|
|||
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ 18 страницаГЛАВА 32. О монахах палестинских — Исихе и Епифание, который впоследствии был кипрским епископом, также об Аммоние и Сильване. Жилищами мужей монашествующих процветала и Палестина; ибо монашество украша-{453}лось там частью многими еще из тех, которые перечислены мною при описании царствования Констанциева, частью лицами, под их руководством достигшими высоты добродетели и для большей славы вступившими в тамошние обители. К ним относились — Исиха, друг Илариона, и Епифаний, впоследствии бывший саламинским епископом в Кипре. Исиха любомудрствовал там же, где и его учитель, а Епифаний — близ своей родины, селения Визандухи, находившегося в номе элевферопольской. С юности наставленный опытнейшими монахами, и для того весьма долго живший в Египте, Епифаний, по монашескому любомудрию, приобрел знаменитость и у египтян, и у палестинцев, и у кипрян, которые избрали его в епископа митрополии свого острова. Чрез это-то особенно, думаю, слава о нем распространилась во всей, так сказать, подсолнечной; ибо и священнодействуя среди народного собрания, в большом и приморском городе, и с такою добродетелью входя в дела гражданские, он в короткое время стал известен и горожанам, и различным иностранцам: первым потому, что они видели его и узнавали образ его жизни, а последним потому, что они слышали о нем от первых. Прежде же своего прибытия на остров Кипр, в упомянутое царствование жил он еще в Палестине, когда в тамошних обителях весьма славились братья — Саламиний, Фускон, Малахион и Криспион. Они любомудрствовали близ селения {454} Вефилии, находившегося в газской номе, и причислялись к благородному тамошнему сословию, а учились этому любомудрию у Илариона. Рассказывают, что однажды, когда они шли от него домой, Малахион как бы исторгнут был из среды их и стал невидим, потом нечаянно снова явился и шел вместе с братьями. Вскоре после сего, быв еще юношею, но в любомудрии добродетелью жизни и боголюбивостью не отставая от старцев, он скончался. В расстоянии стадий десяти от Вефилии, близ газского селения Хафарховры, места своей родины, жил Антоний, муж жизни строгой, мужественно совершавший поприще подвижничества. Сильван же, которому, за великие его добродетели, говорят, видимо служил ангел, быв родом из Палестины, тогда любомудрствовал, кажется, еще в Египте, а после, прожив несколько времени на горе Синае, в Герарах, у источника, основал обширнейшую и знаменитейшую общежительную обитель весьма многих мужей доблестных, которою потом управлял дивный Захарий. ГЛАВА 33. О сирских монахах, — Ватфее, Евсевие, Варгие, Але, Авосе, Лазире, Авдалеосе, Зиноне, Илиодоре, Евсевие карском, Протогене и Аоне. Отсюда надобно идти в Сирию и к сопредельным с сирийцами персам, между которыми, соревнуя любомудрствователям египетским, иноки весьма размножились. Между ними у низибийцев, близ так называемой горы Сигор, {455} тогда особенно славились Ватфей, Евсевий, Варгий, Ала, Аввос, Лазарь, бывший епископом, Авдалеос, Зинон и старец Илиодор. Их называли также пасущимися, ибо они положили начало этому новому роду любомудрия. Такое название дано им потому, что они не имеют жилищ, не едят хлеба и вареной пищи, и не пьют вина, но, живя в горах, всегда славословят Бога молитвами и песнями по уставу Церкви. Когда же наступает время вкусить пищу, — каждый из них, взяв серп, отправляется бродить по горе, будто пасущееся животное, и питается растениями. Так-то любомудрствовали некоторые из них. Между тем в Карре славился Евсевий, на престоле епископском по охоте занимавшийся также любомудрием, и Протоген, управлявший карскою Церковью после тамошнего епископа Вита, — того знаменитого Вита, которого в первый раз встретив царь Константин, говорят, признался, что этого мужа давно уже и неоднократно Бог показывал ему в видениях и повелевал повиноваться словам его. Равным образом и Аон имел у себя обитель в Фадане, где потомок Авраамов — Иаков, пришедши из