СОЮЗ СВОБОДНЫХ ПЛАНЕТ 1 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 15Следующая ⇒

СОЮЗ СВОБОДНЫХ ПЛАНЕТ

ЯН ВЭНЛИ – Адмирал. Командующий крепости Изерлон и Патрульного флота Изерлона. Непобедимый гений стратегии.

ЮЛИАН МИНЦ – Подопечный Яна. Мичман.

ФРЕДЕРИКА ГРИНХИЛЛ – Старший лейтенант. Адъютант Яна.

АЛЕКС КАССЕЛЬН – Контр-адмирал. Начальник администрации крепости Изерлон.

ВАЛЬТЕР ФОН ШЁНКОПФ – Генерал-майор. Начальник службы безопасности Изерлона.

ЭДВИН ФИШЕР – Контр-адмирал. Заместитель командующего Патрульного флота.

МУРАЙ – Контр-адмирал. Начальник штаба Патрульного флота.

ФЁДОР ПАТРИЧЕВ – Коммодор. Заместитель начальника штаба.

ДАСТИ АТТЕНБОРО – Контр-адмирал. Командир одного из подразделений Патрульного флота.

ОЛИВЕР ПОПЛАН – Капитан 3-го ранга. Командир Первой космической эскадрильи крепости Изерлон.

ВИЛИБАЛЬД ЙОАХИМ ФОН МЕРКАТЦ – Высокопоставленный офицер имперской армии, ныне служащий Союзу Свободных Планет как «приглашённый адмирал». По званию считается равным вице-адмиралу.

БЕРНХАРД ФОН ШНАЙДЕР – Адъютант Меркатца.

АЛЕКСАНДР БЬЮКОК – Адмирал. Главнокомандующий Космического флота Союза.

ЛУИС МАШЕНГО – Прапорщик. Телохранитель Яна.

ДЖОБ ТРУНИХТ – Глава государства. Председатель Верховного Совета.

ДОМИНИОН ФЕЗЗАН

АДРИАН РУБИНСКИЙ – 5-й правитель Феззана. Прозвище – «Чёрный Лис».

РУПЕРТ КЕССЕЛЬРИНГ – Помощник Рубинского.

НИКОЛАС БОЛТЕК – Бывший помощник Рубинского.

АЛЬФРЕД ФОН ЛАНСБЕРГ – Граф, бежавший на Феззан.

ЛЕОПОЛЬД ШУМАХЕР – Бывший капитан имперского флота. Бежал на Феззан.

БОРИС КОНЕВ – Независимый торговец. Капитан торгового корабля «Берёзка». Работает в представительстве Феззана на Хайнессене.

МАРИНЕСКУ – Помощник Конева. Административный работник на «Берёзке».

ДЕГСБИ – Епископ, отправленный с Земли, чтобы присматривать за Рубинским.

ВЕЛИКИЙ ЕПИСКОП – Правитель, скрывающийся в тени Рубинского.

Переломы истории и исходы битв решаются в одно мгновение. Но большая часть человечества видит эти мгновения, когда они уже отступают в далёкое прошлое. Немногие замечают решающие мгновения в настоящем, и ещё меньше тех, кто своими руками создают такие мгновения, творя будущее. К сожалению, приходится признать, что среди людей с недобрыми устремлениями всегда больше тех, у кого достаточно воли, чтобы захватить грядущее. (Д. Синклейр)

Предчувствие будущего, ощущение настоящего и переживания о прошлом – каждая из этих трёх возможностей способна вызвать особый трепет. Трепет радости, трепет страха, трепет гнева. Последний, пожалуй – самый сильный. Многие люди дают ему иное название: «раскаяние». (Е. Ж. Маккензи)

Глава 1. Гроза

В год 489-й по имперскому календарю зима основательно задержалась, и весна пришла с опозданием. Но, едва родившись, весна бурно расцвела, и, отвоевав права у зимы, заполнила имперскую столицу Один множеством цветов. Прошло время, сезон сменился, и цветы начали увядать, уступая место сочной зелени, ветра несли дыхание раннего лета, освежая кожу людей сквозь лёгкую одежду.

