Часть первая 64 страница

Официальное заявление не помогло — акции BRK за эту неделю упали в цене на 11 процентов.

9 марта вышел свежий номер Newsday, цитирующий издателя Technology Investor Magazine Гарри Ньютона: «Я точно знаю, что скажет Баффет, представляя акционерам финансовый отчет: “Простите меня”». На следующий же день акции BRK упали в цене до рекордного минимума

— 41 300 долларов за штуку. Легендарная «премия Баффета» — высокая цена акций, по слухам, державшаяся только из-за Баффета, исчезла. Днем ранее индекс NASDAQ преодолел очередной подъем и достиг отметки 5000 пунктов. С января 1999 года он вырос вдвое, и стоимость акционерного капитала составила более трех триллионов долларов.

Контраст был слишком очевидным, чтобы его не замечать. Один из руководителей отдела регулирования денежных операций написал, что инвесторы вроде Баффета — всего лишь падшие ангелы, опозоренные, вытесненные с рынка в 1999 году бунтарями, не признающими традиционных законов инвестиций и подкрепляющими свои новые теории невероятными цифрами и расчетами⁴.

Баффет расстраивался из-за плохой прессы, но не стремился менять свою инвестиционную стратегию. Владельцы BRK, по всей видимости, выиграли бы, инвестируя в индекс рынка на протяжении минувших пяти лет — самой протяженной «засухи» в истории Berkshire. Его инвестиции в Coca-Cola, когда-то оцененные в 17, 5 миллиарда долларов, сейчас принесли бы лишь 8, 75 миллиарда. Его стремление оставить нетронутым резервный капитал привело к тому, что миллиарды неиспользуемых средств лежали мертвым грузом на Berkshire, теряющей время на операциях с низкодоходными облигациями. Баффет уже разбирался в компьютерах, но не собирался покупать акции технологических компаний.

«Когда дело касается Microsoft или Intel, — говорил он, — я не могу предположить, что произойдет с миром через десять лет И я не хочу играть в игру, где преимущество имеют другие парни. Программное обеспечение выходит за рамки моей компетенции. Мы разбираемся в шоколадных батончиках, а не в компьютерных программах»⁵.

В феврале 2000 года SEC отклонила просьбу Berkshire о сохранении конфиденциальности некоторых инвестиционных портфелей компании. Комиссия приняла решение, что в условиях стабильного рынка доступность информации важнее интересов инвесторов. Вместо того чтобы накапливать крупные пакеты акций компаний вроде American Express и Coca-Cola, Баффет только и успевал подбирать мелкие пакеты, пока не подтянулись желающие заработать на его прошлых успехах. Несмотря на то что он продолжал бороться, комиссия превратила его в Бена Грэхема, открывшего свои бухгалтерские книги всему миру. С этого момента основным вложением капитала для Berkshire стало бы приобретение целых компаний. Впрочем, это и так было любимым вложением Баффета. Стало сложнее вкладывать большие суммы в ценные бумаги. Конечно, это было обидно, ведь пресса ссылалась на него как на «бывшего лучшего инвестора планеты»⁶.

10 марта, на следующий день после того, как Гарри Ньютон заявил, что Баффету следует извиниться, в Wall Street Journal написали, что на новых технологиях зарабатывают все, кроме Баффета, упрямство которого привело к тому, что его акции упали в цене на 48 процентов в сравнении с пиковым значением⁷. Журнал сравнил его стратегию с поведением вышедшего на пенсию сотрудника AT& T, чей портфель вырос в цене на 35 процентов. «Вся эта чехарда с инвестициями в технологии — для дилетантов, уж точно не для Баффета. И слава богу»⁸.