Палестины, встретился с девою, которая потом была его женою, и сняв камень с колодезя, в первый раз напоил ее стадо. Говорят, что этот Аон в Сирии, подобно Антонию в Египте, прежде всех людей положил начало строгому любомудрию. {456} ГЛАВА 34. Об эдесских монахах — Юлиане, Ефреме сирском, Варсие, Евлогие; также о монахах келесирийских, галатийских, каппадокийских и других, и о причине долголетия прежних святых. Вместе с ним жили и в такой же добродетели соревновали ему Гаддана и Азиз. А в соседней Эдессе и окрестностях ее, около этого времени, знаменитейшими любомудрствователями были — Юлиан и сирский писатель Ефрем, упомянутый нами при описании царствования Констанциева, также Варсий и Евлогий, оба впоследствии бывшие епископами не какого-нибудь города, но ради чести и как бы в вознаграждение за жизнь, рукоположенные в собственных своих монастырях. Точно таким же образом поставлен был в епископа и упомянутый Лазарь. Эти-то из числа тогдашних знаменитых любомудрствователей в Сирии и пограничной с нею Персии сделались известны нам. Правила жительства у всех их были, так сказать, общими: сколько можно более пещись о душе; посредством молитв, постов и священных песнопений приучать ее к готовности оставить здешние блага и в этом проводить большую часть жизни; а деньги, занятие житейскими делами, негу тела и попечение о нем пренебрегать совершенно. Некоторые из подвижников достигли до такой степени воздержания, что, например, у Ватфея от неядения из зубов выползали черви, Ала до семидесяти лет не вкушал хлеба, а Илиодор по целым неделям соблюдал пост {457} и многие ночи проводил без сна. Сирия же, или так называемая Кела, и страна за нею, кроме Антиохии, хотя медленнее принимали христианство, однако не оставались также без духовных любомудрствователей. И эти мужи были и казались тем мужественнее, чем больше испытывали ненависти и козней от тамошних жителей: они великодушно противодействовали им, не защищаясь и не отмщая за себя, но с готовностью перенося оскорбления и побои со стороны язычников. Таковы были, как я слышал, — Валентин, которого одни почитают уроженцем Эмиссы, а другие — Арефузы, еще соименник его и Феодул, — оба из Титтов, номы анамейской, также Мароза, из Нехилов, Васс, Вассоний и Павел, который, происходя из селения Телмисы, во многих местах основал много общежительных монастырей, и, как следовало, руководил их к уразумению любомудрия, а наконец в стране так называемой Югите устроил величайшую и знаменитейшую общину монахов. Там он и скончался, там и гроб его — предел жизни долговременной; ибо Павел, следуя славному и святому способу любомудрия, дожил до нашего времени. Впрочем и другие из упомянутых монахов почти все жили долго. И мне кажется, что этим мужам Бог даровал долголетие, желая чрез то распространить веру; ибо к своему богопочтению они привели почти всех сирийцев и весьма многих из персов и сарацинов, так что успехи язычества у {458} этих народов остановились. Притом, положив в тех странах начало монашескому любомудрию, они образовали не мало подобных себе подвижников. Я полагаю, что и галатийцы, и каппадокияне, и пограничные с ними народы имели также много других церковных любомудрствователей, ибо издавна ревностно держались христианского учения. Большая часть их жили общинами по городам и селениям, — во-первых оттого, что еще не освоились с преданием предков, во-вторых оттого, что в случае холодной зимы, которая, по свойству тамошней местности, бывает не редко, жить в пустыне казалось им делом невозможным. Славнейшими монахами, как я слышал, был там — Леонтий, впоследствии управлявший анкирскою церковью, и Прапидий, который уже в старости епископствовал над многими селениями и под своим начальством имел также Василиаду, то есть, знаменитый странноприимный дом для бедных, построенный кесарийским епископом Василием, от которого он с самого начала получил и доныне удерживает свое название. ГЛАВА 35. О деревянном треножнике и о преемстве царя, дознаваемом посредством складывания