Отступление 2 страница

– Грег, а кто распространяет всю эту чушь, ну про то что я с Лебедевой? – не то чтобы меня волновали все эти сплетни, просто достали уже с этой темой.

– Кто? – Красников задумался. – Да все говорят. Ты же с ней в главном корпусе у всех на виду целовался. И вчера вы вместе в нашу комнату завалились. Ее в общаге полно народу видело. Вот Ленка приедет прилетит тебе, Альбертик. – Грег опять заржал.

– В общагу она меня после аварии проводила. Если бы не она, я бы точно где-нибудь по дороге навернулся, – начал я объяснять. Ситуацию надо было как-то разруливать. Мне только скандала перед защитой диплома не хватало. – Поцеловал я ее в знак благодарности, ничего личного. Она мне с материальной помощью хорошо помогла. Откуда я знал, что здесь кругом одни пуритане! – последнее я уже не только для Грега произнес, но и для себя. Надо же было так лохануться. Оказывается, здесь вам не там.

– Ну не знаю, как-то неубедительно звучит. Ленка не поверит, – Красников развел руками в стороны и вновь заржал.

– Да плевал я на вашу Ленку, – устало произнес я. Сказалась и зубрежка дипломной и заезженность темы разговора.

– На твою Ленку, – упер в меня палец Грег.

– Уже не мою. Я ее Лехе передал,

– Как передал?

– Как эстафетную палочку.

Красников икнул.

Глава 4

После утренних процедур, натянув на себя купленные накануне вещи: футболку со светло-коричневыми штанами и сандалии на белый носок, я первым делом отправился в столовую. Грег отказался составить мне компанию, умотав с утра завтракать к какой-то девице, обитающей этажом выше.

В универе, оказалось, была и своя столовая для студентов и преподавателей. Вот туда я и топал, пока не услышал откуда-то из-за кустов громкий шепот.

– Чапыра! Чапыра! Ты что оглох?!

Я остановился и, прищурившись, уставился на изгородь из кустарника, что огораживала дорожку. Оттуда выскользнула женская рука и попыталась втащить меня в куст.

Потерпев неудачу, моя реакция оказалась лучше, владелица руки высунула и голову.

– Лебедева? – удивился я. – Ты чего там делаешь?

– Тебя караулю, – отозвалась Лебедева.

– Понятно. А зачем? – спросил я, так как на самом деле мне было не понятно.

– Да иди ты сюда, пока не увидели! – комсорг потеряла терпение и перешла с громкого шепота на еще более громкий.

– Слушай, Тань, я, как-бы тебе объяснить… Я не хочу в кустах. Может пойдем ко мне в комнату, она сейчас свободна. Там нам будет удобнее, – решил я поглумиться.

– Какая комната?! – возмутилась Лебедева. В общаге полно народу. Давай иди сюда! – по ходу она не поняла, что я ее троллю.

Раз веселье отменяется, я решил выполнить просьбу дамы и шагнул в кусты.

– Мы должны решить, что нам делать, – заявила Татьяна, когда нас обоих скрыла изгородь.

Веселье все же состоится.

– А что нам делать? – уточнил я.

– А ты не знаешь, что о нас по универу ползут слухи? – сдвинув брови, предъявила мне Лебедева.

– Кстати, ты прекрасно выглядишь, – сделал я ей комплимент. На девушке сегодня не было, уродующих ее очков, а вместо дурацких косичек, волосы были уложены в прическу-ракушку.

– Чапыра! Прекрати! Я ведь знаю, ты это всё не серьезно! – укорила она меня.

– Хорошо, как скажешь, – покладисто не стал я спорить.

– Нам нужно опровергнуть слухи! – продолжила она.

– Соберем пресс-конференцию и сообщим, что мы не пара? – уточнил я.

– Что? – не поняла она.

