Table of Contents 20 страница

Образы являются проекциями (виртуальными объектами), которые тело создает, для того чтобы выразить то, что в нем скрыто присутствует. Причем выразить теми способами, которые невозможны в реальной ситуации. Так образ оказывается компромиссным решением, созданным самим организмом объектом, воплощающим в себе то, что не может быть воплощено в реальности. Поэтому при фокусировании шаг, необходимый для разрешения проблемы, часто возникает сначала в форме образа.

Чувство, которое мы пытаемся передать с помощью слов, является результатом взаимодействия. В том, что мы “хотим сказать”, участвует большое количество факторов. Образ также возникает при взаимном пересечении многих факторов. Иногда он появляется просто при мысли об определенной ситуации. Затем, если у нас рождается чувствуемое ощущение и мы сосредоточиваемся на нем, обнаруживается бесчисленное множество факторов, при взаимном пересечении которых и возникает образ.

Если же образ оказывается как бы покрытым пластиковой оболочкой, у вас может появиться мысль: “Если бы я мог укрыться за такой оболочкой, враждебность со стороны других не затрагивала бы меня, а у меня имелась бы возможность свободно наблюдать все происходящее. Поскольку оболочка невидима, никто не узнает, что она у меня есть. Получилось бы как в том фильме... Да, это помогло бы справиться с ситуацией и придало бы мне уверенность в себе, которую я всегда искал. Такая оболочка обеспечивает людям большую безопасность и пригодна в любых ситуациях, при воздействии любых факторов”.

Так, образы дают нам новые, более богатые возможности. Обычные объекты и связанные с ними альтернативные возможности слишком бедны, чтобы сравнивать их с тем количеством нитей, которые пересекаются в образе. Но почему эта альтернатива, приводящая к разрешению ситуации, возникает именно в образе? Данный процесс можно сравнить с исцелением раны или с ситуацией, когда, испытывая чувство голода, мы получаем наслаждение от самой мысли о еде.

Конечно, в действительности не существует никакой прозрачной оболочки, позволяющей человеку спокойно находиться в опасной для него ситуации. Однако тело действительно содержит в себе возможность сделать шаг (или серию шагов) к неуязвимости и доверию. Перед возникновением образа индивид чувствовал себя в угрожающей ситуации, и только желание неуязвимости порождало в нем доверие. В реальности же ничего этого нет. То, что необходимо, кажется совершенно невозможным, однако оно возникает, и развивается ситуация вполне реальной неуязвимости и уверенности, хотя еще недавно это казалось невыполнимым.

Поскольку клиент не сможет в действительности иметь такую прозрачную оболочку, нередко возникает впечатление, что мы зашли в тупик. Мы действительно зашли бы в тупик, если бы у нас был только образ. Но если образ возник на основе чувствуемого ощущения, если он соответствует этим ощущениям и способствует их дальнейшему развитию, клиент позволяет возникнуть из образа чувствуемому ощущению, чтобы оно могло развиваться дальше. Новое чувствуемое ощущение возникает у человека (находящегося в угрожающей ситуации) и уже содержит в себе угрожающие аспекты его опыта. Однако теперь телесное ощущение включает в себя чувство неуязвимости и уверенности. Так изменяется вся совокупность переживаний.

Если человек входит в чувствуемое ощущение и пытается выразить словами различные его аспекты, каждое новое открытие способствует дальнейшему развитию ощущения, так что оно начинает вызывать вполне реальные изменения в теле. Этот новый, более совершенный способ бытия существует в теле как потенциально возможный, уже испытанный образ жизни, готовый проявиться при соприкосновении индивида с реальной ситуацией.

Какой бы путь психотерапии мы ни использовали, возникающие на уровне тела новые шаги в процессе переживаний “дают” нам свои советы. Чтобы сделать это, мы пытаемся отрефлексировать чувствуемое ощущение, связанное, например, со словами: “Я хотел бы испытывать доверие к людям, которые чувствуют себя неуязвимыми”. При этом психотерапевт мог бы заметить: “У вас есть чувство, что вы сможете доверять людям, если признаете свою неуязвимость”. Но при помощи “пластиковой оболочки” образа клиент может действительно стать неуязвимым и исполненным доверия.

