Мирза Ибрагимов 12 страница

А тучи опустились еще ниже, будто на самые плечи Ярмамеда, всей тяжестью прижали его к земле, ‑ дыхание перехватило... Ему показалось, что кто‑ то крадется вдоль забора, шурша сухой травой.

‑ А? Кто, кто там? ‑ сдавленным голосом крикнул Ярмамед.

И внезапно ночная темнота ответила ему многоголосым ревом: ветви деревьев со свистом рассекали воздух, ж‑ жж‑ ж... загрохотали камни в арыке, будто уносимые половодьем, сама земля ‑ последняя его опора ‑ заколебалась, увлекая за собою в бездну.

Ярмамед был не только труслив, но к тому же и суеверен. И когда ему показалось, что засверкали, словно волчьи глаза, огоньки во всех концах села, он сказал себе: джины... Только в такие непроглядные грозовые ночи джины вылезают из‑ под земли, прячась в придорожных кустах, воют, как шакалы, ухают, как филины, окликают заблудившихся путников. Вот‑ вот сейчас и его позовут...

‑ Ярмаме‑ е‑ ед!...

Заслышав свое имя, он в три погибели согнулся и зажал рот дрожащей рукою: только бы не отозваться, авось во мраке не заметят, проскочат мимо. Ведь того, кто ответит, джины крадут, превращают в вечного раба, в преисподнюю опускают на безмерные страдания...

‑ Ярмаме‑ е‑ ед! ‑ заунывно призывали джины.

Он едва не лишился сознания, волосы встали дыбом, но, вспомнив наставления незабвенного папаши‑ моллы, зашептал, давясь от икоты:

‑ Бисмиллах! Во имя бога, во имя бога...

И свершилось чудо: голоса джинов смолкли, и, обливаясь ледяным потом, Ярмамед передохнул, пришел в себя. Теперь надо мчаться к Салману! Но едва он сделал шаг как кто‑ то в темноте тоже сделал шаг, приближаясь к Ярмамеду; он побежал, спотыкаясь в потемках и кто‑ то тоже побежал, гремя тяжелыми сапогами, почти наступая на пятки.

Ярмамед несся, как ветер, а преследователь не отставал, обжигал его затылок горячим дыханием.

Наконец Ярмамед ворвался во двор Салмана ‑ благо тот собак не держал и заколотил ногами и кулаками в низкую неотесанную дверь.

‑ Потише, потише, товарищ, за дверь‑ то деньги плачены! ‑ раздался заспанный голос хозяина, послышалось шлепанье босых ног, звякнула щеколда.

Придерживая у горла ворот ночной рубахи, Салман поднес свечку к искаженному лицу Ярмамеда.

‑ Что за вид? Бешеная собака, что ли, гналась?!

Из широко распахнутого рта Ярмамеда вылетел заячий писк. Войдя в комнату, он рухнул на тахту.

‑ Назназ, воды бы поскорее... ‑ спокойно сказал Салман. ‑ Человек сейчас богу душу отдаст. Ай, дружок, какой ты неосторожный! Знаешь ведь, что у тебя тысячи врагов, а в полночь рискуешь ходить по улицам!

‑ Да что случилось‑ то? ‑ отозвалась Назназ, сестра Салмана. Она вышла из‑ за перегородки в ночной рубашке, с шалью на жирных плечах, румяная, так и пышущая жаром ото сна.

‑ Вот этого я и не знаю, ‑ засмеялся Салман.

Пока всхлипывавшего Ярмамеда отпаивали и утешали, хозяйка зажгла керосиновую лампу.

‑ Спасибо, сестрица, сердечное спасибо! ‑ пролепетал Ярмамед, не сводя восхищенного взгляда с толстухи.

" Э, вон что тебя оживило‑ то", ‑ подумал наблюдательный Салман.

‑ Поди оденься, сестра, ‑ сказал он, ‑ а то Ярмамеду не оправдаться перед судом аллаха!

‑ Грех надо мной смеяться, ‑ заныл Ярмамед, опуская глаза. ‑ Человек с того света вернулся, а ты...

Салман вдруг задумался, покрутил усы и пошел за перегородку, к сестре.

‑ Сейчас повеселимся, давай‑ ка твои " пять звездочек"! ‑ понизив голос, сказал он.

Когда на столе появилась бутылка, две чашки, завернутый в лаваш сыр, Ярмамед слегка приободрился и даже заерзал на тахте, но лицо его сохраняло скорбное выражение.

‑ Промочи горло, приди в себя! ‑ Салман подал ему налитую до краев чашку.

‑ Ой, не надо бы, лишнее это., ‑ отмахнулся Ярмамед, но Салман отвел его руку и заставил выпить.

