Вторник. 14 мая 2 страница

Шюман вздохнул и решил проверить погоду в Рёдлёгских шхерах.

* * *

Кабинет Нины точно соответствовал всем предрассудкам относительно рабочих мест государственных служащих: тесная, с серо-голубыми занавесками, светлой деревянной мебелью с обивкой из шиннарпа, окном, выходившим во внутренний двор, с коричневой, обшитой железом стеной по другую его сторону. Она делила его с мужчиной по имени Джеспер Ву, с которым еще не встречалась, он сейчас находился на каком-то задании в Азии.

Она поставила спортивную сумку рядом с книжной полкой со своей стороны их общего письменного стола. Даже когда коллега отсутствовал, у нее и мысли не возникло вторгнуться на его территорию, подобное легко входило в привычку, и довольно скоро она могла считать все здесь своим, и тогда ему придется всегда с трудом пробираться на свой собственный стул.

Ее мысли ходили по кругу. Насилие в отношении Лерберга было слишком изощренным. Пытки, специфические методы воздействия были красноречивы и несли в себе какую-то информацию. Нина видела насилие с близкого расстояния еще ребенком, выросла с насилием в качестве инструмента власти, способа защититься, отстоять территорию, но в данном случае речь шла о чем-то ином.

Она открыла свой последний рабочий документ в компьютере.

– Нина Хофман?

Еще один коллега заглянул к ней в кабинет поздороваться и представиться. Очень высокий и худой мужчина в бейсболке. Они обменялись рукопожатиями.

– Добро пожаловать в ГКП.

Его звали Оскар Гилленшельд, он сидел за третьей дверью налево, следователь. Приятно познакомиться, ну, конечно, она может заходить к нему переброситься парой слов. Когда он поковылял дальше в своих сандалиях, у нее на мгновение возникла мысль, не закрыть ли дверь, но в конце концов она отказалась от нее. Подумаешь, кто-то станет заходить, чтобы поприветствовать ее, она вполне могла выдержать это какое-то время.

Нина вернулась к своим записям, подборкам документов и поискам в Интернете.

Пытаться искать изувечивших Лерберга преступников и определить их мотивы, исключительно на основе анализа их действий было на данный момент бесполезно. Люди могли делать с себе подобными что угодно, это она знала из теории и практики. Сама застрелила собственного старшего брата Филиппа, которого боготворила. Ну да, она боялась его, но и обожала тоже – когда он поднимал ее в воздух или давал ей пирожные, оказывалась на десятом небе от счастья.

Нина посмотрела на улицу через окно, поизучала дом с другой стороны двора. В Швеции все было окрашено в тусклые цвета, серый, бежевый и коричневый. Интересно, как другие люди реагировали на это. Она еще хорошо помнила краски из своего детства, яркие и насыщенные, буйная зелень, ослепительно-синий океан, сверкающе-белый свет от высоко-высоко стоявшего в небе солнца.

Она отвела взгляд от коричневой стены, слишком сильно контрастировавшей с разноцветьем из ее детских воспоминаний.

Попыталась оценить имевшиеся в ее распоряжении факты.

Судя по природе насилия, оно играло в данном деле важную роль. Нина, вопреки собственному желанию, прочитала очень много о пытках за последние сутки, вникла во все аспекты столь мрачной области знаний. Причиной пыток могла стать чистая злость, но подобное происходило очень редко. Чаще речь шла о деяниях, выполняемых согласно приказу или, по крайней мере, с одобрения государства. К пыткам прибегали столь же долго, сколь и существовала сама цивилизация, и практиковали их в 75 процентах стран мира.

Факт состоял в том, что большинство людей могло зайти достаточно далеко по приказу свыше или если имелись правовые предпосылки. Нина хорошо помнила, как удивились некоторые из ее однокурсников, когда прочитали об эксперименте Милгрэма, как их взволновал его результат. Они искали объяснение в светлых студенческих аудиториях, пытались найти в своих учебниках что-то, говорившее в пользу варианта «я все равно никогда не согласился бы».

Однако выводы этого исследования, проводившегося в 60-е годы XX столетия в Йельском университете, так никто никогда и не смог опровергнуть. Сорок добровольцев, нормальных, хорошо воспитанных и психологически устойчивых мужчин, получили задание выступать в роли «учителя» во время научного эксперимента, проводимого неким исследователем. От «учителя» требовалось задавать вопросы и наказывать или вознаграждать другого мужчину, «ученика», находившегося в соседней комнате, при помощи разрядов электрического тока.

