Скотт Смит 7 страница

Когда мы доехали до Ашенвилла, Джекоб подъехал к своему дому и остановился.

После новогодней ночи практически все в городе было закрыто. На улице мы встретили всего несколько прохожих, спешащих куда-то.

Поднялся небольшой ветер. Небо было абсолютно чистым. Ярко светило солнце, его лучи отражались в окнах домов и падали на блестящий и влажный тротуар. Словом, на дворе стоял прекрасный морозный зимний день.

Джекоб не выходил из машины. Он каким-то мутным, невидящим взглядом смотрел на дорогу. Потом он дотронулся до носа и сказал:

– Мне кажется, я сломал его.

– Да нет, не волнуйся, – попытался я разуверить его. – Просто от удара немного пошла кровь, вот и все.

Джекоб все еще выглядел напуганным и иногда вздрагивал. Честно говоря, это уже начинало меня беспокоить. Я не хотел оставлять его в таком состоянии. Я наклонился к нему и заглушил двигатель.

– Знаешь, о чем я подумал, когда ты ударил его? – спросил я.

Джекоб не ответил. Он все еще щупал свой нос.

– Я вспомнил, – продолжал я, – как ты первый раз подрался с Рудни Семпл. Ты тогда размахнулся, ударил его и сам упал.

Джекоб молчал.

– Сколько тогда тебе было? Помнишь?

Он повернулся и посмотрел на меня все тем же пустым взглядом. Джекоб был в перчатках. Одна из них была вся в крови. А на пальце осталось пятно от вареного яйца, которое было в сэндвиче.

– Рудни Семпл? – рассеянно переспросил он.

– Да, в спортзале. Ты ударил его, и вы оба упали.

Джекоб кивнул, но ничего не добавил. Он молча смотрел на свои перчатки, потом заметил остаток яичного желтка, поднял руку, лизнул ее и вытер о штаны.

– Уже приехали, да? – рассеянно поинтересовался он.

– Да, приехали, – ответил я.

– Господи… – сказал Джекоб и вздохнул. На мгновение мне показалось, что он вот-вот снова расплачется. Брат обхватил себя руками и начал медленно раскачиваться.

– Прекрати, Джекоб. Возьми себя в руки. Что сделано, то сделано.

Джекоб покачал головой:

– Я убил его, Хэнк. Когда сделают вскрытие, всем все сразу станет ясно.

– Нет, – заметил я, но Джекоб не послушал меня.

– Конечно, тебе легко сохранять спокойствие. Тебя-то не посадят, – произнес Джекоб, тяжело дыша.

– Ты его не убивал, – неожиданно для самого себя сказал я.

Честно говоря, паника Джекоба начала передаваться мне. Я изо всех сил пытался сохранять самообладание.

Брат удивленно посмотрел на меня.

Я мгновенно понял, что не хочу рассказывать ему правду, и попытался выкрутиться.

– Мы вместе убили его, – вымолвил я и посмотрел в окно, надеясь, что сейчас Джекоб уйдет. Но он не ушел.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он.

Я попытался улыбнуться:

– Ничего.

– Ты сказал, что я не убивал его.

Я повернулся и посмотрел на брата, пытаясь как можно скорее что-нибудь придумать.

С детства я знал, что не могу положиться на него – он опаздывал, забывал, ленился, в общем, не обращал внимания на многое… Так что будет лучше, если и сейчас правду буду знать только я. Но, с другой стороны, Джекоб же мой брат. Я хотел доверять ему. И я понимал, что, несмотря на долю риска, в этом есть свои преимущества. Я спас его. Значит, он должен знать правду о том, что произошло. Это сделает его моим должником.

– Когда ты уехал, он еще был жив, – сообщил я. – Я понял это, только когда начал усаживать его на снегоход.

– Я не убил его?

Я покачал головой:

– Нет. Я задушил его шарфом.

Брату потребовалось некоторое время, чтобы осознать мои слова. Несколько минут он сидел молча, уставившись в одну точку.