В середине июня в средних широтах северного полушария столичной планеты Один температура становилась особенно комфортной. Однако сегодня было необычайно жарко и влажно, и быстро несущиеся облака подгоняли детей поспешить домой из школы.

Здание резиденции канцлера Империи было построено из светло-серого камня, и внушало трепет больший, чем требовало его назначение. И, разумеется, оно было выстроено не для своего нынешнего хозяина, Райнхарда фон Лоэнграмма. Множество членов императорской семьи и высшей аристократии занимали этот высокий пост до него, распространяя свою власть, как представители императора, на тысячи звёздных систем. Райнхард был самым молодым и самым могущественным из всех, кто становился хозяином этого здания. Прежние канцлеры были назначены императорами, он же сам назначил себе императора.

По коридорам этого мрачного, угрюмого и нелюдимого здания шла молодая женщина. По походке, мужской одежде и коротким светлым волосам её можно было бы принять за симпатичного юношу, но лёгкий макияж и оранжевый шарфик, выглядывающий из-под воротника, выдавали в ней женщину.

Главный секретарь канцлера империи, Хильда, или Хильдегарде фон Мариендорф, удостоилась почтительного салюта от часовых, охранявших кабинет Райнхарда, когда они открывали ей двери. Хильда уже занимала такое положение, при котором они делали это как само собой разумеющееся.

Сердечно поблагодарив их, Хильда зашла в просторную комнату и огляделась, ища взглядом Райнхарда, хозяина этого здания. Красивый молодой человек, главнокомандующий имперскими вооруженными силами, стоял у окна и смотрел наружу; он оглянулся, тряхнув роскошными золотыми волосами. Истинный воин, он был одет в великолепный чёрный с серебром мундир, облегавший его юное тело.

– Я отвлекаю вас, ваше превосходительство?

– Нет, всё в порядке. Слушаю вас, фройляйн.

– Начальник военной полиции, генерал Кесслер, просил передать, что он хочел бы получить аудиенцию, и это неотложно.

– О, Кесслер полагает это срочным?

Ульрих Кесслер, занимавший одновременно посты начальника военной полиции и командующего обороной столицы, не был абсолютно хладнокровным человеком, но и не был подвержен беспричинной спешке и замешательству, о чем канцлеру и его секретарю было прекрасно известно. Если Кесслер считал вопрос срочным, значит, тому были основания.

– Я приму его, пригласите.

Фактический диктатор Империи откинул золотистую прядь, упавшую ему на лоб, изящными, как у скульптора, пальцами. Он никогда не уклонялся от ответственности, которую накладывал на него высокий пост. Этот факт не могли отрицать даже его противники.

Когда Хильда повернулась, чтобы выйти, вспышка за окном будто бы распахнула крылья. Плотные облака, затянувшие горизонт, тут и там были пронизаны сполохами бледного света.

– Гроза?..

– Метеорологический отдел докладывал, что нарастает атмосферная нестабильность, и это вызовет грозы.

Барабанные перепонки уловили гром отдалённого электрического разряда. Звук постепенно становился всё более ясным и сильным, пока, наконец, дневной свет не померк, и авангард дождевых капель не ударил в оконное стекло.

Ульрих Кесслер был чуть ниже ростом, чем его молодой начальник, и немного шире в кости. Он выглядел бесстрашным ветераном военных сражений с его каштановыми волосами, тронутыми сединой возле ушей, и седыми волосками в бровях. Ему ещё не было сорока, но он казался старше своего возраста.

– Прошу прощения, что отвлекаю вас от важных дел, герцог Лоэнграмм. Поступила информация, что два уцелевших представителя бывшей высшей аристократии проникли в столицу. Как только я получил эти данные, я счёл нужным немедленно доложить.

