Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





 ТЕТРАДЬ ЗА ДВЕ ГИНЕИ 3 страница



— Вы слышите птах, щебечущих что-либо подобное? — спросила я. — Давайте послушаем! Мы притихли. Где-то стучал молоток. Квохтала снесшая яйцо курица. Радиоведущий объявил: «С вами Британская вещательная корпорация». На деревенском лугу лязгала помпа. Очень мерзкие звуки, если честно, но звон церковных часов вдруг сплел их в приятное деревенское многоголосие, разливающееся в легком весеннем воздухе на мили вокруг. Чудесную гармонию испортила Элоиза — шумно затрясла ушами, отряхиваясь после валяния в траве. — А запахов сколько чувствуете? — поинтересовалась я у Саймона. Начали считать. Во-первых, дым. Во-вторых, разносимые ветерком запахи с ферм. Их мы разделили на приятные (солома, сено, лошади, чистые коровы) и противные, хотя в малых дозах терпимые (навоз, свиньи, куры, старая капуста). В-третьих, запах яблочного пирога. В-четвертых, непонятный сладкий аромат. Не цветочный, не травяной, он вообще не имел источника. Просто чистая сельская свежесть, которую даже не замечаешь, если специально не принюхиваешься. — Узнать бы, сколько запахов чует Элоиза! — улыбнулся Коттон. — А что там у Честертона чуял пес Квудл? Влагу, грозу, дыханье зимней чащи… — И утро. По-моему, он был совершенно прав — у утра особый запах, — добавил Саймон. До чего легко с человеком, который читал те же стихи! Всем сердцем надеюсь, что он станет моим зятем! За лугом мы свернули на короткую аллею. Пара минут — и вот он, живописнейший уголок Годсенда! По одну сторону дороги стоит домик викария времен королевы Анны и маленькое строение восемнадцатого века, где разместилась школа мисс Марси; между ними высится церковь, возведенная еще при норманнах (может быть, частично при саксах); напротив — гостиница «Ключи», сливочно-желтая, с асимметричными фронтонами. Однако дорога поворачивает таким образом, что кажется, будто все эти здания составляют единую архитектурную группу. «Композиция» редкостной красоты, как говорит Топаз. Рядом с «Ключами» растет огромный каштан; цветов еще нет, зато листья в своей лучшей поре: свежие, сочно-зеленые. Даже нераскрывшиеся клейкие почки остались. Перед гостиницей, в тени раскидистой кроны, стоит длинный стол со скамейкой. Там-то и сидели Роуз с Нейлом, потягивая из глиняных бутылок безалкогольное имбирное пиво. Как выяснилось, с фермы, прямиком через поля, сестра отправилась в лавку при почте. За ароматизированным мылом. (Из остатков денег, вырученных за меховую полость, Топаз выдает нам каждую неделю по шиллингу на личные расходы. ) А Нейл покупал там сигареты… — Когда я сказал, что скоро и ты подтянешься, она великодушно решила тебя подождать, — сообщил брату Нейл, на мой взгляд, несколько насмешливо. А может, померещилось. Саймон сел рядом с Роуз. Младший Коттон спросил, какой мне взять напиток. Я уже собралась попросить лимонаду, но в голову вдруг пришла отчаянно смелая мысль… — Можно вишневой наливки? Давно мечтала попробовать. — Ликеры до обеда не пьют, — по-взрослому заметила Роуз. — Пьют, если очень хочется! — улыбнулся Нейл и отправился в бар. Картинно пожав плечами, сестра вновь заговорила с Саймоном. Тот явно обрадовался встрече и спустя несколько минут предложил нам вместе пообедать. Заказ сделал младший брат. Обычно в меню у миссис Джейкс лишь бутерброды с сыром, но на сей раз она добавила к ним холодные сосиски, мед и кекс. Нейл обмакнул сосиску в мед, чем привел меня в неописуемый восторг. Впрочем, меня к тому времени все приводило в восторг. Вишневый ликер поистине великолепен! Нет, грех винить одну вишневку — уж больно маленькие были стаканчики (жажду я утолила лимонадом). Хватало и других удовольствий, от которых голова шла кругом: обед на свежем воздухе, солнце, синеющее сквозь крону каштана небо, галантно ухаживающий за мной Нейл, еще более внимательный к Роуз Саймон… Ну и вишневка, конечно! Когда Нейл ушел за вторым стаканом ликера, я внимательно оглядела сестру. Ее старое линяло-голубое платье как нельзя лучше подходило для посиделок на скамье у деревенской гостиницы. Прядь ярких волос Роуз зацепилась за сочно-зеленый листок на ветви каштана, покачивающейся за ее спиной. — Ветка не мешает? — спросил Саймон. — Может, поменяемся местами? Только, пожалуйста, не соглашайтесь! Ваши волосы очень красиво смотрятся на фоне листвы. Я обрадовалась, что он это заметил. — Ничуть не мешает, — улыбнулась Роуз. Тут подоспел со вторым стаканом вишневки Нейл. — Ну, раз я пообедала, то могу тоже выпить ликера, — заявила сестра. Разумеется, она мне завидовала, я даже не сомневалась. Но едва Нейл двинулся в сторону гостиницы, Роуз вдруг крикнула ему вслед: — Нет-нет, я передумала! Мне… мятный ликер. Странный выбор! Мы как-то попробовали мятный ликер у тетушки Миллисенты и сразу выплюнули, так он нам не понравился. Вскоре загадка разрешилась: Роуз постоянно держала рюмку на уровне лица, чтобы зеленый напиток красиво контрастировал с золотыми кудрями. Правда, с листвой каштана его цвет сочетался плохо. Жеманничала Роуз как никогда, однако Саймон глядел на нее словно завороженный. На младшего Коттона ее чары не действовали — подмигнув мне, он весело сказал: — Ваша сестра скоро наденет рюмку себе на голову вместо шляпы. Нейл очень забавный. То есть его лаконичная манера изъясняться, а не смысл высказываний; иногда он почти жесток — и, тем не менее, ясно, что он шутит. Если не ошибаюсь, это называется сарказм. Роуз верно подметила: Англия для него — сплошной анекдот, забавная игрушечная страна. Только в отличие от сестры я не верю, будто он все здесь презирает. Скорее, не воспринимает всерьез. Непонятно лишь, отчего Роуз негодует? Трепетной любви к родным краям за ней никогда не водилось. По крайней мере, такой, как у меня. Я имею в виду не флаги, Киплинга, мощь империи и тому подобное, а глубинку, Лондон, старинные особняки вроде Скоутни… Например, обедать бутербродами с сыром в деревенской гостинице — это так по-английски! Хотя идеальную картинку немного смазали ликеры. На моей памяти те две бутылки стояли у миссис Джейкс с допотопных времен, причем полные по горлышко. Проговорили мы до двух; едва отзвенели церковные часы, началось самое замечательное — урок пения у мисс Марси! Из распахнутых окон школы полились высокие, чистые детские голоса. Ученики исполняли каноны: сначала «Живет у хозяйки одной журавель хромой и ручной»[14], затем «Робин, одолжи мне лук» и наконец, мой любимый «Летний канон» — я разучивала его в школе на уроках, посвященных Чосеру и Ленглен-ду. Меня будто перенесло в прошлое… Такое со мной редко случается. Слушая пение детей, я одновременно видела и средневековую Англию, и десятилетнюю себя, и давно минувшие лето, и лето грядущее. Боже, до чего я была счастлива! В тот же миг Саймон неожиданно сказал: — Как красиво! В жизни не слышал ничего подобного. — Давайте угостим детей лимонадом, — предложил младший брат. Запасшись двумя дюжинами бутылок, мы отправились в школу. Мисс Марси чуть в обморок не упала, так обрадовалась. Саймона она представила ученикам как «сквайра Годсенда и Скоутни». — А теперь скажите речь. Все ждут, — прошептала я. Он воспринял мои слова всерьез и, метнув на меня отчаянный взгляд, смущенно похвалил детское пение, а потом выразил надежду, что однажды этот прекрасный хор выступит в Скоутни перед его матерью. Все зааплодировали, только одна маленькая девочка, заплакав, спряталась под парту. Наверное, испугалась бороды. Мы вышли на улицу. Коттоны предложили довезти нас до дома. Пока Нейл расплачивался с миссис Джейкс, я выгнала из кухни раздувшуюся от сосисок Элоизу и вернулась к Саймону. Тот, прислонясь к каштану, рассматривал школу. — Обратите внимание вон на то длинное, полукруглое окно, — сказал он. Я подняла глаза: за стеклом на подоконнике стояла небольшая банка с головастиками, ежик и растрепанный гиацинт с белеющими в воде отросшими корнями. — Хорошо бы нарисовать… — задумчиво проговорила я. — И я как раз об этом думал. Если бы был художником, то рисовал бы исключительно окна. Я обернулась к гостинице. — Вон еще! У покачивающейся вывески с изображением перекрещенных золотых ключей зияло распахнутое ромбовидное окно, занавешенное темно-красными шторами. На подоконнике виднелся кувшинчик с лиственным узором и сахарница с круглой медной ручкой; позади торчало темное изголовье железной кровати. Окно так и просилось на картину! — Куда ни повернешься… — Саймон огляделся, точно пытаясь запомнить каждую мелочь. У викария за стеклами белели жалюзи, заботливо опущенные экономкой для защиты от жарких весенних лучей: дом как будто задремал. (Миссис Джейкс сказала, что викарий куда-то ушел, иначе мы непременно к нему заглянули бы. ) Ученики мисс Марси затихли. Наверное, пили лимонад. Всюду царили тишина и покой. Вскоре колокол пробил половину; на крышу гостиницы прямо над открытым окном, часто хлопая крыльями, опустился белый голубь. Нейл завел машину. — Правда, красота? — сказал брату Саймон, когда мы забрались в салон. — Да, очень мило, — согласился младший, — прямо открытка! — Вы безнадежны! — рассмеялась я, догадавшись, что он имеет в виду. Только и целому вороху приторных открыток не испортить прелести английских сельских пейзажей! Роуз с Саймоном сидели сзади, а мы с Элоизой устроились рядом с Нейлом: половину пути он вел машину одной рукой, обнимая другой собаку. — Боже, как она прекрасна! — шутливо проговорил он, а затем назвал бультерьершу умным песиком и попросил не намывать ему ухо. Кто бы его послушался! Уши в пределах досягаемости языка всегда пробуждают в Элоизе материнские чувства. Наконец мы подъехали к замку; по правилам гостеприимства следовало пригласить Коттонов в дом, но Саймон спешил на встречу с агентом Скоутни, которую ему организовал брат. Саймону явно хочется как следует разобраться в делах имения, только сельское хозяйство с наскока не освоишь. Вот Нейл в этой области специалист. Правда, проку с того все равно нет — он ведь уедет в Америку. — Саймон ничего не говорил о следующей встрече? — спросила я Роуз, пока мы стояли, глядя вслед удаляющемуся автомобилю. — Не волнуйся, явятся как миленькие, — пренебрежительно обронила она. Ее тон меня возмутил: Коттоны были к нам очень добры! — Так уверена в своих чарах? — отозвалась я. Тут меня осенило. — Ох, Роуз, ты еще злишься на них за то… за тот разговор, что я подслушала? За те слова о тебе?.. — Я злюсь на Нейла. Он мой враг! — Она вызывающе вскинула подбородок. Я велела ей не болтать чепуху. — Да-да, он враг. Сегодня утром, еще без вас, он недвусмысленно дал мне это понять. Он надеется, что Саймон вернется с ним в Америку! Так и сказал. — Не похоже на вражеские козни, — возразила я. Впрочем… В его отношении к Роуз и правда чувствуется неприязнь. Разумеется, в Англии Саймона держит главным образом Скоутни, но брак с англичанкой станет дополнительным якорем. — Еще как похоже! — запальчиво ответила сестра. — Все равно, ненавижу его. Только ему не удастся мне помешать. Не удастся! Щеки ее пылали, в глазах сверкало отчаяние. Мне даже стало за нее стыдно. — Роуз, ну не надо так за них цепляться… — умоляюще пробормотала я. — Возможно, Саймон и не задумывается о браке. Американцы часто дружат с девушками просто так. Может, они считают нас… занятными? Сама же знаешь, как Нейл воспринимает Англию… — Чертов Нейл, будь он проклят! — яростно выпалила она. Ее вспышка меня обрадовала: уж лучше ярость, чем отчаяние. Так Роуз однажды бросилась на преследовавшего нас быка (правда, выяснилось, что гнался за нами не бык, а огромная корова). Нет, она — лучшая в мире сестра! Под наплывом нежности я торопливо пересказала все добрые слова, которые наговорил в ее адрес Саймон по пути в Годсенд. Потом, по моему требованию, она поклялась, что никогда не расскажет Коттону о моей лжи, даже если выйдет за него замуж. Не стоит ему знать, пусть я и сделала это из лучших побуждений. Напрасно я все-таки позволила Роуз разговорить себя. Напрасно передала ей беседу Коттонов. В результате она лишь возненавидела Нейла и мертвой хваткой вцепилась в Саймона. Женит его любой ценой. Мы вошли в дом. Топаз спала в гостиной на подоконнике; судя по припухшим глазам, она недавно плакала, но проснулась в довольно веселом расположении духа и отправила нас в кухню обедать. В духовке стояли остатки завтрака, прикрытые тарелками. Выслушав рассказ о Коттонах, мачеха вздохнула: — Ох, чем же ответить на их гостеприимство? Со званого ужина в Скоутни голову ломаю! Ужин? Исключено. В столовой ни стола, ни стульев. Может, пикник на свежем воздухе? — Ничего не выйдет, только все испортим. Оставьте их в покое, пусть они за нами бегают, — ответила Роуз и, поднявшись, ушла наверх. — Не кори ее, — вздохнула Топаз. — Такое часто бывает у девушек, когда они впервые чувствуют свою силу. Она непрерывно зевала, поэтому я оставила ее досыпать, а сама отправилась в сарай за дневником. Чуть не забыла о спрятанной внутри записке от миссис Фокс-Коттон. Мысленно я велела себе не возмущаться настойчивостью Леды — глупо ведь! Решила тихо положить конверт в таком месте, где Стивен, вернувшись с работы, сразу его увидит. Например, в спальне. Вряд ли ему хочется, чтобы о письме узнали другие домочадцы, — тем более Роуз наверняка примется насмешничать. В его комнату я не заглядывала со времен первого осмотра замка; тогда там стояли куриные насесты. Отец разделил помещение пополам: для Стивена и его матери (в ее части теперь кладовка). В крошечной спальне было темно и сыро. Узкое окно почти полностью закрывал разросшийся плющ; краска на стенах выцвела, а кое-где совсем облезла. Убранство комнаты составляли аккуратно заправленная узкая кровать с провисшей сеткой, некогда белый комод с шурупами вместо отвалившихся ручек и три крючка на стене — для одежды. На комоде лежал гребень. По обе стороны от гребня стояли две фотографии в чересчур больших алюминиевых рамках: на одном снимке малыш Стивен со своей матерью, на другом я. На старом деревянном ящике у кровати я заметила роман отца, подаренный ему много лет назад, и том стихов Суинбёрна (с ума сойти, Стивен интересуется Суинбёрном? ). Все. Больше ничего: ни коврика, ни стула. Пахло землей, сыростью. В остальных помещениях замка — в его нынешнем виде, конечно, — не чувствовалось ничего подобного. Такая атмосфера была в кухне, когда мы увидели ее в первый раз в отсветах закатного солнца. Интересно, не преследуют ли Стивена призраки древних кур? Я долго разглядывала снимок миссис Колли. Вспоминала, с какой любовью она заботилась о нас, когда умерла мама… Как-то мы навещали ее в сельской больнице, а затем с отцом пытались объяснить Стивену, что его мать не поправится. В ответ он просто сказал: «Плохо… Благодарю вас, сэр. Это все? » — и ушел в свою комнату. После смерти матери ему было невыносимо одиноко, я чувствовала. У меня вошло в привычку читать ему на ночь в кухне — хотя скорее мне нравилось само чтение вслух. Тогда Стивен и полюбил поэзию. Год спустя отец женился на Топаз; меня целиком захватили перемены в семье, и вечерние посиделки с книгами закончились. Я и вспомнила о них, лишь увидев снимок миссис Колли. В ее взгляде мне померещилась укоризна, что с ее сыном не обходятся с должной добротой. Я задумалась. Может, немного украсить его спальню? Повесить, например, шторы. Если, конечно, Топаз сумеет выкроить на это деньги. Впрочем, оплетенное плющом окно как раз и украшает комнату: грех прятать такое великолепие! Нет, доброе обращение со Стивеном — не к добру. Истинная доброта к нему — в резкости. Взглянув миссис Колли в глаза, я мысленно воскликнула: «Я стараюсь, честное слово! » Кстати, Стивену лучше не знать о моем визите… Почему, сама не знаю. Спальня — это же очень личное. Возможно, ему станет стыдно за убогость его закутка. Напоследок я еще раз огляделась. Сквозь гирлянды плюща пробивалось полуденное солнце, окутывая комнату зеленоватым светом. Висевшая на стене одежда имела потрепанный вид: казалось, тронь пальцем — и рассыплется. Словом, оставлять конверт в спальне я не стала: Стивен сразу догадался бы, кто его принес. Отдала письмо в руки, едва он вернулся с работы; будничным голосом объяснила, как его доставили, и убежала наверх. О послании Стивен ничего не сказал, просто поблагодарил. До сих пор не знаю, поедет ли он в Лондон.
 * * *