– Зачем? – наконец спросил он.

Этот вопрос удивил меня. Я подумал и попытался вспомнить причину моего поступка.

– Я сделал это ради тебя, Джекоб. Чтобы защитить тебя, – ответил я.

Джекоб закрыл глаза:

– Ты не должен был этого делать. Не надо было убивать.

– Господи, Джекоб. Ты слышал, что я сказал? Я сказал, что сделал это ради тебя. Я сделал это, чтобы спасти тебя.

– Спасти меня? Если бы он был жив, то меня могли бы обвинить всего лишь в избиении. Тогда мы бы просто вернули деньги. И все было бы не так плохо. А теперь на нас – убийство.

– Я всего-навсего закончил то, что начал ты. Так что мы сделали это вместе. Если бы ты не начал, мне бы и в голову не пришло делать то, что я сделал.

Джекоб замолчал. Он снял очки, протер их о куртку и снова надел.

– Нас поймают, – сказал он.

– Нет, Джекоб, не поймают. Все будет хорошо, если ты не будешь привлекать к себе внимание таким поведением.

– Я не хочу все портить.

– Тогда все будет нормально и нас не поймают.

Джекоб пожал плечами, как будто хотел сказать: «Ну, посмотрим».

Мы увидели, как какой-то маленький мальчик катается на велосипеде. Ветер мешал ему, и он с трудом крутил педали. Его лицо было закрыто черной маской, которую обычно надевают лыжники, чтобы защититься от ветра. Эта маска делала мальчугана похожим на террориста, и все это выглядело немного пугающе.

– Мы расскажем Луи? – спросил Джекоб.

– Нет.

– Почему?

Признаться, этот вопрос произвел на меня не самое приятное впечатление. У меня в мыслях промелькнуло слово сообщник, и впервые в жизни я понял, что оно значит. Это было очень сильное слово, оно объединяло, крепко связывало людей вместе. Мы с Джекобом вместе совершили преступление, и теперь наши судьбы были неразрывно связаны. И то, что Джекоб сейчас был напуган больше меня, ничего не значило, это никак не различало и не разделяло нас. Теперь мы были единым целым, и мы обладали одинаковой силой, властью и правом. И теперь я должен был говорить и действовать на равных с Джекобом.

– А зачем ты хочешь рассказать Луи? – поинтересовался я.

– Мне кажется, что он должен знать.

– Это очень опасно. Понимаешь, за то, что мы совершили, мы можем получить пожизненные сроки заключения. Нам надо быть крайне осторожными с информацией, которой мы обладаем.

Джекоб снова закрыл глаза.

– Пообещай, что не расскажешь ему, – попросил я.

Джекоб явно сомневался. Потом, пожав плечами, он сказал:

– Ладно.

– Пообещай.

Джекоб отвернулся к окну. Мне показалось, что он хотел было выйти из машины, но остановился.

– Где ты прячешь деньги? – спросил он.

Я взглянул на брата и соврал:

– В гараже.

– В гараже?

– Да, я подумал, что, если спрячу деньги дома, Сара сможет найти их.

Джекоб кивнул и подождал пару секунд, как будто думал, что еще сказать. Так ничего и не придумав, он открыл дверь.

– Мы забыли съездить на кладбище, – произнес я.

Джекоб устало посмотрел на меня и, как будто усмехнувшись, спросил:

– Ты что, предлагаешь поехать сейчас?

Я покачал головой:

– Я просто сказал, что мы забыли.

Брат махнул рукой:

– По-моему, сейчас это наименьшая из всех наших проблем, разве не так?

Не дожидаясь моего ответа, Джекоб вышел из машины и посвистел Мери Бет. Пес выбежал за ним, брат захлопнул дверь и пошел к дому.

