклицания: «Как такое могло случиться на нашей улице! »

– Прокатишься вместе со мной в реальный мир? – спросила она Вальтера.

Он оторвал глаза от экрана своего компьютера:

– А как же фирма Лерберга?

Анника откинулась на спинку стула, положила ноги на письменный стол и посмотрела на часы:

– Что ты нашел?

Он прочитал вслух, держа распечатку перед собой:

– Его фирма называется International Transport Consultant AB, основана семь лет назад, штат три человека, годовой оборот около семи миллионов крон. Занимается консультационной деятельностью преимущественно в сфере менеджмента, администрирования, транспорта и развития бизнеса…

– С этим мне все понятно, – сказала Анника. – Но данная фирма не должна влезать на территорию, упомянутую в законах о банковской деятельности и о кредитных учреждениях, не так ли? Это стандартная формулировка. И кто входит в правление?

Практикант снова взялся за бумагу.

– Ингемар Лерберг – исполнительный директор фирмы, председатель правления и один из акционеров. Кристина Лерберг – член правления, а Нора Лерберг – ее заместитель.

Сестра, которая заботится о детях, и жена. Типичная семейная компания.

– Ревизором является Роберт Моберг из аудиторского бюро «Моберг и Моберг» в Сальтшёбадене, – дополнил информацию Вальтер. – И фирма работает с прибылью порядка пяти процентов.

Насколько Анника понимала, это было прилично. Ей стало интересно, действительно ли хорошо христианско-демократическая баба владела ситуацией.

– За ним числятся какие-то неактивные фирмы? – спросила она.

– Да, четыре, – ответил Вальтер. – Lerberg Investment AB, TL Investment Consulting AB, TL Consult Expert AB и Lerberg Consulting AB.

Анника вопросительно вскинула брови:

– Как все закончилось с ними?

Вальтер взял следующую распечатку и прочитал вслух:

– Сняты с учета в налоговом департаменте. Процедура банкротства завершена.

Марианна Берг-Хольмлунд, пожалуй, знала, о чем говорила.

– Когда перестала существовать последняя из них?

Пока Вальтер листал распечатки, Анника поднялась и надела куртку.

– Семь лет назад.

– Позволь мне посмотреть. – Анника потянулась за бумагами.

Ответственные лица в обанкротившихся фирмах были те же самые, что и в ныне активной, за исключением жены Норы. Ими занимался тот же ревизор, Роберт Моберг. Она вернулась на свое место, ввела название «Моберг и Моберг» в поисковик и получила номера коммутатора бюро и мобильных обоих аудиторов Роберта и Хенрика.

– Зачем они тебе? – поинтересовался Вальтер, увидев, как Анника записывает их телефоны в свой блокнот.

– Если банкротство завершено и нет никаких подозрений относительно налоговых преступлений или других махинаций, любой может ознакомиться со всей бухгалтерией компании. Она должна храниться десять лет, прежде чем ее уничтожат. Документация находится на каком-то складе, и Роберт и Хенрик знают, где именно. И, кроме того… – Анника выключила свой компьютер. – Я уверена, черт побери, что они помнят, как заканчивался аудит на предприятиях Лерберга. Сейчас я выругалась. Смотри Третью книгу Моисея, 24: 15–16.

– По-твоему, редакция функционирует столь же хорошо, как и целая община? – поинтересовался Вальтер.

– Мы уезжаем сейчас, – сказала Анника.

Я не могу дышать самостоятельно, не в состоянии обеспечивать себя кислородом без посторонней помощи. Мир перестал существовать, когда умерла мама, своим последним вздохом она забрала весь годный для дыхания воздух во вселенной. Я осталась одна в пустоте, летела вниз, в бесконечную пропасть, на дне которой меня поджидали дикие звери, мне приходилось стараться изо всех сил, чтобы остановить падение. Я кричу, обращаясь ко всем, кто услышит мой тихий голос, я готова делать что угодно – что угодно! – лишь бы спастись. Свобода – ничто, дайте мне, за что зацепиться, я плачу любую цену.

