Зов ворона 2 страница

Он поднес листок к губам. На нем все еще оставался след запаха, хотя теперь он почти стерся. Запах цветов кизила - спелый, липкий и слегка непристойный. Собирала ли их Камилла, когда писала письмо, или она специально терла лепестки о бумагу, чтобы напомнить ему о доме? Он представил себе, как она склонилась над бумагой, высунув язык и сосредоточившись на написании незнакомых букв. Это, должно быть, потребовало огромных усилий. Какое отчаяние двигало ею?

Несмотря на свой детский почерк, Камилла была взрослой женщиной, на два года младше Мунго. Но она никогда не сидела в классной комнате. Она родилась рабыней и с одиннадцати лет служила служанкой матери Мунго, Абигейл. Когда Абигейл умерла, Мунго убедил отца не продавать Камиллу.

- Я скоро приведу домой собственную жену, - возразил он, - и она будет ожидать, что я обеспечу ей хорошую горничную. ’

Но это была не вся правда.

Мунго зашагал вдоль поручней к квартердеку. Помощник боцмана приветствовал его кончиком фуражки, как и вахтенный офицер, когда он взбирался по трапу. В течение почти девяти-минутного плавания Мунго постоянно находился на палубе. Он подружился с офицерами, обменялся историями с матросами, усовершенствовал свои знания о ветрах и течениях Северной Атлантики и даже научился читать секстант. Он любил море. В другой жизни он предпочел бы стать моряком, а потом хозяином собственного судна.

Это была не та жизнь, к которой он вернулся.

" Аврора" пришвартовалась у причала, в двух шагах от прибрежного отеля. Грузчики кричали и натягивали канаты, а матросы, стоявшие на мачтах, сворачивали паруса и снимали их до голых шестов. Мунго забрал из каюты свою морскую сумку и спустился по трапу. Шатаясь после нескольких недель, проведенных в море, он пробрался сквозь толпу докеров к конюшне гостиницы " Адмирал Фелл". Он собирался нанять извозчика, чтобы доехать до Уиндемира, но когда представился, конюх сразу же повел его в конюшню. Его приветствовали два знакомых лица.

- Джек! - радостно воскликнул Мунго. ‘Бристоль. ’

В ответ он услышал радостное ржание узнавания. Две арабские лошади рысцой подбежали к нему и ткнулись носами. Это были самые красивые лошади во дворе, одна с узором из крупных белых отметин, другая - полуночно-черная. Они не были большими, но обладали достаточной силой и выносливостью, чтобы превзойти любую другую породу.

‘Как они здесь оказались? - Спросил Мунго.

- Их привез из Уиндемира мальчик-негр, - ответил конюх. ‘Он сказал, что ты объявишься. Заплатил за два месяца вперед и оставил это тебе. ’

Он протянул Мунго кожаную сумку, висевшую на гвозде. Внутри лежали плащ и шляпа для верховой езды, кошелек и тонкий деревянный футляр, на удивление тяжелый. Даже не открывая его, Мунго знал, что там находится. Он недоумевал, зачем ей понадобилось посылать ему пистолет.

Там же лежала записка, опять-таки знакомым почерком Камиллы. " Приезжай скорее. Будь осторожным".

Мунго сунул листок в карман. Он бросил конюху монету и вскочил в седло.

‘Вы не хотите позавтракать, сэр? - спросил конюх. ‘Вы, должно быть, проголодались. ’

‘Я не могу терять времени. " - Мунго надел широкополую шляпу для верховой езды, которую Камилла прислала вместе с лошадьми. Он открыл деревянный ящик, зарядил пистолет и сунул его за пояс. - Мне предстоит долгий путь. ’

Он рысью промчался по улицам Балтимора, а когда добрался до Кингс-Хайвэй, пришпорил Бристоля и пустил его в галоп, Джек поскакал следом. Он задал темп, который, как он знал, атлетически сложенные арабы могли выдержать до захода солнца. Дорога тянулась перед ним, дорога из плотно утрамбованной земли и редкого гравия, которая петляла через поля и леса, деревни и метрополии.

