Table of Contents 17 страница

Вдоволь налюбовавшись фотографией Менгеле, вновь вскочил с места Кулашенко. Если о Первой Интернациональной он говорил на повышенных тонах, то теперь от возмущения был близок к эпилептическому припадку:

— Это, товарищи… Это уже, товарищи, через край! Мы доверили этому идеологическому извращенцу один из самых ответственных постов! Воспитательный, товарищи, процесс! А тут на тебе! Не удивлюсь, если станет известно о его теснейших связях с контрразведкой Рейха! Чеслав Корбут заслуживает самого сурового наказания!

— Хватит дергаться и рычать, аки лев, Григорий Саныч! — проворковал сосед Кулашенко, седовласый функционер с лисьими глазенками. — По существу говори. Ближе к телу!

— Только показательный процесс! — пробурчал возмущенный куратор коллективных хозяйств. — Нужно взять палку и дать один раз хорошенько по голове! Это научит других правильно выбирать себе объект для подражания. А еще лучше расстрелять к чертовой матери.

— Я полностью согласен с товарищем Кулашенко, — тихо сказал мастер компромисса Берзин. — Вот только лишняя шумиха нам ни к чему. Чеслав Корбут всегда был у нас на хорошем счету. Думаю, что причина его срыва — сильная физическая усталость и душевное утомление. ЧК загонял себя и нуждается в отдыхе. В длительной передышке.

— Ты еще скажи, и в усиленном пайке! — возмутился Григорий Александрович. — Вот из-за таких, ты, Берзин, нашу партию и считают не боевым отрядом рабочего класса, а морфоло… Морфологической массой!

— Аморфной, — улыбнулся Яков.

— Чего?

— Аморфной массой, Григорий Александрович. Я не говорил, что товарища Корбута следует оставить без наказания. Но лишняя огласка может повредить нашей партии. Представьте, что будут говорить рядовые партийцы. Поэтому лучше будет, если он исчезнет без шума и пыли. Например, в дебрях Черкизона, где он имеет обыкновение проводить свободное время.

— Черкизон? Какая низость! — Перед глазами Кулашенко возник светлый образ черкизонской проститутки Леры, у которой он числился в постоянных клиентах. — Вот она — глубина падения. Начинается с поклонения нацистскому преступнику, а заканчивается… Какие страшные времена!

— Итак, кто за устранение Чеслава Корбута? — Москвин встал, показывая, что прения закончены. — Прошу голосовать, товарищи.

Десять рук поднялись одновременно. Все были за! Москвин закрыл заседание и лукаво подмигнул Берзину, мол, мавр сделал свое дело… Тот ответил едва заметной улыбкой. Заскрипели стулья и суставы престарелых членов Политбюро. Берзин аккуратно сложил в портфель компрометирующие материалы и ретировался так незаметно, что никто, кроме Москвина, этого не заметил.

* * *

Сквер, в конце концов, для того и создан, чтобы посетители могли общаться с природой. А то, что над сквером кружат три крылатых динозавра, — это перегибы на местах. Издержки нового удивительного мира, в котором человеку пришлось потесниться и уступить дорогу более приспособленным к новым условиям существам. Маленький отряд автозаводцев устроил бивак под гигантским липами, оказавшимися идеальным укрытием от птеродактилей. Сплетение ветвей не позволяло крылатым охотникам добраться до людей. Они метались над площадью, садились рядом с обезглавленным трупом детеныша и с яростным клекотом взмывали вверх.

Приходилось мириться с задержкой и уповать на то, что птерозавры все-таки были ночными охотниками. В ожидании рассвета каждый убивал время, как мог. Пьер, Рафаэль и Лумумба начали изучать новый для них мир с осмотра липы-мутанта, Банзай, как всегда, использовал все свободное время для тренировок с мачете. Вездеход удерживал за ошейник раздраженного Карацюпу. Пес никак не мог успокоиться. Вытягивал шею в сторону метавшихся над площадью птеродактилей и яростно рычал. Собаку и крылатого ящера должны были разделять миллионы лет эволюции. Животным разных эпох, которым довелось встретиться в одной временной точке, не дано было понять друг друга.

