Terry David John Pratchett 17 страница

Вдали показался оранжевый свет. Это могло быть все, что угодно: хижина госпожи Гоголь, лодка или еще что‑ нибудь. На болоте разница между водой и сушей – это всего‑ навсего вопрос выбора.

Свет приближался.

– Здравствуйте! Есть кто‑ нибудь дома?

– Входи, дитя мое. Присаживайся. Отдохни немного.

Элла опасливо ступила на шаткую веранду. Госпожа Гоголь сидела в кресле, держа на коленях белую тряпичную куклу.

– Маграт сказала…

– Я все знаю. Добро пожаловать к Эрзули.

– А кто ты такая?

– Я твой… друг, девочка.

Элла напряглась, как будто готовясь сбежать.

– Ты что, тоже крестная?

– Нет. Ничего подобного. Просто друг. За тобой никто не следил?

– Э‑ э… Вряд ли.

– Впрочем, это и не важно, девочка моя. Не важно. Думаю, нам все равно стоит отправиться к реке. Когда со всех сторон вода, как‑ то оно безопаснее…

Хижина вздрогнула.

– Ты лучше сядь. А то лапы ходят вперевалку, и, пока не окажемся на воде, дом будет трясти.

Тем не менее Элла все же рискнула и заглянула под веранду.

Хижина госпожи Гоголь передвигалась на четырех больших гусиных лапах, которые как раз сейчас высвобождались из тины. Потом они зашлепали по мелководью и, добравшись до реки, принялись мягко выгребать на середину.

Проснувшись, Грибо попытался потянуться. И руки с ногами тоже неправильные! Тетушка Приятка, которая все это время сидела и смотрела на него, поставила стакан.

– Ну и чего же ты желаешь теперь, господин Кот? – поинтересовалась она.

Грибо прошествовал к двери, ведущей наружу, и поскребся о косяк.

– Хаучу выыйти, теутушкау Прияутка, – проговорил он.

– Для этого тебе нужно всего‑ навсего повернуть ручку, – ответила она.

Грибо уставился на дверную ручку с видом человека, которому предстоит справиться со сложным техническим устройством, а потом умоляюще посмотрел на тетушку.

Она открыла ему дверь, выпустила его на улицу, а потом снова закрыла ее, заперла на замок и облегченно привалилась к доскам спиной.

– Золушка сейчас с госпожой Гоголь, и ей ничто не угрожает, – возвестила Маграт.

– Ха! – ответствовала матушка.

– А мне она очень даже понравилась, – сказала нянюшка Ягг.

– Не доверяю я людям, которые пьют ром и курят трубку, – поморщилась матушка.

– Но ведь нянюшка Ягг тоже курит трубку, а пьет вообще что попало, – заметила Маграт.

– Да, но это потому, что она просто мерзкая старая грымза. И кто сказал, что я ей доверяю? – не оборачиваясь, ответила матушка.

Нянюшка Ягг вытащила изо рта трубку.

– Это верно, – дружелюбно подтвердила она. – Если не поддерживать образ, ты – никто. Матушка наконец оторвалась от замка.

– Ничего не выходит, – призналась она. – Из октирона сделан. Никакие заклятия не действуют.

– Вообще глупо сажать нас под замок, – отозвалась нянюшка. – Лично я бы сразу нас убила.

– Это потому, что по сути ты добрая, – пояснила Маграт. – Добрые ничего плохого не делают и творят справедливость. А злые всегда в чем‑ нибудь да виноваты, поэтому‑ то они и изобрели милосердие.

– Ерунда это все. Знаю я, почему она так поступила, – мрачно промолвила матушка. – Таким образом она дает нам время осознать, что мы проиграли.

– Но ведь она сама сказала, что в конце концов мы убежим, – удивилась Маграт. – Не понимаю. Неужели она не знает, что добро в результате все равно побеждает?

– Это только в сказках, – фыркнула матушка, внимательно разглядывая дверные петли. – А она считает, что сказки ее слушаются. Вертит ими как вздумается. И считает, что это она добрая.