– Соберем всех в актовом зале и…

– Ты что предлагаешь комсомольское собрание по этому поводу провести?! – перебила она меня. – Ты что дурак! Нас же из комсомола выпрут!

– Причем здесь комсомольское собрание и комсомол? – что-то я смотрю здесь любое действие в комсомол упирается, сюрреализм какой-то. – Да и вообще, это была неудачная шутка.

Я уже понял, что Лебедева шуток не понимает от слова совсем. Скучная она.

– Тебе лишь бы шутить. А мне что делать? – и тут девушка разревелась. Некрасиво, с надрывом, с размазыванием до красноты слез по лицу.

– Тань, ты чего? Ну, подумаешь, слухи. Поговорят и перестанут. Да и вообще это последний курс. Максимум через неделю мы все разъедемся и, скорее всего, больше никогда не встретимся, – начал я ее успокаивать.

– Слухи не остаются там, где рождаются, они за человеком следуют, а порою обгоняют его, – обреченно произнесла она.

– Ну ничего же не было! – возмутился я, не понимая причины, по которой нужно из мухи делать слона. – До комнаты ты меня довела из-за того, что я в аварии пострадал и нуждался в помощи.

– А целовал зачем? – на этом вопросе девушка вновь чуть не разревелась.

– Не знаю, – не нашелся что на это ответить. Лично для меня, Сереги Королько, такое поведение с девушками было обычным. А вот за Альберта я не поручусь. Да и вообще, по ходу не осознал я еще серьезности ситуации, расслабился, веду себя как там привык, а ведь надо меняться, мимикрировать под местных. Для своего же блага.

– Сперва я подумала, что понравилась тебе. Дура, – девушка усмехнулась. – Потом разобралась, конечно. – она на миг замолкла, затем посмотрела на меня, серьезно так посмотрела, и припечатала. – Нехорошо ты поступил, Альберт. Не по-комсомольски.

" Даже в этот задушевный монолог комсомол вплела", – зло подумал я.

Ответить мне было нечего.

Да и вообще утомила она меня. Жрать хочу.

– Осознал. Извини. Мне пора идти.

– Сволочь ты, Чапыра.

– Нормальный я, – процедил я, – это вы тут все с головой не дружите.

Терпеть не могу, когда меня виноватым пытаются выставить, чтоб потом дивиденды с этого поиметь.

– Кто это все?

Я вовремя прикусил язык. Пару раз вдохнул воздух. Потер виски.

– Лебедева, мне пора.

– Иди, – безразлично отозвалась девушка.

– Ну, пока. И, Лебедева, с чего ты взяла, что мне не нравишься? – оставив за собой последнее слово, я наконец-то вернулся на дорожку.

Еда в студенческой столовой оказалась даже вкусней, чем в городской, и обеденный зал атмосферней. На одной из стен весело два плаката ярко-красного цвета. Надписи на них гласили " Студент, внимание – соблюдай режим питания! ", " Молодые строители коммунизма! Вперед к новым успехам в труде и учебе! " На первом изображен мужик с тарелкой супа, а на втором красуются упитанные девахи в косынках. Последнему плакату надо бы надпись перефразировать – изменить одно слово и будет вообще в тему. Но предлагать я им этого, конечно, не буду. А то сошлют еще реально в деревню какую-нибудь, за колхозниками следить.

Сытый и довольный я вышел из столовой, потянулся на солнышке и тут заметил Лебедеву. А она заметила меня.

– Ты что следишь за мной? – строго спросила она.

" Это что, типа у нас антракт был. А сейчас второе действие? ", – размышлял я, недовольно разглядывая не менее недовольную девушку.

– Давай уже по-тихому разойдемся и всё? – сделал я предложение.

– Ну так не крутись возле меня!

– Окей. Не буду.

Я сделал шаг в сторону, огибая Лебедеву. И она тоже сделал шаг, и в ту же сторону.

– Чапыра, ты что издеваешься?! – порозовела Татьяна лицом то ли от гнева, то ли от смущения.