Далее я продолжу разбор процесса работы с образами, начатый в главе 10. (Приводимые далее фрагменты стенограмм реконструированы по кратким заметкам. В действительности во время сессий происходило больше шагов, чем отражено в диалогах. )

Иногда у клиентов возникают образы, о которых они не упоминают. Их появление зачастую вызывается вопросом: “Можете ли вы увидеть ее? ” Оказывается, такой простой вопрос нередко вызывает довольно длинный ряд новых шагов, направленных к исцелению. Иногда я спрашиваю: “Что она делает? ” или: “ Она стоит или сидит? ”

В случае, который я привожу далее, нам было необходимо просто удостовериться, что клиентка чувствует себя взрослым человеком, находящимся в безопасности. Но при этом ее внимание направлено на чувствуемое ощущение — она чувствует себя ребенком. Под защитой двух взрослых (себя самой и психотерапевта) ее детское начало проявляет себя и исцеляется.

Ранее клиентка вообще не упоминала образы. В самом начале фрагмента мы видим, что клиентка испытывает целостное чувство боли. Это чувствуемое ощущение, которое затем развивается в определенной последовательности.

К: Детская часть моей личности чувствует сильную обиду.

П: Итак, вы чувствуете обиду именно в детской части личности.

К: Да. (Молчание. )

П: Можете ли вы увидеть эту детскую часть себя?

К: Да.

П: Что она делает?

К: Я вижу ее (тихонько плачет). Она свернулась, как эмбрион, подняв руки над головой.

П: Давайте просто спокойно посидим возле нее. Не будем ничего говорить и не станем пытаться что-либо делать. Просто поприсутствуем, составляя ей спокойную компанию.

(Молчание. )

П: Будем охранять ее и не позволим никому приблизиться к ней. Хотя мы и отличаемся от нее, но посидим рядом...

К: Никто никогда не заботился о детской части моей души (плачет).

П: В то время не было никого, кто бы защищал ее. Это очень плохо. Но сейчас мы здесь, рядом — я и вы, взрослая женщина.

(Молчание. )

К: О, она смотрит по сторонам!

Внезапно ребенок в этом образе начинает исцеляться! Однако отметьте, что психотерапевт не пытается как-то организовать процесс работы с образами, произнося фразы типа: “Наблюдайте за ней; сейчас она будет двигаться и изменяться”.

“Составить кому-либо компанию” — в высшей степени психотерапевтическая форма взаимодействия. Это естественная часть психотерапии, и нельзя сказать, что работа с образами является “совершенно иной” психотерапевтической процедурой. То, что психотерапевт “составлял компанию” клиентке, вполне соответствовало общему контексту происходящего с ней, но принципиально меняло контекст ситуации для образа детской части личности клиентки — одинокого и беспомощного ребенка, которому раньше никто не составлял компанию и не пытался его защищать.

Для клиентки явилось полной неожиданностью то, что довольно скоро “ребенок” начал смотреть по сторонам. Я думаю, что исходящее изнутри движение не началось, если бы психотерапевт попытался предвидеть, что именно станет делать “ребенок”, или даже то, что он вообще будет делать.

В этом примере отражен процесс, который я наблюдал почти у двадцати различных клиентов. Данный процесс нередко начинается, если клиент чувствует себя похожим на маленького ребенка после моего вопроса: “Можете ли вы увидеть свою детскую часть? ” и некоторое время спустя, после следующего вопроса: “Что она сейчас делает? ”

Прежде чем задать вопрос, я стараюсь убедиться, что клиенты испытывают действительно теплое отношение к этой части. Для некоторых это несложно, а с другими приходится проделывать определенную работу. Теплое, исполненное принятия отношение жизненно важно при работе с любой своей частью (не потому, что нам хотелось бы видеть все в положительном свете, а потому, что иначе чувствуемое ощущение не сможет раскрыться). В особенности важным становится такое теплое отношение к детской части личности клиента.

Многие люди отвернулись от своей детской части. Когда они встречаются с ней внутри себя, им хочется просто игнорировать ее. Обычно считается, что “с ней слишком много проблем”, что она является чем-то “необоснованным” и “нереалистичным”. Поэтому о ней не заботятся и даже проявляют враждебное отношение, реагируя на нее так же, как раньше, в детстве, реагировали на них другие люди. Иногда сам факт существования детской части души воспринимается как слабость. Идентифицируя себя с Супер-Эго, многие испытывают раздражение и презрение по отношению к детской части собственной личности. Но если клиенты отвергают этого внутреннего ребенка, они сами бессознательно становятся им. И тогда ребенок остается в одиночестве, остается только ребенком, лишенным поддержки взрослого.