букв; также об убийстве философов и об астрономии. О церковных любомудрствователях, сколько мне досталось узнать, я рассказал: а любомудрствователи языческие в то время почти все погибли; ибо некоторые из них, в лю-{459}бомудрии имевшие, по-видимому, преимущество пред другими и взиравшие с досадою на возрастание христианства, вздумали предузнавать, кто после Валента будет царствовать над римлянами, и касательно этого обращались к разным оракулам, а наконец, сделав из лаврового дерева треножник, произносили заклинания и обычные себе слова, так чтобы из сложения букв, соответствующих каждому звуку, который производился искусством треножника и оракулом, выходило имя будущего царя. Поколику желания их склонялись к Феодору, находившемуся тогда в числе знаменитых воителей при дворе, — к язычнику, впрочем мужу отличному; то порядок звуков, доходивший до дельты этого имени, обманул философов. Между тем как они ждали, что вот скоро воцарится Феодор, о желании их было донесено, — и Валент, подумав, будто злоумышляют против его благополучия, неудержимо воспламенился гневом. Тотчас взяты были — и Феодор, и делатели треножника, и одним из них назначено погибнуть от огня, а другим от меча. Почти по этой же причине знаменитые философы истреблены и во всей империи. Так как гнев царя был неудержим, то убийство распространялось и не на философов, если они носили философскую одежду, до того, что и занимавшиеся другим делом, избегая опасности и боясь, как бы не подумали, что они занимаются провещаниями и тайными науками, отнюдь не одевались в па-{460}левые плащи. Между тем люди здравомыслящие, по моему мнению, справедливо порицали столько же царя — за чрезмерность его гнева и жестокости, сколько и философов — за безрассудство и не философское предприятие. Царь, приняв намерение умертвить своего преемника престола, не пощадил ни прорицателей, ни того, о ком они провещевали, не пощадил даже и лиц соименных ему. В числе же людей, носивших это и подобные этому названия, тождезвучные с Θ до δ, были тогда мужи знаменитые. А философы, приступив к упомянутому делу, не подумали, что не в их власти одного царя низложить, а другого возвести на престол. И действительно, положив, что преемство царей открываемо было движением звезд, — в таком случае надлежало ждать будущего, кто бы он ни был. А если это есть дело воли Божией, то к чему те хлопоты? Предведением или старанием человеческим уразуметь судьбы Божии никак невозможно, — да и хотя бы и возможно, — все дерзко думать, что люди, пусть даже самые мудрые, судят лучше Бога. Когда же до такой безрассудности дошли они просто из желания знать будущее, то, бросаясь в открытую пропасть и презирая древние, данные римлянам законы, тогда как язычествовать и приносить жертвы не было опасности, мыслили неодинаково с Сократом, который, имея возможность спастись и в то же время собираясь выпить несправедливо подносимый себе яд, по уважению к {461} лежавшим на нем и воспитавшим его законам, хотя и мог, не убежал из темницы. ГЛАВА 36. О вооружении против сарматов и о смерти Валентиниана в Галлии. Провозглашение Валентиниана Младшего. О гонении на иереев и о речи философа Фемистия, действием которой Валент сделался человеколюбивее к несогласовавшимся с собою христианам. Но об этом пусть всякий рассуждает и говорит, как ему кажется. Потом на некоторые места империи сделали набег сарматы, и Валентиниан должен был идти на них войною. Услышав однако ж о приготовлении и многочисленности римского войска, это варварское племя прислало послов и стало просить мира. Видя их, царь спросил: неужели сарматы все таковы? — и когда они отвечали, что находящиеся налицо и составляющие посольство суть благороднейшие из них, то он исполнился гнева и с громким криком сказал: как бедственно положение наших подданных и как несчастно в глазах наших римское правительство, если и варварский народ, сарматы, из которых эти носят титло благородных, не довольствуясь жизнью в пределах своей страны, дерзнули сделать