Николай КОСТОМАРОВЪ 3 страница

Въ тотъ отдаленный отъ насъ періодъ, который мы назвали дЂтствомъ Великороссіи, въ религіозности великорусской является свойство, составляющее ея отличительную черту, и впослЂдствіи — въ противорЂчіи съ тЂмъ складомъ, какой религіозность пріобрЂла въ южнорусской стихіи. Это обращеніе къ обрядамъ, къ формуламъ, сосредоточенность во внЂшности. Такимъ образомъ, на сЂверовостокЂ поднимается толкъ о томъ, можно ли Ђсть въ праздники мясо и молочное. Это — толкъ, принадлежащій къ разряду множества расколовъ, существующихъ и въ наше время и опирающихся только на внЂшности.

На югЂ, въ древности, мы встрЂчаемъ два не вполнЂ извЂстныя намъ уклоненія отъ православія, но не въ томъ духЂ, именно — Адріана и Димитрія: они касались существенныхъ уставовъ церкви и мнЂнія ихъ относились къ кругу ересей, то есть такихъ несправедливыхъ мнЂній, которыя, во всякомъ случаЂ, возникали отъ умственной работы надъ духовными вопросами; въ этомъ отношеніи, южнорусское племя и впослЂдствіи не отличалось спорами о внЂшности, которыми такъ богатъ сЂверъ. ИзвЂстно, что въ теченіи самыхъ вЂковъ, какъ и теперь, у Малороссіянъ расколовъ и споровъ объ обрядахъ не было. На сЂверЂ, въ /59/ НовгородЂ и ПсковЂ, состязательство о внЂшности хотя коснулось умственнаго движенія въ духовныхъ вопросахъ въ извЂстномъ толкЂ о сугубомъ аллилуіа и въ Новгородскомъ спорЂ о томъ, какъ слЂдуетъ произносить: господи помилуй, или: о господи помилуй, — но едва ле такіе толки въ древности дЂйствительно занимали умы на сЂверЂ, — ибо обстоятельства спора объ аллилуіяхъ, извЂстныя изъ житія Ефросина, еще подвержены сомнЂнію, такъ что многіе считаютъ это сочиненіе, дошедшее до насъ не въ современныхъ спискахъ, составленнымъ, или по крайней мЂрЂ передЂланнымъ раскольниками, старавшимися придать всевозможнЂйшую важность этому вопросу, который, какъ извЂстно, былъ одинъ изъ главныхъ, возбуждавшихъ старообрядство къ отпаденію отъ господствующаго тЂла русской церкви. Притомъ же въ самой повЂсти о ЕвфросинЂ изображается, что Псковъ держался трегубой, а не сугубой аллилуіа!

РаспространеннЂе и знаменательнЂе было другое еретическое умственное броженіе на сЂверЂ, проявившееся первый разъ въ Стригольникахъ, въ продолженіи вЂка тлЂвшее въ умахъ и потомъ разразившееся смЂсью различныхъ толковъ, сгруппированныхъ Іосифомъ Волоцкимъ, въ его »ПросвЂтителЂ« около жидовствующей ереси. Это броженіе, чисто Новгородскаго пошиба, перешло потомъ во всю Русь и долго подымалось въ различныхъ формахъ оппозиціею противъ авторитета мнЂній. Мы не скажемъ однако, чтобъ такое реформаціонное направленіе имЂло большой успЂхъ въ Новгородскомъ и Псковскомъ мірЂ; оно только показываетъ, что племя южнорусское, въ своихъ уклоненіяхъ отъ церкви, слЂдовало иному пути, чЂмъ великорусское. Въ южной Руси, послЂ мимоходныхъ явленій въ XI и XII вЂкЂ, не встрЂчается попытокъ къ оппозиціи противъ авторитета церковной науки, и только въ XVI вЂкЂ стало было кружить аріанство, когда Симонъ Будный распустилъ свой катихизисъ на южнорусскомъ языкЂ и, по свидЂтельству уніатовъ, нЂкоторые священники, по невЂжеству, не только не опровергали его, но, не подозрЂвая въ немъ ереси, еще и похваливали. Въ массЂ народа это явленіе не имЂло успЂха.

Единственное уклоненіе отъ православія, увлекавшее до извЂстной степени народъ, была унія съ римско-католическою церковью, но извЂстно, что она вводима была интригами и насиліемъ, при благопріятствующей помощи привлеченнаго къ католичеству дворянства; но въ народЂ нашла противъ себя упорную и кровавую оппозицію. БЂлорусское племя, вообще болЂе кроткой и податливой натуры, сильнЂе подчинялось гнетущимъ обстоятельствамъ и болЂе показало наклонность, если не принять /60/ унію добровольно, то по крайней мЂрЂ допустить ее, когда нельзя было не допустить ея иначе, какъ энергическимъ противодЂйствіемъ. Но въ южной Руси было не тó. Тамъ народъ, чувствуя насиліе совЂстн, поднялся огромнымъ пластомъ на защиту своей старины и свободы убЂжденія, и въ послЂднее время, даже принявъ унію, гораздо охотнЂе отъ нея отсталъ, чЂмъ БЂлоруссы. Такъ южнорусское племя, не давая духовенству права безусловнаго освященія факта, въ самой сущности пребыло вЂрнЂе самой церкви, чЂмъ великорусское, обнимая болЂе ея духъ, чЂмъ форму. Въ настоящее время расколъ изъ-за формы, обрядности, буквы, не мыслимъ въ южнорусскомъ народЂ; съ этимъ всякъ согласится, кто сколько нибудь знаетъ этотъ народъ и присмотрЂлся къ его жизни и прислушался къ его кореннымъ понятіямъ.