“Нет, вы не только ребенок, — говорю я клиентке, — вы взрослая женщина, сидящая рядом со мной на диване, но у вас внутри есть ребенок”. Я могу сказать и так: “Будьте и тем, и другим. Чувствуя себя взрослым человеком, заботящимся о маленьком ребенке, вы являетесь и тем, и другим”.

Многие люди испытывают теплое и заботливое отношение к другим детям, но не к своему “внутреннему ребенку”. Если это действительно так, вам можно помочь, если вы представите какого-то другого ребенка, к которому испытываете чувство заботы. Затем мы продолжим работать по осознанию того факта, что “ваш внутренний ребенок — просто ребенок, такой же, как другие дети”.

Я спрашиваю в подобных случаях: “Какие чувства вы могли бы испытывать к другому ребенку, с которым происходит нечто подобное? Представьте себе такого ребенка”. Обычно клиенты отвечают: “Мне хотелось бы крепко прижать его к себе”. Такой порыв и есть то теплое чувство, которое нам необходимо.

“А что, если ребенок слишком напуган, чтобы позволить вам прижать его к себе? (спрашиваю я. (В таком случае необходимо просто спокойно сесть возле него”.

Недостаточно убеждать клиентов в необходимости испытать теплое чувство по отношению к “внутреннему ребенку”. Если я говорю, что это необходимо сделать, они чувствуют, что должны сделать это сами, своими силами. Но это способ, применявшийся ими в прошлом. Ребенок проявлял заботу о ребенке. Потому я говорю им: “Мы с вами будем рядом с этим ребенком. И вы, и я, мы вдвоем станем защищать его”.

Так мы составляем компанию “внутреннему ребенку”, хотя и не делаем при этом ничего, просто воздерживаемся от всего пугающего. Я говорю: “Не будем совершать никаких резких поступков, помня, что нам не нужно ничего узнавать. Просто посидим рядом”.

Все это я говорю без малейшего намерения вызвать у клиентки какие-либо образы. Если действительно существует детская часть личности или что-то иное, столь же нежное и уязвимое, нам поможет представление о том, что мы с клиенткой являемся взрослыми людьми, заботящимися об этом ребенке. В некоторых примерах, приводимых в следующих главах, я еще буду обращаться к этому.

Такой подход соединяет в себе различные принципы. Способ сосуществования с чем-либо болезненным подобен “созданию пространства” и не является ни попыткой избежать отрицательных сторон, ни попыткой их отбросить. Он подобен “чистому слушанию”, при котором необходимо воздерживаться от каких-либо оценок. Хотя может показаться, что мы не способны сделать что-либо, но чувство одиночества и незащищенности постепенно изменяется благодаря взаимодействию, контакту и безусловному принятию. Иногда такие попытки “составить компанию” могут продолжаться всего лишь несколько минут. В иных случаях психотерапевт и клиент остаются в этом состоянии на протяжении почти всей сессии.

Одна клиентка (несмотря на то, что я ничего не говорил ей об образах) разглядела маленькую девочку в лесу, где у нее было ложе из сосновой хвои, мягкое и безопасное. Потом она увидела себя с большим медведем, защищавшим ее. Все эти образы вызвали у нее чувствуемые ощущения и сильные эмоции, клиентка часто тихо плакала. Иногда она быстро покачивала рукой на уровне груди, что также служило признаком сильных эмоций.

В ходе следующей сессии она не упоминала ни о чем подобном, но в конце я спрашивал ее о маленькой девочке.

П: Продолжаете ли вы видеть маленькую девочку?

К: Да... она взбирается вверх по лестнице!

П: Хорошо, давайте попробуем побыть вместе с ней.

К: О, я знаю, что это!

Чувствуемое ощущение связало образ маленькой девочки с событиями, происходившими на протяжении недели. Мы ожидали, пока у девочки появится возможность спуститься с лестницы, после чего в теле клиентки возникло чувство облегчения.

А вот другой пример. Клиентка в течение многих лет испытывала трудности с дыханием, и она хотела бы проработать их во время сессии. Некоторое время спустя она почувствовала, что вернулась в детство.