– Кстати, – сказала Маграт, – лично я тоже терпеть не могу болот. Если бы не эта лягушка и все прочее, я бы, наверное, даже могла понять Лили…

– Тогда ты самая настоящая крестная дура! – рявкнула матушка, продолжая ковыряться в замке. – Нельзя ходить и строить людям лучший мир. Только сами люди могут построить себе лучший мир. Иначе получается клетка. Кроме того, нельзя строить лучший мир, отрубая головы и выдавая порядочных девушек замуж за лягушек.

– А как же прогресс… – начала было Маграт.

– Не смей мне ничего говорить о прогрессе. Суть прогресса в том, что плохое случается быстрее, вот и все. Ни у кого нет другой булавки? Эта не годится.

Нянюшка, которая, прямо как Грибо, обладала способностью где угодно устраиваться как у себя дома, удобно разместилась в углу камеры.

– Я однажды слышала историю, – сказала она, – про одного парня, которого посадили в тюрьму на много‑ много лет, и от другого заключенного, невероятно умного, он за это время узнал целую прорву насчет вселенной и разного такого прочего. А потом он сбежал и всем отомстил.

– Слушай, Гита Ягг, а ты сама‑ то что такого невероятно умного знаешь насчет вселенной? – поинтересовалась матушка.

– Отстань, – дружелюбно откликнулась нянюшка.

– Ну, тогда нам лучше бежать прямо сейчас.

Нянюшка вытащила из шляпы кусочек картона, там же отыскала огрызок карандаша, полизала кончик и ненадолго задумалась. А потом принялась писать:

«Дарагой Джейсон унд аллес (как гаворят у нас в заграницах),

Вот такие дила палучаюцца твая старая Мама снова атбываит Срок в тюрьме, я вить старая каторжница так ты пришли мне пирожка с пузырьком чирнил внутри это я шучу. Эта План тюрьмы. Я ставлю Хгде мы сидим там Внутри. Маграт выступала в шикарном плати и вела сибя как истеная Куртезанка. А еще Эсме вот‑ вот взбилиницца патамушта ни можит атпирет замок но я думаю все палучицца патамушта дабро в канце всигда пабиждает а эта и есть МЫ. Все случилась патамушта адна дивчонка никак хочит выхадит за Принца каторый на самам дели Лигушка и трудна ее за эта венить. Каму захочицца рибенка с такими Храмыми Сомами каторый станит жить в балоти и визде прыгать, вет на ниво может ктонибуть наступить…»

От дела ее оторвал звук мандолины, на которой кто‑ то весьма искусно наигрывал прямо за стеной, после чего негромкий, но крайне решительный голос запел:

– …Si consuenti d'amoure, venire dimo tondreturo‑ o‑ o‑ o‑ …

– Как голодает моя любовь по столовой твоего изнурения, – тут же перевела нянюшка Ягг, не поднимая головы.

– …Delia della t'ozentro, audri t'dren vontarie‑ e‑ e‑ e‑ e‑ e…

– Магазин, магазин, у меня есть лепешка, небо розовеет, – продолжала переводить нянюшка. Матушка и Маграт переглянулись.

– …Guaranto del tari, bella pore di larientos…

– Возрадуйся, свечник, у тебя такой большой, огромный…

– Ни единому слову не верю, – перебила матушка. – Ты все выдумываешь.

– Дословный перевод, – возразила нянюшка. – Сама ж знаешь, заграничный я знаю как родной.

– Госпожа Ягг, это ты? Ты ли это, любовь моя?

Ведьмы дружно подняли головы и посмотрели на забранное решеткой окно. В камеру заглядывало крохотное личико.

– Казанунда?

– Я, госпожа Ягг.

– Любовь моя! – пробурчала матушка.

– Как же ты добрался до окна? – не обращая на нее внимания, спросила нянюшка.

– Я всегда знаю, где раздобыть лестницу, госпожа Ягг.

– Но знаешь ли ты, где раздобыть ключ?