Вездеход не случайно взял на себя заботу о Карпацюпе. Овчарку вообще-то собирались оставить на Автозаводской. Однако умный пес сообразил, что к чему. Зашился в какую-то дыру, появился в последний момент и прошмыгнул в поднятые ворота, сняв вопрос о своем участии в походе на Берилаг.

Томский, Русаков, Аршинов и Федор развернули карту Москвы, чтобы еще раз тщательно просчитать маршрут.

— Нам по Автозаводской, потом на Велозаводскую и по Третьему транспортному кольцу… — Аршинов провел пальцем по карте. — Пилим до шоссе Энтузиастов. Дальше двигаем к метро Электрозаводская, выскакиваем на Большую Черкизовскую в районе Преображенки, а там и до промзоны рукой подать. Эх, мне бы только до бетонного завода добраться! Ни один птеродактиль больше не уйдет! Эти падлы мне еще за Краба должны ответить!

— Шоссе Энтузиастов, — задумчиво произнес Владар. — Оно ведь ведет к Измайловскому парку…

— Ведет, — согласился прапор. — А ты, товарищ поп, никак, на колесе обозрения прокатиться хочешь?

— На колесе обозрения? Нет… Просто в молодости мне доводилось там бывать по служебным делам… — буркнул Владар и отвернулся.

Томский задумался. С самого начала задание Корбута не давало ему покоя. ЧК дал ему призрачный шанс обменять Елену на заразу, которая находится в неком хранилище. Предположим, он доберется до Улицы Подбельского и освободит жену. Но можно не сомневаться, что этот подлец для подстраховки направит своих людей за вирусом и они доставят инфекцию в метро! А этого допустить нельзя! Значит, остается надеяться, что ему удастся опередить отряд Корбута и уничтожить бункер. Вот только где он находится? Не вопрос! Это известно отцу Владимиру! Толик повернулся к Владару, чтобы напрямую спросить его об этом, и в этот момент Карацюпа сломя голову ринулся из сквера на площадь.

Один птеродактиль опустился слишком низко, и такой наглости пес стерпеть не мог. Он подпрыгнул и вцепился зубами в кожистое крыло. Птерозавр попытался взлететь, но вес овчарки помешал ему совершить этот маневр. Когтистые лапы коснулись асфальта. Одним взмахом крыла крылатый ящер стряхнул Карацюпу. Пес взвизгнул, но уже в следующую секунду оправился от удара и яростно залаял. Произошло чудо. Монстр, способный схватить и унести человека, пятился от маленького, но бесстрашного пса. Карацюпа описывал по земле круги, то приближаясь к противнику, то удаляясь на безопасное расстояние. Птерозавр неуклюже поворачивался следом, рискуя заработать головокружение. Клюв птеродактиля несколько раз щелкал в опасной близости от морды овчарки, но та ловко уворачивалась. Однако долго это веселье продолжаться не могло.

Первым начал действовать Вездеход. Он выбежал из сквера и на ходу выпустил очередь в птеродактиля. Промахнулся. Ободренный поддержкой, Карацюпа просто потерял голову. Он хотел опять вцепиться в крыло врага, но птерозавру и без того хватило унижений. Он расправил крылья и взмыл в небо, походя сбив с ног Вездехода. Зато два других птеродактиля всерьез заинтересовались лежавшим на асфальте коротышкой. Однако хищникам не суждено было добраться до добычи. По ним одновременно начали палить Томский, Русаков и Федор.

Птеродактили убрались из зоны обстрела, затем превратились в едва различимые точки и, наконец, совсем исчезли. Томский не был уверен, что властелины неба всерьез испугались выстрелов или дали деру от голосистого Карацюпы. Возможно, их прогнал вступающий в свои права рассвет.