Мы видЂли, какъ еще въ своемъ дЂтствЂ великорусская стихія, централизируясь во ВладимирЂ, а потомъ въ эпоху юности — въ МосквЂ, показывала направленіе къ присоединенію, къ подчиненію и къ поглощенію самобытности частей. Въ религіозно-умственной сферЂ отразилось тоже. Образовалась нетерпимость къ чужимъ вЂрамъ, презрЂніе къ чужимъ народностямъ, высокомЂрное мнЂніе о себЂ. ВсЂ иностранцы, посЂщавшіе Московщину въ XV, XVI, XVII столЂтіяхъ, одногласно говорятъ, что Москвитяне презираютъ чужія вЂры и народности; сами цари, которые въ этомъ отношеніи стояли впереди массы, омывали свои руки послЂ прикосновенія иноземныхъ пословъ христіянскихъ вЂроисповЂданій. НЂмцы, допущенные жить въ МосквЂ, подвергались презрЂнію отъ Русскихъ; духовенство вопіяло противъ общенія съ ними; патріархъ, неосторожно благословивши ихъ, требовалъ, чтобъ они отличались порЂзче отъ православныхъ наружнымъ видомъ, чтобъ впередъ не получить нечаянно благословенія. Латинская и лютерская, армянская и другая всякая вЂра, чуть только отличная отъ православной, считались у великоруссовъ проклятою. Русскіе Московскіе считали себя единственнымъ избраннымъ народомъ въ вЂрЂ, и даже не вподнЂ были расположены къ единовЂрнымъ народамъ — къ Грекамъ и Малороссіянамъ: чуть только что нибудь было несходно съ ихъ народностію, тó заслуживало презрЂнья, считалось ересью; на все не-свое они смотрЂли свысока.

Образованію такого взгляда неизбЂжно способствовало татарское порабощеніе. Долгое униженіе подъ властію чужевЂрцевъ и иноплеменннковъ выражалось теперь высокомЂріемъ и униженіемъ другихъ. Освобожденный рабъ способнЂе всего отличаться надменностію. Это-то и вынудило тЂ крутыя мЂры, то увлеченіе иноземщиною, которое со временъ /61/ Петра является въ видЂ реформы. Крайность, естественно, вызываетъ противную крайность.