Стоявший у окна Райнхард посмотрел через плечо на своего подчиненного.

– Откуда вы узнали эти сведения, Кесслер?

– Был получен анонимный донос.

– Анонимный донос?

В голосе молодого канцлера явственно прозвучало раздражение. Если бы носителей коварства можно было сравнить с ядовитыми насекомыми, вредящими цветущему саду его души, то среди этих паразитов были бы и анонимные доносчики. Он признавал ценность таких информаторов, но не приветствовал и не поощрял этого.

Вспышка света зазмеилась на небосводе, взрывом прозвучал гром. Тишина раскололась, как хрупкая ваза, раскат грома неприятно ударил по барабанным перепонкам. Ещё до того, как он отзвучал, Райнхард справился с недовольством и потребовал от начальника военной полиции продолжения доклада.

Кесслер кончиком пальца включил маленькую коробочку, которая умещалась на ладони. Небольшое стереоскопическое изображение выросло перед взглядом канцлера. Молодой человек, не красавец, но с лицом, явно выдававшим характер и породу, и за его улыбкой, озарявшей и губы, и глаза, не было тьмы.

– Граф Альфред фон Ланцберг, 26 лет, один из аристократов, которые участвовали в Липпштадтской войне прошлого года, он сбежал на Феззан после поражения.

Райнхард молча кивнул. Он вспомнил и лицо, и имя. Они несколько раз встречались на церемониях и приёмах, и между ними не было неприязни. Бесполезный, но и безвредный, если бы этот человек родился в эпоху расцвета династии Гольденбаумов, то со своей увлечённостью посредственной поэзией и романами, он провёл бы жизнь, занимаясь своим литературным хобби. Но он был совершенно не приспособлен для того, чтобы выжить в бурные времена. То, что он присоединился к коалиции, сражавшейся против Райнхарда, было вызвано вовсе не ненавистью, а просто его принадлежностью к высшей аристократии, к защитникам традиций и ценностей которой он себя причислял.

Следом появилось изображение зрелого человека, старше Альфреда, который выглядел как компетентный деловой человек. Капитан Шумахер, служивший лиге высших аристократов, как пояснил начальник военной полиции.

Леопольд Шумахер закончил офицерскую школу в двадцать лет, и через десять лет достиг звания капитана. Он был незнатного происхождения, но большую часть жизни служил в тыловых войсках, а там у него было не так много возможностей проявить себя в бою, как, например, у Миттермайера. С учетом этого, можно было сказать, что он неплохо продвинулся по службе. Наделённый здравомыслием, великолепно справляющийся с поставленными задачами, он мог действовать в одиночку, но в случае необходимости мог командовать и большими группами. Он был воплощением «надёжного человека».

Мечтавший собрать лучшие таланты под своим командованием, Райнхард подумал, как жаль, что в его сети жадного поиска дарований оказалась неожиданная брешь. Ему были почти безразличны материальные блага, но он ценил способных людей. В прошлом году, когда он потерял своего друга Зигфрида Кирхайса, он особенно ясно понял, что есть потери, которые не возместить никакими усилиями.

Однако оставался вопрос: чего ради граф Альфред фон Ланцберг и Леопольд Шумахер покинули надёжное убежище на Феззане и проникли в контролируемую их врагами столицу империи, Один? Неожиданно, Райнхард встрепенулся.

– У них паспорта и иммиграционные визы с вымышленными именами, значит, это подделки?

Ответом начальника военной полиции было «Нет». В иммиграционном контроле никто ничего не заподозрил. Если бы не анонимный донос, их настоящие личности остались бы неизвестными. Паспорта и визы были подлинниками, выпущенными правительством Доминиона Феззан, а значит, Феззан несомненно был замешан в этом деле. Потому он и пришёл просить политического решения его превосходительства, пояснил Кесслер.