Под радостный лай овчарки Пьер помог карлику подняться. Наконец появилась возможность покинуть сквер. Маленький отряд выстроился в две колонны. Впереди шагали имевшие опыт наземных экспедиций Томский и Аршинов. Прапор хотел идти по одному из двух шоссе, но Толик настоял на том, чтобы передвигаться по бульвару в центре улицы. Разросшиеся по обеим сторонам деревья сплелись сучьями, сделав путешествие по бульвару не слишком комфортным. Однако те же деревья могли бы служить хорошим укрытием в случае нападения. Ведь общепринятое мнение, что птеродактили охотятся исключительно ночью, могло быть ошибочным. К тому же птерозавры не были единственными тварями в компании тех, кто желал попробовать человечины.

Вскоре Томский пожалел о своем выборе. Бульвар превратился в настоящие джунгли. Причем больше всего неудобств доставляли не клены-мутанты, а трава, лианы и ползучий кустарник. В своем неистовом стремлении прорваться к солнечному свету они обвивали стволы деревьев. Впивались в кору шипами, карабкались наверх, а вместе взятые, образовывали настоящую непроходимую сеть.

Дорогу сквозь нее вызвался прорубать Банзай. Он старательно махал своим тесаком, но особых успехов не добился. Кусты-паразиты защищались от нападения не только шипами и колючками, но и прочной, как пластмасса, корой. Острые края травы были не менее опасны, чем само мачете.

В конце концов Томскому пришлось сдаться: передвигаться по дороге хоть и опаснее, но значительно проще, чем по запущенному бульвару с его одичавшей флорой. Как только отряд двинулся по едва различимым трамвайным путям, скорость значительно увеличилась. На протяжении пары километров люди не встретили никаких препятствий, кроме уже ставших привычными остовов машин. Томский уже было решил, что улица будет пройдена без неприятных сюрпризов, когда увидел странное сооружение. Оно перекрывало улицу от края бульвара до тротуара. Первым, что бросилось в глаза, были объемные цифры 1941–1945 в его узкой части.

Присмотревшись, Томский понял, что на трамвайных путях лежит памятник высотой в полтора десятка метров. Сквозь просветы в зеленой поросли, обвившей бетонный монумент, с трудом различались фигуры солдат в касках и с винтовками. Примкнутые штыки упирались в то, что когда-то было постаментом обелиска. Сам по себе упавший памятник не был чем-то необычным для разрушенного города. Удивляло другое. Прямо под обелиском зиял черный провал ямы. Ее края ощетинились обломками асфальта и гранитных плит. Томский никак не мог избавиться от чувства, что в этом, на первый взгляд, случайном нагромождении разнородных фрагментов имеется какая-то система. Памятник мог упасть без посторонней помощи, но тогда его нижняя часть находилась бы у постамента, а не наоборот. Создавалось впечатление, что кто-то специально перевернул и передвинул обелиск таким образом, чтобы сделать над ямой подобие крыши.

Толик поднял руку, подавая отряду сигнал остановки. Следовало быть начеку. Существо, создавшее для себя укрытие таких размеров, должно было обладать огромной силой. Томский осторожно приблизился к краю ямы. Рассмотреть что-нибудь в темноте не удавалось. Пришлось включить фонарик. Луч света уперся в тонкие белые нити. Они занимали все пространство небольшой пещеры. Пересекались, сплетались, образовывали плотные жгуты и полупрозрачную кисею. Ближе к земляным стенам нити утолщались и заканчивались белыми шариками, накрепко прилипшими к мокрому грунту. Вся эта сложная система предназначалась для того, чтобы удерживать в центре пещеры мохнатый кокон овальной формы. Когда его коснулся луч фонаря, кокон заблестел. Он состоял из нескольких десятков слипшихся шариков, наполненных желтоватым желе. В центре каждого шарика можно было различить черный сгусток. Толик, еще не осознав, что именно он увидел, почувствовал отвращение. Когда же его плеча что-то коснулось, невольно вздрогнул. Рядом стоял Владар. С минуту он пристально смотрел на кокон из шариков. Потом выдал свой вердикт:

— Яйца паука. Довольно необычные на вид, но есть ряд характерных признаков, по которым их нельзя спутать ни с чем другим.

