19 августа 12 страница

Иногда я могу спросить у клиентов, переживающих конфликтную ситуацию: “Стало бы вам легче, если бы не было необходимости принимать решение и выбирать что-то одно. Попробуйте сказать себе, что вы хотите всего, что является для вас правильным, и не хотите ничего неправильного”.

Это довольно быстро поможет продвинуть вперед весь процесс терапии и “растворит” создающий конфликт блок, принося физическое облегчение и чувство открытия: “О... то, чего я хочу, и является правильным! ”

Одна из клиенток использовала некоторые приемы гештальт-терапии, чтобы интегрировать два отдельных кластера ее множественной личности. Но после этого она почувствовала большую утрату. В данном случае интеграция была ошибочной.

К: Что-то было неправильно... После интеграции я осознала, что утратила нечто.

П (после того как понял, что она имела в виду): Да, такая интеграция действительно была ошибочной. Я знал ребенка, игравшего и на скрипке, и на фортепиано. Он играл на каждом из них по полчаса в день. Эта интеграция подобна тому, как если бы мальчику предложили играть одновременно на обоих инструментах.

К: Но я не знаю, что мне теперь делать. Что-то подталкивает меня к интеграции; к тому, чтобы смешать эти вещи воедино. (Видно, что клиентка испытывает отвращение и боль. ) Я не знаю, что делать.

П: Не старайтесь принять решение. Просто спросите, что “правильно”, и пусть происходит то, что должно происходить.

К: Действительно, мне уже не хочется интеграции. Мне просто хочется того, что “правильно”.

Это приносит чувство облегчения. Сейчас, в тот момент, когда клиентка чувствует себя внутренне пойманной, она говорит: “Мне просто хочется того, что правильно”, и эти слова освобождают ее.

Человек может решить, что он хочет “то, что должно произойти” или “то, что правильно”, оставляя открытым вопрос о том, что именно является правильным. Это производит весьма значительное воздействие на тело. Если индивид говорит это, а его тело откликается, конфликт исчезает. Противостояние прекращается. Вместо этого у целостного человека возникает новое желание. Появляется возможность дышать полной грудью, все тело распрямляется. Переживания обычно возникают с того момента, на котором они остановились в прошлом. Затем, на основании дальнейшего развития переживаний, может быть сформулирован новый образ действия.

Иногда при этом выявляются ложные или невысказанные убеждения. Клиент может внезапно почувствовать, что “ему хотелось бы, чтобы все обернулось для него плохо, потому что он сам слишком безумен”. В таком случае следует глубже войти в это чувство.

Конечно, невысказанные или искаженные вещи не всегда удается распознать, но они иногда обладают неким сырым, “зловонным” качеством переживания. Или же оказываются чем-то настолько закрытым и оцепеневшим, что нет возможности войти в них и почувствовать. Эти качества могут оказаться знакомыми клиенту.

Так подтверждение некой неведомой, но физически явно ощущаемой “правильности” оказывается весьма полезной процедурой.

Не существует каких-то определенных стандартов, на основании которых можно было бы выявить, когда произойдет дальнейшее развитие переживаний. Ни одна из целей или ценностей, привносимых в психотерапевтический процесс, не определяет его направления и этапы.

Может показаться, что содержащие обобщенные ценности высказывания бесполезны, если мы можем достичь больших успехов, используя лишенное содержания чувство “правильности”. Дело в том, что нельзя заранее знать, что будет означать то или иное утверждение, до тех пор пока мы не изучим эффект, вызываемый им на уровне переживаний. Однако высказывания, содержащие в себе обобщенные ценности, весьма важны, поскольку могут приводить к значительному эффекту на уровне переживаний.

Когда мы открываем в себе какие-то ценности или вспоминаем о них, то возникающие при этом изменения на уровне тела подобны тем, что происходят во время фокусирования. В тот момент, когда мы вновь подтверждаем приверженность этим ценностям, весь способ ощущения происходящего может быстро измениться прямо у нас на глазах. Если человек работает над какой-либо проблемой, эти изменения затрагивают весь связанный с ней контекст. Подтверждение приверженности определенным ценностям позволяет почувствовать данную проблему в контексте жизнеутверждающего отношения. Конечно, это не решает саму проблему, но теперь она проявляется по-новому, в форме чувствуемого ощущения, что может оказаться шагом к ее разрешению. Именно поэтому работа с ценностями представляет собой отдельный путь психотерапии.