Договорившись, что инструкции будут даны позже, Райнхард отпустил Кесслера, и снова бросил взгляд на небо, загромождённое грозовыми облаками.

– Историки Империи сравнивали гнев Рудольфа Великого с громом, вам известно об этом, фройляйн Мариендорф?

– Да, я знаю.

– Очень точное сравнение.

Хильда предпочла избежать немедленного ответа, вместо этого разглядывая элегантную фигуру канцлера, внимание которого было сосредоточено где-то много дальше, чем вид за окном. Его слова противоречили его тону, Хильда слышала яд в голосе Райнхарда.

– То, что мы называем молнией…

При этих словах красивое лицо Райнхарда озарилось белым светом очередной вспышки. В это мгновение он был похож на статую, высеченную из соли.

– Это просто бесполезная трата энергии. Поразительный уровень жара, света и звука, но вся это ярость растрачивается впустую. Как раз достойно Рудольфа.

Хильда приоткрыла свой красиво очерченный рот, но закрыла его, ничего не сказав. Потому что поняла, что Райнхард не ждёт её ответа.

– Но я другой. Я не стану поступать так же.

Хильде показалось, что эти слова Райнхард адресовал частью самому себе, а частью – кому-то, кого не было в этой комнате.

Райнхард оглянулся и посмотрел на юную дворянку.

– Фройляйн Мариендорф, что вы думаете об этом? Я хотел бы услышать ваше мнение.

– Относительно того, почему Ланцберг вернулся на Один?

– Да. Он мог бы тихо сидеть на Феззане и мирно кропать свои стишки. Зачем возвращаться, подвергая себя опасности? Что вы об этом думаете?

– Насколько я знаю, граф Ланцберг всегда был романтиком.

Её ответ позабавил Райнхарда, который не отличался развитым чувством юмора, но на этот раз на его губах мелькнула улыбка.

– Мне нечего возразить против этого наблюдения, но я не готов поверить, будто бы никчёмный поэт вернулся на родину из романтических побуждений. Если бы прошли десятилетия, и он стал стариком – это было бы правдоподобно. Но ведь не прошло ещё и года после окончания гражданской войны.

– Вы правы. Причина, по которой граф Ланцберг вернулся, должна быть более серьёзной, чтобы стоить такого риска.

– И что это, по-вашему?

Райнхард получал удовольствие, беседуя с молодой аристократкой. Это был не разговор между мужчиной и женщиной, а неформальная дискуссия интеллектуально равных собеседников, Райнхард искал такого общения, как специй, придающих живость и энергию его мыслям.

– Романтиков всегда вдохновляла террористическая борьба против сильных мира сего, и тому немало примеров в истории. Возможно, граф Ланцберг проник в столицу, потому что жаждет удовлетворить своё чувство долга и свою преданность идеалам?

Хильда находила правильные ответы. И она понимала, что до прошлого года это было ролью покойного Зигфрида Кирхайса, которого никто не мог полностью заменить, настолько неоценимым было его существование.

– Под терроризмом надо понимать, что он замыслил убить меня?

– Нет, я так не думаю.

– Почему?

Райнхард выглядел заинтересованно, и Хильда развила мысль. Убийство служит для того, чтобы отомстить за прошлое, но едва ли годится для созидания будущего. Если Райнхард будет убит, то кому достанется его позиция и его власть? Одна из причин, по которой в прошлом году потерпела поражение Липпштадтская коалиция аристократов, заключалась в том, что герцог Брауншвейг и маркиз Литтенхайм не смогли договориться, кто из них будет править, когда они свергнут Райнхарда. Как справедливо полагал генерал Кесслер, есть основания подозревать, что в действиях Ланцберга замешан Феззан. А Феззан не может не понимать, что гибель Райнхарда приведет к падению политического строя и экономической разрухе. Феззану это не нужно, во всяком случае – сейчас.

– Моё мнение таково: если Феззан замыслил акт «терроризма», то это не убийство, а похищение ключевой фигуры.