Въ южнорусскомъ племени этого не было. Издавна Кіевъ, потомъ Владиміръ Волынскій, были сборнымъ пунктомъ мЂстопребыванія иноземцевъ разныхъ вЂръ и племенъ. Южноруссы съ незапамятныхъ временъ привыкли слышать у себя чуждую рЂчь и не дичиться людей съ другимъ обличьемъ и съ другими наклонностями. Уже въ X вЂкЂ, и вЂроятно древнЂе, изъ южной Руси ходили въ Грецію, одни занимались промыслами въ чужой землЂ, другіе служили въ войскЂ чужихъ государей. ПослЂ принятія крещенія, перенесенная въ Южную Русь юная христіанская цивилизація привлекала туда еще болЂе чужеземной стихіи изъ разныхъ концовъ. Южноруссы, получивши новую вЂру отъ Грековъ, не усвоили образовавшейся въ Греціи непріязни къ западной церкви; архипастыри, будучи сами чужими, старались пересадить ее на дЂвственную почву, но не слишкомъ успЂвали: въ воображеніи южнорусскомъ католикъ не принималъ враждебнаго образа. Особы княжескаго рода сочетавались бракомъ съ особами владЂтельныхъ домовъ католическаго исповЂданія; тó же, вЂроятно, дЂлалось и въ народЂ. Въ городахъ южнорусскихъ Греки, Армяне, Жиды, НЂмцы, Поляки, Угры, находили вольный пріютъ, ладили съ туземцами: Поляки, забравшись въ Кіевскую землею въ качествЂ пособниковъ князя Изяслава, плЂнились веселостью жизни въ чужой землЂ. Этотъ духъ терпимости, отсутствіе національнаго высокомЂрія, перешелъ въ послЂдствіи въ характеръ козачества и остался въ народЂ до сихъ поръ. Въ козацкое общество могъ приходить всякій; не спрашивали: кто онъ, какой вЂры, какой націи. Когда Поляки роптали, что козаки принимаютъ къ себЂ разныхъ бродягъ и, въ томъ числЂ, еретиковъ, убЂгавшихъ отъ преслЂдованій духовнаго суда, козаки отвЂчаля, что у нихъ издавна такъ ведется, что каждый свободно можетъ прійти и уйти. Непріязненные поступки надъ католическою святынею во время козацкаго возстанія происходили не отъ ненависти къ католичеству, а съ досады за насиліе совЂсти и за принужденіе. Походы противъ Турокъ и Крымцовъ, съ одной стороны, имЂли побудительными причинами не слЂпой фанатизмъ противъ невЂрныхъ, но мщеніе за ихъ набЂги и за плЂнъ Русскихъ жителей, а съ другой — ими водилъ духъ удальства и страсть къ добычЂ, которая необходимо развивается во всякомъ воинственномъ обществЂ, въ какомъ бы племени и въ какой бы землЂ оно ни организовалось. Память о кровавыхъ временахъ вражды съ Поляками не изгладилась у народа до сихъ поръ, но вражды собственно къ Римско- /62/ Католической вЂрЂ, безотносительно къ Польской народности, у него нЂтъ. Южноруссъ не мстителенъ, хотя злопамятенъ ради осторожности. Ни католическій костёлъ, ни жидовская синагога не представляются ему погаными мЂстами; онъ не побрезгуетъ Ђсть и пить, войти въ дружбу не только съ католикомъ или протестантомъ, но и съ Евреемъ, и съ Татариномъ. Но непріязнь вспыхиваетъ у него еще сильнЂе, чЂмъ у Великорусса, если только Южноруссъ замЂтитъ, что иновЂрецъ нли иноземецъ начинаетъ оскорблять его собственную святыню. Коль скоро предоставляется другимъ свобода и оказывается другимъ уваженіе, то естественно — требовать и для себя такой же свободы и взаимнаго уваженія. Въ НовгородЂ мы видимъ тотъ же самый духъ терпимости. ИновЂрцы пользовались правомъ безопаснаго жительства и богослуженія; разницы въ отношеніи иновЂрныхъ христіанъ полагалось такъ мало, что въ Кириковыхъ вопросахъ указывается на такое явленіе, что матери носили дЂтей своихъ крестить вмЂсто православнаго въ римско-католическому (варяжскому) священнику. Построеніе варяжской церкви въ НовгородЂ произвело въ грядущихъ поколЂніяхъ духовенства легенду, въ которой показывается, кá къ естественное стараніе нЂкоторыхъ духовныхъ фанатиковъ вооружить православныхъ туземцовъ противъ иновЂрцовъ было безуспЂшно. Множество инородцевъ-язычниковъ въ Новгородской волости не было обращаемо насильственно къ христіанству; Новгородцы были до того не энергическими распространителями вЂры, что въ Водской землЂ, еще въ XVI вЂкЂ, было язычество. ВЂра расходилась между ними не скоро, — за то мирнымъ путемъ. Принципъ вЂротерпимости соблазнялъ сильно западное христіанство, когда Новгородъ, подавая помощь Чудскимъ народамъ противъ НЂмцевъ и Шведовъ, хотЂвшихъ насиліемъ обратить. ихъ къ истинной вЂрЂ, вступалъ въ непріязненныя отношенія къ Ордену и Швеціи. Папы въ своихъ буллахъ укоряли Новгородцовъ во враждЂ къ христіанству, въ защитЂ язычества и возбуждали противъ нихъ Крестовый походъ. НЂмцы и Шведы, съ которыми приходилось Новгороду и Пскову воевать, были въ глазахъ послЂднихъ политическіе, а не религіозные враги; вражда доходила нЂсколько до религіознаго характера только тогда, когда съ противной стороны оказывалось прямое посягательство на святыню православной вЂры: тоже самое, что видимъ и въ южной Руси. Нехристіане не подвегались также въ НовгородЂ ненависти; доказательство, что Евреи, которые не смЂли появиться въ великой Руси, въ НовгородЂ до того могли находить пріютъ, что даже въ силахъ были завести еретическую секту и совращать въ нее /63/ туземцевъ. Когда съ одной стороны Папы и западные духовные обвиняли В. Новгородъ въ пособіи язычникамъ противъ христіанства, съ другой православнымъ сановникамъ не нравилась излишняя вЂротерпимость Новгородцевъ, духовные негодовали на нихъ за общеніе съ Латинами и усвоеніе чужихъ обычаевъ, они хотЂли поддерживать въ народЂ мысль о поганствЂ всЂхъ неправославныхъ, и съ этою цЂлію приказывали предавать церковному освященію съЂстные припасы, полученные изъ-за границы, прежде ихъ употребленія въ пищу.