– Ключ тут не поможет. У вашей двери дежурит слишком много стражников, госпожа Ягг. Слишком много – даже для такого прославленного фехтовальщика, как я. Ее ледство отдала строжайшие приказы. Запрещается не только слушать вас, но даже смотреть на вас.

– А как тебя‑ то занесло в дворцовые стражники?

– Солдат удачи хватается за ту работу, что подворачивается под руку, госпожа Ягг, – честно ответил Казанунда.

– Но ведь все остальные стражники шести футов росту, а ты… ну, слегка пониже.

– Я соврал насчет своего роста, госпожа Ягг. Я же самый знаменитый в мире враль.

– Правда?

– Нет.

– А как насчет того, что ты самый знаменитый в мире любовник?

Некоторое время за окном молчали.

– Ну, может, я и на втором месте, – откликнулся наконец Казанунда. – Но я стараюсь.

– Господин Казанунда, ты не мог бы сходить и поискать нам напильник или что‑ нибудь вроде? – попросила Маграт.

– Посмотрю, что можно сделать, госпожа. Лицо исчезло.

– Может, попросить кого‑ нибудь навестить нас, а потом переодеться в его одежду и сбежать? – предложила нянюшка Ягг.

– Ну вот, теперь еще и палец булавкой уколола, – пробормотала матушка Ветровоск.

– Или Маграт могла бы попробовать соблазнить одного из стражников… – продолжала нянюшка.

– А почему бы тебе самой это не попробовать? – зло огрызнулась Маграт.

– Ладно. Идет.

– Слушайте, вы там, а ну заткнитесь обе, – рявкнула матушка. – Я тут пытаюсь придумать…

За окном снова послышался какой‑ то звук.

На сей раз к ним наведался Легба.

Сквозь прутья решетки черный петух мельком заглянул в камеру, после чего немедленно улетел.

– У меня от него прям мурашки по коже, – призналась нянюшка. – Не могу на него смотреть, сразу думаю о луковой подливке и картофельном пюре.

Ее морщинистое лицо сморщилось еще больше.

– Грибо! – возопила она. – На кого мы тебя оставили?!

– Ой. Да он же всего‑ навсего кот, – отмахнулась матушка Ветровоск. – Кот и сам о себе может позаботиться.

– Да, только ведь он еще совсем маленький, пушистый… – начала было нянюшка, но тут кто‑ то принялся разбирать стену.

Вскоре в стене образовалась небольшая дыра. Чья‑ то серая рука вытащила очередной камень. Ведьмы почувствовали сильный запах тины.

Камень крошился под сильными пальцами.

– Эй, вы там? – позвал звучный голос.

– Да, господин Суббота, – откликнулась нянюшка. – Как все‑ таки жестоко устроен этот мир, мы – здесь, ты – там…

Суббота что‑ то буркнул и исчез.

Тут из‑ за двери камеры донеслась какая‑ то возня, и кто‑ то зазвенел ключами.

– Нечего нам здесь рассиживаться, – решила матушка. – Пошли.

Ведьмы, помогая друг дружке, пролезли в дыру.

Снаружи в небольшом дворике они увидели Субботу, торопливо направляющегося туда, где все еще продолжался бал.

А следом за Субботой тянулось нечто, весьма напоминающее хвост какой‑ нибудь кометы.

– Что это?

– Дело рук госпожи Гоголь, – мрачно ответствовала матушка Ветровоск.

За Субботой по воздуху струился поток сгущающейся темноты, медленно, но верно распространяясь по территории дворца. На первый взгляд могло показаться, будто во тьме роятся какие‑ то тени, но при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что это вовсе не тени, а лишь намек на тени. В круговерти на мгновение блеснули чьи‑ то глаза. Слышались стрекот цикад и жужжание москитов, доносился запах мха и вонь болотной тины.

– Болото, – сказала Маграт.

– Это лишь идея болота, – поправила ее матушка. – Это то, из чего рождается болото.