Анника повернула в сторону Солсидана. Под колесами захрустел мелкий гравий, которым посыпали дороги зимой. Частный предприниматель, выигравший конкурс на данную услугу, так до сих пор и не удосужился убрать его с улицы.

Вальтер неотрывно таращился наружу через окно.

– Я думал, здесь шикарные виллы, – сказал он с нотками разочарования.

Дома вдоль дороги, по которой они ехали, представляли собой, главным образом, классические коттеджи 70-х годов с запредельно большими крышами, и все из-за каких-то странных строительных норм, действовавших в ту пору, когда Анника еще была совсем маленькой.

– Успокойся, Вальтер, – сказала она. – шикарные виллы впереди.

Минуту спустя перед ними и в самом деле появились более солидные постройки с многостекольными окнами и эркерами, живыми изгородями и бетонными фундаментами, гравиевыми дорожками и ухоженными газонами. Церковь Крещения Господня и школа, Корпус морских скаутов и Эрставикский бассейн.

– От его смерти прежде всего выигрывают деньги, – задумчиво произнес Вальтер.

– Стоит прислушаться к мнению молодого наследника Веннергренов, – пошутила Анника.

Далее пошел лес. Силвервеген неотступно следовала за связывавшей Сальтшёбаден со Стокгольмом железной дорогой на равном расстоянии от нее. Здесь постройки были уже не столь впечатляющими, небольшие в стиле 30-х годов дома из дерева и кирпича. Они миновали станцию, ярко покрашенное здание, которое навело Аннику на мысли о Тироле. Там имелись бистро и гриль-бар. Маленький голубой поезд стоял у перрона в ожидании пассажиров.

Дом номер 48 представлял собой явно недавно построенный коттедж современной архитектуры. Анника вышла из машины и повернулась лицом к ветру. Она прищурилась и в самом конце Силвервеген у разворотной площадки увидела маленькое семейное гнездо Лербергов.

– Прихвати штатив с заднего сиденья, – попросила она Вальтера и направилась к входу.

Анника проигнорировала звонок и осторожно постучала по входной двери: трехлетний ребенок ведь мог спать. Тереза открыла всего через секунду, она, вероятно, стояла внутри наготове.

– Добро пожаловать, – произнесла она тихим голосом и крепко пожала Аннике руку. – Странное дело с этими детьми, они как будто чувствуют, когда что-то готовится. Мне стоило огромного труда заставить Себастьяна заснуть…

Анника шагнула внутрь и обнаружила, что в доме нет никакой прихожей. Весь первый этаж, похоже, представлял собой единое помещение. Здесь негде было повесить верхнюю одежду. Анника скинула с ног испачканную грязью обувь, поставила ее у стены и шагнула на блестящий каменный пол. Холод сразу же проник сквозь ее влажные носки и стал подниматься к икрам ног. Она огляделась, стараясь не выказывать своего любопытства. Расположенная вдалеке, у кухонного отсека, лестница вела на второй этаж, откуда долетали звуки включенного телевизора – кто-то смотрел детский канал. А рядом с ней стоял лакированный дубовый обеденный гарнитур изысканной формы, идеальный вариант для представителей среднего класса. Стены занимали книжные полки своеобразной формы, не содержавшие никаких книг, такие Анника раньше видела в каком-то посвященном дизайну интерьеров журнале.

– Я позвонила нескольким подругам, – сказала Тереза, – они знают Лербергов немного лучше.

Она указала рукой в другой конец помещения. Две женщины поднялись с диванов и подошли к ним.

– Это Сабина и Ловиса…

Анника постаралась скрыть нахлынувшее на нее раздражение. Групповое интервью всегда было труднее, чем разговор наедине. Его участники обычно больше болтали между собой, чем отвечали на вопросы. Она улыбнулась немного напряженно.

