Надежда Кузьмина 25 страница

Простить такое нельзя. И нельзя допустить, чтобы это повторилось с кем-то другим, как чуть не случилось со мной. А ещё я хотела знать — кто всё это начал, кто был первым?

Стиснула зубы. Да, пока они вылупились на невиданных тут породистых коней, богатую сбрую, знатную одежду… но потом всё же вглядятся в лица — и узнают меня. Смогу ли, выдержу ли я давление ненависти, презрения, зависти? Или чёрные воды прошлого снова сомкнутся над моей головой, лишая разума, заставляя забыть о том, кем я стала, и опять почувствовать себя калечным забитым зверьком? Бесправной батрачкой, которую вся деревня — как плевали в спину — презрительно звала «шлюхиным отродьем».

Не дождутся!

Теперь я — другая.

«Я — дракон. Я — маг. Я — Сайгирн».

Пусть звучало неубедительно даже для меня самой, но этим… этим я и виду не покажу. Аскани мог держать лицо годами. И я справлюсь.

Не успели мы остановиться, Хрунич, словно того и дожидался, сделал пару шагов вперёд, низко поклонился:

— Доброго утречка высокородным господам! Я Хрунич, староста тутошний. Чем можем услужить?

Я напряглась. Если это — моё дело, и я герцогиня этого края, то мне и разговаривать? Сжала коленями бока лошади, заставляя ту сделать шаг вперёд.

«Постой. Менталист тут я один. Так что мне и разбираться, — остановил меня Шон. — Простите, тянуть время и церемониться смысла не вижу. Ученица, ты не лезь. И ты, — взглянул на Аса, — тоже».

Похоже, сейчас Шон говорил так, чтобы слышали мы все. Закончив, прищёлкнул длинными пальцами. В руке возник крупный синий камень. Я уже знала, что это. Опекун собирался записать то, что узнает, воспоминания всех тех, кто замешан в смерти мамы.

— Мы приехали, чтобы разобраться в одном старом деле.

Шон говорил вслух, и его голос казался незнакомым — ниже, звучнее, строже, чем обычно. Звучала в нём непривычная властность. Сейчас Шон был не моим встрёпанным учителем и весёлым приятелем, а герцогом Дейлом, членом Совета Лордов и Совета Магов. Шепотки в толпе разом как обрезало. Все уставились на Шона. Интересно, это ещё один ментальный пинок или просто влияние силы личности?

— Четырнадцать, почти пятнадцать лет назад, море вынесло на берег сундук с беременной женщиной, знатной леди. Сейчас, по поручению Короны и владетелей герцогства Сайгирн мы расследуем обстоятельства её смерти.

Я увидела, как Хрунич сглотнул. Руки сжали пояс. А на лбу, на лбу разом выступили бисером капли пота, хотя ещё было прохладное утро. Что это значит, после объяснений Аса я знала точно — староста занервничал, и весьма.

В толпе кто-то ахнул. Кто, я не поняла. Но Шон, кажется, засёк.

Кулаки Хрунича стиснулись добела. Потом староста сглотнул ещё раз и заговорил:

— Было такое, выловили чуть живую утопленницу на сносях. Больная она была сильно. Родила и померла. Где похоронена — можем показать. Желаете?

Шон фыркнул и свесился с седла к Хруничу, уставившись тому в глаза.

Замер на пару минут. Поднял голову. Лицо выглядело непривычно застывшим, ледяным, каким оно иногда становилось у Аскани. Подбородок затвердел, губы сжались так, что стали казаться тонкими, обычно широко раскрытые карие глаза сузились.

Обвёл взглядом крестьян, потом взглянул на меня. Качнул головой:

«Дело хуже, чем я полагал. Ученица, я не уверен, что тебе нужно во всё это влезать. Дай-ка я сам разберусь»

«Шон, ты обещал! »

«Ладно. Наверное, право знать, что случилось, у тебя есть. Но сейчас я впервые воспользуюсь своим правом — правом опекуна — чтобы ограничить границы этого знания. Станешь взрослой — расскажу. Сейчас не требуй, покажу лишь то, что сочту возможным».

Я закусила губу. Видно, всё совсем нехорошо.