Он проехал мимо Вашингтона, когда солнце поднялось по небу и снова опустилось, влажный летний воздух пропитал хлопчатобумажную рубашку Мунго потом. Дважды он останавливался у ручья, чтобы дать арабам напиться, но не давал лошадям пастись. Его обед состоял из ломтика твердого сыра и горсти моркови, которую он разделил с Бристолем и Джеком. В сумерках, когда луна поднялась над покрытыми листвой деревьями, он добрался до окраины Фредериксберга. Там он остановился на ночлег в гостинице.

На следующее утро он пересек Раппаханнок и повернул на запад по Джеймс-Ривер-Роуд. Лесные массивы предгорья, густо заросшие кленами и дубами, тополями и гевеями, уступили место равнинам и болотам низменности. Мунго знал черты этой земли, как свое собственное лицо, каждую усадьбу и плантацию, каждый ручей, холм и изгиб дороги. Его отец, Оливер, позаботился об этом, водя Мунго на бесчисленные экскурсии и охоты на оленей, кроликов и неуловимых серых лис.

‘Это твое наследие, - сказал Оливер. - Человек никогда не должен забывать, откуда он пришел. ’

Неужели его отец действительно умер?

На второй день после полудня, когда невыносимая жара достигла своего апогея, Мунго подъехал к воротам своего дома. В отличие от деревянных заборов, которые окружали его, ворота были сделаны из черного железа и блестящей латуни, узор из переплетенных завитков и лилий обрамлял герб семьи Сент-Джон. Прадед Мунго привез его с собой из Шотландии в 1750-х годах. Незапертые ворота стояли полуоткрытыми. Рядом с ними в землю был воткнут знак.

По ордеру Банка " Фиделити Траст" из Чарльз-Сити.

А под ним печатными буквами - слова -

ПОТЕРЯ ПРАВА ВЫКУПА.

Мунго внимательно вгляделся в знак. Он никогда не слышал о банке " Фиделити Траст" в Чарльз-Сити, хотя это был ближайший город, и все дела поместья велись там. Множество вопросов роилось в его голове, но они были отброшены силой его гнева. Одним движением он вытащил пистолет из-за пояса и нажал на спусковой крючок. В упор свинцовая пуля разнесла деревянный кол в щепки и оставила объявление лежать лицом вниз в грязи.

Он пришпорил Бристоля и пустил его галопом к дому. К первой неделе августа поля по обеим сторонам гравийной дорожки должны были позеленеть от табачных растений, готовых к сбору урожая. Но они были бесплодны. Здесь не было ни рабов, ухаживающих за ними, ни играющих детей – только вороны, копошащиеся в сорняках.

В конце подъездной аллеи стоял дом с видом на лужайку и голубую гладь реки. Он был построен из красного кирпича в георгианском стиле, излюбленном американскими колонистами. У него было два крыла - с одной стороны - помещение для рабов и кухня, а с другой - пристройка с колоннадой, в которой располагались гостиные и библиотека.

Мунго оставил усталых лошадей привязанными к столбу у садовой калитки и побежал к крыльцу. Некому было открыть дверь, но она была не заперта. Он сам распахнул ее с такой силой, что тяжелый дуб врезался в колонну позади него.

Он подождал немного, чтобы посмотреть, не приведет ли шум кого-нибудь, но никто не пришел. Он переступил порог. Хотя это была его собственность – его дом - он чувствовал себя по-другому. Все равно что вломиться в чужой дом в качестве вора.

Его шаги эхом отдавались в мраморном коридоре. Все было на своих местах и так, как он помнил, за исключением слоя пыли на мебели. Он окинул взглядом соседние комнаты: парадную гостиную, где его родители и дедушка с бабушкой принимали столь многих почетных гостей, включая трех из первых пяти президентов Америки; молодежную гостиную, где дед учил его играть в шахматы и покер и где, по настоянию матери, он баловался Бетховеном на ее пианино; столовую с ореховым столом, достаточно большим, чтобы вместить компанию из двадцати человек.; и длинная лестница к спальням на втором этаже.

Но Мунго чувствовал огромную пустоту. Три года назад, когда он уехал в Кембридж, в доме жило и работало пятнадцать слуг – рабов. В любое время года в доме всегда кипела жизнь. Теперь здесь было тихо, как в погребальной камере.