П: Можете ли вы увидеть детскую часть себя?

К: Да.

П: Что она делает?

К: Свернулась в клубок и стала похожа на маленький мячик.

П: Давайте мы с вами — взрослые люди — посидим вместе с ней, чтобы она почувствовала себя в безопасности...

К: Сейчас она свернулась под кроватью.

П: Она в безопасности?

К: Нет. Здесь безопаснее, но они смогут найти ее и тут.

П: Чувствует ли она страх?

К: Она не дышит, потому что знает: это сделает ее невидимой. Хотя в этом нет смысла...

П: А я думаю, что есть. Если она не будет издавать никаких звуков, они не будут знать, что она спряталась здесь. Поэтому она и чувствует себя невидимой.

К: Да.

(Молчание. )

К: А сейчас ей хочется, чтобы с ней были ее игрушки и книги.

П: Давайте принесем их.

(Молчание. )

К: Она говорит, что не знает меня (плачет), но ей понравилось, что мы принесли игрушки и книги.

(Молчание. В этот момент появляется положительный персонаж из сновидения клиентки, и одна часть ее “внутреннего ребенка” забирается к нему на колени, в то время как другая часть так и остается под кроватью. )

К: Одна из них прыгнула ему на колени! А другая осталась там же.

(Молчание. )

К: Та, под кроватью... она очень слабая...

П: Да, она слабая.

К: Она в отчаянии... в отчаянии... (Тяжело вздыхает. )

(Молчание. )

В этот момент входят другие люди и становятся вокруг нее.

Означает ли подобная последовательность событий, что у человека происходят реальные изменения? Изменения в образе вызывают изменение в чувствуемом ощущении, причем такие, которые клиент ранее не испытывал. Хотя некоторым клиентам кажется весьма маловероятным, что у них вообще могут возникнуть какие-то телесные ощущения, сопровождающие эти образы, мы используем такую работу с образами, чтобы вызвать хотя бы небольшие изменения, вносящие потом весьма существенный вклад в психотерапию.

Мы обнаруживаем, что сновидения и образы, если работа с ними основана на межличностном взаимодействии и связи с телом, содержат в себе скрытую энергию, приводящую к дальнейшему движению и развитию. Я обнаружил, что это движение всегда имеет положительный характер, постепенно обращая клиентов к жизни, вызывая интерес к жизни и тем самым способствуя исцелению.

15. Повторное проживание опыта и эмоциональный катарсис

15. Повторное проживание опыта и эмоциональный катарсис

Эта глава посвящена спонтанному возникновению эмоций и “катарсиса”, который можно было бы назвать “разрядкой” данных эмоций. Катарсис используется в различных методах психотерапии, и я раскрою их содержание, чтобы мы могли использовать отдельные компоненты этих процедур.

Когда катарсис возникает сам по себе

Катарсис может включать в себя такие проявления, как крик, бурные рыдания и кашель. Иногда клиент бьет кулаком в стену (см. главу 9, фрагменты 3 и 12). В предыдущей главе этой книги мы видели, что взаимное общение психотерапевта и клиента — двух спокойных, готовых проявлять заботу взрослых людей — помогает проявлению детского опыта, столь необходимого клиенту. Вместо того чтобы просто повторно проживать свой ранний опыт в той же форме, что и в прошлом, такой подход позволяет добиться новых важных шагов. Напротив, при катарсисе индивид переживает прошлые события так, как будто они происходят в настоящем, но с тем важным отличием, что сейчас клиент может в полной мере испытать и выразить эмоции, в свое время заблокированные. В некотором смысле это происходит при всякой психотерапии; мы называем такой процесс “катарсисом”, или “разрядкой”, если клиент проявляет значительную физическую экспрессию, имеющую неуправляемый характер. Если возникающие при разрядке эмоции являются для клиента новыми и возникают естественным путем, это может представлять большую ценность.

Психотерапевты, не знакомые с катарсисом, часто боятся его, поскольку он кажется им совершенно не контролируемым. Однако не следует опасаться эмоциональной разрядки, поскольку через несколько минут она обычно приходит к своему естественному завершению. Если же мы прервем процесс разрядки только потому, что испугались, это приведет к весьма продолжительным негативным последствиям для клиента: он будет чувствовать, что внутри у него — некая ужасная сила, пытающаяся полностью выйти из-под контроля. Страх перед этой неведомой силой как бы пугает все происходящее внутри человека. Клиент боится сойти с ума, а вся внутренняя работа оказывается заблокированной. Подобный страх может сохраняться у клиентов на протяжении многих лет. А причиной явилось недостаточное знакомство психотерапевта с естественным процессом эмоциональной разрядки.