Томский машинально прижал руку к груди. Ему показалась, что рана снова начинает саднить. Пауки повсюду. Нападают на людей в Метро. Роют норы на поверхности. Захватывают новые территории. Из этих яиц вылупятся новые твари. Более сильные, более беспощадные. Порождения радиации, которая без конца совершенствует свои творения.

С пауками у Толика были личные счеты. Возможно, это и повлияло на решение позвать товарища Федора. У того ведь всегда имелась в запасе бутылочка.

— Это нельзя оставлять, — сказал Томский. — Их и без того слишком много развелось.

Федор кивнул. Снял с плеча вещмешок и вытащил бережно укутанную в тряпку бутылку с коктейлем Молотова. Вспыхнул фитиль. Бутылка, кувыркаясь, полетела в яму. Полыхнуло пламя. Из-под опрокинутого памятника вырвались клубы черного дыма. Послышалось шипение и треск лопающихся шариков. Томский отошел от поваленного памятника с чувством выполненного долга. Всего лишь бутылка с горючей смесью, а на пару десятков пауков станет меньше. Тоже результат.

И тут загрохотал автомат.

Стрелял Русаков. Прижав приклад к животу, он поливал свинцом руины ближайшей многоэтажки. По ним, расшвыривая в разные стороны обломки бетона и кирпичи, спускалась на улицу хозяйка разоренной норы — огромная черная паучиха.

Глава 24
Хозяин Яузы

Габуния наконец отмылся и сразу почувствовал себя значительно лучше. Он продолжал зачерпывать воду пригоршнями и поливать защитный костюм, хотя необходимости в этом уже не было.

Мартин в сопровождении всего взвода расхаживал по частично разрушенному Высокояузскому мосту, с которого открывался отличный обзор во все стороны. Вот только любоваться было нечем — слишком однотипным был пейзаж.

По другую сторону моста возвышались руины какого-то фабричного здания. С наступлением утра ветер стих. Не шевелились больше массивные кроны деревьев, не клубилась ядовитая пыль. В развалинах не наблюдалось ни малейшего движения. Даже река больше походила на мокрую асфальтовую дорожку — ни волны, ни расходящихся по воде кругов. Новые хозяева бывшего мегаполиса убрались в свои убежища и отдыхали в ожидании наступления темноты — времени охоты. А может, стеснялись показывать свое уродство при свете дня?

Гиви собирался подняться на мост. Повернулся к Яузе спиной и вдруг замер на месте.

Он не слышал ни единого звука, просто инстинктивно ощутил присутствие рядом чего-то необычайно враждебного. Взглянул на реку. Посередине Яузы вздымалась странная волна — черный водяной бугор высотой метр-полтора. Она быстро двигалась в сторону моста, вызывая к жизни расходившиеся в обе стороны более мелкие волны. Габунии никогда в жизни не доводилось видеть волн, но он понял, что с этой было что-то не так. Вода с плеском ударилась о берег.

Едва различимый звук произвел на Гиви эффект разорвавшейся бомбы. Он бросился бежать. Несколько раз падал, спотыкаясь о выступавшие из земли корни деревьев, и едва не визжал от страха. Ему казалось, что существо, выбравшееся из Яузы, ползет вслед за ним и вот-вот настигнет. Гиви карабкался по откосу, отчаянно хватаясь за ветки кустов. Малейшая задержка грозила обернуться гибелью. В несколько прыжков Габуния выбрался на дорогу, споткнулся и со всего маху врезался грудью в остов легкового автомобиля. В панике он забыл о том, что препятствие можно обойти, и с трудом протиснулся через салон. Упав на выходе в очередной раз, он с облегчением увидел перед собой шнурованные сапоги Мартина.

— Что на этот раз, Гиви? — ехидно поинтересовался Лацис. — Мания преследования?

— Надо отсюда убираться! — Гиви с трудом принял вертикальное положение. — Посмотри на реку.

— Чем тебе река не угодила?