– Батюшки светы, – поежилась нянюшка, а потом пожала плечами. – Что ж, Элла сбежала, да и мы тоже сбегаем, значит, наступила та часть сказки, где все мы сбегаем? Ну так что, мы бежим или нет?

Они продолжали стоять.

– Народ здесь, конечно, не очень… – спустя некоторое время промолвила Маграт. – Но аллигаторов он не заслужил.

– Эй! Ведьмы, а ну стойте! – послышался чей‑ то голос за их спинами.

Из дыры выглядывало с полдюжины стражников.

– Тут определенно становится жарковато, – сказала нянюшка, выдергивая из шляпы еще одну булавку.

– У них арбалеты, – предупредила Маграт. – Против арбалетов сильно не повыступаешь. Про метательное оружие рассказывается только в Седьмом Уроке, а я до него еще не дошла.

– Интересно, как они спустят курки, если будут думать, что у них плавники вместо рук? – с угрозой в голосе заметила матушка.

– Слушай, – примиряюще произнесла нянюшка, – давай только без этого, ладно? Всем же и так известно, что добро всегда побеждает, особенно если врагов больше.

Стражники наконец выбрались во двор.

Стоило им сделать пару шагов, как со стены прямо позади них бесшумно спрыгнула высокая черная фигура.

– Ну вот, – радостно возвестила нянюшка, – я же говорила, что от своей мамочки он далеко не уйдет!

Один или два стражника вдруг осознали, что одна из ведьм с гордостью смотрит куда‑ то за их спины, и обернулись.

Их взорам предстал высокий широкоплечий тип с копной черных волос, повязкой на глазу и очень широкой улыбкой.

Он стоял, небрежно сложив руки.

Дождавшись, когда внимание всех стражников переключится на него, Грибо медленно разомкнул губы.

Несколько стражников невольно попятились.

– И что такого? – пробормотал один из них… – Оружия‑ то у него не…

Грибо поднял руку.

Выскакивая, когти не издают никакого звука, а надо бы. Им стоило бы появляться со звуком вроде «дзинь».

Улыбка Грибо стала заметно шире.

Ага! Ну хоть это еще действует…

У какого‑ то стражника хватило ума поднять арбалет, но не хватило мозгов сообразить, что позади стоит нянюшка Ягг со шляпной булавкой. Ее рука метнулась вперед столь молниеносно, что, увидев это, любой ищущий мудрости, одетый в желтый балахон юнец вполне мог бы там же и прямо тогда же отправиться Путем Госпожи Ягг. Стражник вскрикнул и выронил оружие.

– Ур‑ р‑ роул‑ л‑ л…

Грибо прыгнул.

Коты очень похожи на ведьм. Они дерутся не ради того, чтобы убить, а ради того, чтобы победить. Это совершенно разные вещи. Какой смысл убивать противника? Ведь тогда он никогда не узнает, что проиграл, а стать настоящим победителем можно только при наличии противника, который побит тобой и сознает это. Нельзя торжествовать над трупом, зато побежденный противник, который останется побежденным до конца своих горестных и жалких дней, – вот оно, настоящее сокровище.

Но коты, разумеется, не вдаются в такие глубокие размышления. Им просто нравится, когда кто‑ то, прихрамывая, опрометью бросается от них прочь, лишенный хвоста и нескольких больших клочьев шерсти.

Техника Грибо была безыскусной, и, встреться он с мало‑ мальски приличным фехтовальщиком, ему бы ни за что не выстоять. Однако на его стороне было явное преимущество: практически невозможно прилично фехтовать, когда ты словно бы угодил в большой миксер, который так и норовит сбрить тебе уши.

Ведьмы с интересом наблюдали за происходящим.

– Думаю, теперь мы ему не нужны, – заключила нянюшка. – По‑ моему, он нашел себе развлечение.

Они заторопились в дворцовый зал.

Оркестр как раз добрался до середины сложной мелодии, когда первая скрипка случайно бросила взгляд на входную дверь и тут же выронила смычок. Виолончелист обернулся посмотреть, что явилось тому причиной, проследил за неподвижным взглядом коллеги и в смятении попытался заиграть на своем инструменте задом наперед.

