«Пальто»

«Пёс»

Двадцать семь лет преданности своему делу. Это огромный срок. Центральной улице Михаил стал родным, она любила его и каждый вечер радовала своим видом. Но однажды она сделала ему подарок. И подарок этот навсегда избавил Тополева от его главного врага - одиночества.

Тот вечер выдался дождливым. Михаил с боем курантов вновь вышел на работу. Дождь лил так сильно, что Михаилу не было видно ничего в радиусе метров десяти. «Дождевой туман» - улыбнувшись, произнёс в своей голове Тополев, и полез зажигать первый фонарь. А дальше всё как всегда. Злые люди, хорошие люди, пушкинский парк, театр, дом культуры, отпечатавшийся в памяти Михаила на всю жизнь и, конечно же, башня с пекарней.

Он зажёг последний фонарь и, промокший до каждой нитки своего старого пальто, сел на лавочку. Дождь стихал, звонкий звук, исходящий с верхушки башни, говорил о начале девятого часа вечера. Работа Михаила выполнена, он может идти домой. Идя по переулку, по которому он ходит на тот момент уже двадцать семь лет, из заброшенной типографии, в которой работал его покойный отец, он случайно подслушал разговор двух неизвестных:

- Почему ты сразу его не утопила?

- Да времени не было. В общем, не беспокойся, здесь он сдохнет. А ещё можешь оставить ему этот кусок мяса вот здесь, он до него всё равно не дотянется, но это и должно его добить. Бросай его и пошли отсюда, пока комендантский час не начался.

Раздался отдаляющийся топот. Михаил понял, что речь шла о чём-то живом, а ещё он понимал, что если не поможет, то не сможет жить с осознанием того факта, что где-то рядом умирает что-то живое и походу беспомощное, а он пройдёт мимо. Мокрый Михаил полез в окно заброшенного здания. Там было темно, но с центра светили фонари, света которых было достаточно, чтобы осветить целое поле. Тихо идя по забытому месту, Михаил услышал тихий писк с одного из помещений. Быстро поняв, откуда звук, Тополев попал в огромный, разгромленный временем зал, в центре которого лежал маленький комок, который двигался, а точнее пытался двигаться и издавал тихий писк от боли. Существо было жестоко избито. Это оказался щенок, которому, с виду, был год. Трудно сказать, что было у Тополева на душе в тот момент. Он очень хотел верить, что люди появились в этом мире, чтобы делать его лучше, но его вера с каждым годом давала трещины, а этот случай вовсе разбил её. Разбил, превратив в надежду.

Судя по голосам, это были девушки лет двадцати. За что? Для чего? Ради чего, а может, кого это было сделано? Для Михаила это останется загадкой, да и в тот момент его это не волновало. Сняв и тщательно выжав пальто, он взял и положил щенка в его рукав. Он вышел на улицу со слезами на глазах. Он уже не верил.

Придя домой, первым делом он взял тарелки. В одну из них он нарезал колбасу, в другую налил воду. Аккуратно достав из рукава щенка, Михаил оглядел его со всех сторон. Везде были раны, начиная с лап и заканчивая головой. Он положил его на пол к тарелкам. Тот, сначала понюхав, приступил к утолению голода. Михаил за пять минут раз семь нарезал колбасу, похоже, щенка долгое время морили голодом. После трапезы он стал живее, но не мог встать на четыре лапы. Михаил наблюдал и помогал ему весь вечер. А потом щенок заснул крепким сном. Смотря как он спит, у Тополева в голове шёл конфликт:

- Человек – это животное, наверное, даже хуже.

- Но ведь наверняка есть люди человечнее тех, которых я видел?

- Есть, но их мало.

- Но ведь они есть…

- Их мало.