Лацис взял Габунию за руку и подвел к краю моста. Перевесился через уцелевший фрагмент ограды, внимательно вглядываясь в черное зеркало воды, но ничего достойного внимания не заметил. Он выпрямился и не без сожаления посмотрел на приятеля:

— Река как река… Что ты видел, паникер?

Гиви осторожно выглянул за ограждение. Действительно, ничего подозрительного. Бугор бесследно исчез. Поверхность Яузы стала гладкой, как стекло. Лацис снова наклонился над водой, однако как ни всматривался, не увидел ровным счетом ничего. Габуния собирался с мыслями, пытаясь отыскать нужные слова, чтобы описать явление, которое его так напугало, но не успел. Мост содрогнулся от мощного удара. Вокруг перил, на которые всего несколько секунд назад опирался Мартин, обвилось что-то черное, мокрое и невыразимо гадкое. Рывок… Край моста с остатками ограждения с шумом рухнул в воду.

Габуния на реку не смотрел. Вместо того чтобы отступить на пару шагов от края, Гиви неожиданно ринулся к противоположному концу моста. Мартин в несколько прыжков нагнал его, свалил подсечкой на землю и заорал:

— Всем уйти с моста! Быстро, идиоты!

Габунию пришлось тащить в безопасное место едва ли не волоком. Оказавшись за пределами моста, Лацис с силой встряхнул Гиви.

— Возьми себя в руки, кретин! Люди смотрят!

— Там… Там… — Грузин, задыхаясь от волнения, махнул рукой в сторону воды.

— Брось. В реке живет какая-то тварь. Здоровенная, ни дна ей, ни покрышки. Ну и что с того? Мало мы встречали всяких мутантов? Одним больше, одним меньше… И если ты станешь шарахаться при виде каждой большой рыбины…

Лацис осекся на полуслове. Он вдруг сообразил, что дрожащая рука Габунии направлена вовсе не в сторону реки. Оказалось, Гиви первым увидел старого знакомого. Бесшерстная собака стояла у начала моста. Наблюдала за людьми, высунув из пасти мокрый от слюны голубоватый язык.

Мартин вскинул автомат, но стрелять не стал. В прошлый раз выстрелы привлекли стаю. Если это повторится опять, последствия будут куда серьезнее. Псы могли отрезать им выход на дорогу. И отступать пришлось бы под мост — прямо в щупальца Хозяина Яузы. Лацис посмотрел на Гиви.

— Ты как?

— Вчера было лучше.

— Шутишь? — Лацис не сводил глаз с адского пса. — Значит, очухался. Для тебя есть работа. Сможешь прикончить псину без лишнего шума?

— Сделаю!

Габуния был рад возможности реабилитироваться.

Он передал автомат Мартину, вытащил заточку и медленно двинулся на пса. Тот отреагировал на приближение человека рычанием и шагнул навстречу. Габуния выбрал правильную тактику. Не ускорял, но и не снижал темпа, не делал резких движений. Когда мутанта и человека разделяли пять метров, пес перестал рычать. Обвислые уши задрожали, выдавая напряжение. Как только Гиви выставил вперед левую руку, собака прыгнула. Все произошло мгновенно. Пальцы Габунии сомкнулась на горле мутанта, а лезвие заточки вонзилось в раскрытую пасть. Не дожидаясь агонии, Гиви перебросил собаку через согнутое колено и ребром ладони переломил ей хребет. Схватка оказалась стремительной и, как заказывал Лацис, бесшумной.

Но не успел Габуния принять поздравления Лациса, как из руин один за другим начали выпрыгивать новые псы. В стае их оказалось не меньше двух десятков.

Первым делом мутанты набросились на труп. Чтобы оставить от него голый скелет, им понадобилось меньше минуты. Потом псы выстроились цепочкой и двинулись на людей.

Мартин и Гиви еле успели выстроить оборону. Взвод залег на мосту за бетонной стойкой рухнувшего фонаря и встретил мутантов ураганным огнем.