- Камилла! - Крикнул Мунго, шагая по пустым комнатам. Он вышел из столовой через буфетную и направился по коридору к помещению для прислуги. Он попробовал другие имена - Эстер, болтливая кухарка семьи, Старый Джо, главный плотник, Чарльз, личный слуга отца, Нора, служанка, которая обслуживала первый этаж, и ее сестра Амелия, которая присматривала за верхними комнатами. Он внимательно слушал, уверенный, что кто-то ответит, но никто не ответил. Он вошел в их комнаты и обнаружил, что кровати застелены, а одежда все еще лежит в шкафах. Как будто весь персонал просто исчез.

Если его отец был мертв, то они все должны были быть освобождены. Но куда они могли деться?

Он спустился вниз и прошел через колоннаду в библиотеку в восточном крыле. Это была единственная комната в доме, которая не была покрыта пылью; кто-то пользовался ею недавно. Чернила в чернильнице были свежими, а на столе лежали стопки бумаг. Он взял пригоршню и быстро просмотрел их, ища хоть какой-то намек на то, что произошло. На многих из них был тот же самый фирменный бланк, который он видел на вывеске: - " Банк Фиделити Траст" - Чарльз-Сити". Было также великое множество купчих, которые фиксировали ликвидацию поместья, все подписанные одним и тем же именем.

Мунго услышал, как в коридоре щелкнула дверь. Потом послышались шаги. Он прислушался. Десять минут назад все, чего он хотел, - это услышать еще один человеческий звук в пустом доме. Теперь же он вдруг насторожился. Его пистолет был пуст от выстрела в знак, и у него не было времени перезарядить его, но перочинный нож лежал на столе. Он сжал его в руке, как раз когда дверь кабинета распахнулась.

Человек в дверном проеме был на голову ниже Мунго, с редеющими волосами и сутулыми плечами, которые даже его хорошо сшитое пальто не могло улучшить. Лицо у него было ничем не примечательное - если вы встретите его на улице, то едва заметите. И все же, если вы поймаете его взгляд, вы не забудете его. Они горели яркой целью, тревожащей своей интенсивностью, как будто он был сосредоточен на будущем, которое другие не могли видеть.

Но теперь эти глаза смотрели в шоке.

‘Мунго. ’

- Честер, - спокойно ответил Мунго.

Он справился со своим удивлением быстрее, чем Честер, возможно, потому, что имя Честера было нацарапано на всех купчих, которые он читал. Честер Марион был семейным адвокатом, человеком с уникальным талантом превращать планы Сент-Джонсов в контракты, закладные и переводы, которые продвигали интересы поместья.

По правде говоря, Мунго никогда его не любил. В его поведении было что-то холодное и похожее на хорька. Он редко смотрел вам в глаза, а если и смотрел, то всегда расчетливо.

Но теперь он был тем человеком, который мог дать ответы Мунго.

- Что случилось? Усадьба - урожай, наши люди. Где они все? ’

Где Камилла? - он хотел спросить, но сомневался, что Честер отличит одного раба от другого.

- Твой отец умер. ’

- Как же так? ’

Честер облизнул зубы. - ‘Это долгая история. Может быть, будет лучше, если я расскажу все с самого начала. Таким образом, я смогу ответить на все твои вопросы в правильном порядке. ’

Мунго кивнул.

‘У твоего отца не было склонности к бизнесу, - сказал Честер. - Я пытался дать ему совет, как мог, но он не слушал. Он был упрям, как все Сент-Джоны, но лишен здравого смысла, которым обладал твой дед. ’

Дед Мунго, Бенджамин Сент-Джон, был выдающейся личностью. Его бескомпромиссное честолюбие превратило Уиндемир из небольшого участка в большое поместье, в то время как его безжалостные методы держали рабов в таком состоянии ужаса, что они сделали его самой продуктивной плантацией на реке Джеймс. Даже Мунго боялся старика.

‘Мой отец хотел стать лучше, - тихо сказал Мунго.

Оливер не унаследовал от Бенджамина ни малейшей склонности к рабству. Там, где Бенджамин отказывался тратить деньги на жилье для рабов и содержал рабочих в деревянных лачугах, Оливер строил для них прочные кирпичные коттеджи. Там, где Бенджамин диктовал, на ком должны жениться рабы – " тем лучше для разведения хорошего скота", – Оливер позволял им выбирать себе партнеров и жить с семьями, которые они создавали. Бенджамин продавал раба, как только тот становился непродуктивным; Оливер предпочитал, чтобы старые рабы выполняли легкую работу по дому, чтобы не разбивать семьи.