Издав какофонию взвизгов и фальши, оркестр замолчал. По инерции танцующие еще несколько мгновений кружились в тишине, но затем тоже остановились и в смущении принялись переглядываться, не понимая, в чем дело. А потом, один за другим, они тоже подняли головы и уставились на вход.

В дверях стоял Суббота.

Эту тишину разорвал звук барабанов, по сравнению с которым музыка, игравшая до него, могла показаться незначительной, словно стрекот кузнечиков. Нет, теперь звучала настоящая музыка крови; по сравнению с ней любая другая когда‑ либо написанная музыка выглядит жалкими потугами на оригинальность.

Она лилась в зал, и с ней пришли жар, теплота и растительный запах болота. В воздухе ощутимо обозначилось присутствие где‑ то рядом громадного аллигатора.

Звуки барабанов становились все громче. К ним примешивались сложные контрритмы, скорее ощущаемые, нежели слышимые.

Суббота стряхнул с плеча древнего фрака пылинку и вытянул руку.

В руке появился высокий цилиндр.

Он вытянул другую руку.

Прямо из воздуха вынырнула черная трость с серебряным набалдашником, и он торжествующе сжал ее в ладони.

А потом надел шляпу. Взмахнул тростью.

Барабаны продолжали стучать. Вот разве только… Возможно, теперь это были уже не барабаны, казалось, будто рокот исходит из самого пола, из стен или из воздуха. Барабанный бой был быстрым и жарким, и люди в зале вдруг обнаружили, что их ноги начинают двигаться сами собой, поскольку дробь как будто проникала прямо в спинной мозг, минуя уши.

Ноги Субботы тоже задвигались. Они громко отбивали на мраморном полу свое стаккато.

Пританцовывая, он спустился по ступенькам.

Суббота кружился, Суббота подпрыгивал. Фалды его фрака мелькали в воздухе. А потом он приземлился у подножия лестницы, опустившись на пол со звуком, который весьма напоминал удар судьбы.

И только тогда произошло движение.

– Не может быть! – хрипло прокаркал принц. – Он мертв! Стража! Убить его! Капитан стражников побледнел.

– Я… Э… Опять? То есть… – начал он.

– Быстро!

Капитан нервно вскинул свой арбалет. Наконечник стрелы выписывал восьмерки перед его глазами.

– Я приказываю тебе! Стреляй же!

Арбалет тренькнул.

Послышался стук.

Суббота, опустив голову, взглянул на торчащие из его груди перья, мрачно улыбнулся и вскинул трость.

Капитан со смертельным ужасом воззрился на Субботу. Потом уронил арбалет и повернулся, чтобы бежать, но не успел преодолеть и двух ступенек, как упал лицом вниз.

– Любители, – послышался голос из‑ за спины принца. – Вот как надо убивать мертвеца.

Вперед вышла Лили Ветровоск. Лицо ее от ярости побелело.

– Тебя здесь быть не должно, – прошипела она. – Ты больше в сказке не участвуешь.

Она подняла руку.

Призрачные образы, окружавшие ее со всех сторон, внезапно сомкнулись, и блеск их многократно усилился. Через зал рванулось серебристое пламя.

Барон Суббота выставил вперед свою трость. Магическая энергия ударила в набалдашник и ушла в землю, оставив за собой маленькие змеящиеся молнии, которые еще несколько мгновений потрескивали на полу, прежде чем бесследно исчезнуть.

– Ошибаетесь, мадам, – ответил он. – Мертвеца убить невозможно.

Три ведьмы наблюдали за происходящим, стоя в дверях.

– Я чувствовала, – изумленно выдохнула нянюшка. – Это заклинание должно было разнести его на мелкие кусочки!

– Разнести на куски кого? Или, вернее, что? – уточнила матушка. – Болото? Реку? Мир? Ведь он и то, и другое, и третье! Да‑ а, а она умная, эта госпожа Гоголь!