Уронив повод, вцепилась руками в переднюю луку седла. Так держать спину прямой казалось легче. Или я тоже нервничала.

Ас заставил коня почти прижаться к боку моего, так, что наши колени соприкоснулись. Похоже, он тоже слышал, что сказал наставник.

Шон передавал картины, которые вытаскивал из голов присутствующих. Иногда изображение исчезало, наверное, учитель искал следующее звено цепи. Или считал, что мне чего-то не нужно видеть.

В тот осенний день, пятнадцать лет назад, дул резкий ветер с северо-запада. Только что прошёл шторм, и море было неспокойным, у прибрежных рифов ярились волны, а большой утёс, с которого мальчишки высматривали трофеи, был забрызган пеной выше середины.

Сундук заметили не сразу. Над водой выступала лишь тёмная крышка, а сзади тянулся пук водорослей — издали и не понять, что это такое. Но он плыл и плыл, приближаясь и приближаясь к мелководью, как странный морской зверь, движимый не течением, но своей волей.

Когда последний вал швырнул сундук на серые камни, тот перевернулся на бок. Крышка открылась. Оттуда, присоединяясь к отступавшей волне, хлынула вода. И выпала белая рука в длинном мокром рукаве…

Отнести найденную женщину в заднюю комнату шинка Гуслича распорядился Хрунич. Одна из деревенских баб — я помнила её — вдовица Марушка — хотела было взять утопленницу домой, но староста не позволил. Сказал, что вдруг-де та больная? Пусть лежит там, где от неё вреда не будет.

Зачем он так поступил, стало ясно чуть позже.

Маму обобрали. Богатое — ничего, что мокрое, платье — забрала Хрущиха. Как и ожерелье с шеи, и заколки из волос. Взамен маме дали длинную рубаху из небелёной холстины…

Сейчас я смотрела на мамино лицо, наверное, глазами Хрущихи, и оно ничем не напоминало портрет в галерее замка Сайгирн. Ввалившиеся глаза с чёрными кругами под ними, масса спутанных влажных волос, заострившийся нос, синюшные искусанные губы. Маму трясла дрожь. Она пыталась заговорить — и раз, и два — и не могла. Только открывала рот и сипела. И когда с неё содрали платье, и когда сняли ожерелье с шеи. Только добела сжала кулак, не давая стянуть кольца. Те самые — обручальное и родовую печатку-ключ.

Я слышала разговор Хрунича с Сибиром и ещё одним зажиточным мужиком — рыжим Фромом. Что делать с бабой? Та явно не из простых. Рассудили, что надо подождать. Если б могла говорить, тогда б дело другое. Сказала бы, кто и откуда, а родственники, глядишь, за спасение хорошо заплатили бы. А так что? На дворе распутица, сама дохлая и на сносях. Даже если на телеге доедет живой до Сухой Сохи, дальше-то её куда? Так что пусть лежит в шинке. Либо помрёт, либо выживет. А там видно будет.

Удивительно, но за мамой ухаживал Гуслич. Вечно под хмельком, с запахом перегара из гнилого рта и нечёсаными сивыми космами, он был к ней добр. Приносил горячую тайру, иногда бульон или кусок хлеба. Мама лежала, не вставая. Я не могла понять — почему?

«Думаю, надорвалась и перегорела, когда гнала своими силами сундук на юг, к берегу», — отозвался Шон.

Несколько раз заходила Марушка. Наверное, той тоже было жалко маму. Приносила молоко, варёные яйца, как-то даже пироги с грибами.

И она же была с мамой, когда начались роды…

Тин за моей спиной вздохнула. Я знала, что сестра ничем не была виновата в случившемся и никак не могла помочь — её просто не было в деревне, Тин в это время уходила далеко на юг. Но, похоже, сестра корила себя за произошедшее до сих пор.

Что было дальше — Шон не показал. Наверное, что-то совсем скверное…

«Да, роды были очень тяжёлыми, но она их пережила».

Пережила и даже пошла на поправку.

Страшное, по словам Шона, случилось дней через пять после того, как я появилась на свет.