Разве это делает его хорошим человеком, когда каждая минута его жизни обеспечена рабством? Имело ли значение для рабов то, что Оливер неохотно держал их в неволе? Возможно, Оливер в это верил.

‘Несомненно, его методы льстили его совести, - язвительно заметил Честер, - но они не приносили ему никакой выгоды. ’

‘Для него этого было достаточно, чтобы жить безбедно. ’

- Нет! - Честер стукнул ладонью по столу. ‘Неужели ты ничему не научился у своего деда? Он построил это поместье, агрессивно занимая деньги. Но единственным способом расплатиться с долгами было продолжать расширяться. Как только твой отец решил почить на лаврах, долги стали непосильными. ’

- Он наклонился вперед. Выражение его глаз напомнило Мунго школьного учителя, которого он знал в Итоне, человека, чья страстная цель состояла в том, чтобы заставить своих учеников понять латинское сослагательное наклонение или выпороть их, если они не справятся.

‘На любой плантации, даже в хороший год, прибыль от урожая расходуется еще до того, как посеяно первое семя, - объяснил Честер. - Доходы от сбора урожая идут на погашение долгов. Структура, которую мы с твоим дедом создали, означала, что поместье должно было постоянно расширяться, чтобы выжить, либо приобретая больше земли, либо делая существующие поля более продуктивными. Но твой отец не принял необходимых мер, чтобы заставить рабов работать достаточно усердно. Вместо того чтобы расти, производство упало. Он должен был занять еще, просто чтобы заплатить проценты за то, что он уже задолжал. В конце концов банк потерял веру в его способность погасить долг и лишился права выкупа. - Он вздохнул. - Кредит так же важен для человека, как воздух, которым он дышит. Отрежьте его, и он умрет. ’

В его голосе было больше сожаления о финансовых потерях, чем о смерти Оливера Сент-Джона.

Мунго начал терять терпение. ‘Все это очень хорошо, но я сомневаюсь, что мой отец умер от голода. Как он умер? ’

- Старомодным способом. - Честер указал в окно, где огромный дуб раскинул свои ветви над лужайкой. Дедушка Мунго считал, что ему больше трехсот лет. - Однажды на рассвете рабы нашли Оливера с пистолетом в руке и пулей в черепе. Столкнувшись с финансовым крахом, он, казалось, сделал единственно достойный поступок. ’

Мунго закрыл глаза, представляя себе эту сцену. ‘Он не сделал бы этого только из-за денег, - сказал он. - Моего отца это никогда не волновало. ’

‘Не совсем, - согласился Честер.

‘Если бы он был банкротом, ему пришлось бы продать рабов, чтобы расплатиться с долгами. Это разбило бы ему сердце. ’

- Он всегда был слишком мягок с ними. Он никогда не понимал, что это активы, которые должны приносить прибыль. ’

- Он видел в них людей. Мунго посмотрел в окно, на пустые поля, которые когда-то были полны людей. - А где они сейчас? Были ли они освобождены, как он хотел в своем завещании? ’

Честер прислонился спиной к дверному косяку. На его губах появилась ухмылка, и Мунго понял, как редко он видел улыбку адвоката. Честер достал из кармана сигару и чиркнул спичкой, чтобы зажечь ее. Конец светился красным.

‘Завещание. - Это слово с шипением вырвалось вместе с клубом дыма. - Такой необычный документ. У меня едва хватило духу записать это, когда он сказал мне, что хочет сделать. Мысль о том, чтобы освободить своих рабов, чтобы успокоить свою совесть - смехотворна. ’

- Твоя работа заключалась в том, чтобы исполнять его желания, а не судить их. ’

‘Конечно, конечно. " - Честер наклонился вперед. Свет в его глазах горел ярче, чем когда-либо. - С какой стати мне иметь собственное мнение? Честер - толкатель перьев. Честер - человек чисел. Честер, верный пес, ждал в углу на случай, если кто-нибудь бросит ему кость. Честер, который работает день и ночь, чтобы сделать Сент-Джонов богаче, чем он когда-либо будет, только чтобы увидеть, как они злят его. Какое я имею право судить? ’

Он встретился взглядом с Мунго, ясным и полным. Впервые в жизни Мунго увидел сквозь эти изменчивые, лживые глаза горькую душу, скрывающуюся за ними.

