|
|||
Примечания 13 страницаОсвежившись, Афродити решила пройтись. Как и Саввасу, ей не терпелось посмотреть, что происходит в Никосии. Она захлопнула дверь, положила ключ под коврик, зная, что муж будет искать его там, и тихонько вышла на улицу. Пройдет время, и она найдет в себе силы поддержать разговор с милыми соседями. Но не сегодня. Пока это выше ее сил. Афродити шла по улицам, чувствуя себя словно в карнавальном костюме. Ловя свое отражение в редких витринах, которые не были разбиты или заколочены, она не узнавала себя. Бродя извилистыми улочками Старого города, она время от времени натыкалась на границу, разделявшую Никосию на две части: импровизированная ограда из старых металлических болванок и колючей проволоки. Все давным-давно привыкли к этому, но в некоторых местах ограждение усилили. Были видны последствия недавних боев на баррикадах. На зданиях – следы от пуль, внутри – обугленные руины там, где образовалась пробоина от артиллерийского снаряда. Кое-где работали небольшие магазинчики – в основном бакалейные и универсамы. Афродити не захватила с собой денег, поэтому купить ничего не могла и надеялась, что Саввас принесет что-нибудь поесть. Она уже проголодалась. Когда Афродити вернулась, Саввас был уже дома. На столе лежал пакет, и муж был в новом костюме. Даже если бы Саввас был таким же высоким и стройным, как его покойный тесть, он не воспользовался бы его пиджаком или брюками, которыми был битком набит гардероб. Папакоста никогда бы не надел вещи с чужого плеча. К счастью, портной неподалеку от Зеленой линии недавно снова открыл свое ателье. – Он будто сидел и ждал меня. – Впервые за последние несколько недель на лице Савваса появилась улыбка. – У него было три костюма, заказанных кем-то, и все моего размера! – Это один из трех? Саввас кивнул. Афродити заметила, что он также подстригся и побрился. Она заглянула в пакет на столе – хлеб и молоко. – Выбор невелик, – заметил муж угрюмо. – Но хозяева магазинов ждут поступлений со дня на день. Афродити отрезала два куска хлеба и с жадностью стала есть. – Город ужасно выглядит, да? – спросила она с набитым ртом. – Да, полный хаос. Я слышал, многие уехали недавно – боятся, что снова начнутся бои. Но на первый взгляд, похоже, все закончилось. – Что значит «все закончилось»? – То и значит. Линия проведена, и сделать мы ничего не можем. – А Фамагуста? – Ой, об этом не волнуйся! – отмахнулся Саввас. – Мы вернем Фамагусту. А вот Кирению нет. Не думаю, что сможем туда попасть в ближайшее время. – Мы можем вернуться домой? – с надеждой спросила Афродити. – Пока нет, – ответил Саввас. – Но будем надеяться, скоро сможем. Афродити решила сварить кофе. – Я недоволен тем, что Маркос Георгиу не привез ключи, – сказал Саввас. – Полагаю, он рано или поздно объявится. Ведь там остались все драгоценности… Афродити нашла в шкафчике кофе. Обычно она пила кофе скето, без сахара, но сейчас ей необходимо было подкрепить силы. – Возможно, мы сможем начать строительство «Нового Парадиз-бич» сначала. Я проверил страховки. Можно получить компенсацию. – А «Восход»? Думаешь, он пострадал? – Будем надеяться, нет, – вздохнул Саввас. – Узнаем, как только сможем вернуться. Впервые за долгое время Афродити представила, что прежняя жизнь возвращается. Неужели мечты о том, что она лежит в объятиях Маркоса и его губы касаются ее губ, снова станут реальностью? И Афродити, и Саввас улыбались – у каждого из них были на то свои причины.