Не успел я ответить какой-нибудь колкостью, как на сцене появились новые действующие лица.

– Значит это правда!

На том самом месте, где совсем недавно, казалось, наблюдалась совершенно безлюдная дорожка, словно ниоткуда материализовались сразу три девицы.

Та, что произнесла эту мелодраматическую фразу стояла по центру, уперев руки в бока.

Природная блондинка, низкорослая, коренастая, но на лицо симпатичная: светлые глаза, вздернутый носик, пухлые губки. И упакована более-менее прилично: короткое светлое платье, одетые на белый носок туфли на широких каблуках. В целом, девушка привлекательная. Но не совсем в моем вкусе. Блондинок я, конечно, люблю, но более высоких, с ногами от ушей и чтоб талия была.

Группа поддержки подруге в привлекательности уступала. Даже описывать нечего. Одним словом – блеклые. Но настроены боевито: брови сдвинуты к переносице, в глазах – упрек, кулачки сжаты.

– Что правда? – надо же было что-то говорить. Не стоять же и молча друг на дружку пялиться. Я уже догадался, что объявилась та самая Лена Голдобина.

– То, что ты с Лебедевой любовь крутишь! – прибавила страсти в голос бывшая пассия Альберта, – Стоило мне на пару дней на дачу съездить, как он уже по девкам начал шляться! Да, мне всё рассказали! И об Юльке, с которой ты всю ночь миловался! И об этой, – Лена указала подбородком на стоящую рядом красную как рак Лебедеву, – с которой ты у всех на глазах целовался! И которая, пока меня нет к тебе в комнату бегает! Ни стыда, ни совести!

– Это всё не правда! – закричала в ответ Лебедева, но ее сразу перебили.

– Не правда? Да вас куча народу видело! Бестыжая! По чужим мужикам шляешься! – увеличила громкость Голдобина.

Хотя куда еще громче? У меня сейчас ушные перепонки лопнут. Да и народ на эти визги подтянулся: из столовой вывалились студенты, разбавленные персоналом в белых халатах. Не, ну а что – поели и сразу зрелище. Всё по канону.

– Перестань кричать, – попросил я спокойным тоном. Утомила меня эта крикунья. Я до сих пор не развернулся и не ушел только из-за Лебедевой. Все же это из-за меня она попала в эту дурацкую ситуацию.

– Еще он мне рот будет затыкать! – девушка успокаиваться явно не желала, а только еще сильнее распалялась.

– Лена, всё не так как выглядит! Честное комсомолькое! Давай я тебе всё объясню! – втиснулась в наш диалог Лебедева, вновь приплетя комсомол.

– Что ты мне объяснишь?! Как чужих мужиков уводить?! – Голдобина перешла на ультразвук, припечатав, – Шлюха!

И тут случилась кульминация – они сцепились.

Там за меня девушки не дрались, вот так по дикому: с тасканием друг друга за волосы, ляганием ног, выцарапыванием глаз. Все было как-то более цивилизованно: интриги, перетягивание внимания, организация случайных встреч. Скукота – одним словом.

Здесь же драйв, накал страстей и желание свалить куда подальше.

Сам я вмешиваться в женскую драку даже и не думал. Читал как-то в интернете наставление об этом, с красочным описанием последствий совершения такого экстремального поступка.

Да и был я здесь не единственным зрителем. Сперва дерущихся попытались разнять Ленкины подружки. Но что-то у них не задалось, и они втянулись в драку. Затем к делу подключились женщины в белых халатах, нет не врачи, сотрудники столовой. И дело пошло на лад. Голдобину с Лебедевой отодрали друг от друга, группу поддержки отогнали.

Но этого оказалось недостаточно. Зафиксированные девицы включились в словесную перепалку – полетели обоюдные оскорбления и угрозы.