‘Что ты наделал? ’

- Я продал рабов. Он увидел, что Мунго протестует, и махнул рукой, чтобы тот замолчал. - Они получили хорошую цену. Для них будет шоком, когда они наконец поймут, что такое тяжелый рабочий день. ’

Мунго вытаращил глаза. Раньше он никогда не терялся в словах, но теперь едва мог говорить.

- Ты предал волю моего отца. ’

- Когда он умер, завещание так и не было найдено. ’

Мунго вцепился в стол так крепко, что дерево треснуло. ‘Вы были его адвокатом. Конечно, вы знали, где хранится завещание. ’

Честер пожал плечами. Его поведение только разожгло гнев Мунго.

‘Я найду завещание и докажу, что вы не имели права их продавать. Я заставлю тебя выследить каждого из наших людей и купить их свободу. ’

- Вам не нужно искать завещание. Честер сунул руку в карман пальто и вытащил оттуда плотно исписанный листок бумаги. Мунго не мог разобрать его на таком расстоянии, но узнал жирную подпись отца, нацарапанную внизу и скрепленную печатью нотариуса. ‘Оно у меня здесь. ’

- Тогда почему. . .? ’

Мунго не понимал, что происходит – - он знал только, что его предали. Он бросился на Честера. Ему хотелось вонзить кулаки в эту мягкую плоть и переломать ему все кости. Ему хотелось свернуть ему шею и оторвать голову от плеч. Он хотел...

Он прошел не больше половины пути. Честер достал из кобуры под пиджаком маленький пистолет с перламутровой рукояткой. Он держал его прямо, целясь в сердце Мунго, и даже в гневе у того хватило ума и самообладания остановиться. Еще десять минут назад он ни за что бы не поверил, что у Честера хватит смелости нажать на курок. Теперь он не знал, на что способен этот человек.

Честер посасывал сигару, пока ее кончик не стал ярко-красным. Не сводя глаз с Мунго, он поднял завещание и дотронулся уголком до тлеющих углей. Темное пятно расплылось по бумаге, а затем вспыхнуло пламенем. Мунго сдавленно вскрикнул, но пистолет в руке Честера не дрогнул. Честер крутил бумагу так и этак, пока огонь не разгорелся, а потом бросил ее на пол. Мунго мог только смотреть, как бумага сморщивается в клочья пепла. Последнее желание его отца - исчезло.

Честер раздавил угли каблуком сапога.

‘Это еще не конец, - предупредил его Мунго. - ‘Даже если суд решит, что мой отец умер без завещания, я все равно остаюсь единственным наследником. Уиндемир - мой. ’

‘Вы опоздали. Собственность была конфискована сегодня утром. Я сам подписал этот документ от имени банка " Фиделити Траст" в Чарльз-Сити. Честер с собственнической ухмылкой развел свободную руку, стряхивая пепел с сигары на деревянный пол. - У Уиндемира теперь новый владелец. ’

- Ты? - Ярость вскипела в душе Мунго, но разум держал его железной хваткой. - Как же так? ’

- Потому что я владею банком. Я использовал его, чтобы получить долги, которые задолжал твой отец - я мог бы добавить, дешево. Другие банки стремились избавиться от них. Затем я запросил ссуды. Твой отец не мог заплатить, поэтому он передал мне все имущество.

И снова Мунго проклял себя за то, что был так слеп к злу, таящемуся в Честере.

- Мой отец не сам навлек все это на себя. Вы повели его по пути банкротства. ’

Честер не стал отрицать этого. - Это было нетрудно. У него не было головы для бизнеса, и он полностью доверял мне. Он делал все, что я ему говорил, даже когда это привело его к гибели. ’

- Что бы ни сделал мой отец, ты убил его так же верно, как если бы сам спустил курок. ’

Если он и хотел ранить Честера, то потерпел неудачу. На улыбку, расплывшуюся на лице Честера, было страшно смотреть.

