БЛЕДНОЕ ПЛАМЯ. (Поэма в четырех песнях). ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 20Следующая ⇒

БЛЕДНОЕ ПЛАМЯ

(Поэма в четырех песнях)

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

1: Я тень, я свиристель, убитый влет

Подложной синью, взятой в переплет

Окна; комочек пепла, легкий прах,

Порхнувший в отраженных небесах^{1}.

Так и снутри удвоены во мне

Я сам, тарелка, яблоко на ней;

Раздвинув ночью шторы, за стеклом

Я открываю кресло со столом,

Висящие над темной гладью сада,

10: Но лучше, если после снегопада

Они, как на ковре, стоят вовне –

Там, на снегу, в хрустальнейшей стране^{2}!

Вернемся в снегопад: здесь каждый клок

Бесформен, медлен, вял и одинок.

Унылый мрак, белесый бледный день,

Нейтральный свет, абстрактных сосен сень.

В ограду сини вкрадчиво‑ скользящей^{3}

Ночь заключит картину со смотрящим;

А утром – чьи пришпоренные ноги

20: Вписали строчку в чистый лист дороги? –

Дивится перл мороза. Снова мы

Направо слева ясный шифр зимы

Читаем: точка, стрелка вспять, штришок,

Вновь точка, стрелка вспять... фазаний скок!

Се гордый граус, родственник тетерки

Китаем наши претворил задворки.

Из " Хольмса", что ли^{4}: вспять уводит след,

Когда башмак назад носком надет.

Был люб мне, взоры грея^{3}, всякий цвет.

30: Я мог сфотографировать предмет

В своем зрачке. Довольно было мне

Глазам дать волю или, в тишине,

Шепнуть приказ, – и все, что видит взор, –

Паркет, гикори лиственный убор,

Застрех, капели стылые стилеты^{5}

На дне глазницы оседало где‑ то

И сохранялось час, и два. Пока

Все это длилось, стоило слегка

Прикрыть глаза^{6} – и заново узришь

40: Листву, паркет или трофеи крыш.

Мне в толк не взять, как видеть нашу дверь

Мальчишкой мог я^{7} с озера: теперь,

Хотя листва не застит, я не вижу

От Лейк‑ роуд ни крыльцо, ни даже крышу.

Должно быть, здесь пространственный извив

Создал загиб иль борозду, сместив

Непрочный вид, – лужайку и потертый

Домишко меж Вордсмитом и Гольдсвортом^{8}.

Вот здесь пекан^{9}, былой любимец мой,

50: Стоял в те дни, нефритовой листвой,

Как встрепанной гирляндой, оплетенный,

И тощий ствол с корою исчервленной

В луче закатном бронзой пламенел.

Он возмужал, он в жизни преуспел.

Под ним мучнистый цвет на бледно‑ синий

Сменяют мотыльки – под ним доныне

Дрожит качелей дочкиных фантом^{10}.

Сам дом таков, как был. Успели в нем

Мы перестроить лишь одно крыло –

60: Солярий там: прозрачное стекло,

Витые кресла и, вцепившись крепко,

Телеантенны вогнутая скрепка^{11}

Торчит на месте флюгера тугого,

Где часто^{12} пересмешник слово в слово

Нам повторял все телепередачи:

" Чиво‑ чиво", повертится, поскачет,

Потом " ти‑ ви, ти‑ ви" прозрачной нотой,

Потом – с надрывом " что‑ то, что‑ то, что‑ то! "

Еще подпрыгнет – и вспорхнет мгновенно

70: На жердочку, – на новую антенну^{13}.

Я в детстве потерял отца и мать^{14},

Двух орнитологов. Воображать

Я столько раз их пробовал, что ныне

Им тысячи начту. В небесном чине,

В достоинствах туманных растворясь,

Они ушли, но слов случайных связь

Прочитанных, услышанных, упряма:

" Инфаркт" – отец, а " рак желудка" – мама.