Точку в этом безумии поставил прибежавший на крики молодой мужчина, лет двадцати пяти, который как потом выяснилось, оказался секретарем комитета комсомола, товарищем Юровым – самой главной шишкой в комсомольской организации универа.

– Лебедева, что происходит? – накинулся он на нее.

Первым делом Татьяна попыталась застегнуть на себе, выбившуюся из-под юбки блузку, но пара пуговиц оказались вырванными с мясом. Затем она руками прилизала растрепанные волосы, но особо заметных результатов также не достигла.

Образовавшейся паузой ловко воспользовалась Голдобина, на платье которой пуговицы предусмотрены не были.

– Ваша комсорг увела у меня жениха! – заявила она.

– Это ложь! – придерживая руками блузку, закричала Лебедева. – Федор Александрович, я ей пыталась это объяснить, а она меня оскорбила и драться полезла.

– А чего тут объяснять? – как-то истерично рассмеялась Лена. – Итак всем все понятно!

– Не было у нас с ним ничего!

– Это ничего куча народу видело!

– Молчать! – заорал охреневший от осознания того, в какое дерьмо влез, товарищ Юров.

Я в это время скромно стоял в сторонке и старался не отсвечивать, лишь время от времени увеличивал расстояние между собой и основным местом действия, планируя незаметно скрыться за углом здания столовой.

– Чапыра, да скажи ты ей! – мои планы наглым образом нарушила Лебедева.

– О, так и Чапыра здесь! – Юров развернулся в мою сторону. – Ни одно происшествие без Чапыры не обходится, – недовольно заметил он. Буравя меня недобрым взглядом.

– Между нами ничего не было, – подтвердил я слова Лебедевой, проигнорировав замечание комсомольского босса. Фиг знает, как на него реагировать. Но понятно, что Юрову Альберт чем-то не нравится.

– Нет вы это слышали? Ни стыда не совести! – вновь начала заводиться Голдобина. – В свою комнату он эту мымру водил? Водил! В главном корпусе – целовал? Целовал! Куча народу это видела!

– Меня в тот день машина сбила! – повысил я голос, из-за зудящего перешептывания зрителей. – Татьяна не прошла мимо, а протянула руку помощи, помогла мне добраться до общежития. Она поступила как настоящий комсомолец! – добавил в конце востребованную здесь формулировку.

– А целовала она тебя тоже как настоящий комсомолец? – полным ехидства голосом, поинтересовалась Лена.

– Да врет он все! – поддержали скепсис главной обвинительницы подруги.

– Как ни странно, но в этом Чапыра не врет, – неожиданно вмешался секретарь комитета. – Ему вчера профком материальную помощь как пострадавшему в аварии выдал.

Судя по перешептываниям, симпатии зрителей после заявления Юрова стали смещаться в мою сторону.

– А поцелуй? – подозрительно спросила Голдобина.

– Татьяну я из благодарности поцеловал. Сам поцеловал. Она здесь совершенно не причем, – надеюсь это поможет Лебедевой.

– Из благодарности в губы? – Ленка стояла бледная и ненавидяще смотрела на меня.

– Да это был обычный поцелуй. Не пойму, чего ты из-за него так завелась? – как все-таки женщины любят предавать мелочам объем и значимость.

– Обычный?! – Голдобина, сглотнула и наконец поставила точку. – Между нами всё кончено!

" Ну и славу Богу", – выдохнул я, поднадоел уже этот концерт.

Развернулся и пошел в сторону общаги. Лебедеву обелил, Голдобиной сохранил лицо. Хоть прямо сейчас на доску почета.

У самого входа в общежитие, меня перехватил младший лейтенант милиции Гордеев.

– Товарищ Чапыра! – вынырнул он со стороны главного корпуса. – Вас-то я и ищу.

– Добрый день, – озадаченно поздоровался я, протянув ему руку для пожатия.

– Что же вы, товарищ, в райотдел-то не подошли? – укоризненно начал он. – Договаривались же.