– Что‑ что? – переспросила Маграт. – Как это понимать: и то, и другое, и третье?

Лили попятилась. Она снова подняла руку и послала в барона еще один шар серебристого пламени. Тот угодил ему в цилиндр и взорвался, как фейерверк.

– Глупо, ой как глупо! – бормотала матушка. – Видела же, что ничего не вышло, а все равно пытается!

– А я думала, ты против нее, – удивилась Маграт.

– Конечно против! Просто не люблю, когда люди творят глупости. Тут ее заклинания не помогут, Маграт Чесногк, даже ты способна это понять, если как следует… О нет, неужели еще раз? …

Когда и третья попытка закончилась ничем, барон рассмеялся. Затем поднял трость. К нему бросились двое придворных.

Лили Ветровоск, все еще отступая, оказалась у подножия главной лестницы.

Барон шагнул вперед.

– Хотите испробовать что‑ нибудь еще, благородная госпожа? – осведомился он.

Лили подняла обе руки.

Все три ведьмы явственно ощутили, как она пытается сконцентрировать вокруг себя всю энергию.

Тем временем во дворе единственный оставшийся на ногах стражник вдруг понял, что сражается уже не с человеком, а всего‑ навсего с разъяренным котом. Впрочем, вряд ли это принесло большое облегчение. Это просто означало, что у Грибо появилась дополнительная пара когтистых лап.

Принц вскрикнул.

То был долгий, слабеющий вскрик, который завершился кваканьем, раздающимся откуда‑ то с уровня пола.

Барон Суббота сделал еще один шаг, занес ногу и с силой опустил ее. Квак оборвался.

Барабаны неожиданно замолчали.

И вот после этого наступила настоящая тишина, нарушаемая лишь шелестом платья взбегающей вверх по лестнице Лили.

– Благодарю вас, уважаемые дамы, – произнес чей‑ то голос позади ведьм. – А теперь будьте так добры, пропустите меня, пожалуйста!

Они оглянулись. Это была госпожа Гоголь, держащая за руку Золушку. На плече у нее висела пухлая, ярко расшитая сумка.

Миновав ведьм, колдунья вуду спустилась по лестнице и провела девушку сквозь безмолвствующую толпу.

– Это тоже неправильно, – вполголоса заметила матушка.

– Что? – спросила Маграт. – Что неправильно?

Барон Суббота стукнул тростью о пол.

– Вы меня знаете, – сказал он. – Вы все меня знаете. И вам известно, что меня убили. Но сейчас я снова здесь. Меня подло убили, а что сделали вы? …

– А что, интересно, сделала ты, госпожа Гоголь? – пробормотала матушка. – Нет, так дело не пойдет…

– Тс‑ с, а то не слышно, что он говорит, – прошипела нянюшка.

– Он говорит, что сейчас они могут выбирать, кто будет править – снова он или Золушка, – подсказала Маграт.

– Они выберут госпожу Гоголь, – пробурчала матушка. – И она станет одной из этих, как их, сирых кардинаторов.

– Ну, не так уж она и плоха… – заметила нянюшка.

– Конечно, в своем болоте она не так уж и плоха, – согласилась матушка. – Когда есть кто‑ то, кто может уравновесить ее, она действительно не так уж плоха. Но вот если госпожа Гоголь начнет всему городу указывать, что делать… Это неправильно. Волшебство – вещь слишком важная, чтобы с его помощью управлять людьми. Кроме того, Лили просто убивала людей – а госпожа Гоголь, убив, еще заставит их колоть дрова и заниматься ее хозяйством. По мне так, коли прожил ты тяжкую жизнь, значит, хоть после смерти имеешь право отдохнуть.

– Лежи себе да радуйся, вроде того, – кивнула нянюшка.

Матушка оглядела свое белое платье.

– Жаль, одета я неподходяще, – покачала головой она. – Ведьме пристало ходить в черном.