набег на управляемую мною империю и даже мечтают воевать с римлянами! Долго пламенея гневом и таким образом крича, он от чрезмерного напряжения, привел свою внутренность в такое сотрясение, что жилы и артерии в нем изорвались, и из них полилась кровь, от чего в одной галльской крепости он скон-{462}чался, прожив около пятидесяти четырех лет, а процарствовав с особенно великою славою тринадцать. В шестой день по кончине отца, войско провозгласило царем юнейшего и соименного ему сына; а вскоре это избрание подтверждено было также мнением Валента и брата его Грациана, хотя сначала они досадовали, что знаки царской власти возложены на него войском без их согласия. В это время Валент, живя в Антиохии сирийской, еще более негодовал на христиан, несогласовавшихся с ним в мнениях о Боге, жестоко притеснял их и преследовал. Но философ Фемистий, произнесши пред ним речь, доказал ему, что разногласию церковных учений удивляться не должно, что оно умереннее и слабее, чем у язычников, которых мнения разнообразны, и что при множестве догматов, несогласие касательно их необходимо производит также много споров и ссор. Сверх того, может быть и Богу угодно, чтобы Его не легко познавали и имели о Нем разные мнения, чтобы, сознавая недоступность совершенного ведения о Боге, каждый тем более боялся Его, и из того, сколь далеко кому удалось взойти, заключал сам собою, каков Бог и сколь велик Он. ГЛАВА 37. О варварах за Истром, что изгнанные гуннами, они пришли к римлянам и сделались христианами; также об Ульфиле и Афанарихе, что случилось с ними, и о том, откуда они заимствовали арианство. После таких слов Фемистия царь сделался как-то человеколюбивее и не с прежнею {463} жестокостью подвергал православных наказаниям. Впрочем гнев его не совсем бы пощадил по крайней мере духовных, если бы привзошедшее попечение о делах общественных не отвлекло его от занятий этого рода. Готфы, обитали прежде за рекою Истром и владычествовали над другими варварами. Но быв изгнаны так называемыми гуннами, они подошли к пределам римской империи. Народ гунны, говорят, не были известны ни прежним приистрийским фракийцам, ни самим готфам. Сходясь своими границами, они не знали один другого потому, что между ними лежало величайшее озеро и что каждый, населяя свой берег, почитал его концом земли, за которым уже — море и беспредельное пространство вод. Но случилось, что один, укушенный оводом вол перешел чрез озеро и что за ним следовал пастух, который, на другой стороне увидев землю, возвестил о том своим единоплеменникам. А иные рассказывают, что дорогу, по поверхности закрытую водою, показал гуннам олень, за которым они гнались. Подивившись стране, отличавшейся умеренностью воздуха и богатством плодов, они тогда возвратились и возвестили царю своего народа о том, что видели. Первый опыт войны их против готфов был в малых силах, но потом, вооружившись всем своим могуществом, они разбили своих соседей и взяли всю их землю. Быв преследуемы, готфы вступили в пределы римской Империи и, пе-{464}решедши реку, отправили послов к царю с обещанием, что впредь будут помогать римлянам в войнах, и просили дозволения поселиться на их земле по желанию. Главным лицом этого посольства был готфский епископ Ульфила. Так как все вышло согласно с их желанием, то они стали селиться по Фракии, но вскоре потом, возмутившись одни против других, разделились на две части, из которых одною управлял Афанарих, а другою — Фритигерн. Возгорелась междоусобная война, в которой Фритигерн, испытав неудачу, просил римлян помочь себе. Когда же царь решился помогать ему и повелел стоявшим во Фракии войскам поддерживать его своим оружием, — он, снова сразившись, одержал победу и готфов Афанариховых обратил в бегство. А чтобы отблагодарить Валента и доказать ему дружбу во всем, принял общение в его исповедании и подвластных себе варваров убедил согласиться с ним в образе мыслей. Впрочем, не это одно, кажется, было причиною, что все помянутое племя доныне предано арианскому