– Извините, замотался, – добавил я в голос раскаяния.

Милиционер неодобрительно покачал головой.

– Завтра в десять утра сможете подойти?

– Нет, у меня завтра защита диплома. Давайте послезавтра?

– Хорошо, до послезавтра. Двадцать шестой кабинет.

– Буду, – уверил я его.

Мы вновь поручкались и тут я вспомнил о травмпункте. Раз вызывают в милицию, нужно на всякий случай травмы зафиксировать. За пару дней синяки не рассосутся.

– Товарищ Гордеев, не подскажите где здесь травмпункт?

– На Куйбышева, – ответил милиционер и принялся объяснять мне маршрут. –

Отсюда до него на двенадцатом автобусе можно доехать, – Там кинотеатр " Ритм", увидите, а за ним районная поликлиника. Так травмпункт в этом же здании находится, с левой стороны.

– Спасибо!

Глава 5

А утром я проснулся знаменитым.

Первым меня поздравил Грег.

– С добрым утром, герой-любовник! – под металлический скрежет кровати, радостно заржал сосед по комнате, когда я открыл глаза и сбросил ноги на пол.

– Не начинай, – прервал я его и, еще разок скрипнув пружинами, занял вертикальную позицию.

Грег уже натянул на себя тельняшку, и ковырялся в содержимом тумбочки ища что пожрать. Довольно крякнув, он вытащил оттуда шмат сала и половину черного каравая.

– Говорят, у столовой вчера самое настоящее сражение развернулось, – сгрузив продукты на стол, Красников вновь вернулся к теме. – Жаль только я сам его не видел, – Грег добавил в голос осуждения. – Ты, кстати, мог бы другу и шепнуть о таком событии, – и он вновь заржал.

– Без проблей, в следующий раз пригласительный пришлю.

Вышел я из комнаты под надрывный хохот соседа.

В коридоре я первым делом столкнулся с двумя девчонками, которые выносили из кухни, чем-то аппетитно пахнущую, кастрюлю и стопку мытых тарелок. При моем приближении они замедлили шаг и проводили меня оценивающими взглядами.

Оказавшиеся в одно время со мной в туалете парни наградили меня ехидными улыбками и подколками. Но нашелся и тот, кто смотрел на меня с осуждением.

– Ты разве не понимаешь, что поступил с девушками дурно? – спросил он меня, не обнаружив на моем лице раскаяния.

– Слушай, давай я сперва отолью, а потом объясню тебе, что это не твое дело. Окей? – с этими словами, я развернулся лицом к оформленной кафелем дырке в полу.

Парень недовольно засопел мне в спину.

– Да что с тобой говорить, – раздраженно бросил он, не став меня дожидаться, а я порадовался его сообразительности.

Вернувшись в комнату, я подсел за стол к Грегу.

– Ты это, поосторожней, – пододвигая ко мне половину еды, предупредил меня сосед. – Кое-кто слышал, что Юров грозился выпереть тебя из комсомола.

Вот гад, а вчера казался нормальным мужиком.

– И чем мне это грозит? – деловито уточнил я.

– Чем, чем? Кислород перекроют, – зло бросил Красников и я понял, что не все здесь идейные комсомольцы. – Ни нормальной работы, ни карьеры, ни загранок – вообще ничего, – Грег посмотрел на меня внимательно, от давнишнего балагура ни осталось и следа, – А самое поганое, путь в партию тебе будет закрыт, а там должности, спецпайки, спецдачи, спецсанатории и другие блага.

– Понял, – впечатлился я серьезностью проблемы. – И что делать?

Красников отхлебнул чай из стакана.

– Вести себя тише воды, ниже травы, авось пронесет, – пожав плечами, ответил Грег, – или, наоборот, показать себя опасным противником. Но в любом случае лучше сильно не выделяться из толпы. Да ты, я смотрю, и сам начал это понимать – подстригся, клеш снял. Вот только на бабах подорвался.