Рукопожатия Сабины и Ловисы оказались столь же крепкими, как и у Терезы. У обеих ногти украшал французский маникюр. Анника заметила, что все три женщины были в домашних тапочках, только она и Вальтер стояли босиком.

– Это происшествие представляется совершенно невероятным, – сказала Сабина. – Как такое могло произойти здесь, в Солсидане, просто не укладывается в голове…

Три подруги были удивительно похожи, все как на подбор соответствовали эталону состоятельных тридцатилетних дамочек: отбеленные до блеска волосы, хорошо тренированное тело, темные наряды известных фирм.

– Мы расположимся на диванах, – предложила Тереза. – Не хотите кофе?

– Спасибо, с удовольствием, – кивнул Вальтер.

– Было бы замечательно, – поддержала его Анника.

Тереза улыбнулась им обоим и направилась к кухонному отсеку в другой конец помещения.

Диванов было два, они стояли повернутые друг к другу, между ними – лакированный дубовый столик и по бокам от него два кресла в том же стиле.

– Вы не против, если мы будем снимать? – спросила Анника. – Это для нашей интернет-версии.

Сабина выпрямилась и поправила волосы, в то время как Ловису, судя по ее виду, явно одолевали сомнения.

– Я, право, не знаю, – пожала она плечами и скосилась на стоявшую около кофейного аппарата Терезу.

– Я не могу гарантировать, что мы вообще выложим это, все зависит от того, как будет выглядеть сюжет в разделе новостей, – объяснила Анника, тогда Ловиса опустила взгляд и больше не произнесла ни слова.

– Жуткое дело, если подобное случается так близко, – сказала Сабина и поправила пуговицы на своей графитово-серой кашемировой кофте. – Мы же соседи, стали общаться, когда дети родились, а если есть что-то общее, возникает некая связь, остающаяся навсегда…

Анника передала камеру Вальтеру:

– Не хочешь поснимать?

Парень выглядел испуганным.

– Но я никогда…

– Держи ее неподвижно, автофокус сам наведет резкость. Не дергай, ею нельзя снимать в движении.

Совместными усилиями они установили штатив и намертво закрепили на нем камеру. И закончили как раз, ко гда Тереза принесла поднос с кофе.

– Булочки остались с утра, но еще свежие.

Хозяйка поставила на стол чашки и тарелку с выпечкой.

Кофе оказался крепким и вкусным, настоящий эспрессо.

– Я могу понять твою реакцию. – Анника поставила на стол свою пустую чашку и посмотрела на Сабину. – Ваши соседи стали жертвой ужасно неприятного преступления, и явно совершенно необъяснимого. Какие мысли возникают у тебя сейчас, у тебя и твоих близких?

Анника надеялась, что собеседница повторит сказанное ею до того, как включили камеру, и Сабина поняла, чего от нее ждали. Она захлопала глазами и не удержалась от соблазна скоситься на объектив.

– Все это представляется совершенно невероятным, – сказала она. – Как такое могло произойти здесь, в Солсидане, просто в голове не укладывается… Жуткое дело, если подобное случается так близко. Мы же соседи, стали общаться, когда дети родились, а если есть что-то общее, возникает некая связь, остающаяся навсегда…

Анника улыбнулась: фантастика, Сабина наверняка отрабатывала эту реплику перед зеркалом.

– У нас же дети появились на свет почти одновременно, мой Леопольд и их Исак, с разницей всего в несколько недель…

Далее Сабина в деталях поведала про свои первые роды. Анника терпеливо слушала.

– Можешь описать семейство Лерберг, как хорошо ты их знаешь? – спросила она, как только дождалась паузы.

Сабина провела рукой по волосам, поправила несколько локонов.

– Они невероятно… дотошные. Взять хотя бы вечеринки. У них все очень хорошо распланировано. Все сочетается, от пригласительных до сервировки и размещения за столом. У Норы всегда придумана какая-то тема, это может быть цвет, или время года, или песня, или стиль одежды…

– Они часто устраивали вечеринки?