– И кто является целью?

– Я рассматриваю трёх человек.

– Один из них, разумеется – я. Кто двое других?

Глядя прямо в его глаза цвета голубого льда, Хильда ответила:

– Одна из них – ваша сестра. Графиня Грюневальд.

Едва Хильда произнесла это, как цвет отхлынул от лица Райнхарда, предваряя яростный взрыв эмоций. Перемена была столь внезапной, как будто рука невидимого иллюзиониста украла несколько секунд времени.

– Если моей сестре будет причинён вред, я заставлю этого никчёмного поэта пожалеть, что он родился способным чувствовать боль. Я убью его с такой жестокостью, какую люди даже не могут представить.

У Хильды не было оснований думать, что Райнхард не исполнит свою ужасную клятву. Если граф Альфред Ланцберг спровоцирует его, то Райнхард сойдёт с истинного пути, и миру будет явлен чудовищный мститель.

– Герцог Лоэнграмм, я сказала это, недостаточно хорошо подумав. Пожалуйста, простите меня. В этой ситуации невозможно представить, чтобы целью похищения была ваша сестра.

– Почему вы так решили?

– Похищение женщины как заложницы – это против жизненных принципов графа Ланцберга. Я уже говорила: он романтик. Похититель беззащитной женщины заслуживает только презрения, а он скорее выберет другой путь, более трудный и достойный.

– Действительно, может быть, граф Ланцберг даже в этом захочет остаться плохим поэтом. Но если, как вы полагаете, в деле замешан Феззан, то они предпочтут предельную целесообразность. Феззанцы – реалисты в самом плохом смысле этого слова. И у них достаточно средств, чтобы заставить Ланцберга действовать с максимальной эффективностью, при этом затрачивая минимум усилий.

Когда дело касалось его старшей сестры, Аннерозе, графини Грюневальд, у Райнхарда чувства брали верх над рассудком. И пока у него было это ментальное святилище, которое можно было расценить и как слабость, Райнхард не пойдёт по тому же пути, что и император Рудольф Великий, которого называли «железным колоссом».

– Герцог Лоэнграмм, я рассматривала трёх человек, как возможные цели похищения. Среди них я прежде всего исключила бы из списка ваше превосходительство. Даже если бы исполнитель, граф Ланцберг, был нацелен на вас, то этого не одобрил бы Феззан, который тайно дёргает его за ниточки. Следом, я исключаю из списка вашу сестру, графиню Грюневальд. Потому что маловероятно, чтобы граф Ланцберг даже рассматривал её в качестве объекта. Поэтому остается третий, кто удовлетворяет целям и заказчика и исполнителя.

– И кто этот третий?

– Тот, кто сейчас носит корону императора.

Райнхард не выглядел удивлённым. Он сам пришел к тому же выводу, что и Хильда, но его голос всё же прозвучал скептически.

– Так вы считаете, что этот стихоплет собирается похитить императора?

– Для графа Ланцберга это не похищение. Для него это – акт спасения юного господина из рук врага. Против такого у него нет предубеждения, наоборот, он с удовольствием бросится исполнять эту миссию.

– С поэтом всё понятно. Но что насчёт другой стороны? Что выиграет Феззан от похищения императора?

– Это мне пока не ясно. Во всяком случае, он ничего не проиграет, если его роль в этом деле официально останется не раскрытой.

– Действительно, вы правы.

Райнхард кивнул, признавая, что рассуждения Хильды, вероятнее всего, очень близки к истинному положению вещей. Её выводы учитывали и утилитарную натуру Феззана, и характер Альфреда фон Ланцберга, не критикуя их.

– Итак, это снова феззанский Чёрный Лис? Он никогда не выступает сам, только играет на флейте, прячась в тени занавеса. И другие пляшут под его музыку, как этот стихоплёт, с которого он тоже урвёт свой клок.