учению. Тогдашний готфский святитель Ульфила сперва ни в чем не разногласил с кафолическою Церковью, да и после, в царствование Констанция, хотя по неосмотрительности, думаю, и присутствовал с Евдоксием и Акакием на Соборе константинопольском, однако ж в общении постоянно находился с иереями, державшимися веры отцов никейских. Но когда он прибыл в {465} Константинополь по случаю посольства, то предстоятели арианской ереси, рассуждая с ним о догматах, говорят, обещались ходатайствовать пред царем об успехе его дела, если он примет их образ мыслей. И тут-то, побуждаемый ли необходимостью, или действительно подумав, что так мыслить о Боге лучше, Ульфила и сам вступил в общение с арианами, и все племя отторг от кафолической Церкви; потому что наставляемые им, как учителем в благочестии, и познакомившиеся чрез него с более кроткими правилами жизни, готфы легко верили ему во всем и были убеждены, что в его словах и делах нет ничего худого, но что все служит к пользе ревностной их веры. Он даже показал им весьма много опытов своей добродетели, — с одной стороны, подвергаясь опасностям за учение, когда упомянутые варвары исповедовали еще веру языческую, — с другой, сделавшись для них первым изобретателем письмен и переводчиком священных книг на отечественный язык. Итак, эта-то вообще была причина, почему варвары при Истре имели арианский образ мыслей. В то же время многие христиане, из числа подвластных Фригитерну, умерли за Христа мученическою смертью; ибо Афанарих, досадуя, что и его подданные, под влиянием убеждений Ульфилы, принимают христианство, и что тем самым отечественная вера их упраздняется, подверг многих различным казням, — од-{466}них, дерзавших мужественно защищать свое учение, предал на истязания, а других, не позволив им и оправдываться, прямо умертвил. Говорят, что лица, которым это приказано было от Афанариха, поставили на колесницу один истукан и возили его по домам всех, объявивших себя христианами, повелевая поклоняться ему и приносить жертвы. И те домы, в которых отказывались совершать предписываемое поклонение, были сожигаемы вместе с людьми. Слышал я, что тогда случилось нечто, еще поразительнее этого. Многие, как мужчины, так и женщины, из которых одни вели с собою детей, а другие несли новорожденных младенцев, питая их своею грудью, когда язычники хотели заставить их силою приносить жертву, скрылись под сень тамошней церкви, и как скоро она была зажжена, все в ней сгорели. Впрочем готфы скоро пришли к взаимному единомыслию и, возмутившись, начали злодействовать во Фракии и опустошать ее города и селения. Услышав об этом, Валент дознал опытом, сколь важную сделал он ошибку; ибо думая, что они и себе и империи будут полезны, а для неприятелей, как народ всегда вооруженный, страшны, он вознерадел о римских легионах и, вместо обыкновенного пополнения войск рекрутами по римским городам и селениям, требовал от них денег. Обманувшись в своей надежде, царь оставил Антиохию и быстро приехал в Константинополь. По этому {467} случаю гонение на несогласовавшихся с ним христиан остановилось. Между тем по смерти Евзоя, на его кафедру возведен был и предстоятельствовал над арианами Феодор. ГЛАВА 38. О сарацинской царице Мавии и о том, что, при разрыве союза сарацин с римлянами, мир между ними восстановлен рукоположенным для сарацинских христиан епископом Моисеем. Также об измаильтянах, сарацинах и их божествах, и о том, что у них введено христианство патриархом их Зокомом. В это самое время, по случаю смерти сарацинского царя, мирный договор сарацин с римлянами был расторгнут. Супруга его Мавия, вступив в управление народом, начала опустошать города Финикии и Палестины, и свои опустошения простерла до стран египетских, лежащих в так называемой Аравии, по левой стороне Нила, когда плывешь против его течения. Этой войны нельзя было почитать легкою, хотя ее вела женщина. Борьба, говорят, происходила упорная и со стороны римлян неодолимая, так что предводитель финикийских войск должен быть