В последующие недели в город стало поступать больше продовольствия, и оно было более разнообразным. Люди постепенно возвращались в Никосию в надежде начать все заново. Налаживалась новая жизнь. Одна за другой открывались кофейни. В день, когда в витрине кондитерской, куда мать водила ее после школы, выставили пирожные, Афродити почувствовала прилив оптимизма. Назавтра она заняла столик и отвела душу. Ей нужно было набрать вес, и она надеялась, что десерты и пирожные ей в этом помогут. Обнадеживающих вестей из Фамагусты не было. Переговоры шли медленно. Из газет люди узнавали, что прежде, чем они смогут вернуться, сторонам о многом предстоит договориться. – Афродити, нужно набраться терпения, – говорил жене Саввас. Эти слова в устах самого нетерпеливого человека из всех, кого она знала, изумляли Афродити, но когда она однажды пришла домой и увидела мужа восседавшим за большим отцовским столом, то поняла, что заставило его так говорить. Саввас умел извлекать выгоду из всего – даже из сложившегося положения. И сейчас перед ним лежали поэтажные планы какого-то здания. – «Новый Парадиз-бич»? – Афродити с трудом верила глазам. – Нет, это другой отель. – У Савваса был умиротворенный и довольный вид. – Не хотел тебе говорить раньше времени, но я не мог упустить такую возможность. – Какую возможность? – Никос Сотириу решил продать свой отель. Он еще до кризиса хотел удалиться от дел. А теперь предложил мне купить его за треть стоимости. Отель, который приобрел Саввас, был вторым по роскоши после «Восхода». – Даже по скромным меркам это выгодная сделка. Могли объявиться конкуренты. Так что как только вернемся, сделаем ремонт и откроемся. Если удастся приобрести еще один отель, я стану самым крупным отельером в Фамагусте. Афродити оцепенела от изумления: – Но… – Я взял ссуду. Немаленькую, прямо скажем, но обещаю, все окупится. Я совершенно в этом уверен. Афродити была близка к обмороку. Она представить не могла, что Саввас мог так опрометчиво поступить в эти смутные времена. – Но нам нечего продать, чтобы выплатить кредит… – Продавать ничего не придется, – резко возразил он. В напряженной тишине Афродити только молча уставилась на мужа. Он первый прервал молчание: – Всегда можно продать эту квартиру… У твоей матери дом в Англии. Еще есть драгоценности, которые хранятся в сейфе. В общем, наберется солидная сумма. Хорошее обеспечение. Афродити возмутил авантюризм Савваса и то, что он с ней не посоветовался. – Похоже, мне нужно глотнуть воздуха. – Ей хотелось побыть одной, а на улице как раз веял легкий осенний ветерок. Стоило Афродити выйти из дому, как ноги сами понесли ее в сторону кондитерской. Так у нее была хоть какая-то цель, к тому же ей нужно было успокоиться. Выбор там был невелик, но кусочек пахлавы и чашечка кофе хоть немного взбодрят ее. Ей все еще не верилось, что Саввас пошел на такой риск. Ожидая заказ, Афродити разглядывала других посетителей. В основном это были женщины ее возраста или чуть старше, возможно менее soignйe[33], чем они выглядели бы еще год назад, но все нарядно одетые. Как мужчины посещали кафенионы, так женщины в Никосии традиционно встречались с подругами в кондитерских. Внимание Афродити в особенности привлек один столик. Женщина лет шестидесяти с копной зачесанных назад черных волос оживленно беседовала с подругами – тремя ее ровесницами с одинаковыми тщательно уложенными локонами. Афродити узнала ее: эта дама и ее муж-политик часто посещали ночной клуб в «Восходе». Была она и на церемонии открытия отеля, но Афродити понимала, что, вероятно, та ее не запомнила. В пыльном городе, где царила разруха, казалось чудом видеть, как беззаботно щебетали эти женщины. От столика волнами исходил запах тяжелых духов. Когда-то и Афродити любила такие, но сейчас их пьянящий аромат вызывал у нее тошноту. Женщины разговаривали громко, привлекая всеобщее внимание, а их кричащие платья и яркая помада казались неуместными на фоне полуразрушенных зданий. Было видно, что все когда-то были красавицами и не собирались сдаваться. Афродити, без косметики и в материнской одежде, чувствовала, что больше не принадлежит к их миру. Вдруг что-то