Сара услышала, что я пришел, и позвала меня наверх. Она находилась в спальне. Окна были зашторены, в комнате было темно. Сара, не разобрав кровати, прилегла после обеда поспать. Она лежала на спине, волосы ее были собраны на затылке в пучок.

Я сел на край кровати рядом с ней и начал рассказывать все, что произошло утром. Я начал свой рассказ с самого начала, с того, как мы еще в первый раз проезжали мимо фермы Педерсона, чтобы Сара имела полное представление обо всем, что случилось.

Сара повернулась на бок и закрыла глаза. Покрывало закрыло половину ее лица. Жена никак не реагировала на мои слова, она просто лежала рядом, а на ее лице блуждала сонная улыбка. На секунду мне даже показалось, что она не слушает меня.

Однако, когда я дошел до того момента, как вылезал из самолета, Сара подняла голову и приоткрыла глаза.

– А банка из-под пива? – спросила она.

– Банка? – переспросил я.

– Да, банка Луи, из-под пива.

И тут я понял, что совершенно забыл про эту банку. Я хотел поискать ее после того, как верну деньги, а те две вороны совсем сбили меня с толку, и я забыл.

– Я не нашел ее, – ответил я, пытаясь скрыть правду.

– А ты искал?

Я замолчал, думая, как надо правильно ответить и вообще стоит ли говорить правду. Но мое молчание было достаточным, чтобы Сара все поняла.

– Ты забыл, – с упреком сказала она.

– Я ее не видел. Ее не было рядом с самолетом.

Сара села на кровати.

– Если ее найдут, – быстро добавила она, – полицейские сразу же вычислят, кто был на месте крушения.

– Сара, но это всего лишь обычная банка из-под пива. Никто ее даже не заметит.

На это жена ничего не ответила. Сара сидела молча, поджав губы и нахмурившись, смотрела на кровать. Я видел, что она начинала злиться.

– Если ее и найдут, то подумают, что она осталась еще с прошлого лета, – сказал я. – Ее мог бросить кто угодно. В парке гуляет куча народу.

– Достаточно провести несложные анализы, чтобы вычислить, сколько эта банка там пролежала.

– Да ладно тебе, Сара. Никто не будет проводить никакие анализы, – ответил я. Честно говоря, меня немного насторожил тон ее голоса. Она говорила со мной так, будто я провалил весь план, как будто я совершил большую глупость и неисправимую ошибку.

– Тогда они найдут на ней отпечатки пальцев Луи.

– Луи был в перчатках, – сначала сказал я и только потом попытался вспомнить, было ли это действительно так или нет. – Послушай, это обыкновенная банка, на нее никто не обратит никакого внимания.

– Обратит, Хэнк, обратит. Если у них появится хоть капля подозрения на то, что исчезла часть денег, полицейские обыщут каждый дюйм в парке. А если они найдут банку, они обнаружат на ней отпечатки пальцев Луи, и так они выйдут на нас.

Я задумался над словами Сары. Мне была неприятна ее злость и раздражение, и мне почему-то захотелось сделать ей так же больно в ответ. Я знал, что она пытается рассуждать логически и держать все под контролем, но одновременно с этим я знал, что она безумно боится. И вся ее осторожность основана только на страхе. Однако мне ничего не оставалось делать, как признать, что мы упустили одну деталь, маленькую деталь, которая вполне могла стать уликой, указывающей на нас.

– Может, стоит сжечь деньги? – произнесла она.

– Перестань, Сара.

Жена закрыла глаза и покачала головой.

– Нет, мы не сожжем их, – тихо сказала она.