На часах была полночь. Тополев не планировал ложиться спать, он элементарно не мог заснуть с таким грузом на душе. Он плакал от осознания жестокости рода человеческого, он искренне хотел верить, что не все такие, но его жизненный опыт показывал обратное. Не планировал, но заснул. На следующий день он отнёс щенка в ветеринарную клинику, там ему обработали раны, а Михаилу дали рекомендации по уходу за собакой. На протяжении трёх следующих лет своё свободное время он посвящал своему единственному другу. Другу, который жизнь готов был отдать за Тополева. Михаил видел в нём большее, чем обычного пса. За три года он воспитал в нём образ человека. Человека, которого хотел бы видеть на улицах вместо тех людей, спектакли которых он наблюдает почти каждый вечер. Пёс вырос добрый и преданный, большой и пушистый. Для Михаила он был всем в этом мире. У него были человеческие глаза, в которых не было ни капли агрессии и злости, в них была самая искренняя любовь. Любовь, которую в глазах людей никогда не увидишь. Тополев вёл с ним беседы, для него он был почти человеком. Огорчало Михаила лишь то, что в ответ на его душевные переживания пёс всегда молчал, но в глазах его можно было увидеть ответы на все вопросы, которые звучали внутри Тополева каждый вечер. Раны пса зажили, как будто их не было. С тех пор у Михаила появилось существо, которое любило его за то, что он просто есть и готовое выслушивать всё, что скопилось у него на душе и именно такого существа Михаилу всю жизнь не хватало. Они понимали друг друга с полуслова, а понимание – один из самых важных человеческих ресурсов, которым обладает далеко не каждый.

Истинная ценность человека определяется сердцем, бьющимся в его груди.

Владимир Эдуардович Казарян

Глава 4

«Пальто»

На центральной улице стояли ранее упомянутые куранты. Высокая башня из красного кирпича, часы которой били так, что фонари, которые Михаил зажигал, слегка пошатывались. Однажды один из них даже упал, но вскоре был поднят.

В этой башне был кабак. Старый-старый. Все пьяницы города проходили долгий путь от окраин города до этого заведения, чтобы испить творение Дмитрия Ивановича Менделеева, вкус которого им не надоест никогда. Сие творение обладало одним интересным свойством – оно меняло людей. На время. Кого-то делало добрым, кого-то злым.

Часто в этом кабаке философские разговоры о добре и зле заканчивались драками. Видимо, философы не находили общего языка. Михаилу было тошно смотреть, как из двери сего заведения вылетает очередная жертва нравственных лишений, до этого хорошо получившая по лицу пару раз так точно. Вообще, Тополев не совсем понимал тех людей, которые решают конфликты кулаками. Для него любая ситуация была решаема дипломатичным способом, но не в коем случае не физическим насилием. Во первых больно и во вторых бесполезно. Ну что человек может доказать другому человеку, ударив его? А является ли этот человек человеком после этого? Неужели человечество деградировало до неспособности корректно излагать свои мысли? Для себя Тополев уже давно решил, что доказательство своей правоты физическим насилием – признак отсталого в развитии человека. Да, жёстко, но где он не прав? Ему оставалось только не обращать внимания и продолжать делать свою работу. Именно в этой философии Михаилу нечем было похвастаться.

Очередным утром, погуляв с псом, Михаил решил почистить своё пальто, в котором на протяжении тридцати лет он дарит свет центральной улице. Открыл шкаф, достал пальто, повесил его на дверь и пошёл за щёткой. Принеся щётку, Михаил принялся чистить пальто, а пёс лежал на диване и всё такими же влюблёнными глазами наблюдал за Михаилом. Пёс был его лучшим собеседником и единственным собеседником. Он никогда не спрашивал лишнего, он любил его молча. И ведь он всегда понимал, о чём кричит душа хозяина, но ничего, кроме как прижаться к его ноге, он сделать не мог. Но Михаил понимал, что пёс понимает его и от этого Тополеву становилось легче на душе. Как же всё-таки важно иметь в своей жизни существо, которому можно рассказать всё что угодно и сколько угодно, а то выслушает и никогда не скажет ничего лишнего.