привлекло ее внимание. У самой молодой из женщин на пальце сверкало кольцо. Именно блеск бриллианта и заметила Афродити. Когда женщина перестала жестикулировать, а она явно хотела, чтобы окружающие оценили ее кольцо, Афродити смогла лучше рассмотреть украшение. Кровь застучала у нее в висках. Она увидела идеально круглый желтый бриллиант размером с небольшую монету, окруженный более мелкими бриллиантами, тоже желтыми, в оправе из платины. На острове не могло быть двух одинаковых колец. Его нельзя было спутать ни с каким другим. Это было ее кольцо. Афродити оцепенела. Не могла же она подойти к женщине и обвинить ее в воровстве! Тем более в этой ветхой, старомодной материнской одежде… Дрожа как лист, Афродити расплатилась и вышла. Как ее кольцо оказалось на пальце этой женщины? Она не просто почувствовала себя обворованной – ее тревожило другое. Что случилось с Маркосом? Как кто-то смог заполучить кольцо без его ведома? Она непременно должна это выяснить! Афродити поспешила домой кратчайшим путем. У нее так дрожали ноги, что она едва могла двигаться. Глава 23 В Фамагусте у Эмин вошло в привычку навещать Ирини каждый день. Она брала с собой Мехмета, а Хусейн неизменно их сопровождал. Маленький Василакис не меньше Мехмета радовался новому приятелю, даже когда они играли в войну – игру, которую он не совсем понимал. Все привыкли разговаривать приглушенными голосами. Самолеты больше не летали над головой, но потеря бдительности грозила гибелью. Они знали, что происходит за пределами города. – Нам действительно надо здесь оставаться? – спрашивала Ирини у Маркоса. – Если солдаты не знают о нас, то здесь лучше, чем где-то в другом месте, – отвечал он. – Продукты у нас есть, и мы в безопасности. – Откуда нам знать, что там творится? – подхватывала Эмин. – Если Маркос прав насчет разделительной линии, там повсюду царит хаос. – Если эта линия предназначена отделить греков от турок, думаю, многие оказались не на той стороне, – замечала Ирини. – Можно пойти на север от линии, – предлагал Хусейн. – У нас остались родственники и друзья в Марате. – Появившись там, вы навлечете беду на нашу голову, – вмешивался Василис. – Они станут искать других. – В любом случае я не передумала, – стояла на своем Эмин. – Пока Али не вернется, я никуда не пойду. Как только в разговор вступал Василис, обстановка накалялась. Мария подхватывала Василакиса и удалялась в спальню, где спала малышка. Оставшийся без приятеля Мехмет снова был вынужден слушать, как спорят взрослые. – Хусейн, сходил бы ты за отцом, – предложил Маркос. – Интересно, что он думает? Халит сидел на крыльце и курил. Вид у него был невозмутимый, словно в его жизни ничего не переменилось. Завидев Хусейна, он напустился на сына: – Почему ты оставил их там одних? Он постоянно тревожился за жену и детей, когда те оставались в доме, полном греков-киприотов. – Пап, они тебя зовут. – Что? Идти в дом греков?! – Мы решаем, уходить или нет. Это касается нас всех, – сказал Хусейн решительно. – Нас? Кого это нас? – Пошли, прошу тебя. Это важно. Всего на несколько минут. – Ладно, приду, но садиться не буду. Халит огляделся. Затушил сигарету и вместе с сыном перешел на другую сторону улицы. Все, кроме Василиса, встали, когда он вошел. – Добро пожаловать в наш дом, – тепло встретила его Ирини. – Позвольте, я сварю вам кофе. Как и обещал, Халит садиться не стал. Все продолжали рассуждать, стоит уезжать Ёзканам или нет. Им не хватало информации, чтобы принять решение. Халит собирался сказать, что он на этот счет думает, когда раздался какой-то громкий звук. Стукнула дверь автомобиля. Близко, но не напротив дома. Потом послышались голоса. Все замерли. Турецкие солдаты не патрулировали их улицу уже несколько дней, и они начали чувствовать себя в безопасности. Послышались крики, потом удары, дверь пнули ногой, заскрежетали петли… Снова крики. Минут через двадцать все стихло. Казалось, прошла вечность. Ирини, Василис, Паникос, Эмин, Халит и Хусейн – все с облегчением выдохнули. Мария с детьми была в спальне и ничего не слышала. – Кажется, ушли, – прошептал наконец Хусейн. – Пойду взгляну. Он отодвинул засов, выскользнул на