‑ Еще минуту, и он догнал бы меня, схватил за горло! ‑ торжественно произнес Ярмамед, что, впрочем, не помешало ему, сморщившись, вонзить зубы в лаваш с сыром.

‑ Давай по второй, ‑ предложил хозяин.

Теперь рука Ярмамеда уже не дрожала, а цепко взяла чашку. Выпив залпом, он лихо сплюнул и тут, будто впервые увидев Назназ, так и уставился на нее, жадно разглядывая толстые, в блестящих шелковых чулках ноги, пышную грудь, распиравшую платье.

‑ Что же случилось? ‑ кокетливо спросила Назназ, польщенная вниманием гостя.

‑ А случилось то, Назназ‑ ханум, что вышел я из правления и, у школьного садика ‑ знаете? ‑ увидел, как в темноте блестят глаза, огромные, словно фары трехтонки. Волк или собака? Я свистнул, и вдруг огромный волк тремя прыжками кинулся на меня! ‑ вдохновенно врал Ярмамед.

Назназ всплеснула руками:

‑ Ах, как интересно!

‑ Но бог пришел мне на помощь, рука нащупала на земле булыжник, и я с размаху обрушил камень ему на голову! Волк отпрянул, перемахнул через изгородь и скрылся с жалобным воем во мраке!

‑ Герой! Поистине ты съел волчье сердце... И правильно поступил, одобрил, лениво позевывая, Салман. ‑ А теперь рассказывай, зачем пожаловал в такую пору. Да только не ври. А ты, Назназ, принеси‑ ка по стакану чая.

Хозяйка вышла на веранду, а Салман стоял, заложив руки в карманы брюк, и то приподнимался на носки, то опускался на пятки, будто на качелях раскачивался, всем своим видом показывая, что не верит ни одному слову счетовода.

Ярмамед заискивающе улыбнулся, закрыл глаза и попытался прикинуться уснувшим, но на Салмана это не подействовало. Сильной рукою он встряхнул гостя, приказал:

‑ Говори правду!

Ярмамед огляделся, нет ли поблизости Назназ, и бодро сказал

‑ У собаки спросили, сколько раз на дню ее бьют? " А это зависит от того, ‑ ответила бедняга, ‑ сколько раз встречаюсь с сукиным сыном... " Вот и я, друг, встречаясь ‑ и уже не один раз с сукиным сыном, в беду попал!

‑ Точнее, ‑ потребовал невозмутимый хозяин. ‑ Точнее и короче!

‑ Куда уж короче? Ширзада знаешь? Такого вредителя земля еще не носила. Весь в папашу!

‑ Э, не удаляйся в седую старину. Говори, в чем дело?

‑ А в том, что у Ширзада и Наджафа, клянусь богом, неслыханные претензии! Норовят захватить в свои руки весь колхоз! Ширзад председатель, комсомолец ‑ в заместители... Слышал пословицу: " В глухом ущелье и лисица ‑ бек! "? Соберут вокруг себя родных и приятелей и почем зря примутся грабить колхоз. А колхоз, ‑ ты‑ то ведь знаешь! ‑ что дойная корова: на дне подойника всегда кое‑ что останется.

Салман и бровью не повел, будто не понял намека, сухо сказал:

‑ Это еще не факты, а домыслы. Если у тебя нет фактов, бери шапку в охапку и беги домой. Буду рад, если еще раз наскочишь на волка и он выпустит из тебя кишки!

" Что за подлая душа! " ‑ ужаснулся Ярмамед и, запинаясь, пересказал весь разговор с Ширзадом. Он назвал себя скудоумным младенцем, бил себя кулаком в грудь, каялся в таких грехах, какие и не значились на его совести.

Салман вытаращил глаза:

‑ Значит, ты говорил против Рустама‑ киши? Герой, нечего сказать... А еще съел волчье сердце! Да ведь Рустам в гневе страшнее разъяренного верблюда!

Ярмамед упал на колени и поднял руки, словно свершал намаз.

‑ Братец, мы с тобой, как ноготь и палец! Ты ‑ палец: куда ни повернешь, туда и я смотреть буду. А если ноготь сорвать, то пальцу тоже будет ой‑ ой как больно. С мясом ведь ногти‑ то вырывают!... Не губи! Ради тебя на пытки пойду!

В эту минуту появилась Назназ. При виде коленопреклоненного гостя она чуть не выронила из рук поднос с двумя стаканами чая.

‑ Да что с ним?!

‑ Перепил. Коньячок у тебя больно крепкий, вот ноги и не держат, пошутил Салман и, приподняв Ярмамеда за шиворот, толкнул его к столу. Садись, что‑ нибудь придумаем.