Шёл самый конец октября. Уже выпал снег, но хорошего санного пути пока не было. За дровами в лес ехать рано, везти их в Сухую Соху на продажу — тоже. Пятеро парней и мужиков маялись от безделья, наливаясь свекольной самогонкой в шинке. Речь шла о приплоде в стаде, о том, что неподалёку от деревни видели волчьи следы, о дровах, о сватах из соседней деревни, приехавших к одной из девок… а потом плавно свернула на баб. С этого и началось.

Заводилой стал Фролка, старший сын Хрунича. Похожий на Ельку, такой же мордастый, мокроротый — и наглый. Именно он предложил пойти всем поглядеть на знатную леди, которая нежится в кровати в задней комнате. Мол, просто глянем, чем эта леди от деревенских баб отличается?

Только «просто» дело не ограничилось…

«Она могла бы защититься, хоть и была слаба, а их было пятеро. Сначала хотели навалиться скопом, но испугались магии — у неё пальцы засветились синим. И тогда Фролка пригрозил, что не спать вечно она не сможет. А как уснёт, так он сам возьмёт младенца и размозжит тому голову об стену. Или просто выкинет в снег. Так что пусть не ломается — чай, не девка, не убудет».

Всё, что мог сделать Гуслич, — побежал за Хруничем, чтобы тот урезонил пьяного сынка. Но, пока бегал, стало поздно.

Что и как происходило, Шон мне не показал. Наверное, и к лучшему… я и так еле держалась. Если бы не Ас рядом, протянувший руку и до боли стиснувший мой локоть, сорвалась бы.

Но теперь я знала, кто был первым. Пусть и не знала ещё, что с ним сделаю.

Только это было ещё не всё…

Хочешь что-то спрятать — положи на видное место. Иногда на видном месте долго незримой покоится истина.

Наверное, я всегда подсознательно подозревала, что в смерти мамы виноват Хрунич. Без его «ну лады, пойдёт! » в деревне не происходило ничего — ни девку за парня не выдавали, ни новую делянку под рожь не корчевали.

Но подлость случившегося в шинке и вообразить не могла.

Хрунич не просто не остановил пьяных парней. Он так, походя, отвесил подзатыльник сынку, почесал бороду…

— Ну, Фролка, ты дурак. Я думал её в Сухую Соху отвезти, как оправится. Наверняка ж её кто-то ищет, денег бы получили. Но уж что вышло, то вышло. — Оглядел всех. — Теперь, сами понимаете, в город отпускать её никак нельзя. Если нажалуется — беда будет.

Прилетевшая с мужем спасать чадо Хрущиха зло прищурилась:

— А что? Где ейный муж-то? Нету! Баба забрюхатела без мужика! Чай шлюха дорогая. Вот и пусть получит что заслужила! Я всем расскажу, что эта курва не успела разродиться, как к мужикам липнуть начала! Шалава шалавой и есть! А ты, сыночек, не расстраивайся… — и повторила: — Я не поленюсь, сейчас пойду, всей деревне расскажу!

Когда жена улетела из шинка — разносить новости, Хрунич вздохнул:

— Ну, лады. Раз уж так вышло — пользуйтесь. Можете всем сказать, что я разрешил.

Тин появилась в деревне десять дней спустя, когда из-за непрекращающегося кровотечения от мамы осталась тень. А главное, мама не хотела жить…

«Шон, а почему меня оставили в живых? »

«Потому что твоя мать сумела как-то достучаться до Хрунича и его напугать. Пригрозила, что если тебя убьют, то проклянёт его сыновей и всю деревню. Что и с того света достанет. И показала магию — зажгла чёрный огонь на ладони. Хруничу пришлось поклясться, что он позаботится о тебе, вырастит как дочь».

Уж да, позаботился… То, что я выжила, было чудом. Задумалась — не могло ли быть так, что голод, холод, непосильная работа, побои — были не случайны? Ведь умри я сама — и формально клятва не была бы нарушена, меня бы не убили. Но избавились.

«А Сибир, мой хозяин, он тоже? »

«Да. Тоже».

Всё, больше не хочу знать ничего… Я думала, что готова к правде, но к такому быть готовой нельзя. Но мама… выходит, она отдала свою жизнь за мою?

Аскани снова сжал мой локоть.