За всю карьеру Баффета его способность здраво рассуждать и принимать решения не подвергалась такому испытанию, как в последние три года. Все показатели рынка кричали о том, что он не прав. Общество, пресса и даже некоторые его акционеры решили, что Баффет с его заплесневелыми представлениями о жизни совсем потерял нюх. Только внутренний стержень и привычка бороться за свои убеждения заставляли его держаться выбранного курса. Но это был все тот же постоянно нуждающийся в регулярной похвале человек, чувствительный к публичной критике. Он бежал со всех ног от любой попытки раскритиковать его и яростно боролся за свою репутацию, вокруг которой вращалась вся его жизнь.

Но в этот раз, несмотря на удары по его репутации, Баффет не сопротивлялся. Он не писал колонок, не выступал на заседаниях Конгресса с докладами об опасностях, подстерегающих рынок, не давал интервью, не говорил ничего в свою защиту и не требовал этого от своих заместителей. Он и Мангер продолжали вести диалог с акционерами Berkshire, говоря, что хотя рынок и переоценен, они не могут предсказать, как долго это продлится. В конце концов Баффет объяснил суть своих взглядов. Произнося мастерскую речь для элиты в Солнечной долине, он предсказал, что в ближайшие два десятилетия рынок не оправдает ожиданий инвесторов. Чуть позже он преобразовал речь в статью, опубликованную в журнале Forture, адресовав ее «простым инвесторам Джо и Джейн».

В свое время Баффету потребовалась огромная смелость, чтобы преодолеть свои страхи и попросить Ника Брэйди помочь спасти Salomon. Но проявить сдержанность и тем самым обречь себя на годы критики и насмешек требовало смелости совершенно другого рода. Испытание Интернетом стало одним из самых тяжелых в его карьере.

11 марта, спустя двадцать четыре часа после замечания Wall Street Journal о том, что даже пенсионеры — лучшие инвесторы, чем Баффет, Berkshire опубликовала свой годовой отчет. Баффет поставил себе «двойку» за неумение распорядиться капиталом компании. Впрочем, он не сказал, что считает свое стремление избегать вложений в технологии ошибкой. Он просто пояснил инвесторам, что из-за своих огромных размеров Berkshire теперь будет расти достаточно «умеренно» по сравнению с ростом рынка. Он знал, что слово «умеренно» обязательно вызовет оживленные дебаты. Но его необходимо было произнести.

Кроме того, Баффет объявил, что ценность BRK настолько упала, что Berkshire думает о выкупе своих акций у инвесторов. Казалось, что Баффет вдруг превратился из ненасытной акулы в аскета, решив вернуть деньги акционерам, которым он десятилетиями не выплачивал дивиденды.

Во второй раз Баффет во всеуслышание объявил о своих дальнейших планах. Со времен «великого роспуска партнерства» в 1970 году он не говорил о покупке Berkshire Hathaway. Инвесторы вновь были вынуждены определиться, на чьей они стороне. На этот раз сообщение Баффета дошло до многих. Его готовность вкладывать деньги в ценные бумаги Berkshire привела к тому, что, прежде чем он успел купить хоть что-то, акции BRK выросли в цене на 24 процента.

На следующей же неделе NASDAQ, переполненный акциями интернет-компаний, предупредительно пошатнулся⁹. К концу апреля индекс обрушился на 31 процент, что стало одним из крупнейших падений в истории.

На Пасху Баффету было все безразлично: его согнуло пополам от боли. Он не мог в это поверить — слухи о его здоровье наконец-то подтвердились, причем перед важнейшим собранием акционеров. В три часа ночи Сьюзи-младшая отвезла его в больницу, и он провел там следующие несколько дней, ожидая, пока из почки не выйдет камень. Медсестры ходили туда-сюда и обращались к нему «Билл». Он недоумевал, но был слишком занят собственной болью, чтобы спросить почему. Несколько раз он в панике звонил Большой Сьюзи. Та отдыхала в Гранд- Лейк в компании университетских подружек и ничего не могла сделать¹⁰ Как только он почувствовал себя лучше, врач отправил его домой. Забравшая его из больницы дочь наконец объяснила отцу, что Баффет лежал в больнице под именем тестя, отсюда и обращение Билл.