Сова гнездится в развалинах, летучая мышь лишь ночью отваживается летать.

Две недели Салман, встречая Рустама и Ширзада, ласково улыбался и тому и другому, но не обмолвился ни одним лишним словом.

Лишь узнав от Ярмамеда, что председатель опять повздорил с парторгом, Салман решил: настал его час!

‑ Никогда не думал, что Ширзад окажется таким неблагодарным, ‑ сказал он тихо Рустаму. ‑ Пока отца не реабилитировали, так он прикидывался ягненком, а сейчас выпустил когти. Старики говорят, что и отец его был заносчивым.

Они сидели в правлении, двери кабинета были плотно прикрыты, да и в соседних комнатах уже никого не было, кроме Ярмамеда.

‑ Вздор мелешь! ‑ буркнул, хмурясь, Рустам. ‑ Касум Кенгерли был благороднейшим человеком. Это он всех нас вывел на светлый путь. Каким бы ни был сын, а хаять Кенгерли не позволю.

Открыв ящик письменного стола, председатель вынул какую‑ то бумагу и, затянувшись так, что табак затрещал в трубке, будто сухие щепки в очаге, погрузился в чтение.

Салман почтительно молчал, сложив руки на животе.

‑ Не знаю, ‑ не выдержал наконец Рустам, ‑ чего ему надо. Сидел бы спокойно!...

‑ Клянусь твоей жизнью, дядюшка, сам в толк взять не могу. Казалось бы, бригадир, работай не работай, а трудодни идут. И собою не урод, не у нас, так в " Красном знамени" мог бы найти богатую невесту. Сам председатель поддержал его авторитет, рядом с собою усадил, рекомендовал в секретари!

Салман на минуту задумался и вдруг так и засиял торжествующей улыбкой:

‑ Да ведь суть‑ то именно в секретарстве! Клянусь твоим здоровьем, дядя, с того часа, как парня избрали секретарем, он переменился к худшему! Подготовка к весеннему севу, видишь, его не удовлетворяет!

Салман хотел было выложить еще много выдуманных им небылиц, но, посмотрел в нахмуренное лицо Рустама ‑ и умолк.

Рустам скользнул острым взглядом по Салману и, наклонившись над бумагами, стал делать какие‑ то пометки красным карандашом.

" Как необъезженный жеребец, ‑ подумал Салман, ‑ того и гляди, ударит копытом! Такого приучать к седлу надо исподволь, осторожненько".

‑ Не сердись, дядюшка, но считаю долгом сказать, что как раз в вопросах весеннего сева Ширзад прав... ‑ елейным голосом начал бухгалтер.

Рустам вынул изо рта трубку, поднял на Салмана прищуренные глаза, пожевал губами, но промолчал.

‑ Да, дядя, этот горлопан прав, ‑ смело повторил бухгалтер. ‑ Неплохо бы тебе приструнить кое‑ кого из бригадиров. Распустились! Чувство ответственности по теряли.

‑ Э, да ты стучишь молотком то по гвоздю, то по подкове, подозрительно заметил наконец председатель.

‑ Ни‑ ког‑ да! ‑ воскликнул Салман, с досадой почувствовав, что покраснел. ‑ С самого начала бью по шляпке гвоздя... Хочу, чтоб дела в колхозе шли великолепно и чтобы ты, дядюшка, мог высоко держать голову. Больше мне ничего не надо.

‑ Языком‑ то болтать вы все мастера! А ты выйди на трибуну и скажи: " Не путайтесь в ногах, демагоги, не мешайте нам честно трудиться!... " Вот тогда будешь молодцом.

" Погляди, куда он меня толкает... ‑ испугался Салман. ‑ Хочет превратить меня в колотушку, чтоб дубасить всех по головам. А потом выбросит вместе с мусором. Нет, это не пройдет. Не родился тот человек, который бы обвел вокруг пальца Салмана! "

‑ Мудрые твои слова, дядюшка! ‑ с грустью сказал он. ‑ Обидно только, что мне не доверяешь. Я ведь не люблю соваться вперед. Если б ты хоть раз услышал, как я с пеной у рта критиковал этих демагогов ‑ с глазу на глаз, конечно, ‑ так по‑ другому бы обо мне судил.

Опечаленный вид Салмана понравился председателю, и он поспешил великодушно подбодрить его.

‑ Не верил бы ‑ так к чаю не приглашал бы. Бухгалтером бы не назначил. Миллионами ворочаешь ‑ это же кое‑ что значит.