Угрюмый собиратель мертвых гнезд

80: Зовется " претеристом" ^{15}. Здесь я рос,

Где нынче спальня для гостей. Бывало,

Уложен спать^{16}, укутан в одеяло,

Молился я за всех: за внучку няни

Адель (видала Папу^{17} в Ватикане),

За близких, за героев книг, за Бога.

Меня взрастила тетя Мод^{18}. Немного

Чудачка – живописец и поэт,

Умевший точно воплотить предмет

И оживить гротеском холст и строчку.

90: Застала Мод малютку, нашу дочку.

Ту комнату мы так и не обжили^{19}:

Здесь сброд безделиц^{20} в необычном стиле:

Стеклянный пресс‑ папье^{21}, лагуна в нем,

Стихов на индексе раскрытый том

(Мавр, Мор, Мораль), гитара‑ ветеран,

Веселый череп и курьез из " Сан":

" 'Бордовые' на Чапменском Гомере^{22}

Вломили 'Янки'" – лист прикноплен к двери.

Мой бог скончался юным. Поклоненье

100: Бессмысленным почел я униженьем.

Свободный жив без Бога^{23}. Но в природе

Увязнувший, я так ли был свободен,

Всем детским небом зная наизусть

Златой смолы медвяный рыбий вкус?

В тетрадях школьных радостным лубком

Живописал я нашу клетку: ком

Кровавый солнца, радуга, муар

Колец вокруг луны и дивный дар

Природы – " радужка" ^{24}: над пиком дальним

110: Вдруг отразится в облаке овальном,

Его в молочный претворив опал,

Блеск радуги, растянутой меж скал

В дали долин разыгранным дождем.

В какой изящной клетке мы живем!

И крепость звуков: темная стена

Ордой сверчков в ночи возведена, –

Глухая! Замирал я на холме,

Расстрелянный их трелями. Во тьме –

Оконца, доктор Саттон^{25}. Вон Венера.

120: Песок когда‑ то времени был мерой

И пять минут влагались в сорок унций^{26}.

Узреть звезду. Двум безднам ужаснуться –

Былой, грядущей. Словно два крыла,

Смыкаются они – и жизнь прошла.

Невежественный, стоит здесь ввернуть,

Счастливее: он видит Млечный Путь,

Лишь когда мочится. В те дни, как ныне,

Скользя по веткам, увязая в тине,

Бродил я на авось. Дебел и вял,

130: Мяча не гнал и клюшкой не махал^{27}.

Я тень, я свиристель, убитый влет

Поддельной далью, влитой в переплет

Окна^{28}. Имея разум и пять чувств

(Одно – чудное), в прочем я был пуст

И странноват. С ребятами играл

Я лишь во сне, но зависти не знал, –

Вот разве что к прелестным лемнискатам^{29},

Рисуемым велосипедным скатом

По мокрому песку.

Той боли нить,

140: Игрушку Смерти – дернуть, отпустить –

Я чувствовал сильней, пока был мал.

Однажды, лет в одиннадцать, лежал

Я на полу, следя, как огибала

Игрушка^{30} (заводной жестяный малый

С тележкой) стул, вихляя на бегу.

Вдруг солнце взорвалось в моем мозгу!

И сразу ночь в роскошном тьмы убранстве

Спустилась, разметав меня в пространстве

И времени, – нога средь вечных льдов^{31},

150: Ладонь под галькой зыбких берегов,

В Афинах ухо, глаз – где плещет Нил,

В пещерах кровь и мозг среди светил.

Унылые толчки в триасе, тени

И пятна света в верхнем плейстоцене,

Внизу палеолит, он дышит льдом,

Грядущее – в отростке локтевом.

Так до весны нырял я по утрам

В мгновенное беспамятство. А там –

Все кончилось, и память стала таять.

160: Я старше стал. Я научился плавать.

Но словно отрок, чей язык однажды^{32}

Несытой девки удоволил жажду,

Я был растлен, напуган и заклят.

Хоть доктор Кольт твердил: года целят,

Как он сказал, от " хвори возрастной",

Заклятье длится, стыд всегда со мной.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