Если психотерапевт не останавливает процесс разрядки, клиенты начинают кричать, плакать или бить кулаком по столу. Обычно это длится не очень долго, а потом энергия истощается. Когда клиент начинает бить кулаком по чему-то твердому, психотерапевту необходимо просто подложить мягкую подушку.

Человеком, переживающим катарсис, он воспринимается совсем не так, как внешним наблюдателем. Наблюдатель воспринимает его как нечто ужасное. Его настигают волны интенсивных эмоций. Гнев и боль, приходящие таким образом к индивиду, не могут восприниматься позитивно. Однако когда такие волны энергии исходят наружу, они воспринимаются клиентом положительно.

В травматических событиях детства обычно присутствует двойное подавление, связанное не только с самими событиями, но и с тем, что у человека нет возможности отрыто заплакать, задрожать или проявить вспышку гнева (а такие вспышки гнева вполне естественны для всех живых организмов). Когда ребенку после длительных запретов наконец позволяют заплакать, он может вновь почувствовать себя целостным. Такие мгновения драгоценны, и именно поэтому катарсис столь важен для личности.

Общая проблема, связанная с катарсисом, состоит в том, что разрядке подвергаются одни и те же эмоции, и это всегда происходит одним и тем же путем. Обычно я прерываю процесс разрядки, если повторяется то, что уже происходило много раз. В действительности клиенту необходимо нечто совершенно иное, но если разрядка возникает естественным путем и не повторяет то, что уже было, необходимо ее приветствовать и создавать безопасные условия.

Поскольку катарсис действительно является естественным процессом, его много раз как бы открывали заново. Но в качестве метода психотерапии катарсиса самого по себе явно недостаточно, поэтому он довольно часто отбрасывался. Фрейд обнаружил явление катарсиса, но потом отказался от его использования. В 1950-е годы катарсис был заново “открыт” в дианетике, где его значение преувеличивалось. Совсем недавно катарсис снова появился в “психотерапии первичного крика”, где его значение также преувеличено. Катарсис можно вызвать почти у любого человека, но вопрос в том, стоит ли это делать. Однако нет сомнения, что при возникновении катарсиса естественным путем, его следует воспринимать как нормальную часть процесса психотерапии.

Поэтому если психотерапевт чувствует, что катарсис может быть полезным, его необходимо предложить клиенту. Я советую клиентам, чтобы они могли совершенно свободно пронзительно кричать, ударять кулаком по кушетке или подушке. При этом я говорю: “Если у вас появится желание, позвольте себе сделать это”, а затем демонстрирую клиенту, как я сам могу стать на колени и начать избивать подушку. Я хотел бы, чтобы клиенты воспринимали катарсис как форму экспрессии, на которую они имеют полное право. Некоторые клиенты следуют моему совету немедленно, другие — спустя некоторое время, а большинство вообще никогда не делает этого.

Катарсис хорошо сочетается с другими путями психотерапии, если воспринимается как один из вариантов. Мы не пытаемся вызывать его специально, хотя и принимаем, когда он возникает естественно.

Катарсису недостает чувства настоящего в переживаниях прошлого

При использовании одного лишь катарсиса утрачивается чувство настоящего, в том числе чувство настоящего в ситуации, имевшей место в прошлом. Только почувствовав настоящее, мы сумеем предпринять новые шаги, невозможные в прошлом. Мы говорим о новых шагах на протяжении всей книги, в особенности в последней главе.

При осуществлении “психотерапии первичного крика” клиенты работают над проблемой, чувствуя ее в теле, но делают они это только для того, чтобы позволить проявиться прошлому опыту. Яркие переживания из прошлого возникают довольно быстро, но обычно оказывается, что клиент ранее уже проходил через эти переживания. Клиент интенсивно, но повторно испытывает уже знакомые состояния. Клиенты физически чувствуют свою боль и ярость; они плачут и кричат — вероятно, потому, что сейчас им это действительно необходимо. Их внимание полностью переносится в прошлое, и они не ощущают актуальной жизненной ситуации, над которой хотели бы работать. Поэтому в “психотерапии первичного крика” клиенты часто оказываются полностью дезориентированными в отношении своей жизни в настоящем и собственной личности: они весьма настойчиво работали над каждой проблемой так, как будто она существует только в прошлом.