Если бы они напали стаей, нескольких залпов оказалось бы достаточно, чтобы остановить атаку. Но расстреливать рассеянную цепь оказалось куда сложнее. Тем более, что на этот раз псы не останавливались, чтобы пожирать своих собратьев. Лацис воткнул в автомат новый рожок и встал во весь рост, готовясь к отступлению. Расстояние между людьми и лавиной бесшерстных собак неумолимо сокращалось. Следуя примеру товарища, вскочил на ноги Габуния. За ним — остальные. Первым фонарный столб перепрыгнул самый крупный пес. Он был ранен. Из шеи хлестала кровь, но это только добавляло собаке ярости.

Отступление превратилось в бегство. Кто-то пытался отстреливаться на бегу, кто-то просто очертя голову мчался по мосту. Вожак вцепился в ногу одного из диверсантов. Как только человек упал, на него набросились остальные псы.

Они перестали преследовать других людей, полностью сосредоточившись на самой беспомощной жертве. Парень дрался до последнего. Ему даже удалось встать. Псы успели сорвать с диверсанта противогаз и разодрать в клочья защитный костюм. Кровь из раны на лбу заливала несчастному глаза. В последнем, отчаянном рывке он стряхнул повисших на руках псов и заковылял к центру моста. Там силы оставили его окончательно. Парень рухнул. Собаки тут же облепили его со всех сторон. Предсмертные вопли перемежались с голодным рычанием. Никто не сделал попытки выпустить очередь по сбившимся в кучу собакам.

Все как завороженные смотрели на дикую сцену. Лацис, наконец, пришел в себя и подал знак к отступлению.

Едва он сделал шаг, как мост содрогнулся от страшного удара. Рядом с местом пира собачьей стаи асфальт с треском вспучился и провалился. В облаке пыли вверх полетели куски бетона и асфальта. Завизжали придавленные обломками псы. В сером мареве мелькнуло что-то черное. Снизу послышался плеск воды.

Когда пыль осела, Гиви и Мартин осмелились приблизиться к трехметровому пролому. Но увидели они только провисшие над Яузой куски арматуры. Ничто не напоминало о том, что несколько минут назад стая мутантов терзала здесь человека. Темная река была абсолютно спокойной.

Но Гиви не сомневался: под продолговатой выпуклостью на зеркальной глади скрывалась голова таинственного и могучего Хозяина Яузы.

* * *

Томский наблюдал за мутантом, пытаясь оценить его боевые качества и быстро найти выход из непростой ситуации. Паук спускался по крутому склону горы строительного мусора, в который превратилась многоэтажка. Путь был непростым. Мутанту то и дело приходилось карабкаться на перекошенные плиты перекрытий, отшвыривать с дороги куски железобетонных конструкций, нырять в ямы, образованные пустотами, и подниматься наверх.

Пауки с поверхности не были похожи на своих кошмарных собратьев из подземелий.

Здешние были в несколько раз крупней и все сплошь покрыты тяжелой хитиновой броней, отливающей иссиня-черным цветом. Панцирь был настолько жестким, что все пули, ударявшие в него, с визгом отскакивали. Чудовище казалось неуязвимым. Четыре расположенных по дуге зеленых глаза смотрели то на людей, то на разоренную нору.

Людям оставалось только одно — отступать, мчаться во весь опор по дороге и надеяться, что монстр откажется от погони, вернется в нору к сгоревшим детенышам.

Нет, так не выйдет. Если по руинам мутанту удается передвигаться довольно быстро, то на улице он разовьет чудовищную скорость. Скрыться в зарослях бульвара можно от птеродактиля, но не от паука.

На раздумья осталась минута, если не меньше. И тут Томского осенило. Прямо над впадиной, в которую паук должен был неминуемо спуститься, нависала огромная плита. А всего в нескольких шагах, среди руин, валялся фрагмент лестничного пролета. Он вплотную примыкал к плите и просто молил, чтобы кто-то поднялся по его ступенькам.