В негромком голосе Райнхарда прозвучало отвращение. Он не испытывал симпатии к никчёмному поэту, и ему была ненавистна мысль, что глава Феззана Адриан Рубинский снова может оказаться в выигрыше.

– Фройляйн Мариендорф, я предполагаю, что анонимный донос о явлении Ланцберга и его сообщника в столицу, был получен от одного из феззанских шпионов, так?

– Да, я уверена, что ваше подозрение обоснованно.

На какое-то мгновение Хильде показалось, что Райнхард сейчас улыбнётся. Но молодой и прекрасный канцлер Империи снова обратил взгляд своих льдисто-голубых глаз за окно, и его лицо приняло суровое выражение, когда он отдался бегу своих мыслей.

Ненастная погода перешла и на следующий день, и утром центральное кладбище столицы было укрыто пеленой мелких капель, которые можно было назвать и дождём, и туманом. Ряды голубых елей, в ясные дни сверкавшие как кристаллы в солнечном свете, стояли в торжественной тишине, окружённые белёсой мглой.

Оставив лэндкар ожидать её, Хильда захватила букет душистых лилий с золотыми лучами и пошла по выложенной камнями дорожке. Ей потребовалось три минуты, чтобы дойти до могилы, к которой она направлялась.

Захоронение не выглядело величественным, и слова, начертанные на белом могильном камне, были очень простыми:

Здесь покоится мой друг Зигфрид Кирхайс.

467-й год, 14-е января – 488-й год, 9-е сентября.

Хильда стояла перед могильной плитой, и её белые щеки были влажными от капель дождя. «Мой друг». Много ли существует людей, способных понять истинный вес и значение этих двух слов? Райнхард удостоил своего рыжеволосого товарища, который спас ему жизнь, множества наград и почестей. Гросс-адмирал Империи, военный министр, начальник штаба Верховного командования и главнокомандующий имперскими войсками. Три высших воинских должности империи были присвоены одному человеку, о чём тщетно мечтали многие военачальники до него. Посмертно, Райнхард признавал, что его друг значил много больше, и на могильном камне были начертаны слова, смысл которых был весомее всех наград и почестей.

Хильда положила букет лилий на мокрую холодную могильную плиту. Она не знала, усиливается или ослабевает цветочный аромат из-за влажности. С самого детства она не интересовалась ни цветами, ни куклами, и её добрый, здравомыслящий отец считал это результатом наследственности и окружения.

Хильда так и не познакомилась с Зигфридом Кирхайсом, пока тот был жив. Но в позапрошлом году, во время мятежа Кастропа, только победа Кирхайса спасла жизнь отца Хильды, графа Франца фон Мариендорфа. Оставаться в долгу было против жизненных правил Хильды, а в этом случае она считала себя обязанной Кирхайсу. Накануне Липпштадтской войны, Хильда уговорила своего отца, что необходимо договориться с Райнхардом, чтобы обеспечить безопасность дому Мариендорфов, и одним из аргументов было то, что в прошлом году Кирхайс спас графа от верной гибели. Свои собственные достижения Хильда оценивала не слишком высоко.

Зигфриду Кирхайсу не было равных в способностях, в интуиции и в преданности. Он был на высоте и когда действовал в паре с Райнхардом, как его советник, и в индивидуальных операциях во время мятежа Кастропа, битвы при Амритсаре и Липпштадтской войны. Если бы он был жив, то в войне против Союза мог бы достичь свершений, меняющих ход истории.

И всё же, люди несовершенны. Будь он жив, он мог бы совершать ошибки. И неизбежно у него с Райнхардом возникали бы конфликты эмоций и столкновения идей. На самом деле, такое уже случалось. Кирхайс был безоружен, когда спас Райнхарда ценой собственной жизни. До того дня у Кирхайса было право носить оружие там, где другим это было запрещено. Отняв эту привилегию, Райнхард пытался уравнять своего рыжеволосого друга – половину самого себя – со всеми остальными подчинёнными, и последовавшая за этим трагедия продолжала терзать белокурого диктатора своими когтями. Вестерландская бойня спровоцировала между ними конфликт, который так и остался неразрешённым. И теперь, когда уже ничего невозможно исправить, остались только раскаяние и чувство невосполнимой потери.