звать себе на помощь главного военачальника всей стоявшей на востоке конницы и пехоты. Этот военачальник, смеясь над его приглашением, запретил ему участвовать в битве, и, утроив войска, сам пошел на Мавию, но, обращенный в бегство, едва спасся содействием палестинских и финикийских легионов; ибо последний, видя, что он в опасности, счел делом безрассудным, согласно с его пове-{468}лением, оставаться вне сражения, но поспешно противостав варварам, дал ему время уйти с большею безопасностью, сам же потом начал отступать и, при отступлении отстреливаясь, своими стрелами отражал нападавших неприятелей. Многие из тамошних жителей и доныне вспоминают об этом. А сарацины то сражение воспевают в песнях. Такая тяжелая война заставила римлян отправить к Мавии посольство с предложением мира. Но Мавия, говорят, отвечала послам, что она, напротив, совершенно откажется от мирных договоров с римлянами, если для ее подданных не будет рукоположен в епископа некто Моисей, любомудрствовавший тогда в ближайшей пустыне, — муж, прославившийся святостью жизни, божественными знамениями и чудесами. Обратившись к царю и известив его об этом, воеводы взяли Моисея и привели его к Лукию. Но Моисей, в присутствии начальства и стекшегося народа, сказал: я не могу достойно носить имя и сан архиерея. Если же Богу угодно даровать мне это и несмотря на мое недостоинство, то все однако свидетельствуюсь Творцом неба и земли, что своих рук, обагренных кровью и оскверненных убийством святых мужей, ты на меня не возложишь. На это Лукий возразил ему: ты поступаешь несправедливо, отвращаясь от меня, когда еще не знаешь моей веры и прежде чем научился ей. А если узнал ее от клеветников, то послушай лучше меня самого, {469} и будь судьею слов моих. Но твоя вера кажется мне слишком ясною, отвечал Моисей. Свидетели того, какова она, суть епископы, пресвитеры и диаконы, страдающие в изгнании и рудокопнях. Такие признаки богопочтения, знаешь, вовсе чужды Христа и людей, православящих Бога. Когда эти слова Моисей запечатлел клятвою, что от руки Лукиевой священства не примет, то римские правители, отвергнув Лукия, повели Моисея к епископам, находившимся в ссылке. Рукоположенный ими, он возвратился к сарацинам и, примирив их с римлянами, остался у них священнодействовать и многих обратил в христианство. А прежде исповедников христианства находилось там очень мало; ибо это племя происходило от сына Авраамова Измаила и получило его имя. Древних сарацинов, по прародителю их, действительно называли измаильтянами; но чтобы изгладить улику незаконного рождения и неблагородство матери Измаиловой Агари, которая была рабынею, измаильтяне стали называться сарацинами, как будто бы, то есть, они произошли от жены Авраамовой Сарры. Имея такое происхождение, все они, подобно евреям, обрезываются, воздерживаются от свиного мяса и соблюдают много других еврейских обычаев. А что в жизни управляются не все теми же законами, — это надобно приписать времени и смешению их с пограничными племенами; ибо Моисей, живший спустя после то-{470}го много времени, дал законы только вышедшим из Египта. Между тем пограничные с ними народы, быв сильно преданы заблуждениям, вероятно, исказили отечественный образ жизни Измаиловой, которым древние евреи до Моисеева законодательства пользовались одним, как законом не писанным. В самом деле, сарацины чтили одних и тех же с соседями богов, одни и те же воздавали им почести и усвояли названия. В этом сходстве их веры с соседнею открывается причина изменения законов их отечества. Очень могло быть, что, по прошествии долгого времени, одно забыли они, а другое ввели у себя. Но потом некоторые из них, встретившись с иудеями, узнали о своем происхождении и, возвратившись к сродному себе, приняли еврейские обычаи и законы. С того времени многие между ними и доныне живут по-иудейски, а некоторые, незадолго до настоящего царствования, начали христианствовать и Христову веру приняли чрез обращение с обитавшими вблизи иереями и