Довольно скоро «ученики» начинали орать от боли по другую сторону стены. Они кричали, что у них проблемы с сердцем, что они боятся за свою жизнь. Всех «учителей» мучила совесть, но проводивший исследование ученый призывал их не бросать работу, используя одну из предопределенных фраз:

«Пожалуйста, продолжай».

«Эксперимент должен продолжаться».

«Абсолютно необходимо, чтобы ты продолжил».

«У тебя нет выбора, ты должен продолжать».

И 65 процентов «учителей» продолжали мучить своих «учеников», пока не исчерпали все три последние попытки с максимальной величиной заряда в 450 вольт. (На самом деле «учеников» изображали актеры, и они не подвергались воздействию электрического тока, но «учителя» об этом не знали. )

Далее последовало еще несколько экспериментов по всему миру. И число испытуемых, готовых пройти весь путь до конца, оставалось постоянным: от 61 до 66 процентов. Женщины столь же усердно, как и мужчины, применяли заряд максимальной величины, хотя и хуже чувствовали себя, делая это.

Нина снова посмотрела в окно.

Предположим, деяние со стороны властной структуры, но какой? Его пытали основательно, слишком профессионально, чтобы говорить о психопате, неудачном стечении обстоятельств. Государство, разведслужба, позволившая себе напасть на шведского гражданина в демократической стране? Или кто-то под влиянием собственных амбиций присвоивший себе право подменять их, некая организация, не признающая никаких границ?

Нина отодвинула от себя компьютер, встала из-за стола и отошла к месту Джеспера Ву.

Его часть поверхности письменного стола была совершенно чистой, там не лежало ничего, даже ни единой ручки. Прекрасно. Она не любила беспорядка. На его книжной полке находилась обычная справочная литература. Экземпляр Библии специалиста по расследованию убийств, или «Методическое пособие для полицейских по расследованию тяжких насильственных преступлений», как книга, собственно, называлась. Материалы нескольких исследований в отношении международной организованной преступности и дюжина томов на каком-то из азиатских языков, как ей показалось, на китайском, но с таким же успехом это мог быть любой другой из них. Джеспер Ву, само имя, бесспорно, говорило о двойном происхождении. Ей стало интересно, как долго он будет отсутствовать, сколько комната останется исключительно в ее распоряжении.

Нина с удовольствием имела бы собственный кабинет, но, пожалуй, могла рассчитывать на такую привилегию лишь в далеком будущем.

Ее взгляд остановился на одном из исследований. Она прислушалась через открытую дверь, нет ли кого в коридоре, прежде чем потянулась за привлекшим ее внимание документом: «Организованная преступность по всему миру», выпущенным Европейским институтом по предупреждению преступности при Организации Объединенных Наций в Хельсинки.

А потом медленно вернулась на свое место.

Вряд ли ведь с Лербергом разобрались какие-то иностранные шпионы, скорее речь шла о преступных группировках, а таких хватало, только выбирай. Она пробежала глазами по оглавлению. Там была считавшаяся крупнейшей на сегодняшний день итальянская Ндрангета, солнцевская братва – наиболее могущественная криминальная группировка в бывшем Советском Союзе, мексиканские наркокартели Лос-Сетас и Синалоа, колумбийцы, «Пять семей» Нью-Йорка, то есть все самые многочисленные, могущественные и амбициозные.

Она стала листать дальше.

Остановилась на страницах, касавшихся китайцев и их триад. Там нашла подчеркивания и неразборчивые комментарии на полях в тех местах, где Джеспер Ву явно посчитал содержание особенно для себя важным. А не занимается ли он именно этим как раз сейчас? Возможно, даже находится в Китае, обосновавшись там надолго.

Нина посчитала, что комната слишком тесная и без него, сидевшего с другой стороны письменного стола.

– Добро пожаловать в ГКП.

Нина вздрогнула и машинально закрыла материалы с книжной полки соседа по кабинету. Шатенка с волнистыми волосами и широкой улыбкой стояла в дверном проеме. Нина встала со своего места, подошла к ней и поздоровалась. Женщину звали Мария Юханссон, она, как и Нина, работала оперативным аналитиком уже в течение трех лет. Нина постаралась улыбаться как можно естественнее.