   Вечером, когда я писала в гостиной дневник, ко мне подошел отец. Даже не слышала, как он приехал, так меня поглотила работа! — Привет! Уладил свои дела? — вежливо поинтересовалась я. — Дела? Какие дела? Я ходил в Британский музей. Отец заглянул в дневник, глаза его округлились от удивления. Я быстро дернула тетрадь к себе. — Господи, да не собираюсь я выведывать твои секреты, — сказал он. — Хотел только посмотреть стенографические записи. Ну, хорошо, напиши тогда что-нибудь для меня специально… Например, «Боже, храни короля». Впрочем, почему бы не показать дневник? Я выбрала страницу, где не описывалось ничего личного: вдруг отец догадливее Саймона? Внимательно вглядываясь в закорючки, он поднес свечу ближе и попросил меня показать слова-символы. — Тут их нет, — ответила я. — В основном сокращения. — Не годится! Никуда не годится! — раздраженно воскликнул он, отшвыривая тетрадь, и зашагал в караульню. Я заглянула в кухню. Топаз делала для отца бутерброды с ветчиной; как выяснилось, он ни словом не обмолвился ей о том, чем занимался в Лондоне. — Ну, с миссис Коттон он точно не виделся, — успокоила я ее. — Он ходил в Британский музей. — Можно подумать, это что-нибудь доказывает, — мрачно проронила Топаз. — Люди за тем и ходят в музеи — на тайные свидания. Я сама с ним встречалась в зале с мумиями. Мачеха понесла бутерброды в караульню — так попросил отец. Вернулась еще более расстроенная. — Кассандра, по-моему, он сходит с ума! Представляешь, прикрепил к столу миллиметровку и велел мне взять у Томаса циркуль. Я сказала, что мальчик спит, а он в ответ: «Тогда приведи мне козла. Ладно… Иди спать». Господи, неужели ему и вправду нужен козел? — Нет, конечно! — засмеялась я. — Просто дурацкие ассоциации. Ну, знаешь, вроде «Козел и Циркуль». Так иногда называют деревенские гостиницы. Отец и раньше так шутил. По-моему, очень глупо. На лице Топаз отразилось легкое разочарование. Она, очевидно, уже вообразила, как из ночного сумрака втаскивает в дом козла. Спустя несколько минут в кухню влетел взбешенный отец и потребовал циркуль. Немедленно! Даже если придется разбудить Томаса. Осторожно прокравшись в спальню брата, я бесшумно вынула циркуль из сумки; будить никого не понадобилось. Отец вернулся в караульню. Спать он пришел ровно в три, разбудив при том Элоизу. Собака подняла до небес приветственный лай, а следом зазвонили часы на церкви. Вы только представьте: играться до трех ночи с клеточками и циркулем! Убила бы!  X