– Все беды от баб, – вздохнул я.

– Это да, – согласился со мной сосед.

Из задумчивости нас вывел приход гостя. В комнату зашел, нарядно одетый и благоухающий одеколоном Алексей.

– Альберт, я зашел предупредить, – смущаясь, начал он после взаимных приветствий, – при Ленке я буду делать вид, что мы в ссоре. – он проникновенно заглянул мне в глаза, ища в них понимание.

– Да без проблем, – одобрил я его тактику.

– Без обид? – уточнил он.

– Без обид, – подтвердил я.

Соглашение мы скрепили рукопожатием под хохот Грега.

Когда я появился в корпусе своего факультета, народ с курса уже толпился в коридоре возле аудитории. Все опрятные, со скидкой на эпоху, нарядные. Женщины, преимущественно, в принятой здесь классике – белый верх, черный низ, мужчины в костюмах, некоторые даже с галстуками. Я, как и большинство, этой статусной вещи не имел. В гардеробе Альберта нашелся лишь один цветастый галстук, который сразу же мною был отправлен в мусорное ведро. У Грега же галстуков не было вовсе.

Студенты тихо переговаривались, боясь потревожить, находящихся за закрытыми дверями членов экзаменационной комиссии. Кое-кто с бледным видом, или беззвучно шевеля губами, или в неполный голос, повторял презентационную речь. Стоящие возле открытых широких окон мужчины, нервно курили. Увидел я и Лену, что-то рассказывающую, обступившим ее девушкам. Поблизости топтался Алексей, в ожидании внимания от своей зазнобы, ловя каждый ее жест и каждое слово.

Наособице чуть ли не по стойке смирно, застыла Лебедева, осваивая амплуа злодейки-разлучницы. Студенты время от времени бросали на нее взгляды, кто заинтересованные, кто неприязненные, кто оценивающие.

Как только сокурсники меня опознали, тех же самых взглядов удостоился и я. Но в зоне отчуждения, в отличие от Татьяны, не оказался. То ли сработала мужская солидарность, то ли любопытство, то ли еще какой фактор, но студенты мужского пола потянулись ко мне с приветствиями.

Возникший гомон оборвал скрип открывающейся двухстворчатой двери, ведущей в заветную аудиторию.

В проеме остановилась неопределенного возраста женщина в таком же сером и унылом, как и ее внешность, костюме.

Перед собой она держала тетрадный лист.

– Здраствуйте, товарищи студенты, – поприветствовала она нас поставленным голосом.

Мы синхронно отозвались.

Мазнув всех строгим взглядом, она уперла его в лист бумаги и начала называть фамилии.

– Бондаренко!

– Здесь!

– Голдобина!

– Я!

– Жарков!

– Здесь, – отозвался Леха.

И так еще четырнадцать фамилий.

Я ожидаемо оказался в конце списка. После того как я отметился, секретарь приемной комиссии сместила внимание с листа на меня. В ее глазах я разглядел смесь неприязни и предвкушения.

– Чапыра, с вас и начнем, – сказала она как отрезала. И мне пришлось войти следом за ней.

" Главное – излучать уверенность и не волноваться", – напомнил я себе.

Дверь со скрипом за мной закрылась и я оказался под прицелом еще пяти пар глаз.

В одном, вернее одной, из членов комиссии я узнал вчерашнюю даму из магазина, что поделилась со мной авоськой. С ней я поздоровался отдельно и даже позволил себе намек на улыбку, который она тут же отзеркалила.

Второй женщиной в комиссии оказалась копия секретаря – тот же непрезентабельный внешний вид и схожее выражение лица. Только в волосах побольше седины.

Остальные члены комиссии – мужчины. Они среагировали на меня менее эмоционально, а сидевший ближе всех к окну вообще не проявил ко мне интереса. Этим он мне больше всех и понравился.

– Смотрю, вы наконец-то привели себя в порядок, – произнес самый молодой из мужчин, припустив в голос ехидства.