‘Вы правы больше, чем думаете. Я сам спустил курок. ’

- Ты? ’

Честер кивнул, словно принимая комплимент. - ‘Я надеялся, что банкротство доведет его до отчаяния. Но даже в своей погибели у него не хватило ума сообразить, что ему делать. Так что я сам взялся за это дело. - Он вздохнул. - ‘Даже в самом конце мне пришлось все для него сделать. ’

‘Я убью тебя, - прошипел Мунго.

- " Думаю, что нет. " - Честер протянул руку и дважды стукнул кулаком по деревянной панели. - Только дурак убьет волка и позволит детенышу вырасти, чтобы отомстить за него. ’

За конторкой была еще одна дверь, ведущая в бильярдную. Теперь она распахнулась. Мунго обернулся и увидел с полдюжины мужчин, высыпавших из нее в комнату.

‘Я увидел тебя, как только ты пересек границу графства, - сказал Честер, затягиваясь сигарой. - Мы были готовы к встрече с тобой. ’

Двое мужчин схватили Мунго за руки. Третий вытащил из кобуры пистолет Мунго и отбросил его в сторону. Это были не мягкие кембриджские студенты, а грубые люди с сильными руками. Щетина темнела на их щеках, к поясам были пристегнуты ножи и пистолеты, и, судя по запаху, они провели немало времени в подвале Оливера Сент-Джона, где хранили виски. Их предводитель был одет в темно-бордовую шляпу, низко надвинутую на лицо, и рубашку с открытым воротом, из-под которой виднелся багровый шрам, опоясывающий его горло.

- Гранвилл, - обратился к нему Честер. - Выведите этого парня на улицу и разберитесь с ним. ’

Мужчины вытолкали Мунго наружу. У него не было ложных надежд. Никто из соседей не видел, как он приехал в Уиндемир; кроме конюха в Балтиморе, никто даже не знал, что он вернулся в Америку. Его семья была мертва. Люди Честера убьют его, и никто ничего не узнает. Где бы ни была Камилла, она никогда не узнает, что он получил ее письмо и действовал в соответствии с ним.

Бристоль, все еще привязанный к коновязи, заржал при виде Мунго, когда мужчины протащили его мимо. Они вели его к дубу на лужайке, к тому самому месту, где умер его отец. Оглянувшись, Мунго увидел, что Честер наблюдает за ним из окна библиотеки. Наслаждаясь своей окончательной победой.

Мунго не сопротивлялся своим похитителям. Он опустил голову и расслабил мышцы, как человек, смирившийся со своей судьбой. Это заставило его похитителей потерять бдительность. И вдруг он остановился как вкопанный. Люди, державшие его, спотыкаясь, двинулись вперед; Их хватка ослабла. Немного, но достаточно, чтобы Мунго смог пошевелить рукой.

В руке он все еще держал перочинный нож, который взял со стола. Он позволил клинку выскользнуть из пальцев и вонзил его справа от себя. Мужчина с криком отпустил его. Когда он осел на землю, Мунго выхватил из-за пояса длинный охотничий нож и ловко всадил его в человека слева от себя, который отшатнулся назад, схватившись за живот.

Прежде чем Мунго успел пошевелиться, к нему подскочили еще двое людей Гранвилла. Они схватили его за плечи и попытались повалить на землю. Мунго был слишком силен. Он сделал три шага назад и ударил ими по стволу дуба так сильно, что они отпустили его и отшатнулись.

Мунго тоже не раз попадал в драки. И все же он никогда раньше не испытывал такого насилия – полдюжины вооруженных людей пытались убить его. Это не испугало его, напротив, вызвало ту же сосредоточенную ярость, которую он испытывал в отношении Мэннерса в Кембридже. Все, казалось, двигалось медленнее. У нападавших на него были пистолеты за поясом. Прежде чем они успели подняться, Мунго схватил их, развернулся и выстрелил в упор в остальных людей Гранвилла.

Один из мужчин упал, схватившись за плечо, где пуля раздробила ключицу. Но другая пуля ушла в сторону. Сквозь облако дыма, извергнутого пистолетами, Мунго увидел, что к нему приближаются Гранвилл и еще один человек. Тем временем люди, которых он прижал к дереву, поднимались на ноги.

Гранвилл замахнулся на Мунго ножом. Металл зазвенел о металл, когда Мунго блокировал удар стволом пистолета, удар был таким сильным, что Гранвилл выронил клинок. На мгновение он почувствовал себя беззащитным - у Мунго появилась возможность атаковать.