Впрочем, Баффет почти сразу же был вынужден вернуться в больницу и лежать в ожидании, когда же выйдет этот чертов камень. Он снова ночами пил воду кружку за кружкой, пока это наконец не сработало. Но с этих пор ему пришлось волноваться еще об одной части тела, прежде его не беспокоившей, — ведь камни в почках имеют печальную тенденцию появляться снова и снова. «Водопровод барахлит, как же мне это не нравится. Вот что происходит, когда стареешь», — вспоминал он.

Он внимательно изучил все свои проблемы. Акции компании имели дурную репутацию — их спасло только его предложение о выкупе. На его самой крупной сделке, покупке General Re, казалось, лежало проклятие. Он все чаще думал о Coca-Cola. Как бизнес с таким неистребимым брендом мог так быстро понести колоссальный ущерб? Действительно ли это была вина старины Айвестера? А теперь к этим проблемам добавились еще и неприятности со здоровьем.

Он никак не мог «смыть в сточную трубу» мысль о собственной

смертности¹¹. Он так и не смирился со смертью отца и не нашел в себе сил выбрать достойный Говарда памятник. Он перевесил большой портрет Говарда на стену за своим письменным столом, и теперь он нависал над его головой. Бумаги Говарда лежали нетронутыми в подвале дома. Уоррен не мог собраться с духом и разобрать их. Каждый раз, когда он думал об этом, к глазам подступали слезы, и он боялся, что эмоции, которые он сдерживал последние тридцать пять лет, вырвутся наружу.

Он знал, что деревья не растут до небес и все имеет свой конец, но не мог пересилить себя и представить, что наступит день, когда ему придется отойти от дел, остановиться и сказать: «Все, я закончил. Сикстинская капелла готова, ни один мазок кистью не сделает ее лучше, никакое усилие не даст результата».

Ему исполнилось шестьдесят девять лет, и он не мог в это поверить. Он чувствовал себя куда моложе. Баффет успокаивал себя тем, что у него есть еще несколько десятков лет до того, как он достигнет возраста, в котором умерла его мать. К тому времени дела General Re будут приведены в порядок, а компанией Coca-Cola сможет руководить даже бутерброд с ветчиной. Камень со свистом вылетел из почки... Плохие воспоминания смылись в канализацию, и он продолжил готовиться к собранию акционеров, самой счастливой неделе в году.

На несколько дней в конце апреля Омаха наполнялась людьми, аэропорт становился более оживленным, и сначала ручеек, а потом и целый поток людей вливался в гостиницы, занимал столики на верандах кафе и ресторанов. В фирмах, занимающихся прокатом автомобилей, заканчивались машины. Бар в Marriott Regency был забит инсайдерами, собравшимися на деловые встречи. Люди с удостоверениями акционеров Berkshire Hathaway прогуливались по Омахе, напоминая самим себе членов тайного общества. Телефон в офисе Баффета не умолкал ни на минуту, журналисты просили об аккредитации, гости — разрешения привести своих гостей на самое изысканное мероприятие года — воскресный бранч у Уоррена Баффета. Едва ли не бесконечное терпение Дебби Босанек, секретарши Баффета, заканчивалось, когда ее нахально просили о невозможном, — и она отказывала просителям.

В пятницу Баффет обходил публичные мероприятия и частные вечеринки. Некоторые из его последователей наряжались в гигантские желтые поролоновые ковбойские шляпы, как члены какой-то секты, общались с давнишними акционерами и крупными финансовыми менеджерами на коктейле в Borsheims, где жители Омахи присоединялись к заезжим акционерам и наслаждались бесплатной едой и выпивкой. Мероприятие организовала Сьюзан Жак из Borsheims, а Баффет поддерживал его, так как подобные мероприятия помогали в поиске новых клиентов (несмотря на подозрения Баффета, что там присутствует и множество нахлебников).