Больше Сара ничего не говорила. Она вновь легла на постель и накрыла одеялом живот. Посмотрев на нее, я понял, что ничего не скажу жене о Педерсоне. Я сам был удивлен своим решением, потому что мы с Сарой никогда ничего не скрывали друг от друга. Мы никогда не принимали никаких решений отдельно, всегда советовались и совместно все обсуждали. А теперь я принял решение, что ничего не скажу ей, по крайней мере не здесь и не сейчас. Возможно, я и открою ей правду когда-нибудь в будущем, лет через десять или двадцать, когда мы уже будем спокойно жить на эти деньги, когда мои поступки будут оправданны. Только тогда я расскажу ей, как мне удалось сохранить деньги и не допустить того, чтобы нас вычислили, я расскажу ей, как взял на себя ответственность, как в одиночку защитил ее и нашего, еще не родившегося, ребенка. И Сара, конечно, удивится моей смелости, удивится тому, как мне удалось хранить все это в тайне столько лет, и тогда она обязательно все мне простит.

Честно говоря, я боялся того, что она может подумать обо мне. Я боялся ее оценки моих действий. Меня уже напугало то, как она отреагировала на мой рассказ.

– Твой лоб выглядит гораздо лучше, – сказала Сара, даже не глядя на меня. Это был шаг с ее стороны к примирению.

Я дотронулся до лба:

– Он больше не болит.

Некоторое время мы сидели молча. Сара положила голову на подушку и пододвинулась ко мне. Я не смотрел на нее, ждал, когда она извинится. И если бы она сделала это, возможно, я бы и рассказал ей правду, но жена молчала.

– Ну и… что было дальше? – спросила Сара шепотом.

– Ничего, я закрыл дверь, вернулся на дорогу, и мы уехали, – ответил я.

Вечером снега не было. Я ходил по дому, постоянно выглядывая в окна, в надежде увидеть там снежинки, падающие с неба. Каждый час я включал радио и слушал прогноз погоды. Синоптики обещали снегопад, местами очень сильный, по их словам, он должен был идти весь вечер и даже ночь. Но, как ни странно, было уже время ужина, а на небе не появилось ни облачка. А когда наступила ночь, на чистом небе отлично были видны звезды.

О несчастном случае с Педерсоном сообщили в местных новостях. Мы с Сарой смотрели их перед ужином. В сюжете показали мост, снегоход, который все еще лежал в воде, и шляпу старика, которая плавала рядом с ним. Тела на месте происшествия уже не было. Глядя на эти кадры, я представил себе, как старика обнаружили, как его доставали из ледяного плена, какая паника была у тех, кто нашел его, и как они, должно быть, надеялись, что он еще мог быть жив.

Диктор сообщил, что тело обнаружил проезжавший мимо автомобилист. Это случилось в районе полудня. Ни о чем подозрительном в передаче сказано не было, все действительно списали на несчастный случай.

В кадре, на заднем плане, я разглядел машину шерифа, которая стояла на обочине с зажженными фарами. Карл стоял рядом с ней и разговаривал с каким-то высоким худым мужчиной, одетым в ярко-зеленый жилет. Возможно, это и был тот самой автомобилист, имя которого не называлось.

Кроме шерифа на еще более дальнем плане был виден дом Педерсона, рядом с которым стояли три или четыре машины. Должно быть, это приехали друзья семьи, чтобы утешить вдову.

Сара никак не прокомментировала этот сюжет, она только заметила:

– Как печально, что это произошло в Новый год.

Да, она и не догадывалась о том, как связано это происшествие со мной.

Спать я пошел в крайне паршивом настроении. У меня началась настоящая депрессия.

Я убил человека. Я думал об этом каждый раз, когда вспоминал события этого утра. Нет, сердцем я чувствовал, что я все тот же, что и раньше, но вот разум безжалостно говорил мне, что я теперь другой человек. Я – убийца.

Да еще и Сара… я не сказал ей правды. Я впервые солгал ей. Это была единственная тайна между нами. Я же понимал, что со временем мне будет все сложнее и сложнее рассказать ей всю правду. Мои фантазии о том, что я признаюсь ей во всем лет через двадцать, были пустыми фантазиями. И я это прекрасно понимал. И каждый момент, каждая секунда, проведенная рядом с Сарой, не знавшей правды, была только подтверждением этому.