– Да не сказать, чтобы слишком часто… Держатся немного особняком. Нора невероятно занята по дому, она готовит и варит варенье, и делает соки, и вяжет, и занимается…

– Где она может быть? Она, по-твоему, исчезла добровольно?

Настроение в комнате изменилось, напряжение резко скакнуло вверх. У Сабины расширились глаза, мысль о том, что с Норой действительно приключилось нечто трагическое, явно не приходила ей в голову раньше.

– Да… какой ужас.

Она не сказала больше ничего, и Анника посмотрела на Терезу:

– А ты как думаешь?

Тереза сидела совершенно неподвижно.

– Я не знаю, – сказала она. – Я думала о Норе с тех пор, как услышала обо всем вчера утром. Она… серьезная. Стеснительная, пожалуй. Мы обычно встречаемся на церковных занятиях для детей по утрам, наши с Норой дети не ходят в детский сад…

Анника сделала пометку у себя в блокноте.

– О чем вы обычно разговариваете?

Тереза сглотнула комок в горле:

– По-моему, Нора особенно много не общается ни с кем из других мам. Она, главным образом, занимается своими детьми и аудиокнигами.

– Аудиокнигами? – переспросила Анника.

Тереза отставила чашку в сторону.

– Это немного странно, – продолжила она. – Нора постоянно слушает аудиокниги. Скачивает их в мобильник. Однажды я спросила, не хочет ли она обсудить книги с нами, поделиться своими впечатлениями, но она ответила, что у нее, к сожалению, нет времени на книги…

Анника замерла с ручкой в руке.

К Сабине вернулся дар речи, и она резко подалась вперед:

– Я понимаю, о чем ты. Нора говорит такие странные вещи. Я однажды спросила, нет ли у нее желания поучаствовать в наших совместных кулинарных упражнениях по средам вечером, и она отказалась под тем предлогом, что пошла на йогу… хотя ничего подобного не делала. Моя знакомая Беттан проводит занятия по йоге.

За столом снова воцарилась тишина. Анника могла слышать жужжание маленького вентилятора видеокамеры. Это никуда не годилось. Она повернулась к третьей женщине, Ловисе:

– А насколько хорошо ты знакома с семейством Лерберг?

Молодая женщина машинально убрала волосы за ухо.

– Я не знаю Ингемара, но Нора училась в школе в одном классе с моей младшей сестрой, в Густавсберге. Она бывала у нас дома. – Волосы снова упали ей на лицо. Ловиса вернула их на место и опустила глаза. – Я жалела Нору, – добавила она тихо.

– И почему же? – спросила Анника.

Ловиса колебалась какое-то мгновение.

– Она заикалась.

– В самом деле? – спросила Сабина удивленно.

Ловиса взяла булочку и откусила от нее маленький кусочек.

– Она с помощью тренировок избавилась от заикания, – пояснила Ловиса. – И сейчас его совсем незаметно.

Сабина выглядела по-настоящему ошарашенной.

– Но почему ты никогда не рассказывала об этом?

– Мы потом переехали в Салтис, и я встретилась с ней только здесь.

Ловиса откинулась на спинку дивана и скрестила ноги, явно готовая к новым вопросам. Анника внимательно посмотрела на эту молодую женщину. Она была такая же худая блондинка, как и другие, с кольцом, в котором сверкал крупный бриллиант, на безымянном пальце левой руки и, судя по всему, с настоящим «ролексом» на запястье.

– Вы общаетесь сейчас?

– Очень редко.

– Где, по-твоему, она может быть?

Ловиса теребила пальцами мочку уха, что выдавало волнение.

– Понятия не имею. Что мы, собственно, знаем о других?

Сабина заерзала на своем месте, возможно, ей не нравилась сама мысль, что она не в курсе событий жизни соседей.

Анника зашла с другой стороны.

– Кому-нибудь из вас известно, как она познакомилась со своим мужем Ингемаром?