Люди формулируют свои ценности различными способами — например, в терминах саморазвития, либо же с помощью этических, эстетических, политических или духовных понятий. Далее я приведу несколько примеров.

В рамках нашего обсуждения я определяю термин “политический” как сопротивление любому подавлению. Если человек хорошо знаком с сопротивлением политическому подавлению, какие-то из его установок могут быть перенесены и в сферу борьбы с психологическим подавлением.

Если клиент уверен, что политическое или социальное подавление причиняет вред, это поможет и при психотерапии, например, в понимании способов, при помощи которых Супер-Эго подавляет личность. Если же не использовать подобную аналогию, то клиент довольно долго будет считать, что Супер-Эго является правым. Однако если внутреннее подавление было однажды распознано, такой клиент будет уверен, что его роль негативна.

“Политические” установки нередко создают у клиента адекватное самоуважение. Например, вместо того чтобы испытывать чувство стыда за свою безграмотность, малообразованный человек может сказать: “Смотри-ка, они даже не научили меня говорить правильно”. Если мы посмотрим на раны и шрамы, оставленные в нас подавлением, то вместо того чтобы относиться к нему с почтением, мы наверняка испытаем желание противостоять ему.

Одну мою клиентку в детстве били каждый раз, когда она говорила, что чего-то хочет. Женщина до сих пор ощущает неприятную дрожь в области желудка каждый раз, когда собирается сказать, что чего-то хочет для себя. И когда ее тело до сих пор сжимается от страха, она ругает себя за малодушие. Я рассказал ей об одном знакомом парне, который в течение шести месяцев после возвращения с войны бросался под стол, когда слышал звук пролетающего самолета. “Тем не менее, все его уважали, — заявил я клиентке. — Мы знали, что он прошел очень трудный путь”.

Я предлагал ей с уважением относиться к реакции своего тела. Действительно, подобное поведение достойно уважения, не так ли?

Подобные изменения в установках изменяют и весь контекст проблемы, воздействуя на нечто целостное, существующее в теле клиента.

Уверенность в том, что подавление причиняет вред, а равенство всегда справедливо, может переноситься и на межличностные отношения, выдвигая на первый план права, изначально присущие клиенту, а также права других людей, которые он, возможно, нарушает.

Возникает впечатление, что политическая, духовная и психологическая лексика охватывает совершенно различные темы, но если мы перейдем на уровень переживаний, то увидим, что по сути они едины. Все они противостоят подавлению, но у каждой свои средства для борьбы с ним.

Духовная литература, при всем ее богатстве, обычно избегает обсуждения чего-то неявного, скрыто присутствующего в нас. Но тем не менее, когда индивид обретает доступ к этому скрыто присутствующему опыту, он обнаруживает, что об этом написано в духовной литературе. (Подобным же образом мы могли бы сказать, что такой имплицитно присутствующий опыт потенциально используется во всех методах психотерапии. ) Однако скрытый уровень останется незаметным для человека, не знакомого с ним.

Учителя восточных религий говорят, что человеку необходимо найти в себе внутреннего наставника — гуру, хотя в некоторых случаях в духе грубого авторитаризма навязывается внешний гуру. В этом отношении авторитетные фигуры, представители духовных учений, на мой взгляд, весьма напоминают авторитеты в сфере психиатрии. Необходимые нам изменения могут происходить на политическом и духовном уровне лишь в том случае, если индивид откроет в себе внутренний источник, указывающий необходимое направление. Однако духовные традиции провозгласили достижение этого источника настолько редким событием, что обычный человек считает, что он не может даже надеяться на его обретение.