улицу и спустя пару минут уже стоял перед своим домом. Входной двери не было – вокруг валялись ее обломки. Халит переступил порог и тотчас заметил, что некоторых вещей не хватает. Столы и стулья были опрокинуты, содержимое ящиков и полок разбросано и рассыпано. Из-за этого беспорядка дом казался еще более тесным. Исчезла доска для игры в нарды, которой отец очень дорожил, стены без фотографий и картин в рамах казались голыми, холодильник пропал. Дверцы шкафов в кладовой распахнуты. Комод, в котором мать хранила шелковые скатерти, раскрыт и пуст. Маленький бюст Ататюрка валялся на полу, но бесценный назар остался на месте. Халит схватил его и бросился к дому Георгиу, чтобы сообщить печальную весть. – Понимаете, что это значит?! – воскликнула Эмин. Все молчали. Догадаться, что она имеет в виду, было нетрудно. – Они знают, что там кто-то живет. Хусейн с отцом вернулись в дом и потрогали не остывшую еще кастрюлю с пловом, который мать приготовила на ужин. Эмин была права. Даже аромат корицы, все еще стоявший в воздухе, свидетельствовал о том, что дом обитаем. Они вернулись к Георгиу, где Ирини пыталась успокоить подругу, и все стали обсуждать, что делать дальше. – Солдаты вернутся, – напрямик заявил Василис. – Раз они знают, что в доме живут люди, значит придут за ними. – Может, теперь они начнут охотиться и за другими, – предположил Халит. – Выходит, нам всем нужно отсюда убираться? – спросила Ирини. Они молча уставились друг на друга со страхом и недоумением. Слышался только плач младенца. Малышка окончательно выздоровела и становилась все более требовательной. Прошло несколько минут, и первым заговорил Маркос: – Думаю, здесь оставаться опасно, но… – Но – что? – перебила его мать. Она уже сняла со стены икону и спрятала ее в карман фартука. Чувство тревоги в комнате нарастало. – Мне кажется, нам не следует покидать Фамагусту. – Что?! – Халит Ёзкан пришел в ярость оттого, что грек-киприот указывает ему, как поступать. – Между нами большая разница! Нам-то зачем бежать? – Халит, прошу… – взмолилась Эмин. – Боюсь, у нас нет выбора. – Он обращался только к жене. Маркос занервничал. Он-то уж точно не хотел, чтобы Ёзканы уехали: рядом с ними его семья была в большей безопасности. Кроме того, ему нужно было выиграть время. Маркос не извлек еще всю выгоду из того, что остался единоличным хозяином «Восхода» и несметных богатств, хранившихся в сейфах. – Подождите минутку, – попросил он, собираясь с мыслями. – Я вам кое-что покажу. Маркос помчался к себе в квартиру, перепрыгивая через две ступеньки. И минуты не прошло, как он вернулся со старой газетой в руке. Она была на турецком. – Вот что я нашел. – Он протянул газету Халиту. – Похоже, солдаты обронили, а я подобрал. Тот пробежал глазами несколько строчек и, несмотря на свое решение не садиться в доме Георгиу, рухнул на ближайший стул. – Дорогой, что стряслось?! – ахнула Эмин. По лицу мужа она поняла: случилось что-то ужасное. Он только взглянул на нее, не в силах вымолвить ни слова. Хусейн подошел к отцу, взял у него газету и уставился на первую страницу. – Аман Аллахим! [34] – потрясенно прошептал он. – Бог мой, наша деревня… Он взглянул на мать, потом снова на газету. На ней было фото людей, которые рыли землю. Члены Красного Креста и солдаты в форме ООН стояли рядом и смотрели на них. Суровый заголовок гласил: «МАССОВЫЕ УБИЙСТВА В МАРАТЕ». Под фотографией подробно излагалось случившееся. Резня произошла несколько недель назад, 14 августа, но масштаб бедствия стал известен намного позднее, когда были эксгумированы тела. В яме обнаружили восемьдесят восемь изуродованных и полуразложившихся тел. Матери прижимали к груди младенцев, самому маленькому было около месяца. Перед убийством женщин изнасиловали. Тела обезглавили, у некоторых не было одного уха или обоих. Было установлено, что тела бульдозером сгребли в яму, где их и обнаружили. Эмин обогнула стол и выхватила газету у сына. Она читала, и по ее лицу текли слезы. Свидетель, грек-киприот, сообщил, что всех мужчин старше пятнадцати лет увели из деревни. Остаться разрешили только старикам. Согласно показаниям свидетеля, преступление совершили