Хильда встряхнула головой. Мелкие капли дождя осели у неё в волосах, и она ощущала фантомную тяжесть, давившую ей на плечи. Она снова посмотрела на надгробие. Она принесла цветы как подарок от всего сердца, но подходит ли букет лилий Зигфриду Кирхайсу? Что, если это проклятие на языке цветов? Наверное, ей следовало бы больше интересоваться цветами.

Хильда повернулась, чтобы уйти прочь. Она пришла сюда после долгих сомнений, но в этот день так и не нашла слов, которые смогла бы сказать покойному.

Горная область Фройден широко раскинулась к западу от центра столицы, в шести часах езды на лэндваре. Горные хребты, вздымавшиеся с трёх разных направлений, встречались в одной точке, наползая друг на друга и продавливаясь вниз, превращая землю в череду каменных волн. Горные ряды и водные потоки тут и там меняли направление, пересекая друг друга и порождая глубокие ущелья и цепи горных озер. По мере восхождения, растительность менялась от смешанного леса к хвойному, а далее переходила в горную растительность, ещё выше вечные снега искрились бриллиантовой радугой в косых лучах солнца, а вершины горных пиков почти целовали небо.

Горные луга и цветущие поляны были разбросаны между лесами и каменистыми грядами, и эти просветы были заполнены горными виллами, которые являли собой идиллическую картину, утопая в окружавшей их зелени. Эти виллы почти без исключения принадлежали высшей аристократии, но большинство владельцев погибли или скрылись после поражения в Липпштадтской войне прошлого года, и теперь многие виллы были заброшены. В будущем они, возможно, будут использованы для общественного блага, но сейчас это были просто пустующие здания.

Вилла графини Грюневальд, леди Аннерозе, была выстроена на полуострове, выдававшемся в горное озеро в форме литеры «Y».

Основание полуострова должны были защищать ворота из каменного дуба, но их створки были открыты настежь. Хильда решила выйти из машины у ворот. Унтер-офицер, который управлял лэндкаром, заметил, что уже довольно поздно, а путь от ворот до виллы не близок, и предложил ехать дальше.

– Тем лучше, у меня будет шанс хорошенько размяться.

Хильда сочла бы серьёзной потерей, если бы не воспользовалась возможностью насладиться столь чудной и освежающей атмосферой.

Не вымощеная дорожка поднималась по пологому холму сквозь густые заросли лещины, рядом журчал чистый ручеек.

Сопровождаемая унтер-офицером, решительной быстрой походкой – особенность, которую её будущие биографы непременно отмечали, – Хильда добралась до вершины холма. Деревья неожиданно расступились, и открылся вид на цветущую душистую поляну, в дальней части которой была выстроена двухэтажная деревянная горная вилла. У входа в эту виллу стояла стройная грациозная молодая женщина. Хильда замедлила шаг, чтобы не встревожить женщину внезапным приближением.

– Графиня фон Грюневальд, я полагаю?

– А вы?

– Моё имя Хильдегарде фон Мариендорф, я личный секретарь его превосходительства герцога Лоэнграмма. Я буду бесконечно счастлива, если вы уделите мне немного вашего драгоценного времени.

Глаза глубокого синего цвета кротко смотрели на Хильду. Хильде нечего было опасаться, но она вздрогнула, ощутив напряжение, пустившее корни глубоко внутри тела. «С ней невозможны ложь и увёртки, – подумала Хильда. – И на самом деле, я тоже этого не хочу»

– Конрад!

На этот зов из дома тут же появился подросток. Его белокурые волосы, немного другого оттенка, чем у Аннерозе, сияли в лучах заходящего солнца. На вид ему было не больше четырнадцати.