В тот вечер я заснул, держа руку на ее животе. И если ребенок начал бы толкаться, я бы почувствовал это во сне. Однако мои последние мысли перед сном были вовсе не о малыше, и не о Саре, и даже не о деньгах. Перед сном я думал о Джекобе. Когда я закрыл глаза, я увидел перед собой его лицо, его глаза, полные страха и паники. Я вспомнил, как он стоял над Педерсоном, думая, что убил старика… я вспомнил его слезы. Мне было искренне жаль брата. Но теперь мне было жалко не только его. Теперь мне было жалко и себя самого, и Сару, и ребенка, и Педерсона, и его вдову. Мне было жаль абсолютно всех, кто волей или неволей попал в эту темную историю.

С утра, только открыв глаза, я понял, что на улице идет снег. Я понял это, даже не выглядывая из окна и не поднимаясь с кровати. Я понял это по свету – тусклому, серому, приглушенному.

Я встал с кровати и подошел к окну. Да, мое предчувствие меня не обмануло – на улице действительно шел снег – с неба падали огромные снежинки, они кружились в воздухе и медленно опускались на землю, ветви деревьев, крыши домов.

Судя по сугробам, снегопад начался еще ночью. Машину во дворе основательно засыпало. А ветки деревьев под тяжестью снега опустились к земле. Мне казалось, что все вокруг, весь мир был теперь покрыт белым, пушистым снегом. Теперь все, абсолютно все было погребено под этим мягким белоснежным одеялом.

Окна моего кабинета выходили прямо на юг. Из окна была видна церковь.

В среду, шестого января, я сидел за столом в своем кабинете, ел пончик, посыпанный пудрой, и запивал его теплым кофе. Вдруг я увидел, как из церкви вышли двое, мужчина и женщина, одетые в черное. Они прошли через двор к кладбищу и остановились у свежей могилы, примерно в сорока ярдах от храма.

Хоронили Дуайта Педерсона.

У храма было припарковано пять машин, а у ворот кладбища стоял серебряный катафалк. Народу было мало. Педерсон был замкнутым человеком, у него было мало друзей.

Я разглядел вдову старика, Рут. Это она подошла к могиле. Священник держал ее за руку, другой рукой он прижимал к груди Библию. Из окна я видел только самый край могилы, все остальное загораживал храм. Постепенно вокруг могилы собрались все, кто приехал попрощаться с Педерсоном.

Зазвонил колокол.

Я доел пончик, встал из-за стола, взял стакан с кофе и подошел к окну. Кладбище было примерно в ста ярдах от магазина. С такого расстояния я не мог рассмотреть, кто стоял у могилы. Некоторых людей не было видно за храмом, а черты тех, что стояли ко мне лицом, рассмотреть было невозможно. Но, должно быть, это были те, кого я мог в любой день встретить на улице, люди, которые будут сплетничать и рассказывать разные истории о смерти Педерсона.

Я наблюдал, как они стояли, то наклоняя, то поднимая головы, повторяя слова молитвы. Я видел Рут. Она стояла спиной ко мне, опустив голову. Наверное, Рут плакала. Священника было не видно за храмом.

Я стоял у окна до тех пор, пока не закончилась служба и люди не стали расходиться. Я посчитал, сколько человек пришло попрощаться со стариком. Оказалось, что всего семнадцать, включая водителя катафалка и священника. Эти люди посвятили свое утро памяти Дуайта Педерсона, приехали на кладбище, чтобы поддержать его вдову и выразить свою скорбь по поводу его смерти. Все эти люди думали, что Педерсон погиб из-за несчастного случая, что он не справился с управлением снегоходом, упал в ледяную реку и сломал ногу, два ребра и проломил череп. Да и туго завязанный шарф тоже сыграл свою роль.

Только Джекоб и я знали правду.

Теперь, я не сомневался, что все будет хорошо. С каждым днем я постепенно буду забывать о том, что произошло, время будет сглаживать все острые углы в моей памяти. Педерсона похоронили, даже не делая вскрытия; самолет теперь лежал под снегом, и наши следы вокруг него были навечно стерты с лица земли.