Изъ этого короткаго историческаго обзора различія, возникшаго въ отдаленныя отъ насъ времена между двумя русскими народностями, можно заключить, что племя южно-русское имЂло отличительнымъ своимъ характеромъ перевЂсъ личной свободы, великорусское — перевЂсъ общинности. По коренному понятію первыхъ, связь людей основывается на взаимномъ согласіи, и можетъ распадаться по ихъ несогласію; вторые стремились установить необходимость и неразрывность разъ установленной связи и самую причину установленія отнести къ Божіей волЂ и, слЂдовательно, изъять отъ человЂческой критики. Въ одинакихъ стихіяхъ общественной жизни, первые усвоивали болЂе духъ, вторые стремились дать ему тЂло; въ политической сферЂ первые способны были создавать внутри себя добровольныя компаніи, связанныя на столько, на сколько къ тому побуждала насущная необходимость, и прочныя на столько, на сколько существованіе ихъ не мЂшало неизмЂнному праву личной свободы; вторые стремились образовать прочное общинное тЂло на вЂковыхъ началахъ, проникнутое единымъ духомъ. Первое вело къ федераціи, но не съумЂло вполнЂ образовать ее; второе повело къ единовластію и крЂпкому государству: довело до перваго, создало второе. Первое оказалось много разъ неспособнымъ къ единодержавной государственной жизни. Въ древности оно было господствующимъ на русскомъ материкЂ, и когда пришла неизбЂжная пора или погибнуть, или сплотиться, должно было невольно сойти со сцены и уступить первенство другому. Въ великорусскомъ элементЂ есть что-то громадное, создательное, духъ стройности, сознаніе единства, господство практическаго разсудка, умЂющаго выстоять трудныя обстоятельства, уловить время, когда слЂдуетъ дЂйствовать, и воспользоваться имъ на сколько нужно.... Этого не показало наше южно-русское племя. Его свободная стихія приводила либо къ разложенію общественныхъ связей, либо къ водовороту побужденій; вращавшихъ бЂличьимъ колесомъ народную историческую жизнь. Такщи показало намъ эти двЂ русскія народности наше прошедшее. /64/

Въ своемъ стремленіи къ созданію прочнаго, ощущаемаго, осязательнаго тЂла для признанной разъ идеи, великорусское племя показывало всегда и теперь показываетъ наклонность къ матеріализму и уступаетъ южнорусскому въ духовной сторонЂ жизни, въ поэзіи, которая въ послЂднемъ развилась несравнеино шире, живЂе и полнЂе. Прислушайтесь къ голосу пЂсень, присмотритесь къ ó бразамъ, сотвореннымъ воображеніемъ того и другого племени, къ созданнымъ тЂмъ и другимъ народныхъ произведеніяхъ слова. Я не скажу, чтобы великорусскія пЂсни лишены были поэзіи; напротивъ, въ нихъ высоко-поэтическою является именно сила воли, сфера дЂятельности, именно то, чтó такъ необходимо для совершенія задачи, для какой опредЂлилъ себя этотъ народъ въ историческомъ теченіи политической жизни. Лучшія великорусскія пЂсни тЂ, гдЂ изображаются моменты души, собирающей свои силы, или гдЂ представляется торжество ея или неудачи, не ломающія, однако, внутренняго могущества. Оттого такъ всЂмъ нравятся пЂсни разбойничьи: разбойникъ — герой, идущій бороться и съ обстоятельствами, и съ общественнымъ порядкомъ. Разрушеніе — его стихія, но разрушеніе неизбЂжно предполагаетъ возсозданіе. ПослЂднее высказывается уже и въ составленіи разбойническихъ шаекъ, которыя представляютъ нЂкотораго рода общественное тЂло. И потому да не покажется страннымъ, если мы будемъ усматривать въ разбойничьихъ пЂсняхъ ту же стихію общинности, тоже стремленіе къ воплощенію государственнаго тЂла, какое находимъ во всемъ проявленіи исторической жизни великорусскаго племени. Великорусскій народъ, практическій, матеріальной по преимуществу, восходитъ до поэзіи только тогда, когда выходитъ изъ сферы текущей жизни, надъ которою работаетъ, работаетъ не восторгаясь, не увлекаясь, примЂриваясь болЂе къ подробностямъ, къ частностямъ. и оттого упуская изъ виду образный идеалъ, составляющій сущность опоэтизированья всякаго дЂла и предмета. Оттого поэзія Великорусская такъ часто стремится въ область необъятнаго, выходящаго изъ границъ природной возможности, также часто ниспадаетъ до простой забавы и развлеченія. Историческое воспоминаніе сейчасъ обращается въ эпосъ и превращается въ сказку; тогда какъ, напротивъ, въ пЂсняхъ южнорусскаго племени оно болЂе удерживаетъ дЂйствительности и часто не нуждается въ возведеніи этой дЂйствительности до эпоса для того, чтобы блистать силою роскошной поэзіи. Въ Великорусскихъ пЂсняхъ есть тоска, раздумье, но нЂтъ почти той мечтательности, которая такъ поэтически плЂняетъ насъ въ южно-русскихъ пЂсняхъ, уноситъ душу въ область /65/ воображенія и согрЂваетъ сердце неземнымъ, не здЂшнимъ огнемъ. Участіе природы слабо въ великорусскихъ пЂсняхъ и чрезвычайно сильно въ нашихъ: южнорусская поэзія нераздЂльна отъ природы, она оживляетъ ее, дЂлаетъ ее участницею радости и горя человЂческой души; травы, деревья, птицы, животныя, небесныя свЂтила, утро и вечеръ, зной и снЂгъ — все дышетъ, мыслитъ, чувствуетъ вмЂстЂ съ человЂкомъ, все откликается къ нему чарующимъ голосомъ то участія, то надежды, то приговора. Любовное чувство, обыкновенно душа всякой народной поэзіи, въ Великорусской поэзіи рЂдко возвышается надъ матеріальностью; напротивъ, въ нашихъ оно достигаетъ высочайшаго одухотворенія, чистоты, высоты побужденія и граціи ó бразовъ. Даже матеріальная сторона любви въ шуточныхъ пЂсняхъ изображается съ тою анакреонтическою граціею, которая скрадываетъ тривіальность и самую чувственность одухотворяетъ, облагороживаетъ. Женщина въ великорусскихъ пЂсняхъ рЂдко возвышается до своего человЂческаго идеала; рЂдко ея красота возносится надъ матеріею; рЂдко влюбленное чувство можетъ въ ней цЂнить что нибудь за предЂломъ тЂлесной формы; рЂдко выказывается доблесть и достоинство женской души. Южнорусская женщина въ поэзіи нашего народа, напротивъ, до того духовно-прекрасна, что и въ самомъ своемъ паденіи высказываетъ поэтически свою чистую натуру, и стыдится своего униженія. Въ пЂсняхъ игривыхъ, шуточныхъ, рЂзко выражается противоположность натуры того и другого племени. Въ южнорусскихъ пЂсняхъ этого рода выработывается прелесть слова и выраженія, доходитъ до истинной художественности: отдыхающая человЂческая природа не довольствуется простой забавой, но сознаетъ потребность дать ей изящную форму, не только развлекающую, но и возвышающую душу; веселіе хочетъ обнять ее стихіями прекраснаго, освятить мыслію. Напротивъ, великорусскія пЂсни такого разряда показываютъ не болЂе какъ стремленіе уставшаго отъ прозаической дЂятельности труда забыться на минуту какъ нибудь, не ломая головы, не трогая сердца и воображенія; пЂсня эта существуетъ не для себя самой, а для боковой декораціи другого, чисто матеріальнаго, удовольствія.