Шон качнул головой:

«Ученица! Я уже десять лет герцогствую… Дай, доведу дело до конца? »

Я кивнула. Всё равно ведь понятия не имею, как быть дальше. Сильнее всего грызло желание убить и Хрунича с его подлой Хрущихой, и проклятого бугая Фролку, который тоже был здесь и, ещё не поняв, что запахло жареным, перемигивался с незнакомой мне молодухой. И Сибира. И всех остальных, кто не помешал, не остановил…

Шон расправил плечи и обвёл взглядом притихшую толпу. Сколько времени шло дознание? Не знаю. Но, вроде, немного… тени не сдвинулись, где были, там и лежат.

— Следствие завершено. Достоверно выяснено, что высокородная леди Лийса Саглиани тер Ансаби, герцогиня Сайгирн, была ограблена и убита по сговору семьей старосты деревни — Хруничем, его женой Хрущихой, сыновьями Фролом и Оськой. Доказательства — хранящийся в задней комнате дома старосты сундук, в котором приплыла леди, её платье, ожерелье с шеи, другие украшения…

Шон замолчал, на секунду обернулся ко мне. Что он хотел узнать — я поняла мгновение спустя, когда со стоящего рядом с деревенской площадью дома Хрунича сорвало крышу. Как сноп соломы ветром — сдуло и обрушило в Старостин огород.

Крестьяне ахнули. Пара баб завизжала. Сам Хрунич даже сказать ничего не успел, только открыл рот и выпучил глаза, когда прямо к его ногам бухнулся большой — три на два локтя — тёмный резной сундук с серебряной оковкой по углам.

«Гевор. Очень редкое дерево, можно сказать реликтовое. Древесина у него лёгкая и притом запредельно прочная, — услышала я комментарий Шона. — Цены одного этого сундука хватит, чтобы год прожить на всём готовом в лучшей гостинице Ларрана».

Сверху на сундук опустилось, как птица, синее платье с расшитыми жемчугом широкими рукавами и холщовый мешок. Последний, упав, сам собой расползся по боковому шву, явив блеск золота и драгоценных камней.

Толпа ахнула снова и подалась вперёд, желая рассмотреть всё получше.

Хрунич даже сказать ничего не успел, зато встряла Хрущиха:

— Эта шлюха сама всё нам отдала!

— Молчи, дура проклятая! — Хрунич обернулся к жене.

— Да-да, отдала! Как помирала, сама умоляла, чтоб мы о ейном отродье позаботились! — продолжала визжать та.

Визг оборвался резко. Хрущиха с выпученными глазами продолжала махать руками, открывать и закрывать рот — но оттуда не доносилось ни звука. Шон взглянул на меня, криво улыбнулся и чуть пожал плечом. И заговорил снова вслух:

— Властью, данной мне Короной, я, герцог Шон тер Дейл, член Совета Лордов и Совета Магов, приговариваю за совершённое злодеяние виновных к смерти через повешение. Прочие соучастники будут наказаны согласно тяжести содеянного. Деревне будет назначен новый староста. — Шон обвел глазами толпу, потом ткнул пальцем в стоящего на отшибе чернобородого мужика: — Ты подойдёшь. Как тебя, Устюм по прозвищу Осот? С этого момента ты — староста. — Уставился на толпу. — Кстати, Хрунич год за годом завышал ваши налоги в полтора раза. Сборщику отдавал, сколько положено, а остальное оставлял себе. Больше такого не будет. Наворованные деньги вернутся в деревню. На водяную мельницу там хватит.

Крестьяне запереглядывались и загудели.

«Вот так. Теперь защищать Хрунича никто не станет. А нам надо довести дело до конца».

Из руин Хруничевой избы одно за другим поднимались длинные тёмные брёвна, летели на площадь, сами собой складываясь в П-образную конструкцию…

«Да, противно, а что делать? Кто ещё этим будет заниматься? Не патруль же? Аскани, бери Тим и леди Тирнари, поезжайте на юг. Думаю, леди Тирнари будет интересно взглянуть, как поживает её старый дом. Мы с Россом задержимся, закончим тут всё. И, ученица, не волнуйся. Никого из виновных я не пропущу. Их, кстати, не так уж много, две трети деревни были ни при чём. Так вот, с этого дня ни один из насильников не сможет сделать ничего ни с одной женщиной. Совсем ничего. Как считаешь, справедливо? »

Кивнула. Считаю, да. Но…

«Шон…»

«Что? »

«Марушке бы корову хорошую. Она же вдова бедная. Но маму пожалела».