Пожалуй, самое большое облегчение я испытал тогда, когда понял, что по-прежнему считаю себя честным и добрым человеком. Раньше я думал, что то, что произошло в парке, должно было изменить меня, повлиять на мой характер, что вина и страх будут мучить меня, изменять мое сознание и образ мыслей. Однако ничего этого, как ни странно, не произошло. Я остался тем, кем был всегда. Смерть Педерсона для меня стала чем-то похожим на деньги, в том смысле, что они всплывали в моей памяти, только когда я сознательно думал о них, а когда этих мыслей не было – мне казалось, что этого прошлого вовсе не было. Мою повседневную жизнь эти мысли и воспоминания никак не изменили. Просто надо было пореже вспоминать обо всем этом, тогда прошлое никак не вторгалось в настоящую жизнь, и это был ключ к моему спокойствию.

Я верил в то, что случившееся в Новый год, стало каким-то исключением, аномалией, которую можно объяснить только тем, что я оказался в экстремальной ситуации, изменить которую было не в моих силах. Соответственно, мне ничего не оставалось, как принимать решения, соответствующие этим обстоятельствам, а не реальной, обычной жизни. И теперь, с таким отношением к происшедшему, мне было гораздо проще жить с этим грузом прошлого, более того, мне даже начало казаться, что мои поступки вполне можно простить и оправдать. Только было ли так на самом деле…

Да, несмотря на все мои рассуждения, страх у меня все еще был. Но он не был связан ни с возможностью того, что меня могут поймать, ни с деньгами, ни с воспоминаниями об убийстве… страх мой был связан с Сарой. Поймет ли она меня? Сумеет ли простить то, что я сделал?

Стоя около окна, я продрог. С наружной стороны рама по периметру была проклеена специальной утеплительной лентой, но в некоторых местах она уже порвалась. Так что щелей было довольно много, и из окна сквозило.

Я смотрел на похоронную процессию и на кладбище. Прежде чем уйти, все по очереди подходили к Рут Педерсон и обнимали ее. Мужчины обменивались рукопожатиями. В конце концов все разошлись по машинам. Я знал, что сейчас они поедут в дом Педерсона на поминки, будут сидеть за большим деревянным столом на кухне и есть запеканку из риса, салаты, холодные нарезки и жареную картошку. К столу подадут и разные горячие напитки – чай, кофе, горячий шоколад, а на десерт хозяйка, наверное, приготовит фруктовое желе, морковный пирог и шоколадное печенье. Рут будет сидеть во главе стола, одетая во все черное, и наблюдать, как все едят, следить за тем, чтобы на столе всего было в достатке. За столом будут говорить о покойном, вспоминать его добрые дела, а Рут будет тихонько улыбаться в ответ. Потом гости помогут хозяйке убрать со стола и вымыть посуду… Потом все разъедутся по домам… а Рут останется одна… одна в пустом и темном доме. Совсем одна.

Мое воображение совершенно ясно рисовало себе эту картину. Я представлял, как гости разошлись… и Рут осталась наедине со своей болью и горем… Как ни странно, думая об этом, я не чувствовал никакой вины или угрызений совести, все эти мысли казались мне какими-то абстрактными, не имеющими прямого отношения ни ко мне, ни к моей жизни. Хотя ведь это я отнял у нее мужа… я должен был чувствовать хоть что-то. Однако я понимал, что просто не смогу дальше жить, если меня будут мучить подобные чувства, поэтому предпочитал даже не допускать мысли о них.

Я закрыл жалюзи, допил кофе и выбросил пустой одноразовый стаканчик в мусорную корзину. Потом я сел за стол, включил лампу, достал ручку и принялся за свою работу.

Вечером по дороге домой, я сделал большой крюк и проехал по парку. Я объехал вокруг него пару раз, потом повернул и поехал вдоль его южного края.