Въ жизни великорусской, и общественной и домашней, видно болЂе или менЂе отсутствіе того, чтó составляетъ поэзію южнорусской жизни, какъ и обратно — въ послЂдней мало того, что составляетъ сущность, силу и достоинство первой. Великоруссъ мало любитъ природу; у поселянина вы очень рЂдко можете встрЂтить въ огородЂ цвЂты, которые /66/ найдутся почти при каждомъ дворЂ у нашего земледЂльца. Этого мало, Великоруссъ питаетъ какую-то вражду къ произрастеніямъ. Я знаю примЂры, что хозяева рубили деревья возлЂ домовъ безобразно построенныхъ, думая, что деревья мЂшаютъ красотЂ вида. Въ казенныхъ селахъ, когда начальство начало побуждать разводить около домовъ ветлы, чрезвычайно трудно было заставить поливать и холить ихъ и предохранять отъ истребленія. Когда въ двадцатыхъ годахъ нынЂшняго столЂтія по распоряженію правительства сажали деревья по дорогамъ, это показалось до такой степени народу обременительною повинностію, что до сихъ поръ жалобы и негодованія отразились въ народныхъ пЂсняхъ, сложенныхъ до чрезвычайности тривіально. Въ Великороссіи много садовъ, но всЂ почтн плодовитые, заводятся съ коммерческою цЂлію; рЂдко даютъ въ нихъ мЂсто лЂснымъ деревьямъ, какъ безполезнымъ для матеріальной жизни. РЂдко можно встрЂтить Великорусса, который бы сознавалъ и чувствовалъ прелесть мЂстоположенія, предался бы созерцанію небеснаго свода, впивался безотчетно глазами въ зеркало озера, освЂщеннаго солнцемъ или луною, или въ голубую даль лЂсовъ, заслушался бы хора весеннихъ птицъ. Ко всему этому почти всегда чуждъ великорусскій человЂкъ, погруженный въ обыденные разсчеты, въ мелкій омутъ матеріальныхъ потребностей. Даже въ образованномъ классЂ, сколько намъ случалось подмЂтить, остается та же холодность къ красотЂ природы, прикрытая, иногда очень неудачно и смЂшно, подражаніемъ западной иноземщинЂ, гдЂ, какъ извЂстно — однимъ по опыту, другимъ — по слуху, хорошій тонъ требуетъ показывать любовь и сочувствіе къ природЂ. Въ такомъ случаЂ Великоруссъ обращаетъ свое заимствованное природолюбіе на предметы рЂдкіе, выходящіе изъ общей сферы окружающихъ его явленій, и тЂшитъ свои глаза искуственно взращениыми камеліями, рододендронами, магноліями, никакъ не подозрЂвая, что истинное чувство, способное дЂйствительпо уловить и созерцать поэзію природы, именно въ этомъ-то не найдетъ ея, отвернется отъ нарядныхъ уродовъ къ соснамъ, березамъ нашихъ рощъ, погрузится въ созерцаніе безъискусственнаго, хотя бЂднаго, но живого, неиспорченнаго, неподдЂльнаго міра твореній Божіихъ.