Когда коллега ушла, она вернула бумаги на книжную полку Ву. Села перед своим компьютером. Неужели ей предстояло занимать этот стул, пока она не поседеет?

Нина ушла в учебный отпуск из полиции Сёдермальма четыре года назад. Считалось, что, получив диплом, она вернется на свое место инспектора в Катарине, о чем ей за все годы в университете удалось забыть. Когда сотрудница отдела персонала позвонила ей в феврале с целью обсудить дату возвращения, Нина чуть сознание не потеряла. Столь плохо повлияла на нее сама мысль о необходимости сидеть в патрульной машине вместе с Андерссоном. И она уволилась из полиции на следующий день. Устроилась в международную охранную фирму на хорошее место с приличной зарплатой, занималась профилактикой и расследованием внутренних преступлений. А когда сотрудница отдела персонала позвонила снова и спросила, не интересует ли ее работа в Государственной криминальной полиции, она ответила «да» без толики сомнения. Ее тогдашние шефы рассердились, но это уже не имело значения.

Она обратила свой взор к компьютеру.

Почему пытали Лерберга? Хотели что-то узнать? Почему они не убили его?

Поиск в Интернете дал массу совпадений. Она обошла вниманием инквизицию, Пол Пота, Пиночета и остановилась на трактовке ООН понятия пыток: «…Любое действие, причиняющее сильную боль или серьезное физическое или психическое страдание, сознательно применяемое к кому-то с намерением получить информацию или признание от него или от некоего третьего лица или с целью наказать его за деяние, которое он сам или некое третье лицо совершили…»

Наказание, информация или признание.

Три варианта, три мотива для применения пыток, а не обычного грубого насилия. В отношении жертвы или «третьего лица». Пожалуй, наиболее жестокая форма пытки: мучить чью-то вторую половину или детей с целью заставить рассказать, признаться, наказать?

Нина посмотрела на улицу. Дождь зарядил снова. В качестве средства получения информации от пыток было мало толку. Те, у кого действительно имелись серьезные причины молчать, держались дольше всех, невиновные ломались почти сразу и рассказывали всякие небылицы, лишь бы все быстрее для них закончилось.

Почему преступники продолжали пытать его так долго? Поскольку он имел сильную мотивацию и держался или не знал того, что их интересовало?

И где Нора?

Ему никогда прежде не приходилось посещать торговый центр в Орминге. Вряд ли он от этого много потерял. Все шведские комплексы подобного типа строились по одному и тому же принципу, однако данный привлек его внимание из-за особого внешнего вида.

Надземный пешеходный мост вантового типа парил над всей парковочной площадкой. Как замечательно! Восхищенный, он остановился наверху и какое-то время изучал всю конструкцию, пытаясь понять, почему архитектор выбрал именно такое решение. А потом быстрым шагом продолжил путь, довольный тем, что находится здесь и сейчас.

Рекламные щиты наперебой взывали к нему, стоило посмотреть вниз. Они были большими и яркими, в Швеции особо не изощрялись, стараясь привлечь внимание клиентов. В торговом центре «Орминге» можно было купить еду и косметику, посетить зубного врача и парикмахера, получить по рецепту лекарство, приобрести цветы и потренировать свою мускулатуру. Люди могли всю жизнь прожить здесь, не испытывая недостатка ни в чем важном. Многое из попавшего в поле его зрения сейчас говорило за это. Очень пожилой мужчина с ходунками-роляторами на пути к спецтакси, молодая мамаша с кричащим малышом, пожилая дама в лодочках, которые она с любовью сохранила еще с конца 80-х.

Он слышал отдаленный гул, вероятно долетавший с идущей в сторону Стокгольма автострады или производимый каким-либо мощным вентиляционным оборудованием. Он уже не различал такие тонкости, слишком сильно досталось его органам слуха за все годы, и сожалел о потерянной способности, хотя и не видел в этом ничего ужасного. Однако он не заметил никаких скамеек под открытым небом по соседству и, соответственно, никаких представителей теневой стороны общества тоже. И поэтому покинул красивый надземный переход и вошел в торговый центр. На первом этаже располагались кафетерии и бутики с косметикой, а также парикмахерская. Потолок украшал красивый стеклянный купол. Он поднялся на эскалаторе вверх. Там действительно стояло несколько скамеек из светлого дерева, но все они оказались пустыми за исключением одной, оккупированной молодой мамой с коляской и мобильным телефоном возле уха. Она сделала вид, что не замечает его. Он был незнакомцем и потому не интересен для нее, то есть из тех, кого подобные ей предпочитали избегать.