Ничего, что на меня Марушкиной жалости уже не хватило. Но и обижать она меня не обижала.

«И откуда я тебе корову возьму? Ладно, что-нибудь придумаю. И вашего Гуслича от пьянства вылечу. Мужик слабый, но не гнилой. Как считаешь, он обрадуется, если я ему зубы выращу? Всё, не тяни время, езжайте отсюда».

Последним, что я увидела, перед тем как развернуть коня, был ошалелый взгляд тётки Фарины. Та меня наконец узнала.

Но я сделала вид, что не узнала её.

* * *

Мы ехали молча. Сестра поравнялась с нами, бросила коротко:

— Не ведала я, что всё было вот так…

Ас кивнул.

Значит, они тоже видели всё, что показал мне Шон?

— Видели, — отозвался Ас. — Твоей маме пришлось ещё хуже, чем моей. Так что растим драконов. Чтоб никто, никогда…

Я поняла, что он хотел сказать.

Сейчас мне было плохо, очень плохо. Сердце разрывалось на части. Но умом я понимала: съездить сюда было нужно.

Только возвращаться в это место я не захочу больше никогда.

Глава 27

Заглядывать в будущее чересчур далеко — недальновидно.

У. Черчилль

Шон и Росс догнали нас, когда мы почти добрались до избушки Тин. Мы-то искали пологий путь, как для настоящих коней, и дали кругаля, а оказалось, что Шоновы мороки запросто могут махнуть с одного берега речки на другой или пройти сквозь любой бурелом, того и не заметив.

Шон поравнялся со мной, улыбнулся:

«Кузнечик, знаю, что ты хочешь мне сказать. Да, всё это тяжело и больно, но необходимо. Как вскрыть нарыв. Просто прими, что крестьяне без эмоций чистят свиные хлева, а у нас, лордов, есть свои обязанности. И переживать мы с Россом не станем. Не забывай, что и я, и он были на настоящей войне, где и не такое видели. Так что не бери в голову. Твой сундук и всё прочее я отправил в Сайгирн. А оттуда позаимствовал хорошую корову. — В голосе послышался смешок: — Коров я через портал ещё не таскал, новый незабываемый опыт, так сказать. Теперь Марушка тебе в ноги кланяется, её бурёнка как раз этой зимой от старости пала. А Гуслич зубами клацает. Радуется. — И добавил задумчиво: — Он ещё не понял, что напиваться больше не сможет».

Потом продолжил уже вслух:

— Я не выдержал, твоего бывшего хозяина, Сибира, за всё хорошее превратил в подсвинка. Небольшого такого, бурого. А избыток массы скинул в магическое поле, чтоб обратная трансформация стала невозможной. Теперь мы с Россом спорим — станет его жена кормить или на колбасу пустит?

Аскани хмыкнул.

— Сама есть не станет, — отозвалась Тин, — так сказать, порядочная. Но и кормить за так не будет. Отвезёт в Сухую Соху и продаст, вроде, она и ни при чём.

Я обернулась к Тин. Верно она про Фарину — та именно такая…

Хорошо, что мы тут больше не живём.

В нашем бывшем доме мы задержались на час. Патруль обжился справно — к избе Тин успели пристроить второй сруб, добавив пару комнат с ещё одной печью. На прогалине в загоне гуляли три ухоженные лошади, рядом на длинной верёвке паслась упитанная чёрно-белая корова. За домом появилась новая конюшня. В огороде топорщился лук, щетинился укроп, уже зацветали жёлтыми звёздочками огурцы. Поленница аккуратно нарубленных дров доставала аж до стрехи, две бочки рядом были полны чистой водой.

Отменное обихоженное хозяйство.

— Конюшню вот хорошую сладили. Потом баньку построим, — объяснял нам средних лет мужчина в кожаной куртке, перетянутой через плечи ремнями крест-накрест.

— Вам что-нибудь ещё нужно? — поинтересовался Аскани.

Патрульный задумался.