Толя подбежал к Пьеру, жестами объяснил свой замысел. Великану не потребовалось объяснять дважды. Он бросился вслед за Томским. Поняв их замысел, вместе с Русаковым открыли огонь остальные. Чудовище натолкнулось на стену автоматного огня. Мотнуло бесформенной головой и продолжило спуск. Когда паук оказался на дне впадины, Пьер и Толик всем весом навалились на плиту. Несколько тягостных секунд им казалось, что огромный кусок бетона не удастся сдвинуть даже на миллиметр. Однако плита все-таки вздрогнула, покачнулась и обрушилась в яму. Кое-чего Томский предвидеть не мог. Второй конец плиты был погребен под грудой кирпичных обломков. Накренившись, он с тяжелым вздохом поехал и утащил за собой обоих смельчаков.

Пьер и Томский скатились на тротуар. Каждый получил по несколько чувствительных ушибов. Подсчитывать потери было некогда. Оба тут же вскочили на ноги.

Получилось?..

Мутанту удалось выбраться из впадины, но одна из восьми мохнатых лап прочно засела под плитой. Раздалось приглушенное противогазами «ура! ».

Паук был создан свихнувшейся природой для того, чтобы властвовать над разрушенным городом, но она не смогла его наделить изворотливым человеческим умом. Томский молча наблюдал за дергающимся чудищем. На душе было тревожно и неуютно. Русаков положил руку на плечо друга:

— Черт с ним, пусть подыхает. Патроны нам еще пригодятся…

Томский отрицательно покачал головой. Паук не просто беспорядочно метался. Тварь знала, как вырваться из западни. Она уперлась свободными ногами в плиту и почву, напряглась… Раздался неприятный хруст. Нога выскочила из туловища, обдав плиту фонтаном густой черной жижи. Паук скатился на тротуар чуть ли не под ноги Толику и Русакову. Он лежал на спине, дергал оставшимися ногами, силясь перевернуться. Первым вышел из ступора Банзай. Он прыгнул к пауку, ловко избежал встречи с мохнатыми лапами и по рукоятку вонзил тесак в точку, где соединялось туловище и ноги монстра.

Чудище задергалось вновь, но теперь уже беспорядочно, бессмысленно. Паук агонизировал. Банзай дождался, пока стихнет последняя судорога, и выдернул свой тесак.

— А я уж думал, что этот гад — бессмертный, — пробубнил в противогаз прапор. — Оказывается, и они умеют подыхать. Потопали, ребята. Нам на Трешку.

Томский подошел к Федору. Что-то подсказывало ему, что эта встреча с пауком была не последней.

— Дядь Федор, гранаты есть?

— Откуда хоть? — возмутился бородатый.

— Колись! — Томский с требовательным видом протянул руку ладонью вверх.

Федор нехотя достал из кармана куртки лимонку и вложил ее в Толину руку.

— Последняя, Толян.

Глава 25
Рой

Шагая по шоссе Энтузиастов, Гиви и Мартин думали об одном и том же. Об уюте Метро и коварстве поверхности. Открытое пространство давило на психику. Больше всего на свете хотелось сейчас вернуться в родные туннели и темные лабиринты, которые они знали, как свои пять пальцев.

Это там от них шарахалось все живое. А здесь — бескрайнее небо, серая даль, летающие, ползающие и плавающие монстры, от которых некуда было бежать, сколько бы свободного пространства вокруг ни было. Нет ничего хуже, чем спиной, затылком, всей кожей ощущать их присутствие.

Впрочем, шоссе или то, что от него осталось, пока не выказывало своей враждебности.

Здесь все выглядело так же, как на дорогах, оставленных позади. Навеки замершие машины, покрытый трещинами, местами вздыбленный асфальт. Фонарные столбы, которые выстояли в борьбе с непогодой, замерли вдоль дороги, как молчаливые часовые. Они словно охраняли границу между шоссе и заповедным миром руин, за которым человеку было разрешено лишь наблюдать.

Напряжение постепенно спадало, но заговорить так никто и не решился. Мартин и Гиви, хоть и считались отчаюгами, нарушать хрупкое перемирие с мертвым городом не собирались. Как-никак, главное испытание было впереди. Нервы и силы еще понадобятся и в Измайловском парке и на обратной дороге.