Пальто досталось от отца, на которое он заработал честным трудом. Бегая по всему городу и раздавая газеты, которые в то время ценили, ждали и читали, он за несколько лет сумел заработать хорошую сумму и смог купить себе новенькое пальтишко на рынке, которое ближайшие двадцать лет своей жизни носил с гордостью, потому что купил на честно заработанные деньги. И выглядеть он стал в разы солиднее. Он был очень рад этой покупке, не знаю почему. Возможно, он купил самую справедливую оплату его труда за все годы работы.

Для Михаила это пальто было единственным, что осталось от родственников, поэтому он старался беречь его как зеницу ока и чистил каждые выходные.

А ещё у Михаила была кепка. Он купил её на деньги, которые тоже заработал честным трудом. Каким? Думаю, догадаться не трудно. Этой кепке Тополев радовался как маленький ребёнок. Придя домой после покупки, тот, одев её на себя, ещё долго стоял у своего зеркала и поражался тому, как она ему идёт. И с тех пор он надевает её каждый раз, когда идёт на работу. Это был один из немногочисленных повод улыбнуться. Улыбнуться впервые за долгое время. А ведь такая мелочь.

Почистив пальто, Михаил заговорил с псом о бытие человеческом или для чего люди вообще живут. В тот день четвероногое существо узнало много нового о Михаиле и о себе, а ещё о людях. Вообще пса было немного жалко, ибо такую мозговую нагрузку не каждый человек выдержит, а тот слушает каждую лекцию своего хозяина. И понимает. А если не понимает, то пытается. Потому что любит. Да и любить им было некого кроме друг друга. Михаил продолжал и даже слегка повеселел неизвестно от чего, но улыбку на его лице было приятно видеть как минимум псу. В принципе, максимум тоже.

Михаил, подойдя к окну, случайно заметил, что лавочку возле подъезда его дома кто-то сломал. Тополев, в силу своего неравнодушия к комфорту других людей, взял молоток, одел вычищенное пальто и вышел к лавочке. Одну из ножек кто-то подпилил. Зачем? Для чего? Неясно. Но нужно было что-то делать. Думая, чего бы подложить под спиленную ножку, Михаил услышал топот позади себя. Обернувшись, Тополев увидел старика, который помог ему однажды устранить проблему с трубами. Только что пришедший начал разговор первым:

- Здравствуй, Миша. Что тут у тебя?

- А, это вы? Здравствуйте.

- Чего стоишь?

- Да вот лавочку испортили, душа заболела, решил выйти, что-нибудь сделать. Только вот что делать я пока не знаю.

- Хм, надо бы что-то подложить.

- А у вас есть что?

- У меня – нет, а вот где-то здесь был кирпич.

- Этот что ли? - Михаил указал на обломок кирпича, лежавший возле двери подъезда – А я его сразу и не увидел…

- Да, сейчас принесу.

Старик принёс кирпич и подставил под ножку лавочки.

- Ну-ка сядь.

Михаил сел, обнаружив, что лавочка выдержала. Рядом сел старик.

- Спасибо.

- Да не за что, делов-то, ей богу.

- Могу я, может быть, вас как-нибудь отблагодарить? Второй раз всё-таки выручаете.

Тополев ничего не знал об этом старике, кроме его бывшего места работы и, разумеется, имени. Старик работал в департаменте, недалеко от центральной улицы. Там он переписывал документы. Говорил, что эта должность там не самая высокая, но он искренне любил это дело и почерк у него был очень аккуратный. Он работал там всю жизнь, а потом уволился. Из-за чего? Михаилу он не рассказывал. Через две минуты молчания, старик промолвил:

- Отблагодарить хочешь?

- Ну да, просто как-то некрасиво получается. Что я могу для вас сделать?

Слегка усмехнувшись, старик сказал:

- Всегда оставайся человеком, Миша. В любой ситуации. Для меня это будет самая лучшая благодарность.