Обретение духовных ценностей нередко приводит к очень значительным изменениям личности. В духовной литературе можно найти описание многих весьма мощных способов изменения всего контекста, связанного с проблемой. Однако современным людям необходимо проделать немалую работу, чтобы с помощью своих непосредственных переживаний понять язык, которым описываются эти изменения. Новые слова и фразы помогут индивиду развить в себе переживание грандиозности, по значимости превосходящее все известные нам теории.

Например, весьма значительные изменения происходят, если человек представляет себе конец своей жизни, а затем возвращается обратно. Это поможет осознать некоторые очень важные вещи. Приведу пример такого изменения. Во время практики медитации обычные жизненные трудности кажутся незначительными. Человек думает, что уже никогда не будет расстраиваться из-за таких мелочей. (Хотя через некоторое время они снова наваливаются на него так же, как и раньше. Подробнее я поговорю об этом далее. )

Духовный контекст, так же как и политический, в значительной мере способен соединять положительные и отрицательные ценности в самых различных аспектах нашей жизни. То, что в нашем обществе считается не имеющим ценности, вдруг начинает восприниматься как важное — и наоборот. Воспоминание об этом может вызывать изменение в чувствах, связанных с той или иной проблемой.

А сейчас давайте рассмотрим, как такое изменение соотносится с работой над личными проблемами. Например, с точки зрения духовных ценностей можно утверждать, что такие проблемы — не настоящие. Но какие же они в таком случае? Это всего лишь незначительные “заботы Эго” — мастер дзэн не стал бы беспокоиться из-за таких мелочей. В ответ на подобные слова человек может ощутить в своем теле явное облегчение. Но это облегчение еще не означает, что проблемы закончились.

В некотором смысле это облегчение, создаваемое благодаря использованию подобных подходов, является вполне уместным. Так же, как и при любом изменении ощущений, при фокусировании человек стремится дать им возможность дойти до завершения. После того как процесс изменений дойдет до конца, необходимо попытаться почувствовать, какие трудности все еще сохраняются.

Духовные ценности помогают человеку почувствовать себя лучше, они могут ослабить напряженность и облегчить тяготы, и это можно ошибочно воспринимать как устранение проблемы.

Например, когда человек испытывает неприятные чувства, сталкиваясь с очередной проблемой, он может подумать: “Множество подобных историй уже происходило с другими людьми, и моя история — лишь одна из них. Не нужно “отождествляться” с тем, что так тяжело давит на меня. Ведь я — не просто одна из многих историй жизни. Я живой человек, смотрящий собственными глазами на происходящее”. Конечно же, все верно.

Логически из этой теории вытекает, что теперь не должно оставаться никаких затруднений. Однако что-то все же остается и продолжает существовать, несмотря на несоответствие подобным идеям. И если человек чувствует то, что осталось в нем от очередной проблемы, это останется и потом, хотя и в более легкой форме, чем могло быть.

Если человек будет фокусироваться на том, что осталось у него от проблемы, ощущаемой уже как менее тяжелая, шаги, направленные к разрешению этой остаточной проблемы, возникнут у него гораздо легче. Однако люди должны продолжать работать над уникальным переплетением своего опыта даже и после того, как обращение к новым ценностям вызовет изменения на уровне телесных ощущений. Человек просто не может “перескочить” через ощущаемую им “структуру” ситуации, одним махом отделываясь от всех требований данной ситуации, так же как и от предлагаемых новых возможностей развития.

Специфические ситуации создают возможность для развития специфических сил человека. Иногда это создает трудности там, где мы больше всего нуждаемся в развитии, — там, откуда могут возникнуть новые специфические значения и действия. Между высокими духовными истинами и мрачностью реальной ситуации находятся всевозможные “обломки”, гнев, страх и печаль, смешанные с соответствующими событиями. Чтобы “перескочить” через это целостное переплетение личного опыта и попытаться жить только универсальными ценностями, необходимо избегать личностного развития как раз в тех сферах жизни, которые относятся к данной ситуации. Однако никакие универсальные принципы не способны заменить реальное обучение, возникающее при взаимодействии со всеми сложностями жизни.