Мужчина в силу привычки внимательно огляделся, его взгляд скользнул по обуви и часам, и витаминам, и замороженным продуктам. Спускаясь на другом эскалаторе, он прочитал на стене: «Не забудьте посетить 2-й этаж. Большой выбор товаров и услуг, персональный подход к каждому». Он кивнул. Стоило заглянуть туда. И он всегда выбирал персональный подход, если ему предоставлялась такая возможность.

Он задержался на мгновение. Сфокусировался на дыхании, это позволяло не уходить от реальности, заставляло постоянно находиться здесь и сейчас.

Хотя вообще-то он был в другом месте.

В данное мгновение он или, точнее, его полный дубликат занимался оценкой лесного проекта на севере в Стурумане, где лесозаготовки пока шли с небольшими трудностями. Его присутствие могли подтвердить четыре свидетеля, а также счет за кофе, минеральную воду и пять свежеиспеченных венских булочек.

Перед гриль-баром он на несколько секунд остановился, мучимый сомнениями. От запаха мяса у него разыгрался аппетит. Но потом поспешил вверх по бетонной лестнице в направлении приходского дома Церкви Швеции, особо не надеясь найти там искомое, но исключительно в силу привычки проверять все возможные варианты. И там ему наконец повезло.

Приходской дом находился совсем рядом с магазином по продаже алкоголя, и на скамейках, предназначенных для отдыха верующих, уже собралась вся компания. Как практично: им требовалось переместиться всего на несколько метров, и они уже могли начинать пить.

Он подошел к ним, извлек из кармана бутылку финской водки и спросил на певучем норландском диалекте, может ли угостить их.

И тридцать секунд спустя его приняли в компанию.

Анника положила ноги на письменный стол и съела покупной салат из овощей, которые, прежде чем попасть в него, пересекли весь земной шар и имели соответствующий вкус. Вальтер убежал куда-то на улицу купить гамбургер, и Анника, воспользовавшись случаем, связалась по скайпу с Берит. Та сидела в номере норвежского отеля и, болтая с ней, одновременно что-то печатала, ее камера смотрела немного наискось, и Анника видела только кусок стены и волосы подруги.

– Сегодня я взяла интервью у одной девицы из Норчёпинга, филолога с высшим образованием, переехавшей в Осло полгода назад, – сказала Берит. – Она по восемь часов в день сидит на фабрике по переработке фруктов и чистит бананы.

Более ста тысяч шведов трудились в Норвегии, большинство из них выполняли работу, от которой отказывались сами норвежцы, и Берит требовалось написать серию статей об этих новых аутсайдерах шведского общества.

– Муж моей сестренки там и уже неделю ищет работу, – сообщила Анника. – Я сомневаюсь, что ему удастся пристроиться даже чистильщиком бананов.

– Мне, пожалуй, стоит поговорить с ним относительно его планов и амбиций, – сказала Берит.

– Это будет короткое интервью, – предупредила ее Анника.

Торе из охраны неожиданно появился около ее письменного стола с сердитой миной. Он выглядел настолько мрачным, что Анника заподозрила его в личном знакомстве со своим зятем.

– К тебе посетительница, – сообщил он.

– Кто именно и что ей надо?

– Какая-то Марианна Берг, по ее словам, ей нужно поговорить с тобой.

Берит задела свою камеру, та сместилась, и Анника теперь видела ее подбородок, руки и грудь.

– Это христианско-демократическая баба, с которой я встречалась вчера, – объяснила она Берит и в то же самое мгновение поняла, что Марианна Берг-Хольмлунд ворвалась в редакцию вслед за Торе и сейчас стояла позади него.

– Мне надо идти, – сказала Анника, отключила Берит и поднялась поздороваться.

Торе вздохнул, повернулся и направился на свое место за стойкой охраны.

– Да, христианско-демократическая баба, – констатировала Марианна Берг-Хольмлунд, и Анника почувствовала, как у нее покраснели щеки.