Собрание акционеров проходило в помещении Civic Auditorium Помимо самих акционеров там были еще тысячи людей: обслуживающий персонал, торговцы магазинов и добровольные помощники. Огромные площади занимали выставки, цветы, экспозиции; горы сэндвичей с индейкой, хот-догов и кока-колы; презентации брендов, охрана, пресса, звук, видео, свет, частные вечеринки для продавцов и помощников. Всем этим великолепием дирижировал один человек — Келли Мачмор, которую

Баффет называл «Фло Зигфилд»~ от Berkshire Hathaway. У Келли не было даже секретаря. Формально она сама была секретарем. Баффет с гордостью говорил, что потребуется четыре человека, чтобы заменить одну Келли. Одним из побочных эффектов подобной похвалы было то, что люди начинали задумываться, не платят ли им четверть того, что они стоят на

самом деле. Впрочем, Баффет давно приноровился платить людям скорее похвалой, чем наличными. Те, кто сидел ближе всех к «солнцу» — Мачмор, Босанек и секретарша Деб Рей, — были наиболее «карнегизированными» сотрудниками: каждый акционер только и слышал, какие они замечательные. «Карнегизирование» работало своего рода защитой от закона термодинамики Рикерсхаузера. Они бросались на амбразуры, сохраняя уединение босса в его уютном коконе в конце коридора. В течение нескольких недель перед собранием они работали в два раза интенсивнее. В день собрания Деб и Дебби занимались наиболее привилегированными гостями и прессой, а Мачмор бегала по зданию и раздавала указания по рации.

К четырем часам утра субботы несколько сот человек с ламинированными пропусками на шее стояли возле Civic Auditorium в ожидании, когда откроются двери. Тремя часами позже эти люди мчались мимо охранников, проверяющих пропуска, стремясь занять лучшие места. Повесив пиджаки и свитера на спинки стульев, чтобы занять места, они пробирались обратно к стойкам, чтобы бесплатно позавтракать сладкими слойками, соком и кофе. К восьми утра стало понятно, что приходить до рассвета не имело смысла. Половина мест пустовала. Полчаса спустя в аудитории сидело девять тысяч человек¹². В то время как большинство CEO остались бы в восторге (или в ужасе) от такого количества посетителей, цифра была ничтожна по сравнению с пятнадцатью тысячами, приехавшими в прошлом году. Количество зрителей уменьшилось на 40 процентов.

Точно по расписанию в аудитории погас свет и начался традиционный фильм, предваряющий собрание и с каждым годом становящийся все длиннее. Он начинался с мультфильма, где Уоррен был супергероем, Чарли

— его помощником и вместе они рекламировали продукты Berkshire.

Затем судья Джуди была призвана рассудить Баффета и Билла Гейтса, поспоривших на два доллара. Следом шли смешные ролики, реклама Berkshire, и в конце Сьюзи Баффет пела чуть измененную версию гимна Coca-Cola: «Что этому миру нужно, так это Berkshire Hathaway».

Около половины десятого Баффет и Мангер выттти на сцену в костюмах и галстуках и осмотрели притихшую армию преданных последователей, одетых во все подряд, от деловой одежды до шорт В зрительном зале болтались желтые поролоновые ковбойские шляпы. После пятиминутного совещания зрители, как обычно, начали задавать вопросы. Акционеры выстроились перед микрофонами, расположенными по периметру аудитории, и начали интересоваться, как следует оценивать вклады. Кто-то спросил об инвестициях в технологии, и Баффет ответил, что не хочет об этом говорить. «Каждый раз, когда спекуляция достигает предела, в конце концов все возвращается на круги своя». Он сравнил

рынок с «письмами счастья» и финансовой пирамидой Понци. «Инвесторы могут чувствовать себя богаче, но на самом деле это не так». Пауза. «Чарли? »

Мангер открыл рот, и публика насторожилась. Часто Мангер просто говорил: «Мне нечего добавить», но каждый раз, когда Баффет передавал ему микрофон, публика чувствовала напряжение, как будто она смотрела на укротителя с хлыстом перед тумбами, на которых скалят зубы львы.