греки и греки-киприоты. По его словам, они могли быть членами ЭОКА-Б. В статье утверждалось, что греки намеревались уничтожить всех турок-киприотов на острове, и турецкая армия двинулась на юг, чтобы их спасти. Массовые убийства в Марате и в другой деревне, Санталарис, доказывали, что турки поступили верно. Марата была родной деревней Эмин. Семья Ёзкан жила там до переезда в Фамагусту. Все перечисленные в заметке имена были ей знакомы, а четверо были ее кровными родственниками: Гюльден Мустафа, 39 лет Муалла Мустафа, 19 лет Сабри Мустафа, 15 лет Аише Мустафа, 5 лет Сестра и три племянницы… Эмин разразилась слезами. Ее рыдания заглушили все другие звуки – плач младенца и грохот, который поднял Василис, собирая пожитки. В некоторых семьях в деревне было по шестеро детей, и все были изрублены на куски, часто на глазах у бабушек и дедушек. Имена мужчин и старших мальчиков не приводились. Они были взяты в плен. Ирини отвела Маркоса в сторону. – Как давно у тебя эта газета? – потребовала она ответа. – Не очень давно, мама, – тихо ответил он. – Я понятия не имел, что Ёзканы оттуда. Думал, лучше не говорить им, что там сделали с турками-киприотами. Берег их. Маркос знал, что были эксгумированы и другие тела: не только турок-киприотов, но и греков-киприотов тоже. Обе стороны были повинны в зверствах. Под кроватью у него лежала другая газета, в которой рассказывалось о массовом убийстве греков-киприотов в Китрии. Он ее приберег до поры до времени. – Но куда же нам идти?! – Ирини в отчаянии обернулась к мужу. Василис продолжал лихорадочно собирать пожитки. – Какая разница! – отмахнулся он. – Но если не поторопимся, солдаты вернутся и застанут нас здесь. Василис в первую очередь тревожился за семью, но до него уже дошло, что не только греки-киприоты были жертвами конфликта. До сих пор он отказывался в это верить. Ёзкан пытался успокоить жену. Хусейн думал о том, что его двоюродная сестра была обручена. Теперь все мечты рухнули… Мехмет стоял рядом с братом, силясь понять происходящее. Халит понимал, что горе Эмин безутешно, но уговаривал ее подняться. Хусейн никогда не видел, чтобы отец проявлял такую нежность к матери. – Нужно идти, татлим, радость моя, – тихо говорил он, обнимая жену. – Мы должны позаботиться о себе. – У меня есть предложение, – вполголоса обратился к отцу Маркос. – Мы все можем пожить в «Восходе». – В «Восходе»?! Предложение пожить в отеле, где в обычных обстоятельствах одна ночь стоила больше, чем обе семьи могли заработать за месяц, казалось абсурдным. – У меня есть полный комплект ключей, – пояснил Маркос. – Ворота и ограда такие высокие, что турки не рискнули туда сунуться. – Может, это не такая уж и бредовая идея, – сказал Паникос. Они еще немного поспорили, но время шло, и никто не знал, сколько у них его в запасе. Было ясно, что лучшего варианта нет. У них не было шанса покинуть город незаметно. А если их схватят, кто знает, чем это может закончиться. – Нас так много, – вздохнула Мария. – Да еще и малютка… – К счастью, уже темнеет, – заметил Хусейн. – Но все равно нужно быть осторожными. Только у них с Маркосом была сноровка передвигаться по городу незаметно. – Пора уходить. Надо найти место, где можно укрыться. Когда совсем стемнеет, мы с Хусейном отведем вас в отель. – Не думаю, что стоит возвращаться домой за какими-то вещами, – шепнул Хусейн отцу. Он знал: единственное, что мать захотела бы взять, были фотографии убитых членов семьи, но Хусейн видел, что их украли из-за рамок. Мария молча собрала кое-что из вещей, нужных для малышки, – пузырек с пенициллином на всякий случай и пеленки. Василакис держал в руках деревянные гвоздики для одежды. Это были его солдатики. Все вместе они вышли из дома Георгиу и на некоторое время задержались в кипосе. Василис запер дверь и подхватил сумку со сменой одежды и личными принадлежностями. Он едва мог ее поднять. – Зачем тебе все это? – удивилась Мария. – Мы ведь ненадолго. Она прижимала к груди малышку, Паникос нес Василакиса. Ирини помогала мужу нести сумку. Семьи разделились, каждая пошла своей дорогой. Хусейн повел семью более длинным путем, который не вел мимо родного дома. Он