– Вот только сделал это слишком поздно, – неприязненно добавила двойник секретаря, – Пять лет с ним бились…

– Лучше поздно, чем никогда, – намеренно перебив коллегу, философски заметил мужчина, чей костюм из присутствующих оказался самым приличным.

– Может уже перейдем к защите? – поддержала его моя недавняя спасительница.

– Да, конечно, Любовь Михайловна, – поджав губы от недовольства, что обсуждение моего морального облика откладывается, подчинилась секретарь.

Она вытащила из стопки дипломных работ на своем столе ту, что принадлежала мне, отцепила от нее несколько листов, видимо, рецензию и передала всё это членам экзаменационной комиссии. Те поделили между собой копии рецензии и какое-то время ее изучали.

Затем владелец приличного костюма, который оказался председателем экзаменационной комиссии, подвинул к себе саму дипломную работу и начал скороговоркой зачитывать.

– Чапыра Альберт Анатольевич, тема дипломной работы " Особенности правового регулирования договора перевозки груза", научный руководитель кандидат юридических наук Рогачев Вадим Андреевич.

По кивку самого молодого члена комиссии я понял, что это он.

– Альберт Анатольевич, мы вас внимательно слушаем.

И я начал презентацию. Благо ораторское мастерство нам на юрфаке преподавали.

Вот только меня наглым образом прервали. Дверь распахнулась и в аудиторию стремительной походкой зашел секретарь комсомольского комитета.

– Здраствуйте, товарищи. Надеюсь никто не будет против моего присутствия, – деловито произнес он, даже не придав произнесенной фразе вопросительную форму.

– Присаживайтесь Федор Александрович, – подорвалась подтаскивать к общему столу еще один стул, окрыленная приходом Юрова, секретарь экзаменационной комиссии.

– Альберт Анатольевич, продолжайте, – обратился ко мне председатель комиссии, когда Юров занял отведенное ему место.

И я продолжил, не сбиваясь и излучая уверенность в себе, показывая своим недоброжелателям, что готов бороться за свое будущее.

Судя по выражениям лиц членов комиссии, они поняли мой посыл. Председатель с Любовь Михайловной смотрели на меня благосклонно, научный руководитель – задумчиво, а пятый член комиссии, смахнув свое безразличие, теперь с большим интересом наблюдал за происходящим.

Две мои явные недоброжелательницы, как и ожидалось, взирали на меня неприязненно, время от времени бросая цепкие взгляды на Юрова.

Юров же слушал мою речь очень внимательно, не менее внимательно он отслеживал мои невербальные жесты и мимику.

Когда презентация закончилась, на какое-то время установилась тишина

– Вопросы будут? – председатель обвел взглядом членов комиссии.

Удивительно, но особо каверзных вопросов не последовало. Спрашивали чисто по теме дипломной работы, даже решениями съездов компартий не поинтересовались. Юров же вообще ни проронил ни слова.

Затем председатель зачитал вслух выдержки из рецензии научного руководителя и члены экзаменационной комиссии приступили к обсуждению оценки. Именно на этом этапе Юров и нанес удар.

– Товарищи, я смотрю при обсуждении вы почему-то не учитываете моральные качества, претендующего на диплом юриста, студента, – вклинился главный комсомолец, после того как председатель, Любовь Михайловна и пятый члены комиссии, оказавшийся Марком Артуровичем из Обкома, оценили мою защиту на " отлично".

– Такому как он вообще надо было в защите диплома отказать, – с готовностью откликнулась одна из моих " поклонниц".

– Вера Степановна, – неодобрительно посмотрел в сторону седой дамы председатель комиссии, – студент уже допущен к сдаче, более того, он уже защиту закончил и ответил на все наши вопросы.

Но та, чувствуя поддержку Юрова, сдавать обороты не собиралась.