«Мы говорим “чертов излишек”, — сказал Мангер, — потому что от него случаются чертовы последствия. Это нерационально. Если смешать дерьмо с изюмом, оно все равно остается дерьмом».

Зрители открыли рты от удивления. Он сказал «дерьмо»? Чарли только что сравнил акции интернет-компаний с фекалиями в присутствии прессы и детей, пришедших на собрание с родителями? Он сказал «дерьмо»! Потребовалось некоторое время, чтобы собрание вернулось к своему нормальному ритму.

Кто-то задал вечный «серебряный» вопрос. Тогда же люди начали перемещаться в подвалы, где продавали туфли, ножи Ginsu и сладости от Sees Candies. Ежегодный вопрос о серебряных активах Баффета стал утомительным ритуалом. В 1997 году Баффет объявил, что приобрел почти треть мирового запаса серебра. Вместо того чтобы вспомнить о марках «Голубой орел», поклонники металла впали в неистовство — Оракулу нравится их ниша¹³! Этой сделке уделили больше внимания, чем любой другой в истории Berkshire. Баффет не был фанатом металла, он следил за рынком, спросом и предложением, не спекулировал им и не использовал, чтобы уберечь себя от инфляции. Он считал, что акции компаний, способных поднимать цены, защитят его куда лучше, несмотря на то что инфляция и пожирала их прибыль. Он купил серебро, потому что посчитал его хорошим вложением денег. Но на самом деле он представлял себя в потайном банковском хранилище в Лондоне — улыбающимся и пересчитывающим блестящие слитки¹⁴ В ответ на «серебряный» вопрос Баффет и Мангер слегка закатили глаза; Баффет ответил весьма вежливо, что владеть серебром оказалось довольно скучной затеей. Хотя и не упомянул, что визит в хранилище мог бы разнообразить ситуацию.

Монотонные вопросы все тянулись, Баффет и Мангер слушали, громко шурша обертками от батончиков Dilly. Акционеры начали озвучивать свое

недовольство. Одна женщина сказала, что ей придется перейти на заочное обучение, потому что принадлежащая ей акция Berkshire не позволит оплатить учебу в колледже¹⁵. Гэйлорд Хенсон из Санта-Барбары произнес целую речь о том, что он купил акции BRK в 1998 году, когда компания была на подъеме из-за репутации Баффета, и не разорился только потому, что вложил деньги в акции четырех интернет-компаний¹⁶. Он убеждал Баффета вложить хотя бы 10 процентов активов Berkshire в технологии: «Это лучшая из игр, разыгрывающихся в наше время. Разве вам не хватает мозгов, чтобы выбрать хотя бы нескольких из лучших игроков? »

Поток подобных вопросов не иссякал. Что Баффет думает о финансовых менеджерах типа Стенли Дранкенмиллера, наконец-то сдавшегося и купившего акции технологических компаний для Сороса? Раз уж Berkshire так плоха, то, может бьггь, Баффет найдет себе новое занятие? Если ему не нравятся технологии, то почему бы не заняться международными инвестициями?

Это было унизительно. Баффет смотрел на публику и понимал, что многие впервые думают, что он подвел их. Империя, которую он строил почти пятьдесят лет, рушилась на глазах. Его собственные акционеры отвернулись от него. Его возраст говорил не об опьгге, а о надвигающемся маразме. В прессе его называли стариком. Казалось, Berkshire Hathaway больше не нужна миру.

После Баффет пил вишневую колу, давал автографы, потом надел на себя бейсбольную форму, чтобы бросить первый мяч в матче команды Omaha Royals. Он снова прошелся с Астрид по вечеринкам, все еще оставаясь в бейсбольной форме, капая шоколадной глазурью с батончиков Dilly. В понедельник утром он руководил заседанием совета директоров — еще одно упражнение в чтении лекций. После этого он, Сьюзи, дети и их семьи улетели в Нью-Йорк. Он общался с друзьями, ужинал в ресторанах, смотрел шоу, покорно занимался своим нелюбимым делом — покупкой костюмов в Bergdorf, и неприятные воспоминания постепенно смывались из его памяти. В Нью-Йорке он прочитал в Колумбийском университете современную версию курса Бена Грэхема и встретился с полудюжиной журналистов, посещающих колумбийскую программу бизнес- журналистики.