 Ух, так и тянет выложить новости в первом же абзаце! Молчу-молчу. Нужно учиться завязывать интригу. После обеда в деревне Коттоны не давали о себе знать около двух недель; да мы, собственно, их и не ждали — они ведь в Лондоне. Пока рассказывала о первом мая, я словно заново прожила тот день. До сих пор сердце поет! Описание заняло много времени: у Топаз вдруг пробудилась страсть к уборке. От рассвета до заката она мыла, штопала, чистила и постоянно меня отвлекала. Писать приходилось в основном ночью, даже не хватало времени вызвать сестру на разговор по душам. Хотя она и не стремилась откровенничать — наоборот, часами прогуливалась вокруг замка в одиночестве. Острая потребность в уединении на нее обычно накатывает в те дни, когда в доме уборка. Главу о первомайском обеде я закончила в субботу, почти через две недели. Пора бы приключиться чему-то новенькому! Метнув взгляд на кровать с балдахином, я осведомилась у Роуз, в какой именно день собираются приехать Коттоны. — А они уже здесь, — равнодушно обронила она. — Утром в Годсенде слышала. И ничего мне не сказала! — Только на скорую встречу не надейся, — добавила сестра. — Нейл, сколько сможет, будет держать Саймона при себе. От меня подальше. — Чепуха! — отозвалась я, хотя и сама уже пришла к выводу, что младшему брату Роуз не нравится. Мои попытки разговорить сестру ни к чему не привели. А я-то приготовилась немножко помечтать в свое удовольствие! Впрочем, с Роуз все понятно: в значительных, важных делах мечтать рискованно. На следующий день, в воскресенье, я позабыла о Коттонах напрочь: Стивен уехал в Лондон! Это мне утром сообщила мачеха, едва я спустилась. Никого заранее он не предупреждал — Топаз пришла в кухню готовить завтрак и застала Стивена уже на пороге. — Стоит невозмутимый, собранный. Я говорю: «Вдруг заблудишься? » А он: «Такси возьму». Правда, он уверен, что все обойдется. Вроде мисс Марси ему подробно объяснила, «на какие автобусы садиться». Как же я разозлилась! Мисс Марси он расспрашивает, а от нас у него секреты! — Ненавижу эту Фокс-Коттон! — бросила я. — Я предупредила его, чтобы не терял бдительности, — усмехнулась Топаз. — Может, у нее на самом деле чисто профессиональный интерес? Хотя сильно в этом сомневаюсь… — Ты… ты имеешь в виду, она заманит его в постель? — ахнула я. Мне вдруг впервые стало ясно, почему так не хотелось пускать его в Лондон. — Рано или поздно это все равно случится. Лучше бы, конечно, с милой деревенской девушкой. Кассандра, что толку ужасаться? Не будь собакой на сене. Я ответила, что и слова бы не сказала, если б Стивеном заинтересовалась достойная девушка. Мачеха с любопытством на меня посмотрела. — Неужели он тебе совсем не нравится? В твоем возрасте я бы моментально в него влюбилась. Такой красавец! Никто не устоит. И дело не только во внешности… — Да, у него прекрасный характер, знаю, — кивнула я. — Нет, я о другом, — засмеялась Топаз. — Ладно, закроем тему. Я обещала отцу, что не стану забивать тебе голову Стивеном. Я отлично поняла, что она имеет в виду. Но если Стивен так физически притягателен, почему на меня это не действует? Или действует?
 * * *

 
 После завтрака я отправилась в церковь. Заметив меня с кафедры, викарий явно удивился и после службы подошел поговорить — я как раз будила Элоизу, задремавшую на старой могильной плите. — Какой чудесный сюрприз! Личное дело к Господу? — осведомился он. Разумеется, никакого дела к Господу у меня не было, хотя я, пользуясь случаем, и помолилась за Роуз. Мне не верится в особую действенность молитвы в церкви, но не стоять же на жесткой молитвенной подушечке впустую. — Да нет, просто зашла, — промямлила я. — Идем, пропустим по стаканчику хереса, — весело предложил он, — заодно увидишь, как отлично смотрится на моем диване «шкурка колли» — меховая полость. Я ответила, что мне нужно побеседовать с мисс Марси, и поспешила за учительницей (ради нее-то я и явилась в церковь). Заходить издалека не пришлось: мисс Марси, сама любезность, сразу заговорила о волнующей меня теме. — До чего у Стивена все славно складывается! — Она радостно заморгала. — Пять гиней в день! Почти шесть, если сэкономить на такси. Такая предусмотрительность… Как великодушно со стороны миссис Фокс-Коттон! Ничего интересного выяснить не удалось. По словам мисс Марси, Стивен попросил у нее путеводитель по Лондону, но в библиотеке его не оказалось, поэтому она просто объяснила, куда каким транспортом добираться. Учительница вновь затараторила о везении Стивена и доброте миссис Фокс-Коттон — на этом мы с ней распрощались. Все-таки она человек иного мира, не такая, как я или Топаз.
 * * *

 
 Стивен приехал поздно вечером. — Ну, как успехи? — поинтересовалась у него мачеха. Прямо камень с души — а то я твердо решила ничего не спрашивать. Он ответил, что сел на нужный автобус, только дом нашел не сразу. Обратно миссис Фокс-Коттон сама довезла его до станции, по пути немного показав Лондон. — Она очень мило со мной обращалась, — добавил Стивен. — И выглядела по-другому… По-деловому… В брюках, словно мужчина. У нее такая огромная камера, вы бы видели! Топаз спросила, в какой одежде его фотографировали. — В рубашке и вельветовых брюках. Миссис Фокс-Коттон дала. Ей, правда, не нравилось, что они слишком новые, поэтому она попросила немного поносить их на работу, привести в нужный вид к следующей съемке. — Так ты снова поедешь? — как можно равнодушнее осведомилась я. Он кивнул. Миссис Фокс-Коттон пошлет за ним в следующее свободное у нее воскресенье — возможно, через месяц. Затем Стивен рассказал, как позировал с расколотыми статуями, о сложной настройке подсветки и, наконец, об обеде с Фокс-Коттонами. — Студия оборудована в глубине дома. Вы не представляете, что это за дом! Ковры словно мох, а полы в холле из черного мрамора. Мистер Фокс-Коттон передавал вам привет, миссис Мортмейн, мэм. Стивен ушел в ванную, и Топаз начала готовить для него ужин. — Слава богу! Обошлось, — облегченно вздохнула она. — Я неверно судила об этой женщине. Когда он вернулся, я завела с ним беседу, как ни в чем не бывало. Все опять стало легко и просто! Стивен признался, что хотел купить мне подарок, но магазины ко времени отъезда уже закрылись. — Только конфет успел купить в торговом автомате на станции. Но вряд ли это хороший лондонский шоколад. От усталости бедняга даже не смог доесть ужин, ушел спать в свою крошечную сырую комнатку. Наверное, перед закрытыми глазами у него плясала студия и роскошный особняк Фокс-Коттонов… Удивительно! Стивен видел то, чего не видела я! Теперь он казался каким-то независимым и сильно повзрослевшим.
 * * *