При скудости воображенія, у Великоруссовъ чрезвычайно мало суевЂрій, хотя зато чрезвычайно много предразсудковъ, и они держатся ихъ упорно. Южноруссы, напротивъ, съ перваго раза представятся въ высшей степеви суевЂрнымъ народомъ; въ особенности на западЂ южнорусской земли это сказывается очень разительно (можетъ быть, по удален- /67/ ности отъ великорусскаго вліянія). Чуть не въ каждомъ селЂ существуютъ поэтическіе разсказы о явленіяхъ мертвыхъ съ того свЂта въ самыхъ разнообразныхъ видахъ, отъ трогательнаго разсказа о явленіи мертвой матери, обмывающей своихъ малютокъ, до страшнаго образа вампировъ, распинающихся вполночь на могильныхъ крестахъ и вопіющихъ дикимъ голосомъ: мяса хочу! — съ насыпями, разсЂянными въ такомъ изобиліи по богатой историческою жизнію странЂ, соединяются преданія о давно-протекшихъ временахъ туманной старины, и въ этихъ преданіяхъ проглядываютъ сквозь пестро-цвЂтистую сЂть лучей народнаго вымысла, слЂды незаписанпой писаными лЂтописями древности. Волшебство со своими причудливыми пріемами; міръ духовъ въ самыхъ разнообразныхъ образахъ и спрахахъ, подымающихъ на головЂ волосы, и возбуждающихъ смЂхъ до икоты... все это облекается въ стройные разсказы, въ изящныя картины. Народъ иногда самъ плохо вЂритъ въ дЂйствительность того, чтó разсказываетъ, но не разстанется съ этимъ разсказомъ, доколЂ въ немъ не погаснетъ чувство красоты, или пока старое не найдетъ обновленія своего поэтическаго содержанія въ новыхъ формахъ.

СовсЂмъ не то въ Великороссіи. Тамъ, какъ мы сказали, одни предразсудки; Великоруссъ вЂритъ въ чертей, домовыхъ, вЂдьмъ, потому что получилъ эту вЂру отъ предковъ; вЂритъ потому, что не сомнЂвается въ ихъ дЂйствительности, вЂритъ такъ, какъ бы вЂрилъ въ существованіе электричества или воздушнаго давленія; вЂритъ потому, что вЂра нужна для объясненія непонятныхъ явленій, а не для удовлетворенія стремленія возвыситься отъ плоской юдоли матеріальной жизни въ сферу свободнаго творчества. Вообще фантастическихъ разсказовъ у него мало. Черти, домовые очень матеріальны; сфера загробной жизни, духовный міръ мало занимаетъ Великорусса, и почти нЂтъ исторій о явленіяхъ души послЂ смерти; если же она встрЂчается, то заимствованная изъ книгъ и новыхъ и старыхъ, и скорЂе въ церковной обработкЂ, а не въ народной. За то, по духу нетерпимости, Великоруссъ гораздо упорнЂе въ своихъ предразсудкахъ. Я былъ свидЂтелемъ случая очень характеристическаго, когда одного господина обвиняли въ безбожіи и богохульствЂ за то, что онъ отозвался съ пренебреженіемъ о вЂрЂ въ существованіе чертей.

Въ кругу грамотныхъ людей, только-что вступающихъ въ книжную сферу, вы можете наблюдать, какія книги особенно занимаютъ Великорусса и на что именно онъ обращаетъ вниманіе въ этихъ книгахъ. Сколько мнЂ удалось замЂтить — или серьезныя книги, но только такія, ко- /68/ торыя прямо относятся къ занятію читателя и даже только тó изъ нихъ, чтó можетъ быть примЂнено къ ближайшему употребленію, или же легкое, забавное, служащее минутному развлеченію безъ созерцанія построенія, безъ сознанія идеи; поэты читаются или съ цЂлію развлеченія (и въ этомъ случаЂ правится въ нихъ то, чтó можетъ слегка пробЂгать по чувствамъ своимъ разнообразіемъ или необыкновенностью положенія), или же для того, чтобъ показать, что читатель образованъ настолько, чтобъ понимать то, что считается хорошимъ. Часто можно встрЂчать лица, которыя даже восторгаются красотами поэзіи, но въ самомъ дЂлЂ, какъ хорошенько осязать ихъ душу, то увидишь, что здЂсь играетъ не истинное чувство, а только аффектація. Аффектація — признакъ отсутствія истиннаго пониманія поэзіи. Аффектація въ нашемъ образованномъ обществЂ — черта черезчуръ обычная; оттого-то, кажется, у насъ и замЂтно сочувствіе къ Французамъ преимущественно предъ другими народами, ибо это народъ заявившій себя мало поэтическимъ, народъ, у котораго литература и искусство и отчасти даже наука — на эффектахъ.