Монах старается избежать мирских ситуаций, проводя жизнь в созерцании. Но скоро его начинает мучить зависть из-за того, что брат Эдвард оказался ближе к аббату. Быть человеком — значит постоянно подвергаться испытанию и развиваться в определенном направлении каждый день. Не существует никакого конфликта между универсальными ценностями и необходимостью противостоять личным испытаниям. Скорее, любое конкретное испытание может быть легче принято в контексте универсальных ценностей.

Когда проблема кажется разрешенной на духовном уровне, это на самом деле дает нам не более чем хороший контекст, с помощью которого мы можем проработать проблему. Мы почувствуем себя гораздо лучше, может быть, даже совсем хорошо, и займемся своими делами, правда, отмечая, что осталось слабое чувство беспокойства. Если оно происходит, можно сказать: “Хватай это! Удержи хотя бы на миг, не позволяй ему вползти в твое будущее”. Нам не следует просто игнорировать такое чувство, но не стоит и отказываться от того испытанного ранее облегчения, которое нам дало разрешение проблемы на духовном уровне. Можно сказать, что небольшая нервозность, которую легко можно было бы игнорировать, является телесным уровнем существования проблемы. Это знак, что нашему телу известно: мы еще не справились с проблемой. “Что означает эта нервозность, все еще остающаяся во мне? ” — спрашиваем мы у нашего чувства (в данном случае “нервозность” — просто ключевое слово для общего качества переживания).

Ценности должны обладать жизнеутверждающим качеством, давать индивиду энергию и помогать его движению вперед. Направляя энергию назад, они не проявляются на уровне переживаний. Так, и духовная терминология может становиться формой подавления. Она должна давать человеку чувство расширения его границ, а не сужения и смирения. Индивиду необходимо чувствовать, что происходит у него в действительности, чтобы избегать самоограничения. Если какие-либо ценности приводят к ограничению, можно сфокусироваться и подождать, пока возникнет истинный, более дифференцированный вариант ценностей.

Как я уже пытался показать с помощью многочисленных примеров, эффект, производимый теми или иными высказываниями на уровне реальных переживаний, не может быть нам известен. Высказывание вызывает многие непредвиденные последствия в сложном взаимопереплетении человеческих переживаний.

Как мы могли бы примирить универсальность ценностей с их уникальностью и сложностью, а также с многообразием разных людей? Наши человеческие возможности постоянно увеличиваются и становятся более разнообразными. И ни одна теория об универсальности человеческой природы не может ограничить широкий и постоянно расширяющийся диапазон человеческих возможностей. Не существует универсального содержания, общего для всех людей. Мы можем отыскать эту универсальность только в способности понимать шаги любого человека, направленные на дифференциацию его переживаний, — если мы, конечно, получили разрешение сопровождать его на этом пути. В этом отношении все мы действительно одинаковы, подобно луковицам тюльпана, из которых вырастают только тюльпаны. Однако человек отличается от тюльпана, и его тело постоянно создает новые формы ощущений, чтобы таким образом способствовать развитию процесса, уже изначально заложенного в луковице.

21. Самовосполнение

В младенчестве и раннем детстве организм обладает способностью “самовосполнения” того, что им недополучено. Самовосполнение может происходить довольно быстро. Многие ошибочно полагают, что потом, когда человек становится взрослым, этого уже не бывает. Конечно, нынешние взаимоотношения с людьми уже не такие, как в детстве, когда о ребенке заботятся и нянчат. Однако и во взаимодействиях взрослых скрыто, подспудно и в то же время совершенно конкретно продолжаются процессы, прерванные в детстве. Еще с тех пор тело содержит в себе все возможные последующие шаги и будет пытаться проявить их, когда реальные взаимодействия предоставят ему такую возможность.

В главе 14, посвященной образам, я объяснил, как происходит такое продолжение, если образы возникают из телесного процесса в безопасном и защищенном взаимодействии с психотерапевтом. На примере женщины, которая не могла найти время, чтобы заняться собой, я показал, что это может происходить и без образов.