Она все узнала о ней после первой встречи. Дамочка оказалась членом правления христианских демократов, президиума Европейской народной партии и муниципального совета Стокгольма.

– Ты, похоже, единственная женщина среди христианско-демократических мужиков. – Анника жестом предложила посетительнице расположиться на месте Берит. – Чем могу тебе помочь?

Женщина осторожно села, теребя пальцами сумочку, многоцветную, с лейблом «Луи Вуттон» и настолько вульгарную, что вполне могла оказаться фирменной.

– Я хотела бы поговорить об Ингемаре. Многих из нас по-настоящему потрясло случившееся.

Анника задумчиво посмотрела на женщину, ее явно мучили угрызения совести.

– Что ты имеешь в виду? Кто-то из твоих товарищей по партии не был искренним вчера?

Марианна Берг-Хольмлунд достала из сумочки носовой платок и зажала его между пальцами.

– Я не знаю, как объяснить… Но мои партийные друзья… они не знают Ингемара.

Анника обратила внимание, что ее гостья старательно избегала использовать принятый у левых термин «товарищи по партии». Она достала блокнот и ручку.

– Они говорят о нем так, словно хорошо его знали, – продолжала женщина, и у нее заблестели глаза. – Словно он был им небезразличен. А на самом деле и понятия не имеют… у них нет никакого сочувствия… – Она громко высморкалась.

– Ты имеешь в виду отставку Ингемара? – поинтересовалась Анника.

Женщина кивнула.

– И знаешь что… Тебе обязательно рассказывать о моем визите сюда? Могу я сохранить анонимность?

Анника быстро огляделась. Марианна Берг-Хольмлунд сидела в центре редакционного помещения самой крупной шведской вечерней газеты (по крайней мере, с точки зрения бумажного тиража), разговаривала с репортером и верила, что этого никто не заметит?

– Если хочешь передать мне сведения в качестве анонимного источника, то, естественно, можешь сделать это. Я никогда никому не скажу, о чем ты поведала мне. Однако не могу гарантировать, что опубликую твои данные.

Марианна Берг-Хольмлунд кивнула снова и сделала глубокий вдох.

– Они теперь притворяются, будто поддерживают Ингемара, но мне известно, что они позвонили в газеты. Ингемар – блестящий политик, он невероятно талантлив от природы и стал угрозой партийному руководству. Они хотели избавиться от него, мне это доподлинно известно… Лицемерие – вот как это называется. Совершенно аморальное поведение. Ударить человека в спину, а потом спрятаться в тень.

Анника внимательно посмотрела на собеседницу:

– Тебе это точно известно, или ты просто так думаешь?

Посетительница крепче вцепилась в свою сумочку.

– Партийное руководство совсем ничего не знает об Ингемаре. Это даже глупо немного… – Сейчас она чуть ли не улыбалась. – Например, относительно его деловых качеств. Ингемар – отличный человек и политик от Бога, но он всегда был плохим бизнесменом. Как ему удалось удержать свою фирму на плаву, абсолютно непонятно.

Анника сделала пометку у себя в блокноте и заметила уголком глаза, как в редакцию вошел Вальтер. Он остановился в десятке метров от них, не зная, где ему притулиться. Марианна Берг-Хольмлунд вздохнула и вытерла платком щеки.

– Я сказала бы, что Ингемар – единственный, кто способен проводить политику партии в правильном направлении, – добавила она.

Анника немного покачалась на стуле.

– То есть ты симпатизируешь ему, чисто из политических соображений? – спросила она.

Женщина энергично закивала:

– Абсолютно. Я вхожу в состав компактной и крепко спаянной группы, которая очень высоко ценит его взгляды.

– Значит, по-твоему, гомосексуальность – страшный грех?

Марианна Берг-Хольмлунд остолбенела.

– Не я так считаю, это написано в Библии.

Анника отложила блокнот и ручку в сторону и потянулась к своему компьютеру, запустила поиск в Интернете.

– Другой большой грех состоит в том, чтобы есть ракообразных. Так написано в Третьей книге Моисея, 10: 11. Что, по-твоему, хуже – гомосексуальность или раки?

Она подняла глаза на Марианну Берг-Хольмлунд. Женщина громко вздохнула.