Но если он направится к Гранвиллу, то его схватят еще трое. Он не мог победить их всех. Его единственным шансом было бежать. Он побежал через лужайку туда, где был привязан Бристоль. Он снял уздечку с коновязи и вскочил в седло. Бристоль почуял опасность и начал двигаться еще до того, как Мунго приземлился ему на спину. Он сильно ударил его по бокам, низко наклонившись над его шеей, когда он отскочил. Его грива взметнулась ему в лицо, копыта загрохотали по твердой земле.

Сквозь шум он услышал треск выстрела. Пуля пролетела мимо и вонзилась в один из дубов слева от него. Он оглянулся. Честер выбежал из дома и стоял на крыльце, держа в руке пистолет. У дерева Гранвилл и двое его приспешников, спотыкаясь, последовали за ним. Но у них были только пистолеты, и против движущейся мишени на таком расстоянии у них не было никаких шансов.

Мунго миновал помещения для рабов, сушилки и бондарню и оставил дом позади. Он ехал по мягкой земле пустых полей, отдавая Бристоль ее голову. И куда теперь? После предательства Честера он не знал, можно ли доверять кому-либо из соседей Уиндемира. Ричмонд был лучшим выбором, но до него было еще много миль. За последние два дня Бристоль проехал уже почти двести миль. Мунго уже чувствовал, как он замедляет шаг. Позади себя он услышал лай собак и ржание лошадей. Люди Честера, должно быть, сели в седла, чтобы последовать за ним.

В полумиле от главного дома он вошел в рощицу деревьев, где из реки вытекал ручей. Он повел Бристоля вниз по берегу и с плеском вошел в ручей. На полпути он соскользнул с седла и спрыгнул в воду. Конь с любопытством посмотрел на него.

‘Продолжай. ’

Мунго снял свою морскую сумку с седла, где она все еще была привязана, и похлопал лошадь по крупу. Она побежала прочь и вверх по дальнему берегу, оставляя глубокий след копыт в грязи. На вершине насыпи она снова остановилась и оглянулась.

- Иди, - повторил Мунго.

Заржав, она тряхнула головой и исчезла за деревьями. Если повезет, люди Честера заметят ее следы и начнут весело танцевать, прежде чем поймут свою ошибку.

Мунго не последовал за ней. Он повернул вниз по течению, держа сумку над головой, и быстро зашагал по воде. В устье ручья, там, где он впадал в реку, образовался остров. Когда-то здесь был мост, но теперь его нет. Ряд гнилых свай, торчащих из воды, - вот и все, что осталось.

Мунго выбрался наружу и взобрался на остров. Густо поросшая лесом земля поднималась вверх по склонам длинного холма, очага доколониальной дикой природы, которая пережила улучшения, произведенные Сент-Джонами на этой земле. Там был только один путь, почти невидимый и редко используемый. Мунго молился, чтобы Честер этого не знал.

В лесу было тихо и сыро. Кусты шиповника и ветви деревьев нависали над тропинкой, но она не была полностью заросшей. Более толстые ветви все еще сочились соком со своих раздробленных концов, которые были грубо обрезаны топором. В углублениях, где земля оставалась влажной, Мунго увидел следы, оставленные, должно быть, после последнего дождя.

Он достал из своей морской сумки футляр с пистолетом и перезарядил пистолет, который отобрал у своих похитителей. Он осторожно двинулся вверх по тропинке. Лес заглушал звуки, но вдалеке все еще слышался лай собак. Он надеялся, что ручей смыл его запах.

На вершине холма деревья поредели и превратились в поляну. В центре его стояло здание из красного кирпича – восьмиугольной формы с куполообразной крышей. Дед Мунго построил здесь обсерваторию, и Мунго провел там много ночей со стариком, изучая звезды в тяжелый телескоп, который Бенджамин привез из Италии. После его смерти отец Мунго продал телескоп и оставил обсерваторию заброшенной. Лес втянулся, и навес из листьев теперь закрывал любой вид на небо.

Но у него было и другое применение. Казалось, там кто-то был; дверь была открыта, и пара освежеванных кроликов висела на кронштейне, где когда-то висела лампа. Они были только что убиты; их кровь капала на ковер из листьев.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