У Салмана позвоночник превратился в шелковую нить, с такой легкостью изогнулся он в униженном поклоне.

‑ Спасибо, дядя, спасибо. Салман не забудет добра! На каждую копейку имеются оправдательные документы. Сто, двести ревизоров приедут ‑ не подкопаются! Баланс как зеркало!

Рустам опять занялся бумагами, зевнул и наконец рассеянно спросил:

‑ Так о чем ты?

" Чтоб тебя болячка задавила! ‑ мысленно пожелал Салман. ‑ Дослушать не хочет! " Вытащив из папки аккуратно перепечатанную на машинке бумагу, он положил ее перед председателем.

‑ Подпиши.

‑ А что это?

‑ Ходатайство о банковской ссуде. Полмиллиона на строительство Дома культуры. В неделимом фонде ‑ ни копейки! Придется в долг брать!

По крестьянской привычке Рустам не любил должать. Настроение у него испортилось, он повертел в руках бумагу, даже понюхал.

‑ Неделимый фонд, неделимый фонд, ‑ приуныв, забормотал он. ‑ Когда‑ то будет у нас свободных миллионов пять‑ шесть?

‑ Этот день близок, и ты его, бог даст, увидишь скоро, ‑ приятно улыбнулся бухгалтер. ‑ Когда с фронта вернулся, колхоз из долгов не вылезал. А сейчас банк сам предлагает: ссуда, говорят, за Рустамом‑ киши не пропадет... Подлинные слова управляющего! А осенью будет и денежный доход, будут и деньги в неделимом фонде!

Рустам осторожно обмакнул перо, расписался с таким видом, словно самому себе скреплял смертный приговор, и горестно вздохнул.

‑ Ох, не люблю в долг брать! Каждая монета, как клеймо, лоб обжигает!...

Он с отвращением оттолкнул бумагу, и та, закружившись как голубь, вспорхнула, но Салман хищным движением поймал ее и сунул в папку.

‑ Когда бригадиры соберутся, приходи ‑ сказал

Рустам и кивком головы отпустил бухгалтера.

Ему нужно было побыть одному, собраться с мыслями. Рассказ Ширзада о плохой подготовке к севу застиг Рустама врасплох. Чего‑ чего, а повторения прошлогодних ошибок он не хотел... Как ни был он раздражен против Ширзада, но в глубине души отдавал ему должное за своевременное предупреждение. Потому‑ то Рустам и распорядился собрать бригадиров, ‑ пусть не забывают, сколь тяжела рука председателя. От хозяйского глаза ни одна мелочь не ускользнет. Рустам не собирается передавать вожжи соседу.

Так он взвинчивал себя, посматривал с усмешкой на входивших в кабинет бригадиров. Ему льстило, что они держатся почтительно, мнут папахи в руках, покашливают в кулак. " Погодите, голубчики, ‑ думал он. ‑ Почтение ‑ хорошая вещь, но одним почтением меня не купишь, дело нужно! Я еще покажу вам себя! "

Ширзад и бригадир Махмуд вошли уверенной легкой походкой, спокойно поздоровались.

‑ Весна наступает нам на пятки, ‑ сказал Рустам, сурово оглядев собравшихся. ‑ Пусть каждый бригадир коротко расскажет о подготовке к севу.

Красным карандашом председатель колхоза делал в своем блокноте заметки по отчетам бригадиров. Низкорослый, с остреньким, заросшим щетиной лицом, Ахмед, привычно оговорившись, что он речи держать не умеет, заверил, что бригада во всеоружии встретит сев и что колхозники не допустят, чтобы уважаемый председатель ходил с опущенной головой. Рустаму хотелось крикнуть: " Говори конкретнее! ", но он промолчал. Если сразу же начнется перебранка, толку будет мало. Следующим выступил Гасан, как всегда заспанный, кислый: как уставился в записную книжку, так глаз и не поднимал. Рустам легко заметил, что бригадир вычитывает из книжки плановые показатели урожайности, но упорно молчит о том, что уже сделано в бригаде.

‑ Погоди, сколько вашей четвертой бригаде надо вывезти навоза? спросил с места Салман.

‑ Семьдесят арб по плану.

‑ А вывезли сколько?

‑ Чего это? ‑ прикинулся непонимающим Гасан.

‑ Спрашиваю, сколько вывезли?

‑ По плану семьдесят арб, я ж сказал...

‑ Да не по плану, а сколько вывезли? Уже вывезли! Уже!

Гасан полистал записную книжку, потом взглянул на потолок и вдруг, словно его осенило свыше, небрежно спросил:

‑ Какая тебе‑ то забота, дорогой Салман? Вот сев начнется ‑ ты и требуй с меня удобренной жирной земли.