монахами, которые, любомудрствуя в прилежащих к той стране пустынях, славились доблестью жизни и чудодействиями. Рассказывают, что тогда обратилось к христианству даже все их племя и именно по случаю крещения патриарха их Зокома. Быв бездетен и привлекаясь славою одного монаха, он пришел побеседовать с ним и стал жаловаться ему на свою участь; потому что у сарацинов, да кажется и у всех {471} варваров, чадородие весьма уважалось. Монах, убедив его сохранять присутствие духа, помолился и, прощаясь с ним, сказал ему, что он будет иметь сына, если уверует во Христа. Это обещание Бог оправдал самым делом: у Зокома родился сын, — и он, приняв крещение сам, крестил и всех своих единоплеменников. С того времени это племя, говорят, начало благоденствовать и, размножившись, сделалось страшным для персов и прочих сарацинов. Вот все, что узнали мы об обращении сарацинов в христианство и о первом епископе их. ГЛАВА 39. О том, что, по удалении Лукия, Петр возвратился из Рима и стал управлять египетскими церквами; также о походе Валента на запад против скифов. По городам ревнители учения никейского Собора снова начали воодушевляться, особенно же сделались мужественными египетские александрийцы. По возвращении Петра из Рима с грамотою Дамаса, подтверждавшего его рукоположение и никейский символ, они отдали ему церкви; а изгнанный Лукий поплыл в Константинополь. Впрочем царь Валент, вероятно, развлекаемый заботами, не нашел времени отмстить за него, потому что, прибыв в Константинополь, заметил в народе сильное к себе подозрение и ненависть: причина была та, что варвары, опустошив Фракию, проникли до самых предместий столицы и не встречая отпора, решались уже лезть на стену. Это раз-{472}дражало жителей города, и вина падала на царя, что он не выступает, но откладывает войну. Притом полагали, что царь-то и привел неприятелей, а наконец, когда дано было зрелище в ипподроме, стали явно кричать, что он не заботится об общем деле, и требовали оружия, говоря, что сами пойдут сражаться. Разгневанный этим, Валент вооружился против варваров, но вместе грозил и народу, что по возвращении накажет его как за настоящее оскорбление, так и за прежнюю преданность тирану Прокопию. ГЛАВА 40. О святом монахе Исаакие, предсказавшем смерть Валента и о том, что Валент, убегая с поля битвы, спрятался в солому и там сгорел. Когда Валент выступил из Константинополя, то один монах Исаакий, муж и по всему доблестный, а особенно неустрашимый в деле Божием, подошедши к нему, сказал: царь! отдай православным, сохраняющим предание отцов никейских, отнятые у них церкви, — и ты победишь врага. Но Валент, разгневавшись, приказал взять его и держать в узах, пока сам не возвратится и не накажет дерзкого. Не отдав церквей, государь, ты не возвратишься, отвечал на это Исаакий. Так и случилось. Когда царь вышел с войском, то готфы начали отступать. Преследуя их, он прошел уже Фракию и прибыл в Адрианополь. Но, находясь невдалеке от варваров, которые стояли лагерем в безопасном месте, {473} и не составив плана, где и как расположить войско, слишком поспешил битвою. Поэтому конница его тотчас была рассеяна, а пехота обращена в бегство, сам же он, в сопровождении немногих воинов, быв преследуем неприятелями, на бегу соскочил с лошади, и вошедши в какую-то хижину или башню, спрятался в ней. Варвары гнались за ним, с намерением умертвить его, но находясь вблизи, проскакали мимо, ибо не подозревали, что он там скрывался. Когда уже большая часть их миновала это место и проезжали только немногие отсталые, то некоторые из бывших с царем воинов начали стрелять в этих проезжавших. А они тотчас закричали: здесь Валент. Услышав это, скакавшие вблизи, сами завопили и своим воплем дали знать как передним, так и задним о том, что слышали. Таким образом в короткое время услышали и самые дальние неприятели, и все стеклись в одно место. Окружив хижину и разложив около ее множество горючих веществ, они все это зажгли. Пламень, раздуваемый случившимся тогда сильным ветром, мгновенно