 
 Следующее утро дало новую пищу для размышлений. Мне пришли две посылки! Посылок мы не видали со времен ссоры с тетушкой Миллисентой. (В последний раз она отправляла нам носки. Ужасные-преужасные! Правда, не настолько, чтобы презрительно от них отмахнуться студеной зимней ночью. Теперь они доживают свой век в оконных щелях. ) Глазам не поверила, увидев на ярлычках магазинов с Бонд-стрит мое имя! Еще больше удивило содержимое коробок: в первой лежала огромная круглая коробка конфет, а во второй — тетрадь в кожаном бледно-голубом переплете с золотым тиснением. Обрез двухсот страниц — я посчитала — сверкал позолотой, форзацы украшала россыпь голубых и золотистых звезд (по мнению Топаз, тетрадь стоит не меньше двух гиней). Визитки к посылкам не прилагалось, но я и так поняла: Саймон постарался. Обещал подарить коробку, как он выразился, «шоколада», а сам отправил еще и новый дневник! Для Роуз ничего не было. — Он шлет мне посылки, потому что считает ребенком, — пояснила я сестре. — Возможно, он боится, что ты отвергнешь подарки. — Значит, он пессимист, — усмехнулась она. — Да какая разница! Ешь, сколько хочешь. — Я подвинула ей конфеты. — А после помолвки ты меня угостишь. У тебя таких коробок будет видимо-невидимо. Она взяла одну конфету, но я поняла: для нее важен не шоколад, а кому он подарен. Большую часть конфет уничтожили мы с Топаз; Роуз и половины от того не съела, она вообще довольно равнодушна к еде. Только мы оправились от сюрприза с посылками, как во двор въехал автомобиль Коттонов. Один шофер. Шофер вручил нам коробку оранжерейных цветов и записку от Саймона — приглашение на завтрашний обед в Скоутни. Звали всех, даже Томаса и Стивена. Записка предназначалась Топаз, цветы — никому конкретному. Мачеха сказала, что Саймон очень учтив и это хороший знак. Затем она написала ответ: подтвердила, что мы придем, только Стивен и Томас под вопросом. Ей не хотелось отказываться за мальчиков, не спросив их мнения. И правильно сделала. Томас решил ради обеда в Скоутни прогулять школу, а Стивен идти наотрез отказался («Лучше умереть! »).
 * * *

 
 К сожалению, описать второй визит в Скоутни по горячим следам не смогла — все писательские силы отнял рассказ о первом мая. Теперь мне вспоминается лишь зеленая лужайка, где мы сидели во второй половине дня (задержались на чай). Обед прошел спокойно, легко и расслабленно; я не нервничала, как на предыдущем званом ужине. (Хотя ужин произвел большее впечатление — до сих пор стоит перед глазами в виде темной картины со светлым пятном по центру: мерцание свечей, сверкающий пол и ночь, заглядывающая в черные окна. ) Миссис Коттон осталась в Лондоне; роль хозяина очень серьезно и немного величаво исполнял Саймон. Говорил он в основном с отцом и Топаз, даже с Роуз держался на редкость официально — со мной же, напротив, весело и дружелюбно. Нейл, не жалея сил, развлекал Томаса: сначала уговаривал его есть хорошенько, потом затеял теннисный турнир. Нас с сестрой тоже пригласили играть, но Роуз отказалась, так как со школы не брала ракетку в руки. Предоставленные самим себе, мы неторопливо прогуливались по парку и в конце концов очутились в огромнейшей оранжерее. Нас окутал горячий, влажный, ароматный воздух. Непередаваемое ощущение! Казалось, будто мы перенеслись в другой мир, далеко ото всех. — Кассандра, это же вот-вот произойдет, правда? — спросила вдруг Роуз с таинственным видом (с таким она развешивает носочки в канун Рождества). — Ты уверена, что этого хочешь? — спросила я в ответ. Глупый вопрос, конечно. Словно не видно, как решительно она настроена! Однако сестра надолго задумалась, безмолвно глядя на Саймона, беседовавшего на другом конце лужайки с отцом и Топаз. С тихим коротким стуком упала отломившаяся головка камелии. — Да, вполне, — довольно резко ответила, наконец, Роуз. — До сих пор я будто сочиняла сказку. Но сказка превратилась в реальность. Это должно случиться. Непременно. — Знаешь, мне тоже так кажется! — И я ничуть не кривила душой. Впрочем, оранжереи всегда будят во мне надежды и веру в счастливое будущее. Нейл впихнул Томасу еще один окорок и шесть банок варенья. Отец начал отказываться, правда, не очень энергично; он явно пребывал в прекрасном настроении. Саймон позволил ему взять из библиотеки Скоутни целую гору книг, и, едва мы очутились дома, он сразу ушел с добычей в караульню.
 * * *

 
 На этом приятные события не закончились — братья неожиданно позвали нас на пикник. Отец снова без объяснений с утра отбыл в Лондон, поэтому Топаз, сославшись на его отсутствие, от приглашения отказалась; поехали только я и Роуз. Коттоны привезли нас к морю. Пикник прошел на американский манер — с жареным на костре мясом. То есть «барбекю». А я-то, с тех пор как прочла о Братце Кролике, гадала: что это такое? Снаружи стейк подгорел, а внутри оказался сыроватым, но все равно было романтично. В тот день Саймон как никогда напоминал мальчишку-американца. Наперебой с Нейлом они принялись вспоминать пикники, на которые ездили в глубоком детстве до развода родителей. По-моему, братья теперь заново друг друга узнают, хотя Нейл Саймона явно уже полюбил. Старшего брата понять сложнее, он более замкнут. Оба очень добры, только младший ласковее и более открыт. Даже с Роуз он держался мило… скажем, большую часть времени. Да и кто мог бы перед ней устоять? Она, несомненно, была в ударе. Вероятно, солнце и веселый процесс поджаривания стейка волшебным образом превратили Роуз в живую непосредственную девушку. Она хохотала, дурачилась и даже каталась на животе с песчаных холмов. Купальных костюмов мы не взяли — и не пожалели. Море еще не прогрелось. Не нырять же в ледяную воду? Саймон глядел на Роуз с возрастающим восхищением. Ближе к вечеру, когда сестра особенно расшалилась, он сказал Нейлу: — Ты когда-нибудь видел, чтобы девушка так преображалась? — Нет. Налицо сдвиг в лучшую сторону, — ответил он с улыбкой, и Роуз состроила ему гримаску. В тот миг они друг другу симпатизировали, это очевидно. — Вы тоже думаете, это сдвиг в лучшую сторону? — осведомилась она у Саймона. — Пока не знаю, сам в растерянности. Может, нынешняя Роуз идеальна для моря и солнца, а другая для залов со свечами? Это же прекрасно, что существует несколько разных Роуз. Он смотрел прямо на нее, и она ответила таким же прямым взглядом — без тени кокетства, как на ужине в Скоутни. На мгновение они раскрылись друг перед другом: беззащитные, почти трогательные… — Спасибо, Саймон, — очаровательно улыбнувшись, произнесла Роуз. — Ну как, собираемся? — внезапно сказал Нейл. Он тоже почувствовал важность момента и поспешил развеять романтику. Его обращение с Роуз стало, как обычно, бесцеремонно-грубоватым; она, в свою очередь, просто не удостаивала его вниманием. Грустно. Они ведь так дружелюбно общались весь день! К морю нас возил младший Коттон, поэтому теперь за руль сел старший; Роуз заняла место впереди рядом с ним. Оба в основном молчали: Саймон водит очень аккуратно, а на извилистых сельских дорогах аккуратен вдвойне. Зато мы с Нейлом отлично повеселились. Он рассказал об Америке столько интересного! Похоже, там все-таки есть чем развлечься, особенно девушкам. — Наверное, по сравнению с американками мы с Роуз кажемся чопорными и консервативными? — спросила я. — Ну, консервативные — это вряд ли, — засмеялся Нейл. — Даже важничающая мадам… — Он кивнул головой в сторону сестры. — Нет, пожалуй, никого из вашей семьи нельзя назвать консервативным. А вот чопорность… по-моему, она прямо витает в воздухе. Даже деревенские люди чопорны. Даже вы, Кассандра, несмотря на то, что очень занимательны и милы. Я поинтересовалась, что он подразумевает под словом «чопорность». Помучившись, Нейл так и не смог внятно объяснить; полагаю, имелась в виду сдержанность и «некоторая скованность». — Ну, конечно, это мелочи, — торопливо добавил он. — Англичане — отличные ребята. Нейл всегда, подшучивая над Англией, старается не задеть чувств коренных жителей. Мы снова заговорили об Америке. Он рассказал, как промчался на машине три тысячи миль из Калифорнии в Нью-Йорк. Как въехал на закате в провинциальный городишко и медленно катил через жилые кварталы: вокруг расстилались зеленые неогороженные газоны, высились раскидистые деревья, а на террасах, перед светящимися окнами, сидели люди. Как очутился на главной улице среди сверкающих витрин магазинов, под переливами неоновых вывесок на фоне темно-синего неба… Откровенно говоря, до историй Нейла неоновые вывески не ассоциировались у меня с романтикой. Вот гостиницы (отели, как он выразился) — это действительно чудесно! Даже в небольших городках непременно есть одна, и почти в каждом номере своя ванная. А вкусно поесть можно в буфетах. Пейзажи меняются от штата к штату. И Нейл рассказал об апельсиновых рощах Калифорнии, о кактусах в пустыне, о бескрайних просторах Техаса, о старых южных городах, где с деревьев свисает удивительный серый мох… Ужасно интересно! Из лета он приехал в зиму, от калифорнийских цветущих апельсинов к нью-йоркским метелям. По его мнению, именно в таком путешествии по-настоящему и узнаешь дух Америки. Наверное, это правда. Его рассказы намного ярче, выразительнее и подробнее, чем фотографии или книги, которые я читала о стране. Нейл явно до сих пор под впечатлением от той поездки. При виде мелькавших за окнами прелестных деревушек он исправно ронял: «Очень красиво», но перед глазами у него, несомненно, стояла Америка. Я попыталась увидеть описанные пейзажи, о чем и сообщила Нейлу: если можно телепатическим путем читать чужие мысли, значит, можно подсмотреть и образы в сознании другого человека. — Надо сосредоточиться, — сказал Коттон и взял меня под пледом за руку. Зажмурившись, мы напрягли мозги. Думаю, увидела я собственные картинки, которые навоображала, слушая рассказ… а вот простор и свободу американских прерий ощутила. Странно, правда? Я открыла глаза — поля, кусты и небо внезапно подступили к машине вплотную, даже захотелось их оттолкнуть. Поделилась впечатлениями с Нейлом. Его лицо вытянулось от изумления: оказывается, он чувствует эту тесноту практически постоянно с того момента, как сошел на берег Англии! Хотя «сеанс телепатии» мы закончили, мою руку он так и не выпустил. Разумеется, это ничего не значит. Наверное, очередная американская привычка. Приятный дружеский жест. Только по плечам отчего-то иногда пробегала непонятная волнующая дрожь. К замку подъехали уже в сумерках. Мы пригласили братьев зайти, но они торопились домой — из Лондона возвращалась миссис Коттон.
 * * *