– Извини, если задерживаюсь на этом, – сказала Анника, – но, на мой взгляд, ссылки на Библию по политическим моментам весьма интересны. В Третьей книге Моисея, 25: 44 написано, что можно владеть рабами и рабынями из земель вокруг нас… Скажи мне, что, по-твоему, имеется в виду? Норвегия, Финляндия или, пожалуй, ЕС?

– Легко смеяться над Священным Писанием, – парировала Марианна Берг-Хольмлунд. – Ты не первая делаешь это.

Анника едва заметно улыбнулась и отодвинула в сторону компьютер.

– Значит, ты считаешь, что ваши товарищи по партии несправедливо обошлись с Ингемаром? – поинтересовалась она.

Вопрос не застал ее гостью врасплох.

– Вы писали под огромными заголовками на тему обвинений против него, но ничего о том, что его оправдали целиком и полностью, – ответила она.

Анника приподняла брови.

– Неужели? – удивилась она. – Я ничего не читала об этом.

– Уж поверь мне.

– Но если он был абсолютно невиновен, почему подал в отставку?

Марианна Берг-Хольмлунд презрительно дернула головой:

– Не так легко противостоять, когда толпа давит на тебя и кричит «уходи».

– Итак, чего ты от меня хочешь? – спросила Анника. – Чтобы я написала, будто мы ошибались? И Ингемар стал жертвой заговора товарищей по партии?

Женщина обожгла Аннику взглядом:

– Сначала вы разрушили его политические амбиции. Теперь кто-то покалечил его тело. Я хочу, чтобы кто-нибудь из вас ответил за содеянное.

Марианна Берг-Хольмлунд поднялась со стула и направилась к выходу. Вальтер смотрел на нее большими глазами, когда она проходила мимо.

– И о чем шла речь? – спросил он Аннику немного испуганно.

Она посмотрела вслед уходившей женщине.

– Внутриполитические интриги в Христианско-демократической партии, – сказала она. – Мадам продала своих партийных друзей, поскольку они продали ее партийного друга. И злится по поводу того, что мы писали о его мошенничестве с налогами.

Вальтер сел на место Берит.

– Но как же тогда Библия? Ты христианка?

Анника повернула компьютер так, чтобы он мог видеть экран.

– Это классические аргументы. Есть множество вариантов в Сети. Аарон Соркин использовал их в одной из частей сериала «Западное крыло», хватает примеров и в социальных медиа. – Анника снова подтянула к себе компьютер. – Согласно Второй книге Моисея, 35: 2, мы должны убивать всех, кто работает по воскресеньям. А в Пятой книге Моисея, 21: 18–21 сказано: когда дети высказываются против своих родителей, их надо забить камнями у городских ворот. – Анника подняла глаза на Вальтера. – По-твоему, подобное должно происходить именно там? Разве нельзя с таким же успехом делать это дома в саду?

Вальтер хихикнул.

– На эту тему можно говорить бесконечно, – улыбнулась в ответ Анника. – Если человек идет в парикмахерскую, подстригается и подравнивает бороду, то он совершает грех согласно Третьей книге Моисея, 19: 27. Если кто-то сквернословит, вся община должна забить его камнями до смерти, Третья книга Моисея, 24: 15–16. А вот мое любимое, послушай: «Если кто-то продаст дочь свою в рабыни, то она не может выйти, как выходят рабы». Вторая книга Моисея, 21: 7. – Анника задумчиво посмотрела на практиканта. – Хотя она упомянула несколько фактов, которые стоит проверить… Вас учили, как добраться до информации о шведских фирмах?

В то время как Вальтер искал данные о бизнес-деятельности Ингемара Лерберга, Анника усердно занималась историей с отставкой партийного лидера.

А вдруг дамочка действительно была права?

Она просмотрела результаты поиска по теме «ингемар лерберг налоги».

Первые публикации о налоговом мошенничестве Ингемара Лерберга появились в ноябре семь с половиной лет назад. Несколько средств массовой информации, похоже, получили доступ к этим данным одновременно: оба крупных таблоида, «Моргонтиднинген» и «Телевидение Швеции». От «Квельспрессен» в роли обличителя выступил Хеландер. И его материал пошел под большим и жирным заголовком:

«Топовый политик в сетях налоговой облавы»

Секретарь партии: «Мы очень серьезно относимся к любым формам преступной деятельности».