Кроме того, я отмечал, что мы можем выражать словами безопасное и создающее защиту отношение так, как если бы испытывали это к маленькому ребенку. Я часто задаю клиентам вопрос, что бы они чувствовали по отношению к ребенку. Затем говорю, что мы “составим компанию” ребенку, так как знаю: клиент не сможет сделать этого сам. Таким образом я поясняю, что мы, будучи взрослыми, не знаем ничего, но при этом достаточно мудры для того, чтобы не пытаться оказывать давление на “внутреннего ребенка”. Мы просто защищаем его и создаем ему компанию.

Мы наблюдаем это, например, в том случае, когда женщина, не умеющая найти время, чтобы заняться собой, просто молча сидит рядом со мной, и мы, двое взрослых, проявляем заботу о том ребенке, которым она когда-то была.

А вот другой пример. Клиентка жаловалась, что в детстве вокруг нее не было женщин, которые могли бы стать подходящим примером для подражания. Когда она рассказывает об этом, обращаясь к возникающему в это время телесному ощущению, становится ясным, какой вред причинило отсутствие таких образцов. Клиентка подробно и ярко рассказала о том, чего ей не хватало. Воображаемые образцы, которым ей так хотелось подражать, были настолько живыми, как будто они действительно присутствовали здесь. Это присутствие можно было бы почувствовать еще конкретнее, если бы клиентка не была так наполнена печалью, гневом и сожалением. Уже не раз она испытывала эти давние печаль и гнев. И пока они владели ее телом, она была не в состоянии чувствовать себя так, как должна была бы чувствовать, согласно образцам этих моделей для подражания. Психотерапевт, умеющий работать с телесной энергией, знает и то, что клиентка может физически чувствовать, какой она должна быть в соответствии с этими образцами для подражания, если бы ее телом не владели столь хорошо знакомые чувства гнева и сожаления.

Она упоминает о женщине, которая могла бы стать хорошим образцом для подражания: “Если бы кто-нибудь, подобный ей, находился возле меня в детстве... ” Я говорю в ответ: “Представьте, что эта женщина присутствует прямо здесь, сейчас”. Клиентке удалось почувствовать это совершенно осязаемо — как изменение во всем теле.

Я провел определенную работу, чтобы помочь женщине сохранить это чувство в течение нескольких минут, а также научил возвращать его, если оно пройдет.

Затем я спросил ее, знает ли она в реальной жизни хоть одну женщину, соответствующую этому образцу.

К: Да, это X и Y. Получилось так, как я хотела. Я чувствую присутствие этих трех женщин (первой женщины вместе с X и Y); они здесь, возле меня, все время...

По мере того как клиентка говорила, телесное ощущение рассеялось и она снова начала жаловаться. Я опять спросил, какие ощущения она испытывает в теле, если эти три женщины присутствуют прямо здесь. После этого у нее полностью изменилось ощущение собственного тела.

К: Да, сейчас все они стоят вокруг меня. Я чувствую себя превосходно. Мне бы хотелось, чтобы одна женщина была прямо передо мной, другая сбоку, а третья позади — пусть они станут вокруг меня.

Это происходит. Где-то глубоко в ее теле начало расти и изменяться нечто новое. Она вновь и вновь переживает это изменение на уровне тела. Постепенно возникают и более постоянные физические изменения. Через некоторое время центральной становится новая проблема, и я отмечаю, что старое чувство недостатка чего-то постепенно “самовосполнилось”.

Я не знаю, были ли у этой клиентки какие-то образы. Но вне зависимости от того, были они или нет, шаги, которые привели ее к реальным изменениям, начались с того, что на телесном уровне она позволила себе ощутить присутствие этих женщин — образцов для подражания. Наше конкретное взаимодействие создало реальность, где эти процессы могли происходить. Способность находиться вместе, спокойный взаимный контакт на протяжении достаточно длительного времени обеспечили продолжение ранее прерванных процессов. Организм сам смог восполнить пробел, выполняя это даже в тех случаях, когда клиентка просто рассказывала о событиях прошлой недели. С наибольшей вероятностью это происходило в тот момент, когда клиентка обсуждала, чего ей недостает, и ее внимательно слушали и понимали. Я наблюдал, что организм чаще всего сам восполняет пробелы, если внимание направлено на телесные ощущения, связанные с потребностями клиента.