Если у Великоруссовъ былъ истинно великій, геніальный, самобытный поэтъ, то это одинъ Пушкинъ. Въ своемъ безсмертномъ, великомъ Евгеніи ОнЂгинЂ, онъ выразилъ одну только половину великорусской народности — народности такъ называемаго образованнаго и свЂтскаго круга. Удачные описатели нравовъ и быта были, но это не творцы-поэты, которые бы заговорили языкомъ всей массы, сказали бы то и такъ, за чтó съ чувствомъ схватилась бы масса, кá къ бы невольно долженъ былъ сказать каждый изъ этой массы, и сказать голосомъ поэзіи, а не прозы. Но, повторимъ, мы далеки отъ того, чтобы отрицать въ великорусскомъ народЂ поэтическій элементъ; мы говоримъ только, что въ немъ нЂтъ тЂхъ пріемовъ поэзіи, какіе есть у насъ и какіе до сихъ поръ прозывались искусствомъ. ПЂсни великорусскія, за отсутствіемъ всего этого, представляютъ однако оригинальнЂйшую поэзію, которая какъ будто говоритъ, что народъ, творившій эти пЂсни, хранитъ на днЂ своей натуры такія новыя стороны поэтической стихіи, которая нЂкогда блеснетъ новымъ, неожиданнымъ блескомъ. Не смотря на близость и историческую и племенную насъ, Южноруссовъ, къ Великоруссамъ, замЂчательно, что въ мірЂ литературы имъ часто нравится тó, чтó намъ никакъ не можетъ нравиться. НапримЂръ, я видалъ многихъ Великоруссовъ, приходившихъ въ восторгъ отъ стиховъ Некрасова, и, признаюсь, не видалъ Южноруссовъ, на которыхъ бы онъ дЂйствовалъ поэтическою стороною. /70/