Она спустилась по лестнице в зал, поднесла руки ко рту и крикнула:

– Ау‑ у‑ у! Госпожа Гоголь! Барон Суббота замолчал. Госпожа Гоголь кивнула матушке.

– Слушаю, госпожа Ветровоск.

– Господина никогда не было, так что зови меня лучше матушкой, – огрызнулась та, а потом продолжила несколько более спокойно: – Ты сама прекрасно знаешь, что все это неправильно. Королевой должна быть она, и это справедливо. Чтобы помочь ей, ты воспользовалась магией, и это тоже правильно. Но на этом и нужно остановиться. Что будет дальше, уже ее дело. Нельзя постоянно исправлять все с помощью магии. С помощью волшебства можно лишь не давать кому‑ то творить зло.

Госпожа Гоголь выпрямилась во весь свой внушительный рост.

– Да кто ты такая, если указываешь мне, что я здесь могу делать, а чего не могу?

– Мы ее крестные, – ответила матушка.

– Точно, – кивнула нянюшка Ягг.

– У нас и волшебная палочка есть, – добавила Маграт.

– Матушка Ветровоск, ты же ненавидишь крестных, – усмехнулась госпожа Гоголь.

– Мы относимся к другому их типу, – пожала плечами матушка. – Мы даем людям то, что они действительно хотят, а не то, что, как нам кажется, они должны хотеть.

Удивленные гости беззвучно зашевелили губами, повторяя и переваривая только что услышанное.

– В таком случае свою роль крестных вы уже сыграли, – парировала госпожа Гоголь, которая соображала быстрее остальных. – И сыграли замечательно.

– Ты невнимательно слушала, – упрекнула матушка. – Крестные бывают самые разные. Она может оказаться хорошей правительницей. А может оказаться плохой. Но выяснить это она должна самостоятельно. Без какого‑ либо вмешательства извне.

– А что, если я скажу нет?

– Наверное, нам тогда придется продолжить исполнять свои обязанности крестных, – промолвила матушка.

– Да ты хоть представляешь, сколько мне пришлось трудиться, чтобы победить? – надменно вопросила госпожа Гоголь. – Знаешь, сколького я себя лишила?

– Зато теперь ты выиграла. Стало быть, делу конец, – сказала матушка.

– Ты что, матушка Ветровоск, бросаешь мне вызов?

Несколько мгновений матушка колебалась, но потом расправила плечи. Ее руки чуть разошлись в стороны – едва заметно. Нянюшка и Маграт немного отодвинулись от нее.

– Если тебе так хочется.

– Мое вуду против твоей… головологии?

– Как пожелаешь.

– А какова ставка?

– Больше никакой магии в орлейских делах, – решительно ответила матушка. – Никаких сказок. Никаких крестных. Люди должны сами решать – что добро, а что зло, что правильно, а что неправильно.

– Идет.

– И ты отдаешь мне Лили Ветровоск.

Госпожа Гоголь так шумно набрала воздуха в грудь, что это было слышно во всем зале.

– Никогда!

– Гм, вот как? – спросила матушка. – Стало быть, ты все‑ таки боишься проиграть?

– Просто не хочется прибегать к крайним мерам, матушка Ветровоск, – ухмыльнулась госпожа Гоголь. – Ведь тебе может быть больно.

– Вот и не прибегай к ним, – согласилась матушка. – Я очень не люблю, когда мне больно.

– Я против поединков, – встряла вдруг Элла. Обе соперницы взглянули на нее.

– Теперь ведь она правительница, верно? – осведомилась матушка. – Значит, мы должны ее слушаться?

– Я покину город, – сказала госпожа Гоголь, снова поворачиваясь к матушке, – но Лилит моя.

– Нет.

Госпожа Гоголь полезла в сумку и достала оттуда тряпичную куклу.

– Видишь вот это?

– Ну, вижу, – ответила матушка.

– Эта кукла предназначена для нее. Не хотелось бы, чтобы кукла стала тобой.

– Прошу прощения, госпожа Гоголь, – твердо отозвалась матушка, – но у меня есть долг, и я ему следую.