В субботу утром Баффет пригласил трех менеджеров General Re в свои апартаменты в отеле Plaza. Рон Фергюсон принес на встречу распечатанную презентацию и прошелся по отвратительным результатам работы General Re. Несколько минут Баффет слушал, нахмурившись и ерзая на стуле, а потом сказал: «Почему бы нам не перейти к выводам? Результаты необходимо улучшить. Необходимо восстановить субординацию. Условия General Re диктовали клиенты, а не наоборот. Подобную практику следует прекратить. Кто-то должен ответить за все»¹⁷.

Он сдержался и не отправил Фергюсона на пенсию — пожилые управленцы были его слабостью. Он сочувствовал Фергюсону — в конце 1999 года тот перенес кровоизлияние в мозг. После болезни он был слегка неуравновешен и сам решил уйти в отставку. Но Баффет ему не позволил

— он не верил, что людям нужно уходить на покой. Многие из его лучших менеджеров были пожилыми, включая Миссис Би, работавшую до ста трех лет и скончавшуюся годом позже. Он скучал по ее язвительному характеру, но в то же время с облегчением думал, что она так и не смогла перехитрить его. Его целью было не просто пережить Миссис Би, но пережить ее на целую вечность, ведь он когда-то боялся, что она переживет его. Баффет все время хвастался своей гериатрической командой, работавшей в Berkshire. Его совет директоров напоминал стариков из Верховного суда США.

Представьте, если бы джинн Баффета смотрел из-за его плеча пару недель спустя, когда Баффет играл в бридж после ужина с Биллом и Мелиндой Гейтс! Баффет отвечал на вопросы дребезжащим голосом, который говорил о том, что он давно не спал, уверял, что все в порядке, но определенно не получал удовольствия от игры. Шэрон Осберг, умевшая по некоторым признакам определять, что Баффет испытывает недомогание, посовещалась с Гейтсами, и те незамедлительно, несмотря на протесты Баффета, вызвали врача¹⁸.

Врач был удивлен, когда узнал, что Баффету никогда не делали колоноскопию. Он дал ему обезболивающее и велел сходить на обследование сразу по возвращении в Омаху.

Джинн был бы гораздо менее тактичен. Говард Баффет болел раком толстой кишки и умер от связанных с ним осложнений. О чем только думал Баффет? Ему уже шестьдесят девять, и он ни разу не делал колоноскопию! Он совершенно точно не относился к своему телу как к единственному автомобилю в его жизни.

Спустя месяц акции BRK выросли в цене до 60 ООО долларов, почти на 5000 долларов за штуку. Журнал Fortune отметил: несмотря на то что Berkshire потеряла свой «божественный дар», восстановление почти на 47 процентов после падения в марте сделало из нее «неплохого возрожденца»¹⁹. Самому же Баффету, однако, требовались и другие методы во сстановления.

Наконец Баффет собрался с духом и записался на внушающую ужас процедуру²⁰. После истории с камнем в почке прошло совсем немного времени, и вот — снова медицинское вмешательство. Правда, колоноскопию можно было отнести к рутинным процедурам. Он отвлекал себя разговорами по телефону, бриджем и компьютерными играми. Если люди спрашивали его о том, как он себя чувствует, отвечал, что ни капли не волнуется.

Но после колоноскопии он испытал шок. В его кишках сидел большой доброкачественный полип. Он подмял под себя столько окружающего пространства, что вытащить его, не вырезав часть кишечника, было невозможно. К тому же вокруг него росли другие маленькие полипы. С этим шутить не стоило. Баффет решил лечь на операцию в конце июля, после конференции в Солнечной долине. «О, я совсем не беспокоюсь», — махал он рукой, шутил, рассказывал о хороших результатах кардиологических тестов. «Здоровье меня не беспокоит, и если б вы не спросили, я бы о нем и не вспомнил».