Вь сферЂ религіозности мы уже показали рЂзкое отличіе южнорусской народности отъ великорусской въ совершенномъ непричастіи первой къ расколамъ и отпаденіямъ отъ церкви изъ-за обрядовъ и формулъ. Любопытно разрЂшить вопросъ, откуда въ Великороссіи возникло это оригивальное настроеніе, это стремленіе спорить за букву, придавать догматическую важность тому, чтó составляетъ часто не болЂе, какъ грамматическій вопросъ или дЂло обрядословія? Кажется, что это происходитъ отъ того же практическаго, матеріальнаго характера, которымъ вообще отличается сущность великорусской натуры. Въ самомъ дЂлЂ, наблюдая надъ великорусскимъ народомъ во всЂхъ слояхъ общества, мы встрЂтимъ нерЂдко людей истинно христіанской нравственности, которыхъ религіозность обращена къ практическому осуществленію христіанскаго добра, но въ нихъ мало внутренняго благочестія, піетизма; мы встрЂчаемъ ханжей, изувЂровъ, строгихъ исполнителей внЂшнихъ правилъ и обрядовъ, но также безъ внутренняго благочестія, большею частью хладнокровныхъ къ дЂлу религіи, исполняющихъ внЂшнюю ея сторону по привычкЂ, мало отдающихъ себЂ отчета, почему это дЂлается, и наконецъ въ высшемъ, такъ называемомъ образованномъ классЂ, лицъ мало вЂрующихъ, или и совсЂмъ не вЂрующихъ, не въ слЂдствіе какого нибудь мысленнаго труда и боренія, а по увлеченію, потому что имъ кажется невЂріе признакомъ просвЂщенія. Истинно благочестивыя натуры составляютъ исключеніе, и благочестіе, духовная созерцательность у нихъ — признаки не народности, не общаго натурЂ народной, а ихъ собственной индивидуальной особенности. Между Южноруссами мы встрЂтимъ совсЂмъ обратное въ характерЂ. У этого народа много именно того, чего недостаетъ у Великоруссовъ; у нихъ сильно чувство всеприсутствія Божія, душевное умиленіе, внутреннее обращеніе къ Богу, тайное размышленіе о ПромыслЂ, надъ собою, сердечное влеченіе къ духоввому, неизвЂстному, непредставляемому воображеніемъ, таинственному, но отрадному міру. Южноруссы исполняютъ обряды, уважаютъ формулы, во не подвергаютъ ихъ критикЂ; въ голову не войдетъ никакъ, нужно ли два или три раза пЂть аллилуіа, тЂми или другими пальцами слЂдуетъ дЂлать крестное знаменіе; и если бы возникъ подобный вопросъ, то для разрЂшенія его достаточно объясненія священника, что такъ поставовила церковь. Если бы понадобились какіе нибудь измЂненія въ наружныхъ сторонахъ богослуженія или переводЂ книгъ св. писанія, Южноруссы никогда не возстали бы противъ этого, имъ бы не взошла мысль подозрЂвать какого нибудь искаженія святыни. Они понимаютъ, что внЂшность уста- /71/ навливается церковью, изображаемою видимо въ ея руководящихъ членахъ, и чтó эти члены постановятъ, не извращая сущности, міряне безпрекосновно этому должны слЂдовать; ибо коль-скоро та или другая внЂшность выражаетъ одну и ту же сущность, то самая внЂшность не представляетъ и такой важности, чтобъ можно сдЂлать ее предметомъ спора. Намъ случалось говорить съ религіозными людьми и той и другой народности; Великоруссъ проявляетъ свою набожность въ словоизвитіяхъ надъ толкованіемъ внЂшности, буквы, принимаетъ въ этомъ важное участіе; если онъ строго православный, то православіе его состоитъ преимущественно во внЂшней сторонЂ; Южноруссъ станетъ изливать свое религіозно-нравственное чувство; не будетъ толковать о богослуженіи, объ обрядахъ, праздникахъ, а скажетъ свое благочестивое впечатлЂніе, производимое на него богослуженіемъ, торжественностію обряда, высокимъ значеніемъ праздника и т. д. Зато у насъ и образованный классъ не такъ легко поколебать въ вЂрЂ, какъ Великоруссовъ; заблужденіе, невЂріе внЂдряется въ нашей душЂ только вслЂдствіе долгой, глубокой борьбы; напротивъ, къ сожалЂнію, мы видЂли великорусскихъ юношей, воспитанныхъ, какъ видно, съ дЂтства въ строгой набожности, въ исполненіи предписанныхъ церковныхъ правилъ; но они при первомъ легкомъ нападеніи, а нерЂдко вслЂдствіе нЂсколькихъ остроумныхъ выраженій, покидаютъ знамя религіи, забывають внушенія дЂтства и безъ борьбы, безъ постепенности, переходитъ къ крайнему безвЂрію и матеріализму. Народъ южнорусскій — глубоко религіозный народъ, въ самомъ обширномъ смыслЂ этого слова; такъ или иначе поставили бы его обстоятельства, тó или другое воспитаніе было бы имъ усвоено, до тЂхъ поръ, пока будетъ существовать сумма главныхъ признаковъ, составляющихъ его народность, онъ всегда сохранитъ въ себЂ начало религіи: это неизбЂжно при томъ поэтическомъ настроеніи, которымъ отличается его духовиый складъ. ГдЂ поэзія, тамъ религія; одно безъ другого не мыслимо; вЂру въ душЂ убиваетъ анализъ; но поэзія противоположна анализу; поэтическая способность состоитъ въ соединеніи того, чтó анализъ разрываетъ по частямъ, въ созданіи цЂльнаго образа, который анализъ разлагая уничтожаетъ. Съ поэзіей неизбЂжна вЂра въ прекрасное, а прекрасное не подлежитъ анализу, ибо оно духовно; можно анализировать только матеріалъ, въ которомъ появляется прекрасное, можно разложить по частямъ музыкалъный инструментъ и изслЂдовать эти части самымъ подробнымъ образомъ; можно съ другой стороны изслЂдовать законы звука, способъ передачи его чрезъ воздухъ нашему слуху, но нельзя /72/ уловить и подвергнуть мелкому изслЂдованію цЂльность впечатлЂнія, производимаго сочетаніемъ звуковъ: оно цЂло, недЂлимо, духовно. Попытки матеріалистовъ добраться путемъ анализа явленій до сущности впечатлЂнія, производимаго изящнымъ на душу нашу, оставались и всегда останутся безуспЂшными и будутъ обличать собственную неспособность чувствовать и понимать красоту въ тЂхъ, которые на это рЂшатся. Французы, народъ, какъ мы замЂтили, глубоко непоэтическій, еще въ прошломъ столЂті возвЂщали теорію изящнаго, основанную на признакахъ его сущности, въ простомъ подражаніи природЂ. Эта мысль по душЂ Великоруссамъ и въ наше время была высказываема, и искренно, тЂми, у которыхъ доставало искренности говорить тó, что они дЂйствительно ощущаютъ и, конечно, раздЂлялась многими, увидЂвшими отраженіе того, чтó давно таилось въ ихъ сердцЂ. Въ комъ есть живая струна поэзіи, того ничЂмъ нельзя разубЂдить въ присутствіи духовной творческой силы въ произведеніяхъ искусства, нельзя потому, что онъ ее ощущаетъ. Такъ точно нельзя никакими доводами матеріализма убЂдить въ несуществованіи духовнаго начала того, кто чувствуетъ его въ себЂ, и потому не нуждается ни въ доказательствахъ, ни въ опроверженіяхъ, какъ не нуждаемся мы ни въ какихъ словопреніяхъ о томъ, въ холодномъ или тепломъ мы воздухЂ, когда тЂло ваше это сказываетъ намъ.

⇐ Предыдущая 1 234 Следующая ⇒