– У них ведь ужасно большая разница в возрасте, – вставила Сабина. – Он вроде бы на двадцать лет ее старше.

– На восемнадцать, – уточнила Тереза и впилась зубами в булочку.

– Нора была молодой, когда они поженились, не так ли? – спросила Анника. – Еще совсем юной?

Никто ничего не сказал, но Анника знала ответ. Нора и Ингемар поженились в тот год, когда Норе исполнилось девятнадцать, 25 мая, как раз в период избирательной кампании Ингемара в риксдаг.

– Значит, дети семейства Лерберг не ходят в детский сад, – констатировала она, меняя тему. – Нора где-то работает?

– Нет, – ответила Сабина, – ведь ее муж политик, христианский демократ. По его мнению, жена должна быть прикована к плите, рожать детей и заботиться о доме и муже.

Терезу явно задели ее слова.

– Человек может сам решить, находиться ему дома с детьми или нет, – сказала она.

Сабина потянулась.

– Само собой, – кивнула она. – Я определенно за свободу выбора внутри семьи, но, на мой взгляд, странно, когда современные люди отказываются от возможности развиваться.

У Терезы выступил на щеках румянец.

– Все хотели бы, пожалуй, иметь двух филиппинок, живущих в подвале, которые прибирают и стирают.

Сейчас пришла очередь Сабины возмутиться:

– Тебе не нравится, как я живу?

Анника почувствовала, что пришло время заканчивать интервью.

– Вальтер, – сказала она, – ты не мог бы взять крупным планом каждую из нас, чтобы был материал для монтажа?

Женщины сидели на диванах еще минуту, пока Вальтер снимал их.

Потом Анника встала:

– Не буду отнимать у вас время. Огромное спасибо за возможность увидеться.

Вальтер выключил камеру. Сабина встала с дивана.

– Жаль, что ты не смогла встретиться с нашими семьями, – сказала она, – но, пожалуй, нам еще представится такой случай.

Анника почувствовала, что ее улыбка становится все более натянутой. Она быстро убрала в сумку ручку и блокнот, упаковала видеокамеру и штатив, а потом обменялась рукопожатием со всеми, и они с Вальтером ушли, оставив женщин стоять с внутренней стороны двери на холодном каменном полу в домашней обуви. И на пути к машине Анника спиной чувствовала их взгляды.

– Боже мой, – сказал Вальтер, когда они ехали обратно по Силвервеген. – И что мы сделаем из этого?

– Есть несколько приличных цитат, которые можно смонтировать.

– Ты имеешь в виду клише? «Как такое могло случиться? »

Анника слабо улыбнулась ему:

– Ты быстро учишься.

Она выловила блокнот из сумки и протянула Вальтеру:

– Офис «Моберг и Моберг» находится у нас на пути. Можешь забить его адрес в навигатор?

Вальтер с большой энергией взялся за дело, но даже энтузиазм не помог ему справиться со сложным редакционным прибором. В конечном счете Аннике пришлось припарковаться на автобусной остановке и выяснить дорогу, забив адрес в карту на своем мобильном телефоне.

Потом она набрала номер коммутатора, получила сообщение, что офис открыт до 17. 00, и снова выехала на автостраду.

– Зачем нам надо заезжать туда? – поинтересовался Вальтер. – Чтобы взглянуть на старую бухгалтерию Ингемара Лерберга?

– Не только, – ответила Анника. – Я хочу знать, действительно ли Ингемар мошенничал с налогами.

Дождь прекратился, но брызги из-под колес двигавшихся впереди автомобилей периодически обрушивались на их ветровое стекло. Анника включила дворники. Жидкость для омывания стекол, как оказалось, закончилась, и от дворников было мало пользы, они лишь размазывали коричневую грязь по стеклу. Она сбросила скорость.