Приведу еще один пример. Клиентка проходила длительный курс психотерапии и уже могла довольно легко говорить о достаточно глубинных вещах. Она сказала, что муж напоминал ее отца тем, что не всегда был способен выражать свои чувства: “Мне всегда хотелось оторвать и того, и другого от постоянного чтения газеты. Я всегда стремилась привлечь к себе внимание, но мне так и не удавалось это сделать”.

При этих словах я выразил надежду, что ее нынешнее общение со мной не будет восприниматься как одна из подобных бесконечных и ни к чему не приводящих попыток. В действительности наши взаимоотношения — это случай, когда ей действительно удалось привлечь к себе внимание.

Во время последующей сессии она сказала:

К: Это заставило меня почувствовать свою двойственность — я всегда была наполовину девушкой, наполовину парнем. Я старалась все делать сама, и в этом проявлялось мое мужское начало. Никогда мне не удавалось просто быть, просто позволять происходить всему, что происходит. Если бы я была в полной мере женщиной, я бы просто довольствовалась тем, что муж присутствует рядом, и не пыталась что-либо сделать. Тогда я действительно могла бы просто позволить происходить всему, что происходит. Просто быть...

В этих словах я почувствовал сильное стремление и явную тоску по отцу: ей хотелось просто иметь возможность положиться на него, без какого-либо напряжения, и не пытаться привлечь его внимание. В какой-то момент клиентка действительно была очень близка к тем чувствам, которые ей хотелось бы испытывать по отношению к отцу.

К: Мне бы хотелось просто сидеть у него на коленях...

П: Вы могли бы попробовать. Попытайтесь физически почувствовать, как сидите у отца на коленях — просто сидите на коленях...

Клиентка молча пребывала в этом ощущении, “сидя на коленях у отца”, в течение довольно долгого времени, почти 20 минут. Произошли многие изменения.

К: Внезапно я чувствовала, как сижу перед ним на полу, а его половые органы свисают над моей головой, как гроздь винограда.

Было ясно, что на уровне тела у нее происходит весьма глубинный процесс. Я предположил, что это хорошо, но все же решился спросить:

П: Это хорошо?

К: О, да. (Она вздохнула. )

Эти краткие примеры, записанные по памяти через некоторое время после окончания сессии, не очень хорошо передают сущность происходившего процесса и не отражают того длительного взаимодействия, с помощью которого была создана реальность, в которой развивались телесные ощущения клиентки. Мои инструкции кажутся резкими, как будто я, будучи психотерапевтом, пытался направлять весь ход процесса. Но когда клиенты уже были очень близки к ощущению данного процесса и ярко чувствовали, что им необходимо, я давал им совет, чтобы они попробовали почувствовать то, к чему они стремятся; почувствовать на уровне тела — так, как будто все происходит в действительности. Таким образом, то, к чему клиент стремится и чего ему недостает, как бы “самовосполняется”, если, конечно, нынешнее взаимодействие с психотерапевтом действительно создает для этого возможность. В тех случаях, если я предлагал проявить свои ощущения слишком рано, не происходило ничего. Я обнаруживал, что ничего не могу объяснить клиенту. Мои слова казались фикцией, попыткой выдать желаемое за действительное — чем-то, что подменяло реальное разрешение проблемы и обескураживало клиентов. Конечно, предлагавшийся процесс — не просто подмена реальных событий. Это реальное, а не символическое действо. Но его описание звучит как фантазия, поскольку у нас нет способа сказать о том, что реальное взаимодействие с клиентом и есть — скрыто, на внутреннем уровне — то, что необходимо восполнить.

Не думаю, что мы должны непосредственно направлять клиентов к тому, чтобы они ярко пережили нечто, утраченное когда-то в детстве. Все это будет иметь искусственный и неубедительный вид. Но когда такие вещи происходят естественно, необходимо просто сказать в подходящий момент: “Позвольте себе на уровне тела почувствовать, что значит просто быть “в том времени”.