– Ты умная женщина, матушка Ветровоск, однако сейчас ты очень далеко от дома.

Матушка равнодушно пожала плечами. Госпожа Гоголь держала куклу за талию. У куклы были сапфирово‑ голубые глаза.

– Тебе известно о магии зеркал? Так вот, матушка Ветровоск, это моя разновидность зеркала.

Эту куклу я могу сделать тобой. А потом я могу заставить ее страдать. Не вынуждай меня делать это. Прошу.

– Увы, госпожа Гоголь. Но иметь дело с Лили буду я.

– Честно говоря, Эсме, я бы на твоем месте вела себя поумнее, – пробормотала нянюшка Ягг. – В этих делах она мастерица.

– По‑ моему, она может быть очень жестокой, – поделилась своим мнением Маграт.

– Я не испытываю к госпоже Гоголь ничего, кроме глубочайшего уважения, – откликнулась матушка. – Прекрасная женщина. Но слишком много говорит. Будь я на ее месте, я бы прямо сейчас вонзила в эту штуку пару длинных ногтей.

– Так бы уж и вонзила, – хмыкнула нянюшка. – Все‑ таки хорошо, что ты добрая, правда?

– Правда, – кивнула матушка и снова повысила голос. – Я иду за своей сестрой, госпожа Гоголь. Это дело семейное.

Она решительно направилась к лестнице.

Маграт вытащила палочку.

– Если кое‑ кто хоть что‑ нибудь сделает нашей матушке, остаток жизни этой «кое‑ кому» придется провести круглой и оранжевой, с семечками внутри, – посулила она.

– Вряд ли Эсме одобрит, если ты сотворишь что‑ нибудь подобное, – сказала нянюшка. – Не волнуйся. Не верит она во все эти штучки с булавками и куклами.

– Да она вообще ни во что не верит. Только какое это имеет значение?! – воскликнула Маграт. – Главное, что госпожа Гоголь этому верит! Это ее магия! И это она должна верить!

– Думаешь, Эсме этого не понимает? Матушка Ветровоск была уже у самого подножия лестницы.

– Матушка Ветровоск!

Та оглянулась.

Госпожа Гоголь держала в руке длинную щепку. Безнадежно покачав головой, она воткнула ее в ступню куклы.

У всех на глазах Эсме Ветровоск пошатнулась.

Еще одна щепка была воткнута в тряпичную руку.

Матушка медленно подняла руку и, прикоснувшись к больному месту, вздрогнула. Но потом, слегка прихрамывая, она продолжила свое восхождение.

– Следующим может стать сердце, матушка Ветровоск! – крикнула ей вслед госпожа Гоголь.

– Не сомневаюсь. У тебя хорошо получается. И тебе это прекрасно известно, – не поворачиваясь, бросила матушка.

Госпожа Гоголь воткнула еще одну щепку во вторую ногу куклы. Матушка осела и вцепилась в перила. Рядом с ней горел один из факелов.

– В следующий раз! – предупредила госпожа Гоголь. – Ты поняла? Следующий раз – последний. Я не шучу!

Матушка обернулась.

Сотни лиц были устремлены в ее сторону.

Когда же она заговорила, голос ее был таким тихим, что приходилось вслушиваться.

– Я знаю, что ты способна на это, госпожа Гоголь. Ты действительно веришь в свои силы. Ну‑ ка, напомни мне еще раз: мы, кажется, спорили на Лили? И на город?

– Какое значение имеет это теперь? – удивилась госпожа Гоголь. – Разве ты не сдаешься?

Матушка Ветровоск сунула мизинец в ухо и задумчиво им там покрутила.

– Нет, – ответила она. – Даже не собиралась. Ты смотришь, госпожа Гоголь? Внимательно смотришь?

Ее взгляд скользнул по присутствующим и на какую‑ то долю секунды задержался на Маграт.

Потом она медленно подняла руку и по локоть погрузила ее в пламя горящего факела.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 14 15 161718 19 Следующая ⇒