– Устроил из университета бордель! Девчонок, как перчатки меняет, стравливает их между собой. Какой из него строитель коммунизма? Что он нам построит?! – на этом вопросе ведьма обвила присутствующим фанатичным взглядом. – Таким как он диплом выдавать нельзя! Мы просто не имеем права этого делать! Тоже самое касается и тех двух девиц, что устроили вчера на территории университета безобразную драку. Их всех троих не то что допускать до сдачи нельзя, их вообще за драку нужно отчислить из университета! Драка – это ЧП! – воскликнула она, поднимая палец вверх.

– Леночку-то за что? – охнула секретарь комиссии. – Она невинная жертва этого мерзавца!

– И отец у нее…, – подключился Вадим Андреевич и, не договорив, направил свой взгляд в потолок.

– А вторая из девушек комсорг, – бросила реплику Любовь Михайловна, и, посмотрев на Юрова, усмехнулась.

Поняв, что в пылу праведного гнева хватила лишнего, упомянув помимо меня еще и студенток, Вера Степановна как-то сразу растеряла весь свой пыл. Она затравленно посмотрела сперва на секретаря комиссии и Рогачева, которые в отличие от нее не забыли кто отец одной девицы, а за тем на Юрова, который являлся начальником другой, и нес ответственность за действия подчиненной.

– Значит исключать будем только Чапыру, – быстро сориентировалась ведьма.

– За что? – тут уже возмутился я. – Я не участвовал в драке. Федор Александрович – свидетель.

– Ты ее спровоцировал, – отверг мой довод Юров, скривив рот в хищном оскале.

И я решился по этому фарсу ударить еще большим фарсом.

– Драка началась из-за того, что одна студентка, оскорбила другую. И в драке участвовало не две студентки, а четыре. А раз вы утверждаете, что причиной этой драки был я, то получается, что меня делили сразу четыре девушки. Я, конечно, молод и полон сил, но признаюсь вам честно, четырех девушек одновременно я не потяну.

– Чапыра! – закричали сразу обе мои недоброжелательницы, а Любовь Михайловна, закрыла лицо ладошкой.

– Альберт, в самом деле, поаккуратнее с высказываниями, – укорил меня председатель.

– Прошу прощения, но я всего лишь хочу сказать, что все произошедшее – это череда случайностей, а не чей-то злой умысел или результат аморального поведения. И вы, товарищ Юров, прекрасно это знаете, я вам вчера всё подробно объяснил. Но вы по какой-то причине все эти мои объяснения проигнорировали и продолжаете меня топить. У вас ко мне что-то личное?

– Нет вы посмотрите на него. Он оказывается не при чем, а виноват во всем товарищ Юров и стечение обстоятельств! – первой отреагировала седая ведьма, но на этот раз не упоминая девиц.

– Чапыра, ты говори, да не заговаривайся, – присоединился Рогачев.

Остальные члены комиссии выжидательно уставились на Юрова.

– Во-первых никакой личной неприязни у меня к Альберту нет, и я его, как он выразился, не топлю, – тот поспешил обесценить мое заявление. – Я как комсомолец реагирую на ЧП, что произошло в нашем университете. Во-вторых, да он мне вчера объяснил причину, по которой одна из девушек оказалась в его комнате. Соглашусь, она выглядит убедительной.

– И что это за причина? – оживился обкомовец, который не был в курсе этой местной истории.

– Девушка помогла Альберту добраться до комнаты после того как его сбила машина, – объяснил главный комсомолец.

– Действительно, уважительная, – согласился обкомовец.

– Зато причина для поцелуя в общественном месте совершенно не убедительна, – усмехнулся Юров, – Чапыра утверждает, что поцеловал девушку из чувства благодарности. Но это был не невинный поцелуй, они, извините сосались посреди холла! А поцелуй в общественном месте – это, как ни крути, аморальное поведение. Более того, этот поцелуй спровоцировал драку студенток, а драка – это ЧП.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