Ловушка, связанная с работой только над прошлым, нередко встречается при фокусировании: вначале клиенты испытывают глубокое расслабление, а потом им предлагают обратить внимание на все, что возникает в той или иной специфической проблеме. При повторном переживании ранних детских событий катарсис, вероятнее всего, будет возникать в таком расслабленном состоянии без связи с настоящим.

Катарсис предполагает определенную степень регрессии, и в этом смысле он в известной степени аналогичен гипнозу. Хотя релаксация специально и не вызывается в технике “переоценочного консультирования” (Jaekins, 1962) — данная техника как раз характеризуется эмоциональной разрядкой, — в конце каждого сеанса клиентам предлагают “возвратиться в настоящее”. Чтобы убедиться, что они действительно сделали это, клиентам предлагают описать какой-либо объект, находящийся в комнате. Но это означает конец сессии! Реальная жизнь и существующее в настоящем отношение к прошлому в подобной ситуации не работают.

Интенсивность эмоций приводит к сужению переживаний даже без релаксации и регрессии. На примере обычного совета — в момент сильного гнева сосчитайте до десяти — мы можем увидеть, что интенсивные эмоции настолько сужают наши переживания, что мы утрачиваем большую часть того, что скрыто в них. Такое суживающее воздействие на переживания оказывает как интенсивность эмоций, так и регрессия (см. работу “Теория изменения личности” — Gendlin E., “A Theory of Personality Change”, 1964). Моя теория эмоций излагается в книге “Эмоции в психотерапии” (Gendlin E. “On Emotions in Therapy”, 1991b. О катарсисе см. McGuire, 1991).

Напротив, чувствуемые ощущения оказываются более широкими, чем обычные переживания. Ощущение “всего этого” — нечто гораздо большее, чем обычные переживания. Оно содержит в себе множество скрыто присутствующих граней и частей. Именно из такого ощущения и возникают новые шаги процесса переживания.

Оптимальная степень релаксации достаточна для того, чтобы могли возникать новые переживания, но не настолько сильна, чтобы клиенту было трудно реагировать на настоящее. Так, с помощью не очень глубокой релаксации субъект может достигать оптимальной точки, в которой возникает необходимый материала. При этом клиент присутствует в настоящем в полной мере и может немедленно реагировать на происходящее. Именно это и происходит при фокусировании (Gendlin, 1996b).

Для возникновения катарсиса может потребоваться совершение некоторых шагов на уровне переживаний

В главе 9 мы приводили фрагменты стенограмм, где клиентка, возможно, не сумела бы выдерживать связанные с прошлым опытом переживания, проявившиеся на ранних стадиях психотерапии, если бы не избивала матрац в тот момент, когда ее ярость становилась непереносимой. Мы видели, что она очень точно чувствовала время, когда можно было делать подобные вещи, и довольно долго удерживала себя от эмоциональной разрядки. Большое значение имело то, что клиентка была готова принять и ту, и другую альтернативу.

Клиентка чувствовала: перед тем как непосредственно столкнуться с остатками своего аффекта, необходимо проделать определенную работу.

Если клиенты боятся страха, присутствующего в прошлом, им потребуется сделать довольно много небольших шагов, постепенно приближающих их к чувству страха. Так, постепенно клиент обретает возможность оказаться рядом со своим страхом. Шаги становятся увереннее, и клиенты начинают соприкасаться со страхом более непосредственно. Психотерапевт знает, как помочь гневу выйти наружу, но он понимает, что лучше воздержаться от этого до тех пор, пока индивид не разовьет в себе силу и способность самостоятельно выдерживать свой гнев.

Так, с течением времени происходит развитие личности и приходят в движение ее новые аспекты. Они могут быть важными сами по себе, однако сейчас речь идет о том, что некоторые стороны данных аспектов должны проявиться еще перед тем, как гнев будет проработан.