– Вы звали, госпожа Аннерозе?

– У меня гостья, которой я должна составить компанию. Пожалуйста, проводи шофёра в столовую и накорми его ужином.

– Да, госпожа Аннерозе!

Унтер-офицер с выражением благодарности и смущения последовал за подростком, и Аннерозе проводила свою молодую гостью в старомодную, но очень уютную гостиную с очагом.

– Графиня, ведь этот мальчик – виконт фон Модер?

– Да, он из рода Модеров.

Хильда знала, что фамилия принадлежит семье аристократов, которые были противниками Райнхарда. Из-за какого-то странного поворота судьбы Аннерозе стала опекуном этого мальчика.

Сезон за окном приближался к периоду летнего солнцестояния, но сейчас солнце уже клонилось к закату. Луч света падал с небес, обвивая золотым поясом далёкий лес на склоне, постепенно этот пояс сдвигался к краю откоса и, наконец, исчез, небо становилось всё более темным, и вскоре на его фоне уже невозможно было различить границу дальнего леса. Звёзды начали заполнять небо своим пронзительным светом, создавая ощущение, что только тонкая плёнка атмосферы отделяет от космоса. Хильде вспомнилось чьё-то высказывание: «Днём небо принадлежит земле, ночью оно – часть Вселенной». Младший брат Аннерозе сражался среди этих звёзд с врагами, и, уничтожив их, стремился к следующим битвам.

Пламя жарко горело в очаге. Весна и лето в горах Фройден наступали на два месяца позже, чем в центре столицы, и говорили, что осень и зима приходят на два месяца раньше. Вечерний воздух за секунды превратился из прохладного в холодный, и огонь, бившийся против этого холода, казалось, срывал тяжёлое покрывало с тел и душ людей. Хильда присела на софу, и, не желая показаться невежливой, постаралась подавить вздох удовлетворения. Но она не могла позволить себе расслабиться и наслаждаться уютом. Когда Хильда изложила цель своего визита, милая кроткая хозяйка дома грациозно покачала головой.

– Райнхард сказал, что мне необходима охрана?

– Да, у герцога Лоэнграмма есть основания опасаться, что вы, графиня, можете стать объектом террористической атаки. «Я хотел бы надеяться, что она пожелает вернуться и жить рядом со мной, но, боюсь, она никогда на это не согласится. И потому, я, по меньшей мере, хочу просить её дозволения поставить охрану вокруг её виллы» – так он сказал.

Хильда замолчала и ждала реакции Аннерозе.

Аннерозе хранила безмятежное молчание. Хильда предвидела, что не получит немедленного отклика, и понимала, что торопить с ответом было бы неразумным ходом.

Когда Райнхард давал ей это поручение, у него было такое выражение лица, которое подходило не великому диктатору, а скорее мальчишке, который боится огорчить свою добрую старшую сестру. «Если бы это было возможно, я хотел бы сам поехать к сестре, но она не согласится встретиться со мной, поэтому я прошу вас».

«Сегодняшний мир стал таким, как он есть, из-за этой женщины», – подумала Хильда, не в силах сдержать изумления. Эта милая женщина с кротким выражением лица, в своей скромности напоминавшая солнечный свет ранней весны, была причиной, по которой современная история пришла к своему нынешнему состоянию. Двенадцать лет назад, когда её забрали во дворец прежнего императора Фридриха IV, история перешла от стагнации к стремительному потоку. Будущие историки скажут: причиной падения династии Голденбаумов стала эта утонченная женщина. Если бы не его старшая сестра, у Райнхарда не было бы мотива к столь стремительному восхождению. На самом деле, люди не всегда меняют мир и историю сознательно. Ветер не сознает, что несёт пыльцу над пустыней ради того, чтобы расцветали новые цветы, но, без сомнения, это заслуга ветра.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