– И старую бухгалтерию тоже нельзя недооценивать. Последнее банкротство Лерберга случилось почти в тот же год, когда он получил место в риксдаге. Если он вел дела с саудовскими нефтяными шейхами, одновременно внося предложение о торговом эмбарго в отношении Саудовской Аравии, это же довольно интересно, не так ли?

Вальтер смотрел наружу через боковое стекло.

– Он же все равно должен прокомментировать подобное, прежде чем мы напишем, – сказал он.

– Естественно, – согласилась Анника.

– Если, конечно, выживет, – сказал Вальтер.

Анника вздохнула.

По краю дороги росли молодые деревца, тоненькие березки и вербы, по-видимому посаженные несколько недель назад. За ними мелькали торговые склады, авторемонтные мастерские, питомники с саженцами, линии электропередач. Они миновали Фисксетру, бесконечные ряды бетонных домов, нагромождавшихся друг на друга, виадук с рекламой художника, который устраивал выставку в галерее Сальтшёбадена. Вальтер долго молча таращился в окно, прежде чем снова повернулся к Аннике.

– А разве не требуется известить близких до того, как обнародуется имя жертвы преступления? – спросил практикант. – Его жена ведь еще не в курсе, никто не знает, где она находится…

Анника бросила взгляд в зеркало заднего вида и перестроилась в правый ряд.

– Ситуации бывают разные, – сказала она. – И нет готового решения на все случаи жизни, о чем остается только сожалеть. В противном случае было бы гораздо легче.

– Но в данном случае ведь все как на ладони, – возразил Вальтер. – Жена ничего не знает, но мы все равно публикуем имя и фотографию жертвы. Это же противоречит правилам журналистской этики?

Их обогнал грузовик, обрушив стену воды им на ветровое стекло, она смыла прежнюю грязь.

– Местные газеты в Наке выложили сообщение о случившемся вместе с именем и фотографией пострадавшего на своих сайтах одновременно с тем, как Лерберга увезли на «скорой», – напомнила Анника. – Его соседи и сотрудники тоже успели высказаться. То есть практически все вокруг него уже знали о произошедшем, когда наша публикация увидела свет. Было бы странно, если бы мы замолчали его имя в такой ситуации, словно напуская туману.

Она включила правый поворотник и выехала на главную магистраль в направлении Стокгольма.

– Но в любом случае все не так просто, – стоял на своем Вальтер. – Его ведь почти убили.

Прорубленная в горе автострада продолжилась между гранитных стен, отгороженных от нее деревянными заборами. Анника подумала о женщинах, с которыми они встречались в Солсидане, о большом доме с холодным как лед полом, обо всех усилиях, потраченных на покраску волос, булочки и сочетавшиеся с мягкой мебелью занавески. Когда-то она читала об одном научном исследовании, где констатировалось, что, конечно, можно купить себе более высокое качество жизни, но только в трех специфических случаях: еда, путешествия/впечатления и благотворительность/подарки. Следовательно, там, где дело касалось возможностей поесть, обогатиться новыми знаниями и одаривать других. Ради чего тогда все так отчаянно старались во всем превзойти других? Может, ученые ошибались? Почему иначе были так важны диваны и ногти?

– По-твоему, вечерние газеты отживают свой век? – спросил Вальтер неожиданно.

Анника скосилась на него.

– Ты имеешь в виду печатные средства массовой информации вообще?

– Какое-то время назад их существование оправдывали журналистскими расследованиями, но данную роль почти переняли на себя документальные фильмы и документальная проза.

– Хотя это же мы сами обращаем внимание публики на подобные книги и фильмы. Благодаря признанным средствам массовой информации их авторы всплывают на поверхность.

– Бедные свободные художники и низкооплачиваемые киношники трудятся годами над своим разоблачением, а потом вечерние газеты пишут статью и забирают все лавры себе. И кто здесь тогда загребает жар чужими руками?

Анника не смогла сдержать улыбку:

– Ты уверен, что выбрал правильное место для практики?