Приведем пример. “У меня есть... весьма болезненное... чувство. Мне тяжело говорить о нем... ” На этой стадии психотерапевту не нужно стремиться увеличить интенсивность болезненного чувства. Для клиента будет вполне достаточно просто слегка прикоснуться к этому чувству. А пребывание в обществе психотерапевта помогает ему выдерживать болезненное чувство таким, какое оно есть.

Вот другой пример. Клиентка говорит: “Здесь я остановилась... это для меня уж чересчур... Мне приходится слишком сильно бороться... А ведь на самом деле я не настолько плохой человек”. (До сих пор ни психотерапевт, ни сама клиентка не считали, что “она плохой человек”. )

У клиентов может внезапно возникать связь с тем временем, когда они еще были здоровы и не пережили травму. “О... такой я была когда-то! (Вздыхает. ) В прошлый раз я надеялась... что мы вернемся туда, к той точке, где я остановилась”. Когда клиентка вспоминает об этом давно ушедшем в прошлое чувстве, она явно оживляется. Но это не только порождение прошлого, потому что и сейчас бывают моменты, когда она живет подобным образом. Это делает личность более целостной и сильной. И мы хорошо понимаем, почему клиентке хочется сначала научиться жить по-новому, а лишь потом повторно проживать воспоминание о травматическом событии. Тогда взрыв гнева сможет иметь совершенно иные последствия, чем в прошлом (Grove, 1995).

Будучи психотерапевтами, мы не можем самостоятельно решать, что этому клиенту необходимо совершить какие-то определенные шаги, а тот уже готов к катарсису. Точность, с которой происходят последующие шаги — один за другим, — показывает, что лучшим решением было бы не пытаться в них вмешиваться.

С другой стороны, если у нас проявляются эмоции, необходимо просто принимать их. Например, я говорю клиенту: “Я слышу гнев. Я прав? ” Когда клиент плачет, я могу сказать: “У вас на глазах слезы. Надеюсь, вы готовы принять их... ” Если я замечаю, что клиент пытается подавить слезы, я также спрашиваю об этом. Допустим, клиент отвечает: “Я чувствую слезы, но не могу заплакать”. В таких случаях я обычно говорю: “А вы просто разрешите себе, чтобы слезы потекли в нужный момент”. Детям обычно внушают, что они не должны плакать. Напротив, согласно “нормам”, принятым в психотерапии, мы можем и должны плакать. Понятно, что и та, и другая установка искусственны. Просто где-то глубоко в нас прячется небольшая “служба охраны”, не позволяющая нам плакать. Если мы дадим этой службе распоряжение: “Пусть слезы текут в любое время, когда это необходимо”, — слезы будут возникать естественным образом.

Чувствуемые ощущения в сравнении с эмоциями

Чувствуемые ощущения часто бывают весьма слабыми, в то время как эмоции, например гнев, — очень сильными. Чувствуемое ощущение, связанное с тем, что вызывает гнев, является более широким и менее интенсивным, чем гнев.

Люди, привыкшие к катарсису, нередко испытывают затруднения в распознавании чувствуемых ощущений, даже если те уже возникли. Они привыкли к чрезмерной интенсивности и драматизму долго сдерживаемых эмоций. По сравнению с моментами, когда клиент пронзительно кричит и рыдает, спокойное погружение в чувство чего-то целостного, но неотчетливого, может восприниматься как ситуация, в которой почти ничего не происходит. Однако интенсивность еще не является критерием эффективности. Весьма интенсивные эмоции иногда возникают из чувствуемых ощущений, в то время как сами по себе чувствуемые ощущения обычно переживаются довольно спокойно.

Иногда прошлый опыт необходимо повторно пережить и завершить в той точке, где эмоции были заблокированы. Гипноз также помогает в определенных ситуациях. (Один из клиентов рассказывал, что ему очень помог гипноз, хотя во время сеанса ему не делались никакие конкретные внушения. При гипнозе “множественные”, “расщепленные” части переживания могут впервые оказаться собранными вместе, на одном уровне; позднее это происходит уже без гипноза. ) Медитацию тоже можно считать формой глубокой релаксации, ценной во многих отношениях. Мы еще не знаем всех возможностей глубокой релаксации. Ничего не хочу сказать против этих состояний, но у меня не раз возникал вопрос: почему многие так настаивают на необходимости регрессии в прошлое и уделяют этому значительную часть каждой сессии?

⇐ Предыдущая 15 16 17 18 192021 22 23 24 Следующая ⇒