На улице уже стемнело. Я ехал с включенными фарами и внимательно смотрел на обочину дороги, пытаясь найти наши следы. Но, к счастью, я ничего не обнаружил. Все следы, которые мы оставили после себя, снег покрыл белоснежным ровным одеялом.

Когда я проезжал мимо фермы Педерсона, я увидел, что в доме горел свет. Колли сидела на крыльце. В этот раз собака не залаяла, она просто приподнялась и настороженно проследила взглядом за моим фургоном, проехавшим мимо дома к мосту.

Прошла неделя. За это время я два раза разговаривал с Джекобом по телефону и ни разу не видел его. Оба эти разговора были краткими, мы говорили о Педерсоне. Мы успокоили и уверили друг друга в том, что наш план сработал и все прошло гладко. С Луи я не общался.

В четверг вечером я работал в своем кабинете. Совершенно неожиданно ко мне зашла Сара. От мороза у нее горели щеки, из-за покрасневшего лица она казалась какой-то раздраженной и злой. Мне показалось, что она будто суетилась или волновалась: глаза бегали, руками она дотрагивалась то до волос, то до лица, то поправляла одежду. Заметив все это, я понял, что что-то случилось. Я быстро встал, вышел из-за стола, подошел к жене и помог ей снять куртку. Под курткой на Саре было одето одно из ее платьев для беременных, оно было бледно-голубого цвета с рисунками маленьких корабликов. В этом платье Сара была похожа на какой-то огромный фрукт. Я снова подумал о том, что внутри нее жил ребенок. Я думал об этом каждый раз, когда смотрел на жену… и как всегда при этой мысли, у меня появилось неприятное ощущение.

Сара с трудом опустилась на кресло, которое стояло рядом со столом. Обычно на этом месте сидели покупатели, когда необходимо было обсудить какие-либо вопросы, связанные с оплатой, ценами и документами.

Волосы Сары были аккуратно собраны, а губы накрашены темно-красной помадой.

– Луи рассказал Нэнси, – сказала она.

Я подошел к двери, закрыл ее, потом вернулся за стол.

– Я встретила ее в бакалейной лавке. Я ходила купить яблочное пюре. Так вот, я стояла в магазине и искала в кошельке талон, когда она подошла ко мне и спросила, почему я вожусь с талонами.

– С талонами?

Сара кивнула и продолжила:

– Она сказала, что с нашим новогодним подарком я вообще могу забыть о талонах.

Я нахмурился.

– Она сказала это прямо у кассы. Как будто говорила просто о погоде.

– А что ты ей ответила?

– Ничего. Я сделала вид, что не поняла, что она имела в виду.

– Хорошо.

– Но она все поняла. Я уверена, что она поняла, что я знаю, о чем речь.

– Этого следовало ожидать. Луи не мог не рассказать ей, ведь так?

– Я хочу сжечь деньги.

– Она все равно рано или поздно узнала бы.

– Мы допустили ошибку, Хэнк. Признай это. Ситуация выходит из-под контроля.

– По-моему, ты преувеличиваешь, – сказал я и наклонился вперед, чтобы взять жену за руку, но Сара отодвинулась.

– Сара, перестань, успокойся, – добавил я.

– Нет, теперь нас могут поймать. Я считаю, что деньги надо сжечь.

– Мы не можем их сжечь.

– Хэнк, неужели ты не понимаешь? Неужели ты не видишь, что мы уже не контролируем ситуацию? Все было в порядке, когда в курсе дела были только мы, четверо человек. А теперь нас пятеро. Где гарантия того, что скоро число посвященных не увеличится? А это произойдет. Все больше и больше людей будет узнавать о том, что произошло… это будет продолжаться до тех пор, пока нас не поймают.

– Мы не можем сжечь деньги, – повторил я.

– Мы живем в маленьком городке. Здесь новости разлетаются очень быстро. Так что у нас мало времени. Надо прекратить все, пока мы еще в силах это сделать.