По мере приближения к парку, на обочинах становилось больше деревьев и кустов. Виднелись просто лужи и заболоченные участки. Поросшие уродливой пародией на камыши, затянутые ряской ямы с черной жижей. У Габунии вид воды вызывал стойкое отторжение. Возможно, поэтому он забеспокоился первым. Гиви услышал гудение еще несколько минут назад, но сразу тревоги поднимать не стал. Решил, что гудит у него в ушах после пережитого, а снова показаться паникером Лацису — все, конец карьере.

Однако по мере продвижения отряда вперед гудение усиливалось.

Вскоре его слышали все.

Воздух буквально вибрировал отзвука непонятного происхождения. Казалось, что совсем рядом работает какая-то машина. Мартин подал знак остановиться. Пятеро человек озирались по сторонам, пытаясь отыскать источник звука. Наконец один из солдат поднял руку, указывая на исполинский тополь. Кора на толстом, в три обхвата стволе полопалась, обнажив истекающий черной слизью луб. Ствол пораженного радиацией великана раздваивался в четырех метрах от земли. Там, под прикрытием мясистых листьев с белесоватым низом и ярко-зеленым верхом, прятался серый шар. Его поверхность напоминала лицо древнего старика. Склеенная из множества пластин, она была морщинистой и подрагивала, как живая. Гудение, несомненно, доносилось оттуда. Хотя на шар и были направлены стволы пяти автоматов, стрелять никто не собирался.

Еще немного, и отряд убрался бы восвояси, так и не раскрыв секрета серого шара. Однако из отверстия наверху морщинистого кокона появилась черная голова. Затем — туловище в черно-желтую полоску.

Оса размером с человеческий кулак расправила прозрачные чешуйчатые крылья. Сделав короткий перелет, она уселась на ствол. Остроугольная, увенчанная парой челюстей голова подрагивала. Два овальных черных глаза уставились на людей. Затянувшуюся паузу прервала автоматная очередь. Пули сорвали со ствола кору, а оса исчезла в кроне дерева. Мартин пытался остановить пальбу, но было слишком поздно. Осиное гнездо разлетелось на мелкие клочья. При этом погибли лишь несколько его обитательниц. Остальные осы с яростным гудением взмыли вверх и укрылись в густой листве. Мартин и Гиви тычками и затрещинами восстановили дисциплину. Стрельба стихла.

— Убираемся отсюда! — взревел Лацис. — Лично пристрелю того, кто бабахнул первым!

Осуществиться благим намерениям не было суждено. Над тополем появилось черное, гудящее облако диаметром метра в три. Разъяренные нападением, осы-мутанты готовились к ответной атаке. Лацис полоснул очередью по осиному рою. Добиться удалось немногого — насекомые разлетелись в стороны, чтобы через несколько секунд вновь слиться в гудящий черный рой.

Он начал медленно, но неумолимо опускаться. Оставалось только одно — искать укрытие. Задача была не из простых. Места, куда не смогли бы проникнуть осы, поблизости не наблюдалось. Выход нашел Гиви. Инстинкт самосохранения подтолкнул Габунию к ненавистной ему воде. Он в три прыжка оказался у болотца на обочине шоссе и рухнул в него, взметнув фонтан воды и черной грязи. Четверо его товарищей тоже не стали медлить. Один за другим нырнули в болото, побросав на берегу оружие и рюкзаки. Случись подобное в другом месте, трусы были бы жестоко наказаны. Однако сейчас Габуния и Лацис меньше всего думали о дисциплине и субординации. В этот момент они, как и подчиненные, ничем не отличались от животных: валялись в вонючей грязи и время от времени вынуждены были погружаться в нее с головой. Черно-желтые насекомые зависли над болотцем. Они пикировали вниз, как только замечали в грязи малейшее шевеление. Казалось, осиный рой будет патрулировать болото до бесконечности. В тягостном ожидании прошел час. Второй. Когда Мартин осмелился в очередной раз высунуть голову и протереть стекла противогаза, то увидел, что насекомые-мутанты улетели.

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 161718 19 20 21 Следующая ⇒