Как мы уже видели, вовлеченность тела в процесс психотерапии имеет принципиально важное значение. Один клиент рассказывал мне, что занимается фокусированием каждый день во время 20-минутных упражнений на тренажере. Я предположил (хотя и не был уверен в этом до конца), что во время упражнений он как бы отсоединяется от тела, позволяя ему выполнять работу автоматически, пока он занят тем, что называет фокусированием. Подобным же образом многие клиенты отключаются от тела и во время сессий. Тело продолжает сидеть неподвижно, сгорбленное или выпрямленное. Оно просто ждет, пока закончится сессия. Однако могли бы произойти гораздо бoльшие психотерапевтические изменения, если бы тело принимало участие в происходящем.

В приведенных примерах предложения почувствовать заботу о себе на уровне тела связаны с довольно невеселым убеждением, что потребность клиента в заботе никогда не удовлетворяется. Тело клиента наполнено гневом и печалью, аутистическими формами поведения. Все это остается даже в том случае, если межличностное взаимодействие клиента в настоящем вполне соответствует его потребностям. Как говорила одна клиентка, ссутулившаяся в позе, выражающей безнадежность: “Внутри я уже отказалась от желания быть любимой, я не прошу об этом и просто ухожу — несчастная, но гордая”. Она засмеялась и задрала нос.

Конечно, мы работаем над старыми комплексами, сформировавшимися вокруг потребностей, длительное время не получавшими удовлетворения, так же как работаем с чувствами гнева и печали. Естественно, мы проводим работу в процессе межличностного взаимодействия, в котором удовлетворяются потребности клиента. Но совет позволить своему телу почувствовать, как происходит то, что ему необходимо, в действительности может отсечь накопившиеся старые комплексы.

Вторая важная потребность, которая может “самовосполняться”, — способность быть “заземленным”. Везде, в всем мире маленькие дети спят рядом с матерью, соприкасаясь с ее телом. Только в западном обществе они спят отдельно. Возможно, именно этим можно объяснить тот факт, что в нашей культуре у столь многих людей отсутствует чувство заземленности. Речь идет о телесном ощущении своей связи с землей — чувстве чего-то твердого у нас под ногами, на что можно опереться. Нечто подобное мы испытываем, когда лежим в траве, ощущая под собой нашу огромную планету. Но многие не способны позволить себе просто прильнуть всем телом к земле.

Можно рассказать клиенту о комике, который говорил, что боится летать на самолете. Не доверяя самолету, он все время полета просидел, приподнявшись на подлокотниках кресла: он просто не мог позволить себе опуститься в кресло всем весом своего тела. После того как мы посмеемся, я предлагаю клиенту почувствовать, как его поддерживают и кушетка, и пол; как поддерживает земля, позволяя расслабиться и опереться на нее всем своим весом.

Сновидения также довольно часто демонстрируют проблему клиентов. Обычными темами сновидений являются попытки взобраться по веревке или по шаткой лестнице; чердак, с которого нельзя спуститься, или же сломанный лифт. Падение из окна на землю — знак того, что человек действительно достигает земли, хотя и не вполне обычным образом.

Мать — это мост между ребенком и землей. Она пытается оградить ребенка от возможной опасности. Матери некоторых клиентов мало заботились о них, и это ощущение отсутствия заботы сохранилось. Когда тело такого клиента действительно испытывает заземленность, я могу сказать: “Мать — это мост между вами и землей. Сейчас вы сами обрели связь с землей, и у вас больше нет потребности в материнской заботе”.

Заземление тем или иным образом скрыто подразумевается в большинстве удачных психотерапевтических сессий, но особенно в тех случаях, когда два человека спокойно вступают в глубокий контакт, который оба чувствуют и осознают. В это время потребность в общем спокойствии и чувстве безопасности, ассоциирующиеся с землей, также “самовосполняются”.

⇐ Предыдущая 22 23 24 25 262728 29 30 31 Следующая ⇒