 
 Пока я воодушевленно описывала Топаз пикник, приехал отец (не проронив ни слова о том, чем занимался в столице). Прибыл тем же поездом, что и миссис Коттон. И, как оказалось, пригласил ее на ужин. В следующую субботу. С Саймоном и Нейлом, разумеется. Впервые в жизни Топаз вышла из себя. — Мортмейн, как ты мог?! — Она просто кричала. — Чем мы их угостим? На какие деньги? У нас даже посадить людей некуда, ты же знаешь! В столовой ни одного стула! — Накроешь в кухне, подашь яйца, ветчину… — предложил отец. — Они не обидятся. Окороками нас снабдили впрок. Мы смотрели на него в полном отчаянии. До чего самоуверенно он держался! Спасибо, Роуз здесь не было — она бы, наверное, бросилась на него с кулаками. И вдруг отец сник. — Я… мне показалось, что следует… — Бравада из голоса улетучилась. — Она пригласила нас на обед в Скоутни на следующей неделе… Господи, где была моя голова… Я совсем забыл о мебели! А ты не можешь что-нибудь соорудить? Он жалобно взглянул на Топаз. Не выношу эту унизительную покорность! Все равно, что лев, выполняющий собачью команду «служить» (хоть я и не видела дрессированных львов). Мачеха оказалась на высоте. — Не волнуйся, выкрутимся. Даже весело… Настоящее препятствие! — Она попыталась добавить своему контральто самые успокаивающие нотки, но голос слегка дрогнул. Так бы ее и расцеловала! — Давай осмотрим столовую, — шепнула Топаз, пока отец ужинал. Вооружившись свечами, мы отправились в темный зал. Не знаю, что она надеялась увидеть, — ничего, кроме пустого пространства, там не было. Даже ковер ушел с молотка, вслед за мебелью. Мы заглянули в гостиную. — Обед на крышке рояля… по-моему, оригинально, — задумчиво проговорила мачеха. — А еду отец будет нарезать на клавишах? — Может, сядем на полу? На подушках! Стульев-то не хватает. — Подушек тоже не хватает. Чего у нас действительно в избытке, так это пола. Мы засмеялись и хохотали до тех пор, пока воск не потек на пальцы. На душе стало легче.
 * * *