не хотел, чтобы мать видела выбитую дверь и разбросанные на тротуаре вещи. За последний час Эмин достаточно настрадалась. Георгиу ждали их в разграбленном магазине. Все сидели молча, не шевелясь, пока полностью не стемнело. – Думаю, теперь можно идти, – сказал Маркос, выглянув на улицу. Все встали. Пора было перебираться в их новый дом. Глава 24 Маркос и Хусейн выбирали самые безопасные пути. Их родные, долгое время не выходившие из дому, были потрясены увиденным: безлюдные улицы, разграбленные магазины, разбомбленные здания, заросшие сады. Больно было видеть их прекрасную Фамагусту в таком плачевном состоянии. Хусейн взглянул на отца – тот был объят страхом и гневом. Маркос увидел то же самое на лице Василиса Георгиу. Оба они сильно сдали и словно стали меньше ростом за последние недели. Эмин беззвучно плакала, не обращая внимания ни на что вокруг. Маркос попросил всех подождать у входа в самый лучший в городе универмаг, который располагался напротив отеля. Ему нужно было отпереть ворота и решетку, закрывающую главный вход, чтобы все могли быстро войти внутрь. Дело было непростое. Саввас Папакоста знал толк в охране своего владения. Он ценил свой роскошный отель и хотел, чтобы он был в безопасности, как бриллиант в сейфе. Через несколько минут замки были открыты, и обе семьи очутились внутри. Маркос запер за ними двери и решетку. В холле они стушевались. После своего уютного дома Ирини и Василис чувствовали себя потерянными. Несмотря на роскошь, о которой знали по рассказам Маркоса, семейство Георгиу сразу испытало тоску по дому. Холл освещался лунным светом. Семьи увидели блеск дельфинов и причудливые силуэты люстр. Пол из белого мрамора, казалось, уплывал из-под ног, хотя и был твердый на ощупь. Им открылся новый мир, масштаб которого ошеломлял и угнетал. – Так вот, значит, как живут иностранцы, – заметил Василис. Его шепот отдался эхом. – Я всем отведу спальни, а завтра проведу экскурсию, – объявил Маркос. – Это легче сделать при дневном свете. Он снял пять ключей с доски за стойкой администратора и повел всех по главной лестнице на второй этаж. В полумраке Ирини ухватилась за прохладные мраморные перила. Ее потряс широченный ворсистый ковер. Она всегда представляла «Восход» дворцом, но увиденное превзошло ее фантазии. Маркос открывал двери одну за другой, и прибывшие гости входили в свои комнаты. Все расположились в одном конце коридора, занимая номера от 105-го до 113-го. Прежде чем они закрыли двери, Маркос распорядился: – Не трогайте шторы – могут заметить с улицы. Лучше всего вообще не подходить к окнам. Мы не хотим, чтобы нас заметили снаружи. Хусейна обидело, что приказы его семье отдает Маркос Георгиу. В последние недели все слушались его, и вдруг всё в одночасье переменилось, и все подчиняются распоряжениям этого молодого грека. Но сейчас лишь одно имело значение: они были в безопасности. Все направились к своим кроватям, натыкаясь в темноте на мебель. Прикосновение атласных покрывал и гладких хлопковых простыней было непривычным, но приятным после изнуряющего дня. Они улеглись на просторные кровати полностью одетыми и почти сразу уснули. Простыни на некоторых постелях были смяты, поскольку туристы покидали отель в спешке. Номер 105 достался Эмин и Халиту. Соседний заняли Хусейн с Мехметом. В следующем поселились Ирини и Василис, а в номере за ними разместились Мария и Паникос с двумя детьми. Только Маркос был один. Он вспомнил, что номер 113 был последним местом их встречи с Афродити, но аромат ее духов давно улетучился. Лежа в кровати, он с удовольствием вспоминал ее ласки. Когда он ее соблазнил, она была неопытна как дитя, но со временем стала одной из самых страстных женщин, с которыми он спал. Интересно, что с ней случилось? Это белое безупречное тело… И на нем ничего, кроме длинной цепочки, свисавшей в ложбинке между грудей до самого живота. Ему нравилось, когда на ней не было ничего, кроме золота. Взглянув на стрелки часов, светящихся в темноте, Маркос встал. Надо было проверить, все ли двери заперты, включая и ту, что вела в ночной клуб. Он был уверен, что все спят, но, проходя по коридору, услышал приглушенные