обхватил весь материал, а потом, сообщившись всему, что находилось в хижине, истребил и царя и бывших с ним. Валент умер, имея от роду около пятидесяти лет. Царствовал же он с братом тридцать лет, да после него три года. Конец шестой книги церковной истории. {474} ЦЕРКОВНОЙ ИСТОРИИ Эрмия Созомена Саламинского КНИГА СЕДЬМАЯ ГЛАВА 1. О том, что римлянам, теснимым от варваров, подана помощь Мавиею, что к одержанию победы содействовали некоторые из народа и что Грациан повелел веровать, как кто хочет. Так-то случилось умереть Валенту. После сего варвары, надменные победою, опустошали всю Фракию и наконец сделали набег на предместье Константинополя. В столь бедственных обстоятельствах римлянам принесли великую пользу немногие из союзных с ними сарацин, присланных Мавиею, и весьма многие из народа; ибо как скоро супруга Валента, Домника, выдала им из государственной казны условленное жалованье, они, вооружившись, как кому случилось, выступили навстречу врагам и, противустав им, отогнали их далеко от города. Между тем Грациан, вместе с своим братом управлявший всею римскою Империею, не одобряя дяди за его нерасположение к разномыслившим с ним христианам, позволил возвратиться в отечество всем, которые при нем за веру осужде-{475}ны были на изгнание, и дал закон, чтобы все, кроме манихеев и последователей Фотина и Евномия, безбоязненно веровали, как хотят, и делали церковные собрания. ГЛАВА 2. О том, что Грациан в соправители себе избрал Феодосия, родом испанца, и что востоком, за исключением Иерусалима, владели ариане; также о Соборе антиохийском, и о состоянии тогдашнего предстоятельства в Церквах. Размыслив, что необходимо отражать варваров, которые, живя около Дуная, нарушали спокойствие Иллирии и Фракии, и в то же время присутствовать в областях западных, — особенно потому, что тамошниих жителей разоряли алеманы, Грациан, в бытность свою в Сирмии, сделал участником в правлении Феодосия, родившегося в Иберии и жившего около Пиренейских гор, — человека, знаменитого по своим предкам и часто отличавшегося в войнах, так что, и прежде воцарения, он, по суду подданных, почитался способным к царствованию. В то время восточными Церквами, за исключением Иерусалима, владели еще единомышленники Ария; а македониане, и особенно те, которые жили в Константинополе, после договора с Ливерием, не многим чем отличались от христиан, следовавших учению отцов никейских, так что по городам смешивались с ними, как с единомыслящими, и находились во взаимном общении. Но после изданного Грацианом закона некото-{476}рые из епископов этой ереси, возымев смелость, завладели церквами, которых лишились при Валенте, и собравшись в Антиохии карийской, определили, что должно называть Сына не единосущным, а подобосущным Отцу, как называли Его прежде. Поэтому одни отделились и стали собираться особо; а другие, сделавших такое определение осудив за сопротивление и любовь к спорам, отступили от них и в учении еще тверже соединились с теми, которые следовали постановлениям никейского Собора. Впрочем из епископов, в то время, по закону Грациана возвратившихся из ссылки, которой подверглись в царствование Валента, иные нисколько не заботились о предстоятельстве, но, предпочитая согласие народа, просили епископов Ариевой ереси не удаляться и несогласием не рассекать Церкви, которую Бог и апостолы предали единою, а любовь к спорам и к предстоятельству разделила на многие. Таких мыслей был и Евлалий, епископ города Амасии, что в Понте. Возвратившись из ссылки, он, говорят, нашел свою церковь под предстоятельством одного из арианских епископов, у которого впрочем в городе не было и пятидесяти человек последователей. Заботясь о соединении всех, Евлалий предложил ему первенствовать и сообща управлять Церковью — с тем, что, в награду за согласие, он будет иметь предстоятельство. Но тот не согласился, только не долго однако ж начальствовал и над теми {477} немногими, которые у него были, потому что и они соединились с прочими.
|
|||
|