 
 В конце концов, по просьбе Топаз Стивен сколотил простенькие козлы; на них положили снятую с петель дверь курятника. Импровизированный стол мы придвинули к подоконнику, чем сэкономили на трех стульях. Серые парчовые шторы из холла превратились в роскошную скатерть, только шов немного бросался в глаза и ногам лишняя длина мешала. Серебро, хороший фарфор и хрусталь из нашего дома давным-давно исчезли; сервиз с фужерами нам одолжил викарий. Даже серебряный подсвечник дал! Разумеется, мы пригласили на обед и его. Он пришел пораньше и, пока мы переодевались, до блеска отполировал в кухне всю принесенную посуду. (Кстати, Роуз надела черное платье Топаз — на ней оно не кажется заурядным и вообще удивительно к лицу. ) Меню состояло из следующих блюд: бульон (из половины косточки второго окорока), отварной цыпленок и ветчина, персики со сливками (персиками нас как нельзя вовремя угостили Коттоны), холодная закуска: мусс из ветчины со специями. Все приготовила Топаз; прислуживала за столом Айви Стеббинс, в кухне ей помогали Томас и Стивен. Ужин прошел благополучно, если не считать того, что Айви испуганно таращилась на Саймона. Как она потом призналась, ее прямо в дрожь бросало от его жуткой бороды. Миссис Коттон, как обычно, трещала без умолку, но держалась очень мило, непринужденно. Думаю, именно благодаря ей и создавалось впечатление, что вечер удался. Американцы на удивление легко приспосабливаются — Нейл и Саймон помогли нам вымыть посуду. Я, правда, предпочла бы обойтись без их помощи, так как наша кухня выглядела далеко не по-американски: сплошной разор и беспорядок, да еще Томас поставил тарелки на пол, чтобы их вылизали Абеляр с Элоизой. (Между прочим, зря — куриные кости для животных очень опасны. ) Айви все перемыла, а мы насухо вытерли; затем Стивен пошел провожать ее домой. Дочери мистера Стеббинса тоже семнадцать. Она очень крупная, видная, симпатичная. Стивен ей нравится. Только сегодня это заметила. Если он на ней женится, то прекрасно устроит свою судьбу: Айви у Стеббинсов единственный ребенок, ферма отойдет ей. Интересно, поцелует ли он ее на прощание… Он вообще когда-нибудь целовался? Мысленно я брела через темные поля со Стивеном, но в то же время помнила и о Коттонах. Нейл сидел на столе, поглаживая Абеляра, — тот от удовольствия практически впал в кому; Саймон прогуливался вокруг, рассматривал кухню. Мне вспомнился вечер, когда братья очутились здесь впервые. Лишь бы Роуз забыла о «дьявольской» тени Саймона. Я и сама почти забыла. Второго такого светлого человека еще поискать. А затем началось самое увлекательное! Саймон спросил, нельзя ли осмотреть замок. Я это предвидела и предусмотрительно навела порядок в спальнях. — Томас, зажги фонарь, мы поднимемся на стену, — сказала я брату. Чем романтичнее все обставить, тем лучше для Роуз. — Начнем с холла. Мы прошли через гостиную, где беседовали остальные — то есть отец с миссис Коттон, Топаз лишь слушала; викарий при нашем появлении широко распахнул глаза, словно очнувшись от полудремы. Судя по его лицу, он тоже был не прочь погулять, но я сделала вид, будто ничего не замечаю. Нашу толпу и без того следовало рассеять. — Теперь ворота, — сказала Роуз, когда мы очутились в холле, и стрелой ринулась к парадной двери. Сестре, разумеется, не хотелось приводить гостей в столовую. Хотя, по-моему, идеальная пустота куда изысканнее нашей спальной мебели. Знала бы я, как дорожила Роуз даже самой скромной обстановкой! В саду Саймон обернулся к насыпи и негромко проговорил: — На фоне звездного неба башня Вильмотт кажется еще выше и чернее… Он явно настраивался на романтический лад. Вечер стоял чудесный, теплый, дул легкий ветерок — словом, восхитительный, идеальный для нашего дела вечер! Всякий раз, взбираясь в башню у ворот, я вспоминаю первый осмотр замка: как мы карабкались сюда в темноте, а Роуз подталкивала меня сзади. Детское воспоминание вызвало в душе прилив нежности к сестре. Непременно сделаю для нее сегодня все возможное! Мы медленно шли за Томасом на свет фонаря; Саймон не переставая восхищался изящными изгибами каменных ступеней, а я мысленно приказывала ему влюбиться в Роуз. — Поразительно! — воскликнул он, выбравшись наверх. Никогда не поднималась на башню ночью. Действительно дух захватывает! Хотя ничего не видно, кроме звезд да мерцающих огоньков в Годсенде и у фермы Четыре Камня. Ощущение, будто ночь шагнула тебе навстречу. Томас поставил фонарь на высокий зубец стены, поэтому свет падал прямо на лицо и волосы сестры. Ее фигура, облаченная в черное платье, сливалась с темнотой. Теплый порыв ветра бросил край шифоновой пелерины Роуз в лицо Саймону. — Ночь осенила своим крылом, — засмеялся он. До чего красиво они смотрелись у фонаря! Темная голова и сияюще-золотистая… Как бы оставить их здесь вдвоем?.. Увы! Человеческая изобретательность не безгранична. Вскоре мы спустились к выходу на стену. Пришлось немного побродить туда-сюда среди зубцов и бойниц — Нейла интересовала оборона замков и оборонительные сооружения. Особенно его занимали катапульты, закидывающие через стены трупы лошадей. Роуз почти сразу же споткнулась о подол платья; Саймон бережно взял ее под руку и не выпускал до тех пор, пока мы не перешли в башню у ванной комнаты. Словом, время прошло не впустую. Показывать ванную предоставили Томасу. Вскоре грянул дикий хохот — Нейла рассмешил Виндзорский замок. Мы с Роуз убежали в спальню зажечь свечи. — Нельзя ли нас как-то оставить наедине, вдвоем? — прошептала сестра. Я ответила, что с самого ужина только о том и думаю. — Это очень сложно. Может, вы сами от нас отстанете? Она сказала, что попыталась отстать еще на башне у ворот, но Саймон со всеми спустился на лестницу. — И еще окликнул Томаса: «Не убегай с фонарем так быстро, а то Роуз ничего не увидит». Пришлось и мне идти вниз… — Не волнуйся! Обещаю, что-нибудь придумаю, — успокоила я. На лестничной площадке послышались шаги. — И кто спит на кровати с балдахином? — с порога поинтересовался Саймон. — Роуз! Вообще-то на этой неделе спала там я, но ведь старинная кровать романтичнее железной койки, верно? Пусть вообразит Роуз под пологом. Саймон отворил дверь в нашу башню и очень развеселился, обнаружив внутри розовое вечернее платье сестры (хранить его в шкафу нельзя — оборки помнутся). — Подумать только! Держать одежду в башне, которой шесть сотен лет! — воскликнул он. Нейл обнял за талию мисс Блоссом и объявил ее девушкой своей мечты, а затем, развернувшись к окну, встал коленями на подоконник, чтобы заглянуть в ров. О-о-о! Вот она, мысль! — Не желаете поплавать? — невинно спросила я младшего Коттона. — С удовольствием! — отозвался он. — Плавать? Ночью? Сейчас? — Томас выпучил глаза. — Ну да. Будет весело. — Я слегка подмигнула. Хвала Небесам, он все понял и перестал ошалело на меня таращиться. — Одолжи Нейлу плавки. Простите, Саймон, плавки лишь одни, можете потом взять, после Нейла. Роуз купаться противопоказано, она моментально схватывает простуду. (Да простит Господь мою ложь! Кто постоянно схватывает простуду, так это я, у сестры здоровье отменное. ) — Мы понаблюдаем из окна, — улыбнулся Саймон. Выудив из недр шкафа купальный костюм, я ринулась в спальню Томаса — тот не мог найти плавки. Боже мой, неужели забыл в школе? Только этого не хватало! — Что за бред? — прошипел брат. — Вода ледяная, забыла? Ничего я, разумеется, не забыла. Мы не купаемся во рву до июля, а то и до августа — и даже тогда жалеем, что полезли в воду. — Позже объясню, — бросила я. — И не вздумай отговаривать Нейла! Плавки нашлись в трубе — оттуда тянул сквозняк, и Томас заткнул ими дыру. Слава богу, они черного цвета! — Переоденьтесь в ванной, а потом спуститесь через башню, — сказала я Нейлу. — Томас, проводи гостя. И посвети ему. Нейл, встретимся у рва! Вручив плавки, я ушла в «буферное государство», сменила платье на купальник и быстро пробежала через спальню к двери. — Удачного плавания! — пожелал мне Саймон и снова повернулся к Роуз. Оба замечательно уютно устроились на подоконнике. Лишь переодеваясь, я осознана, во что сама себя втянула. Даже от процесса облачения в купальник меня бросает в дрожь. А что будет в ледяной воде? Я же не переношу холод! И вот я сбежала по лестнице в кухню, чувствуя себя эскимосом, нисходящим в заснеженную преисподнюю. Показываться в гостиной не хотелось: купальный костюм давно мне мал, девиз школы подскочил уже до уровня груди. Словом, ко рву я подобралась через руины за кухней, а там уселась на дощатый мостик, стараясь не коснуться ногами воды. Нейл пока не пришел, я видела: ров лежал передо мной как на ладони. На зеленеющую пшеницу струила таинственный свет восходящая луна. Удивительно красиво! Я даже забыла об ужасе перед заплывом. Как все-таки различаются луны! Есть белые, есть золотистые… А сейчас небо украсил сверкающий оловянный диск — в жизни не видела такой твердой луны. Вода во рве была трехцветной: черной, серебряной и золотой. Серебром мерцала лунная дорожка, под светящимися окнами колыхались золотые блики. Пока я любовалась игрой света, возле угловой башни разлилось желтое сияние — Томас поставил в дверях фонарь и пропустил гостя. В черных плавках Нейл выглядел еще выше. Миг — и из лужицы золотистого света он шагнул в море лунного. — Кассандра, вы где?! Я крикнула, что иду, и осторожно тронула воду пальцем ноги. Чуть не умерла! Все оказалось намного хуже худших из ожиданий. Отважная мысль пересилить себя и добраться до Нейла вплавь мгновенно улетучилась. Купание явно стоило отсрочить, хоть немного! И я побрела вдоль кромки поля; ноги мне щекотали холодные стебли пшеницы. Очутившись напротив Нейла, я села на берег и завела оживленную беседу. Не мешало потянуть время — не только из-за ужаса перед ледяной водой, а еще из-за Роуз: вдруг не успеют объясниться с Саймоном? Ясно же, как день, что в воде мы не задержимся. Итак, я восхитилась красотой ночи. Рассказала милую смешную историю, как, впервые узнав о кораклах[15], решила пересечь ров в корзине для белья. Затем попыталась развить благодатно-неисчерпаемую тему Америки. Однако Нейл меня прервал. — Похоже, вы увиливаете от купания… А я все равно нырну! Здесь глубоко? О дно не ударюсь? — Глубоко. Но будьте аккуратны. — На дне ил! — предупреждающе воскликнул Томас. Коттон осторожно нырнул — и с ошалелым видом вынырнул. — Черт! Вот это холодина! — крикнул он. — А ведь дни стояли солнечные! Можно подумать, нашему рву есть дело до солнечных дней! Похоже, его подпитывают гренландские родники. — Даже не знаю, — заговорила я, — стоит ли купаться. После тяжелого ужина… — И не надейтесь так просто отделаться! — отозвался Нейл. — Сами ведь предложили. Идите-идите, а то я вас затяну. Нет, правда, вполне терпимо. Я пробормотала короткую молитву: — Господи, ты видишь, это ради сестры! Умоляю, сделай воду хоть немножко теплее. Впрочем, на чудо я не надеялась. Нет… нет… лучше умереть… И прыгнула. То была поистине адская мука! Будто с тебя содрали кожу ледяными кинжалами. Я отчаянно работала руками и ногами: через минуту станет легче, через минуту станет легче… Ох, нет, не станет. Рядом плыл Нейл. Наверное, на лице у меня застыла такая мрачная решительная гримаса, что он встревоженно поинтересовался: — Слушайте, вы в порядке? — В полном, — выдохнула я, выбираясь на дощатый мостик. — Лучше вернуться и поплавать или идти домой сохнуть, — сказал Нейл. — Ну, давайте же, прыгайте. К холоду привыкаешь. Я соскользнула в воду. Во второй раз все оказалось не так уж плохо; когда мы доплыли до окон гостиной, вода мне почти нравилась. Сверху, из золотистого окна, за нами следили взглядами Топаз и викарий. Ни Роуз, ни Саймона в окне этажом выше я не увидела. Наверное, поглощены важным разговором и им не до нас… Мы проплыли сквозь пятно лунного света; дрожащая перед глазами серебристая рябь постепенно отбегала к ступеням угловой башни. Забавно… Брат исчез. Только бы не отправился к Саймону и Роуз! За углом, перед фасадом замка, золотые блики сияющих окон и фонаря пропали, остался один лунный свет. Мы плыли на спинах, любуясь отвесной стеной, сохранившейся в целости до наших дней. Какая же она все-таки высокая! Вода, журча, тихо плескалась о подножие. Ноздри щекотал таинственный запах камней — смесь запахов летней грозы, сырости, темноты и водорослей. Я спросила, что различает в этом аромате Нейл. — Запах мокрого камня, — только и сказал он. Оказывается, ему тем временем представлялось, как со стены на нас льется кипящее масло! Коттона восхищало все, что касалось замков, их осады и защиты. Когда мы добрались до ворот, он спросил о механизме подъема моста. Пришлось разочаровать гостя. Мост совершенно обычный, мы называем его «подъемным», только чтобы не путать с Вильмоттским мостом. На обратном пути Нейл осведомился, почему разрушены другие стены; рассказ об атаке пуритан Кромвеля привел его в