— Всё, вроде, есть. Разве калёных наконечников бы к стрелам чуток, тут их купить негде.

— В горах спокойно?

— Да, как зимой драконы пролетели, так пока никого и нет, — усмехнулся дядька. — Было волков немного, но этих мы перебили. Ладно, вы тут обустраивайтесь, заварка тайры вон на полке, котелок с кашей — в печи. А мне надо снаряжением заняться.

— Спасибо за гостеприимство, но нам пора, — отозвался Росс. — Мы заехали сказать, что в деревне — новый староста, Устюм по прозвищу Осот.

— Знаю такого, нормальный мужик. А Хрунич куда делся?

— Повешен за убийство пятнадцатилетней давности.

Патрульный присвистнул.

— Стрел вам пришлют, — сменил тему Аскани.

Я молчала, держа за руку Тин. Говорить не хотелось. А хотелось забиться в мой закуток за печкой, как когда-то раньше, и чтоб никто не трогал… Только как раньше, уже не будет.

«Ты точно хочешь, как раньше? — зыркнул тёмными очами Ас. — Кончай хандрить. Сейчас все валим в Сайгирн. А там я тебя загоню в ванну — вода хорошо всякую дрянь и хмарь смывает. Да и тебе, вроде, нравилось? »

Шон перебросил нас в Сайгирн и исчез до вечера — кто-то его позвал. Мне тоже скучать или киснуть было некогда — сначала нужно было позаботиться о Россе и сестре. Первым делом мы отправились знакомить Тин с Кремнем — интересно, что сестра и достославный гном оценили друг друга с первого взгляда. И зауважали. Вот и хорошо. Потом вернулись к покоям — нужно было поселить Тин и Росса в комнатах рядом с нашими. После отправились искать помещение под алхимическую лабораторию, чтоб была не хуже школьной. И наконец все вместе пошли в старую часовню. Войдя и оглядевшись, я вздохнула — сейчас от часовни тут одно название! Хотя потолок чудесный, высокий, сводами. Пол — ровные серые каменные плиты. Окна тоже высокие, стрельчатые, выходят на юг. Если вставить витражи — красотища будет! Осмотрев помещение, спросила Кремня, сколько тарганского мрамора нужно для отделки стен и ниш для статуй, для изготовления самих скульптур? Лорд Сид почесал бороду и сказал, что, поскольку знал о наших планах заранее, смету уже составил и отменных мастеров своего племени нашёл. Чем быстрее доставим камень, тем скорее приступят к работе. А сколько нужно — расчёты у него есть, сейчас он нам их даст.

Я задумалась о статуях. Вариант «Лариша, изваянная гномами» отчего-то тревожил. Поделилась сомнениями с Асом. Тот задумался тоже… а потом предложил поступить просто: если мне школьные скульптуры богов нравятся, заказать их точные копии. Я закивала — да, так будет хорошо!

Потом мы с Асом сходили к фамильному склепу — приземистому сооружению, сложенному из тех же серых камней, что и башни замка Сайгирн. Наверное, строился в те же времена… Зато место оказалось красивым, просторным и — как бы сказать? — значительным. Рядом высился огромный дуб, прикрывавший ветвями замшелые стены крипты. А под дубом стояла скамейка с видом на реку. Чтоб посидеть, подумать… Присела — и чуть снова не провалилась в тоску.

— Так, подъём! — дёрнул меня за руку Ас. — Надо ещё успеть до трапезы сестре и Россу коней хороших подобрать. А потом уж ты сама приобщишь Тин к благам герцогской купальни… — Ас хмыкнул. Я посмотрела на него и зафыркала тоже. Знаю, что он вспомнил…

— Именно это, — кивнул хитрый хмырь, внимательно разглядывая меня из-под чёрных ресниц. — Повторим сегодня? Мы же ночуем тут?

Ой, не знаю. А почему тут?

— Потому что завтра с утра Шон обещал нас взять в Тарган, закупить три воза янтарного мрамора. Предлагаю, кстати, затариться впрок — вдруг ещё что-нибудь придумается? Потом вернёмся сюда, проводим Росса и Тин, и нужно будет возвращаться в Китовый Киль, отплываем мы к викингам оттуда.

Как блохи. Туда-сюда по Империи прыг-скок! Обалдеть. Вот что значит быть магом!