Михаил, переваривая информацию, на пару секунд отвернулся от старика, а когда повернулся со стремлением что-то ответить, тот пропал. Испарился. Михаил обернулся по сторонам, но нигде не обнаружил своего собеседника. Его непонимание перебил бой курантов. Пора на работу.

Михаил быстро забежал домой, положил псу поесть, взял свою кепку и лестницу и отправился зажигать фонари. Центральная была превосходна, как и всегда, никаких изменений не было. Михаил приступил к работе.

Время пролетело быстро, фонари зажжены, улица видна. Тополеву предстояла дорога до башни, а от башни - до дома. А ещё в голове крутилась просьба его соседа, магическим образом исчезнувшего из-под носа.

И вот он дошёл до башни. Кабак ещё работал. Тополев захотел присесть отдохнуть и заодно посмотреть, что беспокоило его руку. Он снял пальто и начал её осматривать, держа отцовское наследие в другой руке, но его окликнул грубый голос, шедший со стороны кабака. На Тополева шли три человека внушительных размеров. Подойдя близко, у Михаила издевательски спросили:

- Мужчина, а у вас покурить не найдётся случаем?

Люди были в очень нетрезвом состоянии.

- Извините, не курю. – Слегка дрожащим голосом ответил Михаил и просканировал взглядом каждого.

- Мужчина, вы не поняли. У вас покурить, случаем, не найдётся? - Акцентировано на последних шести словах, вновь произнёс пьяница, стоящий посередине. Все трое были неопрятно одеты и еле стояли на ногах. У каждого рост был размером с фонарь. От этого Михаилу становилось ещё страшнее. Он итак знал, что ничем хорошим это не кончится, но искренне надеялся, что от него отстанут как можно скорее, поэтому быстро ответил:

- Я же вам сказал. Я не курю.

- А что это мы так грубо разговариваем? Ну-ка, господа. – После этих слова, стоящий справа громила отобрал у Михаила отцовское пальто и резким движением рук порвал его на две части. За что? Почему? Из-за чего? Всё так же непонятно.

«Всегда оставайся человеком, Миша…». Как оставаться человеком, когда вокруг нелюди? Скажи мне, как? Поведай мне тайну свою и может быть мир станет капельку лучше! Неужели я был рождён, чтобы терпеть эти мучения и в конечном итоге попасть в рай? Как мне жить в этом мире? Для чего я вообще нужен? Знаешь ли ты, сколько отец отдал времени и сил за это пальто? А ради чего? Ради того, чтобы какой-то ничего из себя не представляющий, родившийся чтобы пить и ничего не делающий для этого мира, разорвал его на две части? Скажи, ради этого он выучил этот безнадёжный город наизусть и вытоптал не одну пару сапог? Ради этого? Что я делаю не так? Что я вообще делаю? Я не обидел никого за эти тридцать лет и сделал больше, чем они все втроём вместе взятые! И чем жизнь мне отплачивает? Страданиями. Неужели, боже, ты наблюдаешь за этим и ничего не делаешь? Неужели я слишком жалок для этого прогнившего мира?! Ну почему же ты молчишь?!

Слёзы текли по его щекам. Справедливо? Нет. Чего они добились этим? Ничего. Мне не передать состояние Тополева. Это опустошение, сопровождающееся болью и непониманием. В голове его шла самая кровопролитная война, которой ещё не было в этом гниющем мире. Он рыдал, рвал на себе волосы, в порыве гнева разбил зеркало. Он не понимал. Вопросы, на которые он знал, но не хотел слышать ответы, взрывали его голову. Неужели он такой один? Неужели он единственный, в ком осталось хотя бы капля чего-то человеческого? «Да не может такого быть, я не верю! » Он кричал, сердце в груди сжимали тысячи иголок. Ударив пару раз стену кулаком, он упал без сознания.

Право жить и быть счастливым — пустой призрак для человека, не имеющего средств к тому.

Николай Гаврилович Чернышевский

Глава 5

⇐ Предыдущая 1 234 Следующая ⇒