рыдания. Все, кроме Эмин, мгновенно погрузились в сон: никогда раньше им не доводилось спать на таких мягких подушках и таких упругих матрасах. И проснулись почти одновременно в шесть тридцать от слепящего света. Медленно, очень медленно зарождалось утро. Огромный огненный шар, плавно поднимающийся над горизонтом, на фоне безоблачного неба казался еще величественней. Через высокие, от пола до потолка, окна им было отлично видно, как солнечные лучи озаряли морскую гладь. Никто из них прежде не видел такого великолепного восхода. Они открыли и протерли глаза. Вид был грандиозный. Каждое утро они встречали новый день, но лишь иногда у них возникало чувство, что солнце встает именно для них. Спустя полчаса, когда окончательно рассвело и красно-золотые отблески побледнели, Ирини и Василис отважились пройти в ванную и принялись изучать затейливые золотые краны. К счастью, обнаружилось, что вода есть. В то же самое время Халит исследовал, как работает душ, и с подозрением нюхал мыло. Хусейн взял толстое пушистое полотенце. Каждый день он раздавал такие гостям, но и не помышлял сам ими воспользоваться. Мехмет нацепил банный халат и носился по комнате, путаясь в длинных полах и хохоча. Эмин была впечатлена меньше остальных, поскольку давно привыкла к роскоши в «Восходе». В любом случае ее занимали совсем другие мысли. Халит не смог заставить жену расстаться с газетой. Она даже положила ее под подушку, когда легла спать. Выходить из номера Эмин отказалась. – Она будет оплакивать родных сегодня, завтра и, может быть, еще несколько дней, – объяснил Халит Ирини, которая справилась о самочувствии подруги. – Конечно, мы понимаем, – ответила та. – Но надо отнести ей поесть. Ирини верила, что еда поможет подруге приободриться. Спустя час после рассвета остальные спустились в холл. Все смотрели на окружающее круглыми от удивления глазами. Мехмет с Василакисом с визгом бегали друг за другом вокруг фонтана. Они вели себя так, словно их выпустили из клетки, и совершенно потеряли голову от простора. – Разрешите показать вам отель, – предложил Маркос таким голосом, будто обращался к гостю, который собирается остановиться в отеле на две недели отпуска. – Самое главное – это кухня. Вот с нее и начнем. Они оторопели от одного размера помещения. С потолка свисали серебряные сковороды и кастрюли. Множество топориков и ножей для разделки мяса. Венчики, похожие на цветы из серебра. Башни из белоснежных тарелок. Громадные медные чайники и нескончаемые ряды газовых конфорок. Все покрыто пылью, но безупречно чистое: деспотичный шеф-повар настоял, чтобы перед уходом был наведен порядок. – А еда-то здесь есть какая-нибудь? – простодушно поинтересовался Мехмет. Маркос улыбнулся. – Продукты хранятся в другом помещении, – пояснил он. – Хочешь посмотреть? Мехмет не отходил от Маркоса все остальное время экскурсии. Они вошли в холодную кладовую. – Что это за серебряные шкафы? – спросил мальчик. – Это холодильники, – объяснил Маркос. – Боюсь, еды мы там не найдем. – Можно посмотреть? – Мехмет ничему не верил на слово. Не зная, что внутри, Маркос открыл дверцу мясного холодильника. Воздух тотчас наполнился отвратительной вонью: в нос ударил едкий сладкий запах, проник в горло, и желудок отреагировал мгновенно. Хусейн успел отвернуться, и его вырвало. Мехмет опрометью бросился вон, за ним последовали все остальные. Только Маркос рассмотрел содержимое холодильника: сине-зеленые протухшие туши, в которых кишели черви. Он побежал назад в кухню. – Простите, – удрученно сказал он, закрывая дверь в холодную кладовую. – Я и понятия не имел… В душе Маркос радовался, что не открыл холодильник, в котором хранилась рыба. – Здесь не все так плохо, – обнадежил он, видя, что они приуныли. – Тут полно сухих продуктов, которыми мы можем воспользоваться. К счастью, он оказался прав. Рядом с кухней обнаружилась еще одна кладовая, похожая на небольшой склад, где хранились мука, сахар, бобовые и рис. Было видно, что туда повадились мыши, но множество продуктов остались нетронутыми. В изобилии были и всевозможные специи и добавки, необходимые шеф-повару, чтобы приготовить блюда для сотен гостей.
|
|||
|