Шон объявился на ночь глядя, когда я, сидя на кровати, сушила мокрые после второго за день купания волосы, а Аскани лежал рядом на животе с редкой книгой по фортификации на гномьем — разглядывал чертежи и чесал одной босой ногой другую.

Шон поглядел на нас. Присел рядом. Ткнулся носом мне в макушку:

— Ага, мелисса лимонная, хорошо пахнет. Спим сегодня тут, как тогда, в декабре, втроём. Вдвоём я вас не оставлю, а то доутешаетесь… И, кузнечик, хочу ещё кое-что сказать. Я поработал с мозгами всей деревни. Теперь все, как один, убеждены, что твою маму убили, потому что хотели присвоить драгоценности. А больше ничего — понимаешь, ничего! — не было. Правду знаем только мы. Поняла?

Ох, поняла! Спасибо, Шон!

Я ведь, хоть и не признавалась себе в том, ужасно боялась, что кто-нибудь раскопает историю маминой смерти. Начнет издеваться, насмехаться, пустит слух, измажет её память чёрным липким дёгтем напраслины… Ведь ужас в том, что когда шепчут за спиной или бросают тебе в лицо такое, невозможно до конца обелиться и оправдаться. Если оправдываешься, значит, виноват. А ещё народная мудрость гласит, что нет дыма без огня… раз говорят, значит, что-то да было.

— Полегчало? Вот и молодец. Помочь тебе досохнуть? Тогда можно будет уже спать, — Шон зевнул. — Мне сегодня ещё в Галарэн сгонять пришлось… устал.

Я замотала головой. Лучше сама досохну! Как он «помог» в прошлый раз, помнилось до сих пор.

— Ну, как хочешь. Уховёртка с гномьим, кыш с кровати! Сейчас сапоги стяну, лягу, потом устроишься рядом.

Мы с Асом понимающе переглянулись и хихикнули.

* * *

— Одно из самых частых и фундаментальных заблуждений людей состоит в том, что они считают себя незаменимыми.

Облокотившийся на фальшборт корабля Шон уставился на меня.

Я согласно кивнула. Если он скажет, что рыбы по вечерам поют хором песни — спорить не стану. Меня мутило так, что было не до борьбы за истину. Странно, в книге о морских походах и сражениях бравого лорда Тирса ни о чём таком не говорилось.

Мы выплыли из Китового Киля вчера с рассветом. И идти на северо-северо-восток нам предстояло четыре дня. Первый день было здорово. Мы всей бандой — так Шон обозвал нашу компанию: Аскани, Лива, Кая и меня — носились по кораблю, рассматривая снасти, выспрашивая у команды название разных верёвок, балок, парусов, узлов… Даже карабкались на мачты. Но сегодня мне было паршиво. Вид качающейся палубы вызывал тошноту, есть не хотелось вовсе…

— Кузнечик, взлети над палубой на пару локтей — прекратишь мотаться вверх-вниз, как щепка в прибое, и мутить перестанет. Слушай дальше. Ведь ты в курсе, насколько я востребован — так сказать, в каждой имперской бочке затычка. Но вот сейчас я взял отпуск на недельку… и что произойдёт? Правильно, абсолютно ничего. Будут решать проблемы как-то по-другому, как было до меня, как будет после меня. Или более яркий пример — Императрица Рамин, на которую все молятся до сих пор богам на зависть. Разогнала орков, остановила набеги викингов, заложила несколько новых городов, основала Магическую Академию в Галарэне… и вот её нет уже пятьсот лет. И что, Империя рухнула?

Я уставилась на Шона, пытаясь понять, куда тот гнёт. Сейчас наставник выглядел непривычно — белобрысый, лицо другое, чем-то похожее на Кираново, глаза не карие, а серо-зелёные, с рыжеватыми ресницами. Даже волоски на костистых запястьях из тёмных стали светлыми. И одет Шон был не в привычную чёрную мантию, а в обычное платье — синие штаны с белой рубахой, чёрный кожаный дублет, сбоку прицеплен меч. Вроде он, а вроде и не он… Но зачем Шон так поступил, я понимала. Если всплывёт, что в викинговской гадючьей яме сидел придворный маг Императрицы Астер, хорошо от этого никому не будет. А на корабле несколько десятков человек, и не факт, что все умеют держать язык за зубами…

— Я веду к тому, что не переоценивай собственного значения. Если кто-то начнёт толкать тебя на необратимый поступок, внушая, что справишься только ты, — не верь. Мол, сиганёшь вниз головой с утёса, или шагнёшь в жерло вулкана, или сотворишь что-нибудь ещё эдакое офигительно-фатально-неконструктивное — и спасёшь мир — не поддавайся! Шли всех лесом, а сама зови меня. Поняла?