негодование. — Черт, жалко! — проговорил он, глядя на огромные расколотые камни. Я заметила, что впервые слышу о его неравнодушии к старине. — А старина и ни при чем! — ответил Коттон. — Просто думаю, тут было чертовски весело! Когда мы свернули в русло, тянущееся вдоль насыпи Вильмотт, стало темно: луну загораживал дом. Внезапно у нас перед носом выросло нечто большое и белое; «белое» сердито зашипело и захлопало крыльями. Спящие лебеди! Нейла происшествие позабавило. Я и сама залилась смехом, хотя испугалась не на шутку: лебеди могут быть очень опасны. К счастью, наши не сильно разозлились и тихо ретировались в камыши. Проплыв под Вильмоттским мостом, мы снова вывернули в южную часть рва. Здравствуй, луна! Стен там нет, сад спускается прямо к воде. Над головами благоухала большая клумба левкоев. Никогда не рассматривала цветы снизу вверх. Очень необычно! Сначала видны стебли, а потом обратные стороны чашечек. Мне понравилось. Утомленная долгим заплывом, я перестала грести — просто распласталась на спине; Нейл последовал моему примеру. До чего же приятно расслабленно покачиваться на воде, созерцая звезды… И вдруг викарий заиграл на рояле одно из лучших произведений Генделя — «Воздух» из «Музыки на воде». Наверное, выбрал специально, под наш заплыв. Прекрасный у него вкус! Звук был негромким, но отчетливым. С удовольствием полежала бы так под музыку несколько часов, но давала о себе знать ледяная вода; пришлось снова заработать руками и ногами. — Вот мы и описали полный круг, — сказала я Нейлу у дощатого мостика. — Неплохо бы передохнуть. Он помог мне выбраться на берег; мы перелезли через развалины и сели под домом, прислонившись спинами к теплой кирпичной стене кухни, нагретой за день солнцем. Все вокруг — в том числе и нас — озарял свет луны. К голове и плечу Нейла прилипли кусочки ярко-зеленой ряски — настоящий морской царь! Ночь, луна, музыка, аромат левкоев и заплыв вдоль рва, которому шестьсот лет, — великолепное подспорье романтике. Жаль, что мы не влюблены. Такая красота пропадает зря! Может, стоило вместо нас отправить поплескаться во рву Роуз и Саймона? Впрочем, нет, не стоило. Ледяная вода нежностям определенно не способствует: когда Нейл случайно меня приобнял, я ничего не ощутила — не ощутила приятного волнения, как в машине, когда он под теплым пледом накрыл мою руку своей. Возможно, немного погодя я переменила бы мнение, но меня вдруг громко позвала Топаз. Откуда идет голос, было непонятно, пока на Вильмоттском мосту не вспыхнул фонарь Томаса. Следом закричал отец: сообщил, что они ведут миссис Коттон и викария на насыпь к башне Вильмотт. — Смотри, простудишься! — забеспокоилась мачеха. — Сейчас я отправлю ее в дом, миссис Мортмейн, — отозвался Нейл. — Я не замерзла! — быстро возразила я. Боже, вдруг Роуз не хватило времени? — Нет, вы замерзли. И страшно дрожите. Я, впрочем, тоже. — Он убрал руку с моих плеч. — Идемте. Где у вас полотенца? Невинный вопрос подействовал на меня как удар под дых. Ну, конечно же! Полотенца! У нас их так мало, что в дни стирки приходится просто отряхиваться. — Я принесу, — беспечно ответила я и медленным-медленным шагом двинулась вдоль стены. Что же делать? В ванной у нас лежали два гостевых полотенца — то есть мы так назвали чайные салфетки, великодушно одолженные нам мисс Марси. Можно ли предложить это крупному мокрому мужчине? Разумеется, нет. И тут меня осенило… Когда мы поравнялись с задней дверью, я бодро предложила: — Давайте сюда! Согреетесь в кухне у огня. А я принесу полотенце. — Но у меня одежда в ванной… — начал Нейл. — И ее принесу, — убегая, бросила я через плечо. Решила я следующее: полотенце возьму свое либо Роуз (в зависимости от того, какое окажется суше), сверну, будто чистое, ну а потом спущусь, прижав его к купальнику, и извинюсь перед Нейлом за то, что слегка намочила. Нарушать уединение сестры и Саймона не придется — оба полотенца лежат на лестнице в башне при нашей спальне (я их туда выкинула, начищая дом к приему гостей). В башню поднимусь из гостиной. Пока Коттон будет переодеваться, молниеносно натяну на себя сухое платье, поскорее вернусь в кухню и займу гостя долгой беседой. Бесшумно отворив из гостиной дверь в башню, я двинулась вверх. За первым же поворотом темнота стала почти непроглядной; я опустилась на четвереньки и на ощупь осторожно поползла вперед. Хлопот мне доставило розовое платье Роуз — еле пробралась мимо него. Под дверью нашей спальни сияла полоска света. Полотенца лежали парой ступенек выше. Я осторожно пошарила рукой. В этот миг до меня донесся голос Саймона: — Роуз, вы выйдете за меня замуж? Я застыла как вкопанная. Даже вздохнуть не смела: вдруг услышат? По моему разумению, сестре полагалось немедленно воскликнуть: «Да! » — однако Роуз безмолвствовала. Молчание затянулось на добрых десять секунд. — Саймон, поцелуйте меня. Пожалуйста, — очень тихо, но внятно произнесла она. И снова воцарилась тишина. Надолго. Я успела поразмышлять о том, что не хотела бы приобрести первый опыт поцелуя с бородачом… Задумалась, поцеловал бы меня Нейл, если б не зов Топаз… И наконец, заметила, что через башню тянет ледяной сквозняк. — Пожалуйста, Саймон, — вдруг повторила Роуз хорошо знакомым мне взволнованным прерывистым голосом. В очередной раз повисло молчание. Схватив полотенце (нашла только одно), я поспешила вниз. И почти сразу остановилась. А не разумнее ли внезапно ввалиться к ним в комнату? Так, на всякий случай… Ума не приложу, что я подразумевала под «всяким случаем». Неужели тревожилась, будто Саймон возьмет свое предложение обратно? Одно я знала точно: чем скорее официально объявить о помолвке, тем лучше! Ноги сами понесли меня наверх. Я распахнула дверь. Саймон с Роуз еще сжимали друг друга в объятиях. Быстро обернувшись, Коттон смущенно мне улыбнулся. Надеюсь, я тоже улыбнулась. И надеюсь, не сильно округлила глаза: на долю секунды мне показалось, что передо мной не Саймон, а чужой человек! Борода исчезла. — Ничего, если Роуз выйдет за меня замуж? — спросил он. Тут мы все разом заговорили. Я радостно обнимала сестру, жала руку Саймону… — Бедная девочка, совсем заледенела, — сказал он, выпуская мою ладонь. — Быстрее переоденьтесь в сухое. — Сначала отнесу Нейлу полотенце. И одежду. — Я поспешила в ванную. — Как тебе Саймон без бороды? Нравится?! — крикнула Роуз вслед. Разумеется, мне следовало раньше выразить восторг, но я слишком растерялась. — Просто великолепно! — прокричала я. Только великолепно ли?.. Да, теперь он выглядел намного моложе и вообще превратился в настоящего красавца, однако в лице появилось что-то беззащитное, точно с бородой ушла вся сила. Нет, у него не безвольный подбородок, ничего подобного. Просто вид стал несколько… потерянный. «С ума сойти! Как же Роуз удалось его побрить? — гадала я, собирая вещи Нейла. — Вероятнее всего, заключила с ним пари». Признаюсь, Саймон меня поразил. Это ведь, кажется, неприлично пользоваться чужими бритвенными принадлежностями и эмалированным тазом? (Серьезный, исполненный величественного достоинства Саймон, похоже, исчез вместе с бородой. Неужели когда-то он повергал меня в благоговейный ужас? Прямо не верится. Конечно, дело не просто в бритье бороды — перемена в нем, главным образом, вызвана горячей любовью к Роуз. ) Я спустилась в кухню; Нейл стоял к огню так близко, что от плавок поднимался пар. — Наконец-то! Я думал, вы обо мне забыли, — обернувшись, сказал он с улыбкой. — Замечательная новость! — воскликнула я. — Роуз и Саймон помолвлены! Его улыбка, словно электрическая лампочка, мгновенно погасла. — Какой-то у вас не радостный вид, — заметила я. — Радостный?! — Гневно сверкнув глазами, Нейл молча вырвал у меня полотенце, а потом грубо бросил: — Выйдите вон, дайте мне переодеться. Я свалила одежду на стул и уже собралась уйти, но внезапно передумала. — Нейл… пожалуйста… — заговорила я как можно спокойнее и дружелюбнее. — Почему вы так ненавидите Роуз? Причем с самого начала. — Неправда! — вытирая плечи, отрывисто сказал он. — Сначала она мне очень понравилась. — А теперь не нравится? Но почему? Опустив полотенце, Коттон посмотрел мне прямо в глаза. — Потому что она расчетливая. Охотница за деньгами. И вам это, Кассандра, известно. — Ничего подобного! — негодующе возразила я. — Что вы себе позволяете?! — Ну, хорошо. Можете вы искренне сказать, что она выходит за него замуж не из-за денег? — Разумеется! — с горячей убежденностью воскликнула я — в тот миг я действительно в это верила. Хотя, в общем-то… Мои щеки жарко запылали. — Чертова маленькая лгунья, — процедил Нейл. — Я думал, вы милое искреннее дитя! Вы ведь нарочно потащили меня купаться? Меня захлестнула злость — за себя, за Роуз… — Да! — выпалила я. — И очень рада, что утащила! Роуз рассказала мне все! Что вы будете вмешиваться в их отношения, сколько сможете… Просто вам, Нейл Коттон, хочется увезти Саймона с собой в Америку! Оставьте их в покое! Вас это не касается! — Катитесь к черту! Вон! — проревел он с таким свирепым видом, будто собирался меня ударить. Я стрелой взлетела вверх по лестнице, но на последней ступени остановилась и с достоинством произнесла: — Советую вам взять себя в руки, прежде чем показаться на глаза Саймону. Нырнув в комнату, я быстро заперла дверь: с него бы сталось кинуться следом. Гнев меня согрел. Хоть какая-то польза от эмоций! Я с удовольствием скинула влажный купальный костюм и, обсушившись на постельном покрывале Топаз, переоделась в «буферном государстве» в платье. Со двора донеслись голоса отца, мачехи и гостей, вернувшихся с насыпи Вильмотт. — Идем, Роуз, объявим о помолвке! — сказал за дверью Саймон. Я вбежала в спальню, и мы вместе спустились вниз. Все уже вошли в холл. Миссис Коттон стояла прямо под настенным светильником: как же вытянулось ее лицо при виде выбритого Саймона! — Саймон, я… — начала она. Но он ее перебил: — Роуз согласилась выйти за меня замуж. У матери открылся рот. Известие ее не просто удивило — потрясло. Всего на секунду. Затем она просияла. Расцеловала обоих, поблагодарив Роуз за то, что уговорила Саймона побриться. Следом расцеловала меня с Топаз (я уже решила, что она поцелует отца! ). И принялась говорить… Если прежде ее речь напоминала мне бескрайний речной поток, то теперь представлялась огневым шквалом, ведущимся изо всех пушек линкора. Но миссис Коттон очень, очень добра! Чем больше ее узнаешь, тем сильнее она нравится. В разгар поздравлений в холл вышел Нейл. Я с удовольствием отметила, что изрядно помяла его парадную рубашку, сграбастав ее в охапку с остальными вещами. По лицу младшего Коттона никто и не догадался бы о недавней вспышке ярости. — Поздравляю, Саймон, — сказал он. — А борода-то, гляжу, исчезла! Роуз, дорогая, думаю, вы и сами знаете, чего я вам желаю. Должна признать, я оценила изящность формулировки! Роуз двусмысленности как будто не заметила — с милой улыбкой поблагодарила за поздравление и вновь отвернулась к оживленно болтающей миссис Коттон. Викарий объявил, что в домашнем погребке у него есть шампанское. Нейл вызвался быстро съездить за ним на машине, причем у него хватило наглости позвать с собой меня. Я отказалась — холодно, но так, чтобы не привлечь внимания остальных. Позже, когда мы прощались с гостями во дворе, Нейл поволок меня в сторону, да так решительно, что я не рискнула сопротивляться. Остановившись в конце сада над клумбой с левкоями, он сказал: — Мир? — Вряд ли. Вы назвали меня лгуньей. — А если я попрошу прощения? — То есть вы не считаете меня лгуньей? — Неужели вы не примете искренние извинения? При данных обстоятельствах я была готова их принять, но не знала, как это сделать, не бросив тень на Роуз. Так и молчала. — А если я скажу, что не виню вас за ложь? Если вы все-таки солгали… И восхищен тем, как вы защищаете сестру. Не говорите ничего, просто пожмите руку, если прощаете. Его пальцы скользнули от моего локтя к ладони. Я ответила на пожатие. — Замечательно, — улыбнулся он и очень серьезно добавил: — Кассандра, дело не в том, что я надеюсь увезти его с собой в Америку. Честное слово, это не так! Разумеется, с эгоистической точки зрения мне хотелось бы… — Мне не следовало так говорить, — перебила его я. — Пожалуй, мой черед извиняться. — Извинение принято. — Вновь слегка пожав мне ладонь, он глубоко вздохнул. — Возможно, я неправильно ее воспринимал… Возможно, она действительно влюбилась. Почему бы нет? Перед Саймоном ни одна девушка в здравом уме и твердой памяти не устояла бы. Верно? Еще как неверно! Большинство девушек даже не взглянули бы в сторону старшего брата, несмотря на всю его доброту и обходительность. Большинство выбрало бы Нейла. На влажных волосах Коттона играл лунный свет; от воды они вились сильнее, чем обычно. Я сказала, что на голове у него ряска, а он вдруг засмеялся: — И все-таки мы отлично поплавали! До нас вдруг долетел голос миссис Коттон: — Вы идете?!
 * * *