Но Баффету приходилось отчитываться о состоянии своего здоровья в прессе и публиковать пресс-релизы. Ему было неловко от степени детализации его личной информации:

Уоррен Баффет, председатель совета директоров Berkshire Hathaway Inc. (NYSE: BRK. A, BRK. B) в следующем месяце перенесет операцию по удалению доброкачественных полипов из толстой кишки в одной из больниц Омахи. Полипы обнаружили в понедельнику во время планового обследования. Обследование также показалоj что если не считать

полипов, мистер Баффет абсолютно здоров. После операции мистер Баффет проведет в больнице несколько дней и сможет вскоре вернуться к работе. Berkshire Hathaway публикует эту информацию во избежание появления ложных слухов о состоянии здоровья мистера Баффетау подобных тему что в начале года привели к путанице на рынке²¹.

Операция заняла несколько часов, в течение которых Баффету удалили 38 сантиметров внутренностей и оставили на теле 17-сантиметровый шрам. После операции он неделю провел дома и впервые в жизни отрастил бороду. Лишенный возможности приходить в Berkshire Hathaway, он постоянно разговаривал по телефону слабым голосом.

«Нет, что вы, я совсем не устал. Все в полном порядке, — говорил он.

— Я просто сбросил пару лишних фунтов. Астрид за мной ухаживает. Доктора разрешили мне есть все что душе угодно». Баффет шутил и на вопрос, не боится ли он рецидива, отвечал: «О, нет, ни в коем случае, вы же знаете, я ни о чем не беспокоюсь. Кстати, я говорил, что анестезиолог когда-то подносил мне клюшки для гольфа? Прежде чем отключиться, я сказал, что, надеюсь, оставлял ему хорошие чаевые».

В пресс-релизе Berkshire Hathaway сухо говорилось, что полип действительно оказался доброкачественным и Баффету не требуется дальнейшего лечения. Несмотря на официальное заявление, Интернет и Уолл-стрит полнились слухами. Многие настаивали, что у Баффета рак, ведь полипы не нуждаются в хирургическом вмешательстве. Но Уоррен не был болен и уж точно не чувствовал себя стариком. Скорее ему казалось, что он — настоящая молния.

Но все же он всю жизнь относился к своему здоровью снисходительно, а теперь оно ограничивало его. Когда-нибудь его поединок с вечностью закончится, и придется столкнуться с проблемами, которых он ранее избегал. Ведь в его голове Berkshire и Баффет были равнозначными понятиями и вся его сущность сопротивлялась покою. Многие проблемы лежали на Большой Сьюзи, которая точно его переживет. Он сказал людям, что Сьюзи обо всем позаботится.

Глава 55. Последняя вечеринка Кей

Омаха • сентябрь 2000 — июль 2001 года

К тому моменту как Баффет поправился, пузырь доткомов лопнул. Доткомы умирали по одному в день — Arzoo. com, Boo. com, Dash. com, eToys. com, Flooz. com, FooDoo. com, Hookt. com, Lipstream. com, PaperFly. com, Pets. com, Wwwwrrrr. com, Xuma. com, Zing. com.. ¹ Индекс NASDAQ упал почти на половину своего максимального значения, акции старой экономики все еще оставались в бессознательном состоянии. Федеральная резервная система снова урезала процентные ставки. Однако репутация Баффета вновь пошла в гору.

Berkshire зачерпнула капитал из своих активов, чтобы Баффет смог, как только открылась возможность, приобрести частные, обанкротившиеся и незаметные для основной массы инвесторов компании. Он приобрел US Liability (компанию, страховавшую необычные

риски), Ben Bridge (еще одну ювелирную компанию); Justin Industries

(материнскую компанию Acme Brick, Tony Lama n Nokona Boots); Shaw

(крупнейшего производителя ковров) и Benjamin Moore Paint. Он купил

компанию John Manville (изготовителя стройматериалов) и Mitek (производителя высокотехнологичных деталей из нержавеющей стали)******. И даже несмотря на это, к концу 2000 года у Berkshire Hathaway остались миллиарды долларов неиспользуемого капитала —

огромная сумма, схороненная в носке, под матрасом и в дымоходе.