Парень с мрачной миной созерцал пейзаж за окном. Анника сбросила скорость, свернула в направлении Хаммарбюхамнена и наклонилась вперед к грязному ветровому стеклу.

– И что ты думаешь об этом?

Офис находился в Сёдра-Хаммарбюхамнене, но не в недавно построенном жилом районе, а по соседству со старой фабрикой по производству ламп накаливания в промышленной части. Аудиторское бюро «Моберг и Моберг» располагалось на первом этаже трехэтажного здания, судя по стилю воздвигнутого где-то в 70-х годах прошлого столетия. Им открыла секретарша с губной помадой на зубах.

– Роберта, к сожалению, нет на месте, – сообщила она с таким видом, словно собиралась закрыть перед их носом дверь.

– Нас вполне устроит Хенрик, – сказала Анника и шагнула внутрь. Женщине пришлось уступить ей дорогу.

Офис располагался в обычной трехкомнатной квартире. В «Моберг и Моберг» явно не вкладывали средства в обстановку, это было ясно уже с первого взгляда. Книжные полки и письменные столы выглядели так, словно сошли с конвейера IКЕА, еще в тот год, когда сам дом только построили.

– Вам назначено?

Анника улыбнулась:

– Это я звонила вам из машины, Анника Бенгтзон. Мы из газеты «Квельспрессен», и у нас есть несколько вопросов к Роберту или Хенрику Мобергу.

Женщина посмотрела назад через плечо:

– Я не знаю, есть ли у аудитора время…

В это самое мгновение Хенрик Моберг вышел из помещения, вероятно служившего в качестве одной из спален. Он был высокий и крупный, в пиджаке и застегнутой на все пуговицы рубашке, и, судя по его мине, не слишком обрадовался их визиту.

– Что я могу сделать для вас? – спросил он коротко, когда они обменивались рукопожатиями.

– У нас есть несколько вопросов относительно одного из ваших клиентов, Ингемара Лерберга, и его фирм, – объяснила Анника.

– Мы подчиняемся закону «Об общественном доступе и секретности», о чем ты, конечно, прекрасно осведомлена, – сказал аудитор.

Анника внимательно посмотрела на него. Он явно считал ситуацию крайне неприятной, если судить по его помрачневшему лицу и морщинам, проявившимся вокруг рта.

– Прежде всего, меня интересует, чем закончилась ревизия налоговиков, когда они занялись предприятием Ингемара Лерберга семь с половиной лет назад, – продолжила она.

У ее собеседника немного расширились глаза. Именно этого вопроса он явно не ожидал.

– Вот как? – удивился он, и его глаза уменьшились до прежних границ.

– Я не нашла никаких данных на сей счет в архиве массмедиа, – сообщила Анника небрежным тоном.

– Нет ничего странного, – сказал Хенрик Моберг. – Об этом никогда не писали. Я предложил Ингемару выпустить пресс-релиз, когда пришел ответ, но он не захотел. «Они в любом случае извратят все так, что я предстану стопроцентным налоговым мошенником», – заявил он тогда.

– Выходит, его оправдали?

– Он дважды поздно подал отчет по НДС, и его оштрафовали в общей сложности на тысячу крон.

Всего на тысячу, менее двух штрафов за неправильную парковку перед ее подъездом в Сёдермальме. Хотя подобное не играло никакой роли. Ингемар был прав: средства массовой информации превратили бы его проступок в преступление уровня государственной измены. Анника кивнула и улыбнулась:

– Мы хотели бы взглянуть на бухгалтерию его обанкротившихся фирм.

Лицо Хенрика помрачнело еще больше.

– И почему?

Анника продолжила улыбаться:

– Я не обязана рассказывать об этом. Данные документы сейчас общедоступны.

Помощница аудиторов обеспокоенно засуетилась.

– У нас некому сейчас заниматься поисками в архиве, – сказал Хенрик, – но если вы уточните, что вас интересует, мы постараемся изыскать возможности на следующей неделе…

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