– Сара, – медленно произнес я, – все уже не так просто, как было вначале.

Жена начала было спорить, но когда увидела выражение моего лица, спросила:

– В смысле? Что ты хочешь этим сказать?

– Помнишь, мы видели в новостях сюжет о смерти Дуайта Педерсона? Его снегоход упал с моста.

Сара кивнула.

– Это случилось в первый день нового года, – уточнила она.

– Да. Так вот. Это был не несчастный случай.

Мне показалось, что Сара не поняла. Она в ожидании объяснений молча смотрела на меня.

– Он видел нас с Джекобом в парке, и мы убили его.

Как только я сказал это, я почувствовал, как с моих плеч упал груз этой тайны. Сам того не планируя, я признался. Теперь я снова был абсолютно честен с женой.

Некоторое время Сара сидела молча, видимо, пытаясь осознать мои слова.

– Вы убили его? – переспросила она. У нее было какое-то странное выражение лица. Нет, это был не страх, которого я больше всего боялся. Скорее на ее лице было какое-то недоумение. Мне показалось, что в глазах ее промелькнуло и негодование. Но прежде, чем высказать свое мнение, Сара ждала моих объяснений. Видя это, я, немного посомневавшись, начал говорить, причем говорил, совершенно не думая. Честно говоря, я сам был шокирован тем, что сказал. Я снова начал врать.

– Это Джекоб, – сказал я. – Он столкнул старика со снегохода и ударил его по голове. Потом мы отвезли тело на мост и сымитировали несчастный случай.

Некоторое время мы молчали.

– Боже мой… – через некоторое время прошептала Сара.

Я кивнул.

– Как же ты мог позволить ему сделать это? – спросила Сара. Я знал, что она спрашивала не для того, чтобы упрекнуть меня, а просто из-за любопытства. И я не понимал, что еще говорить.

Я покачал головой и ответил:

– Все произошло очень быстро. Я даже не успел отреагировать.

Все это время я смотрел на стол и только сейчас решился поднять глаза. И я тут же встретил взгляд жены. Я остался доволен тем, что увидел. По крайней мере, Сара была спокойна. В ее глазах не было ни злобы, ни осуждения – только замешательство. Должно быть, она еще не осознала того, что произошло.

– Он хотел выследить лисицу, – сказал я. – Если бы Джекоб не убил его, он бы нашел самолет… и увидел бы наши следы.

Сара немного подумала и произнесла:

– Все равно мы можем сжечь деньги.

Я снова покачал головой. Нет, я не собирался сжигать деньги. Я убил человека ради этих денег, и если бы я сейчас сдался, это бы означало, что мое преступление напрасно. Тогда убийство никак нельзя будет оправдать, тогда это уже будет не средство для достижения цели, а простое преступление. Теперь надо было убедить в этом Сару. Я нахмурился и сказал:

– Нет, мы не будем жечь деньги.

– Но тогда нас поймают. Это наш последний шанс избежать наказания, – возразила Сара, повышая голос. Я взглянул на дверь и поднес палец к губам в знак того, чтобы она говорила чуть тише.

– Если мы сожжем их, – шепотом продолжила Сара, – Джекоб будет в безопасности. Никто ничего не докажет. У него не будет ни мотива, ни какой бы то ни было связи с Педерсоном. Но если мы будем тянуть время и ждать, пока нас вычислят, Карл вполне может сопоставить факты и все выяснить.

– Все будет в порядке, мы в безопасности, – спокойно сказал я. – Мы сожжем деньги, если что-то пойдет не так. Деньги – единственная улика против нас, и пока она находится в наших руках и ей ничто не угрожает, мы можем спать спокойно.

– Но, Хэнк, это уже не просто воровство – это убийство.

– Сара, об этом знаем только мы. Мы с тобой и Джекоб. Это только наш секрет. Больше об этом никто не узнает.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