Кивнула. С чего Шона понесло на нравоучения, было ясно: накануне отплытия к Понехъёлду мне ночью опять привиделся Дианур. Сон был короче первого — я обросла колючками, как заправский бешеный огурец, быстрее, чем поняла, кого вижу и что, собственно говоря, делаю. Божество тут же испарилось. Но странный он какой-то… Просто поговорить ему в голову не пришло?

Мой рассказ об этом визите не понравился ни Шону, ни Асу.

— Радует, что пиетета к богам у тебя, — глаза Шона весело блеснули, — как у настоящего дракона. И, знаешь, вернёмся, начну для тебя рычать, как для Аса. Личные заморочки преходящи, зато есть у меня предчувствие, что встать на крыло как можно раньше для тебя жизненно важно.

Рычать — хорошо. А что за заморочки?

— Не бери в голову.

Не беру. Она и без того кружится…

Вообще, головная боль началась со сборов. Хорошо, что со свитой мы всё решили заранее. Шон сказал, что посоветовался с Астер, и та считает, что поскольку визит неофициальный, дружеский, можно сказать, соседский — тащить с собой, отрывая от дел, толпу народа и флотилию кораблей смысла нет. И припомнила, что присланная при Регенте к имперскому Двору делегация из Тер-Шэрранта состояла всего из четырёх человек, то бишь драконов, и никому этот минимализм не показался странным или оскорбительным. Так что если мы с Асом заявимся на одном корабле, с парой сверстников и несколькими взрослыми, среди которых будут двое магов, для статуса этого вполне довольно.

Из разумных соображений брать лишний народ тоже смысла не было. Наша и защита, и оружие — Шон с лордом Танши, которые собирались закрыть нас всех щитами и не спускать глаз. И чем больше людей нас бы сопровождало, тем сильнее Шону и Лиху пришлось бы распылять внимание.

С подарками оказалось сложнее. Я о них вообще не подумала. Наверное, потому, что опыта хождения по гостям в моей жизни не было вовсе. Но оказалось, что раз плывём на праздник, — полагается чем-то порадовать хозяина. А чем? Я предложила лекарственные травы, потому что они — редкие и полезные, и ковры из Нарса — потому что те очень понравились мне самой. Ас вздохнул и объяснил, что не пойдёт. Викинги ценят доблесть, хворями они не озабочены. А ещё — это же не посольство на имперском уровне — значит, нужно взять что-то именно из нашего герцогства.

В итоге в трюме «Прыгающей камбалы» оказались: пять бочонков можжевеловой настойки такой крепости, что жидкость полыхала синим огнём, а глотнувший эту жуть тоже начинал выдыхать пламя, аки заправский дракон. Десять бочек погабаритнее пшеничной водки. Копчёная пряная оленина — надо думать, закуска. Шкура гигантского чёрного пещерного медведя, убитого этой зимой патрулём в горах. Со шкурой в комплекте шло ожерелье из медвежьих же зубов и когтей впечатляющего размера. И, наконец, богато украшенные серебром с бирюзой — этот камень викинги почему-то любили особо, может, за «морской» цвет — щит и боевая кираса, сделанные из панцирей каменных собачек. Ас уверял, что из тех самых, которых мы уложили прошлым летом в горах. Броня из шкур горных иммунных к магии тварей была намного легче металлической, а по прочности не уступала лучшей стали. И, несомненно, на островах была запредельной редкостью. Бирюзу же, оказывается, добывали гномы у южных границ герцогства Сайгирн. Так что наши подарки должны были оценить.

⇐ Предыдущая 20 21 22 23 242526 27 28 29 Следующая ⇒