Анника пробежала глазами текст, прочитала заключавшееся между строчек, попыталась понять, что пряталось за странной формулировкой. Смысл «налоговой облавы» заключался в том, что соответствующий департамент затребовал бухгалтерию Лерберга для аудита, а подобное время от времени случалось с большинством фирм.

Партийного секретаря наверняка процитировали слово в слово, но он говорил не об Ингемаре Лерберге, а просто высказался о том, как партия относится к преступной деятельности, то есть «серьезно». А как он иначе ответил бы? «Мы сквозь пальцы смотрим на любые формы преступной деятельности»?

Никто из партийного руководства, судя по всему, специально не выражался по поводу Лерберга – ни за, ни против.

На второй день средства массмедиа подавали ту же тему также вполне предсказуемым образом:

«На топового политика завели дело – прокурор изучает налоговую аферу».

Для читателя судьба Ингемара Лерберга была предрешена, ему явно предстояло отправиться в тюрьму на долгий срок. Почему он еще не покинул свое место в риксдаге, оставалось непонятным.

Однако, призадумавшись, Анника пришла к выводу, что ни о чем таком речь не шла. Судя по тексту, на Лерберга заявил некий возмущенный гражданин, сам толком не будучи в курсе событий, Честный Налогоплательщик, считавший пределом наглости, что всякие шишки постоянно жульничают, наживаясь за счет простых людей. Прокурору просто требовалось разобраться, надо ли вообще начинать расследование.

Анника снова обратилась к своему компьютеру.

Третий день принес с собой абсолютно правильное в драматургическом смысле продолжение истории Лерберга.

«Топовый политик сам пишет о своем налоговом мошенничестве».

Ингемар Лерберг ответил на предъявленные ему обвинения собственноручно написанным текстом, который опубликовала «Квельспрессен». Как и у большинства других подвергнутых гонениям людей, его отповедь получилась слишком длинной и обстоятельной, больше напоминавшей обычное брюзжание обиженного человека, в результате чего автора скорее восприняли как виновного. Он вдавался в малейшие детали столь тщательно, что ситуация выглядела непонятной и неинтересной, а все аргументы представлялись обычными отговорками.

На четвертый день вся история о налоговой афере Ингемара Лерберга закончилась вполне ожидаемо: политик ушел в отставку и сразу же покинул свое место в риксдаге.

Анника вздохнула: неужели власти предержащие так никогда и не научатся правильно вести себя со средствами массовой информации? Она откинулась на спинку стула и увидела, что Вальтер сосредоточил внимание на экране собственного компьютера.

К завтрашнему дню ей требовалось больше узнать об исчезнувшей жене политика Норе. Статьи о том, что Нору разыскивает полиция, и с последней информацией о состоянии супруга уже были готовы и выложены в Интернет. Ингемар Лерберг по-прежнему не пришел в сознание, а местонахождение Норы оставалось неизвестным. Анника собиралась по возможности дополнить статьи новыми данными перед уходом домой, также следовало найти что-то более аппетитное для завтрашней бумажной версии. Заботу о детях Лерберга взяла на себя его сестра Кристина, но она отказывалась разговаривать. Анника уже дважды звонила ей и во втором случае нарвалась на откровенную грубость. Неужели до журналистки не доходит, не стесняясь в выражениях, выговорила ей сестра Лерберга, что она ждет новостей об Ингемаре и Норе и только поэтому не может отключить телефон, и ей приходится отвечать на звонки безответственных людей. Анника отнимает время и силы, которых требовалось немало при столь тяжелых обстоятельствах. И вообще блокирует линию, и поэтому даже по-настоящему важные известия никто не сможет ей сообщить…

Анника набросала короткий текст о мучительных ожиданиях родственников, где процитировала Кристину Лерберг, но на том все и застопорилось. Проблема состояла в том, что о Норе было очень мало данных в открытом доступе. Она несколько раз упоминалась в средствах массовой информации в связи с личной избирательной кампанией Ингемара Лерберга восемь лет назад, но потом явно не принимала никакого участия в политической жизни мужа. Она, похоже, нигде не работала, не числилась ни в каких общественных организациях или клубах по интересам и не имела странички на «Фейсбуке». Не вела никакого блога под собственным именем и не отметилась участием ни в каких интернет-дебатах.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