Пророчество Баффета о состоянии рынка, произнесенное в 1999 году в Солнечной долине, сбывалось. Теперь в своем письме, ставшем событием глобального масштаба, он писал о том, что рождение Интернета позволило циничным финансистам монетизировать надежды доверчивых акционеров. Письмо было опубликовано на сайте Berkshire Hathaway, чуть не обрушившемся от количества желающих его прочесть. Баффет вновь, как и в своей речи в Солнечной долине, ссылался на Эзопа. Инвестировать в Интернет — значит выпустить из рук синицу и погнаться за журавлем.

«Бесстыжие пустопорожние пропагандисты-фанатики успешно переложили миллиарды долларов из карманов акционеров в свои собственные (а также своих друзей и знакомых)... Спекуляция особенно опасна, когда выглядит элементарной»². Аудитория внимала ему, и в 2001 году акционеры вернулись на ежегодное собрание.

Удача Berkshire была связана еще и с новым поворотом в Gillette, где Баффет проголосовал за назначение CEO Джима Килтса вместо Майка

Холи. Вскоре после этого, ближе к концу 2000 года, он вышел из ступора и начал участвовать в работе совета директоров Coca-Cola. Когда Дуг Дафт, новый председатель совета, попытался приобрести Quaker Oats, Баффет был одним из тех, чье недовольство помешало совершиться сделке. Оставалось только понять, повлияют ли изменения в Coca-Cola на работу компании. Разумеется, замена одного «бутерброда с ветчиной» другим не повлияла бы на стоимость акций.

Возвращение Баффета в Солнечную долину дало ему возможность еще раз стукнуть кулаком по столу. Самолеты «Гольфстрим» слетались в Хейли, и руководителей корпораций, направляющихся в Sun Valley Lodge, волновали новые слухи и сделки. Большинство этих слухов касалось AT& T, пытавшейся отказаться от невыгодного предложения от Comcast.

Впервые на газоне перед Sun Valleylnn вырос архипелаг из палаток телевизионщиков. Нагруженные съемочной техникой, осветительными приборами продюсеры, операторы, гримеры, ассистенты и репортеры собрались на лужайке в ожидании исполнительных директоров и еще больше подливали масла в огонь. Телекамеры застыли в ожидании, репортеры набрасывались с вопросами на всех спикеров, не обращая внимания, хотят ли те давать комментарии или нет. Они гонялись за сотрудниками компаний, по слухам, замешанными в сделках.

В пятницу вечером после игры в бридж Кэтрин Грэхем приехала домой на своем маленьком шльф-мобиле. Ей было восемьдесят четыре года, и ее, в общем-то, уже оставили в покое. Она была высокой и все еще стройной. Ей заменили оба бедренных сустава, и один из них работал не очень хорошо. Люди замечали, что она выглядит уставшей, какой-то потухшей, но сама она всем рассказывала, что в этом году замечательно проводит время. Компания, которую они с сыном Доном создали во многом благодаря совету Баффета, на фоне повсеместного падения прибыли всех газетных издателей стала почти культовой из-за своего постоянного успеха, как материального, так и журналистского. Грэхем получала удовольствие от того, что конференция собрала вместе всех людей, чьим обществом она наслаждалась. К ней приставили ассистентку, обязанную всюду ее сопровождать, но Грэхем отмахнулась от попыток ее контролировать и большую часть конференции прогуливалась под ручку с сыном Доном или близким другом Барри Диллером, исполнительным директором USA Networks. Впрочем, домой на этот раз она поехала в одиночестве.

⇐ Предыдущая 59 60 61 62 636465 66 67 68 Следующая ⇒