 
 Гости уехали. Ночь наполнила пронзительная тишина. Всем как будто было немного не по себе. Когда мы вернулись в дом, отец с наигранной небрежностью спросил Роуз: — Э-э-э… Ну как, милая, счастлива? — Очень, — живо отозвалась она, — только устала. Пойду прямиком в кровать. — Да мы все пойдем, — сказала Топаз. — А то Стивена разбудим, если начнем бокалы перемывать. Стивен вернулся совсем недавно (долго же он провожал Айви Стеббинс! ). Я звала его выпить шампанского за здоровье Роуз, но он отказался, а узнав о помолвке сестры с Саймоном, загадочно улыбнулся и сказал: — Вот как? Что ж, молчу-молчу. И ушел спать. Бог знает, что означала его фраза. По-моему, Айви он все-таки поцеловал.
 * * *

 
 Я умирала от любопытства. Скорей бы расспросить Роуз! Вот только закончится брожение до ванной и обратно… Раньше она и слова не скажет. Отец с Топаз, как назло, купаться не торопились. Когда они наконец прошли в спальню, сестра быстро проверила, хорошо ли заперты обе двери, и, запрыгнув в кровать, задула свечу. — Ну?.. — нетерпеливо спросила я. И Роуз громким шепотом, очень быстро, принялась рассказывать. Я была права: она и правда с ним поспорила на бритье! — Сначала он принял мою просьбу за шутку, — объяснила сестра. — Затем решил, будто я хочу над ним посмеяться, и изобразил оскорбленное достоинство. Но я не смутилась. Понимаешь, Кассандра, я должна была увидеть его без бороды! Она приводила меня в ужас. Я приблизилась к нему почти вплотную и, подняв глаза, сказала: «У вас такие красивые губы… Зачем прятать? » — и обвела пальцем их контур. Тут он попытался меня поцеловать, но я увернулась. «Нет! Сперва сбрейте бороду». Он спросил: «А если сбрею, не станете возражать? » А я ответила: «Не знаю, пока не увижу вас без бороды». Быстро сбегала за бритвенными принадлежностями, захватила ножницы Топаз и принесла из ванной кувшин горячей воды. Мы хохотали не переставая. У меня голова шла кругом. Странное, приятное головокружение… Он пытался меня целовать, я отбивалась. С бородой ему пришлось немало повозиться. Мне даже стало стыдно, и я пожалела о своей затее… Он так яростно с ней боролся. Ты бы его видела, когда он состриг ножницами длинные волосы! Жуть! Наверное, у меня от ужаса перекосилось лицо, потому что он вдруг закричал: «Не смотрите на меня! Не надо! » Я отбежала к окну и, усевшись на подоконник, принялась молиться. Точнее мысленно повторяла: «Господи, прошу тебя, Господи, прошу тебя…» — дальше дело не шло. По-моему, минула целая вечность. Наконец-то Саймон вытер лицо и обернулся. «Что ж, теперь вам известно самое худшее», — забавным страдальческим голосом проговорил он. Он больше не сердился на меня, я видела. Такой робкий, трогательный… и прекрасный! Разве он теперь не красавец, а, Кассандра? — Да, Саймон очень красив. И что произошло потом? — Я воскликнула: «Саймон, как чудесно! Таким вы мне нравитесь в тысячу раз больше. Спасибо, спасибо, что сделали это для меня». И он попросил меня выйти за него замуж. Я не призналась, что слышала его слова. Кому же понравится, если посторонний подслушает предложение руки и сердца? Мне — точно нет. — Затем… — продолжала Роуз, — …я вдруг подумала о тебе. Это, кстати, странно, крайне странно… Я ведь не подозревала, что ты в башне, ни малейшего шороха не слышала. Вспомнила, как ты говорила, будто я разберусь в своих чувствах, лишь когда мы поцелуемся. И ты оказалась права! Он мне нравился, я им восхищалась, но не понимала, люблю его или нет. И вот я могла, ничем не рискуя, это выяснить — предложение-то было уже в кармане! Я попросила его меня поцеловать. Незабываемое ощущение… чудеснее, чем… — Ее голос угас, она заново переживала волшебный миг поцелуя. Я дала ей пару минут спокойно насладиться воспоминанием, но в конце концов мое терпение кончилось. — Давай дальше, — поторопила я ее. — Чудеснее, чем что? — Ну, чудеснее… не бывает. Господи, не могу я описать! Словом, все прошло хорошо. Я влюблена и безумно счастлива. И о тебе тоже позабочусь. Будешь жить с нами, а потом выйдешь за кого-нибудь замуж. Может быть, за Нейла. — Ты ведь его ненавидишь. — Этой ночью я всех люблю! Боже, какое облегчение, как хорошо, что я все-таки люблю Саймона. — А если бы поняла, что не любишь? Отказала бы? — поинтересовалась я. Она надолго задумалась, а потом с вызовом бросила: — Нет! Перед поцелуем я сама себя предупредила: «Ты в любом случае выйдешь за него замуж как миленькая». Знаешь почему? Потому что за его спиной, на туалетном столике я увидела полотенце, которым Саймон вытирался после бритья. Старое, истертое, ужасное… В нашем доме ни одного запасного полотенца! — Думаешь, я не знаю? — усмехнулась я. — Не хочу так жить. Не хочу! И не буду! — Ну конечно! У тебя будет столько полотенец, сколько пожелаешь, — сказал голос мисс Блоссом. — Роузи, милая, мои искренние поздравления! — И одежда, какую пожелаю! — с воодушевлением подхватила сестра. — Подумаю об этом, пока буду засыпать. — Хочешь, ложись на кровать с балдахином? Чтобы антураж соответствовал мечтам! — предложила я, но ей стало лень бегать с кровати на кровать. Пока я заново прокручивала в голове ночное купание, мой взгляд упал на окно, на черные силуэты эмалированного кувшина и тазика. Неужели они принимали участие в Саймоновом бритье?.. Перед мысленным взором появились два лица: одно с бородой, другое — без. Есть ведь история о каком-то герое, лишившемся волос из-за женщины. О ком же там речь? Так и уснула, не вспомнив. Ранним утром, когда я разомкнула глаза, в голове всплыли два имени — Самсон и Далила. Словно кто-то шепнул на ухо. Самсону, правда, остригли волосы, а не бороду, так что ассоциация у меня возникла неточная. Хотя сестре наверняка понравилось бы сравнение с Далилой. Тем временем стало еще светлее. Я села на кровати и взглянула на спящую Роуз. Интересно, что ей снится? Выглядела сестра особенно прелестно, хотя ночная сорочка тетушки Миллисенты едва ли была ей к лицу. Яркие волосы разметались по наволочке, на щеках играл слабый румянец. Почему-то Роуз спящая сильно отличалась от Роуз бодрствующей: казалась еще более юной, мягкой, безмятежной. Удивительно, правда? Как же сильно я ее люблю! Спала она крепко, спокойно, причем в весьма неудобной позе — свесив одну руку с кровати (на железной койке приходится сползать на самый край, чтобы в бока не впивались жуткие бугры матраца). Ничего, скоро у нее будет иное ложе. До чего я рада за сестру!
  Часть третья
 

 ТЕТРАДЬ ЗА ДВЕ ГИНЕИ



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.