Рустаму только этого и надо было: терпение его иссякло, и он окинул Гасана таким тяжелым взглядом, что остальные бригадиры переглянулись. Председатель напомнил Гасану, что в прошлом году он также хитрил, а когда настала погода и пришли на участок тракторы с сеялками, то оказалось, что времени не хватило вывезти навоз. Что же тогда бормотал бесстыжий Гасан? " Проведем три подкормки, земля свое и получит. " А потом и на подкормку времени не осталось, и урожай на полях бригады был самым низким по колхозу. С какими же глазами в " Красное знамя" осенью поедем, если уже сейчас все делаем, чтобы сорвать договор? Ни малейшего чувства ответственности!

‑ Через три дня закончить вывозку! ‑ отрывисто приказал Рустам.

‑ Есть закончить в три дня. Даже в два дня упрявимся, заверяю, быстро сказал Гасан, спрятав книжку, и, скрестив руки на груди, приготовился слушать дальнейший разговор: гроза миновала...

Взгляд председателя остановился на Немом Гусейне. Тот понял, что пришел его черед, и, не вставая, не меняя позы, уверенно сказал, что все в порядке, бригада к севу готова, уж за кого, а за Гусейна председатель может не беспокоиться. Лицо у Гусейна было темное, в крупных рябинках, глаза большие, очень внимательные. Он умел в спорах открыто смотреть в глаза собеседнику, не говоря ни " да", ни " нет". А в особо трудных случаях, когда его прижимали на совещаниях, он еще прикидывался и глухим. И правда, он был слегка туговат на правое ухо.

‑ Простите меня, товарищ Рустамов, ‑ сказал Ширзад ‑ Очень уж беспорядочно проходит наше совещание. Все заверяют, что все сделано полностью, а на поверку выходит ‑ ничего не сделано...

И он добавил, что в " Новой жизни" издавна привыкли не удобрять землю. И сейчас бригадиры увиливают от вывозки навоза, считая, что все решает полив. Но земля колхоза даже при регулярном поливе исчерпала свое плодородие, все ее резервы в удобрении.

‑ Чей участок за арыком? Твои? ‑ спросил он Гусейна.

Тот твердо взглянул ему в глаза, но не сказал ни " да", ни " нет",

‑ Так на твоем участке навозом и не пахнет! Там же с прошлой осени валяются плуг и сеялка, заржавели, в землю вросли! Если так будет продолжаться, то мы сорвем посевную кампанию!, ‑ возмущенно закончил Ширзад.

‑ Парторг Ширзад, как обычно, сгущает краски, ‑ негромко, но отчетливо заметил Салман, желая выгородить Гусейна и угодить председателю.

Рустаму в этот момент вовсе не требовалось его вмешательство, и он пренебрежительно отмахнулся.

‑ Глаза выколю тому, кто сорвет! ‑ загремел старик: с бригадирами, когда речь шла о деле, он не церемонился в выражениях. ‑ Как можно сорвать посевную?! Пусть на себя пеняют те, кому захочется в холодке отлежаться! На былые заслуги не посмотрю.

‑ Надо поддержать требовательность товарища председателя, ‑ сказал Ширзад. ‑ Еще есть время исправить ошибки.

Дорожа поддержкой парторга, Рустам бодро добавил:

‑ И больше никаких ошибок. На трудодень мы должны выдать вдвое больше, чем в прошлом году.

‑ И народ вам спасибо скажет!

‑ Правильно! ‑ подхватил Махмуд.

‑ Надо работать, а не отделываться обещаниями. Гусейн и Гасан, похоже, хотят повязки нам надеть на глаза, ‑ сказал Ширзад, ‑ и правлению колхоза тоже уместно бы вспомнить о своей ответственности за посевную.

‑ При чем тут правление? ‑ сморщился Рустам. ‑ Правление правлением, а бригадиры бригадирами!

‑ Нет, успех дела зависит прежде всего от самого правления, ‑ возразил Ширзад.

Салман решил, что теперь пришло время вмешаться.

‑ А я повторяю, что Ширзад сгущает краски. Что‑ то он всех критикует, а про свою бригаду помалкивает. А ведь у него тоже есть бригада, и не маленькая.

Рустам поблагодарил его взглядом.

‑ А в самом деле, ты бы о своей бригаде сказал. Получается, что ты один без недостатков! Что за диковина? ‑ Ширзад хотел ответить, но председатель остановил. ‑ Хватит, хватит, не устраивайте здесь базара! Берите блокноты и пишите. ‑ И стал диктовать каждому сроки окончания весенних работ.

Когда бригадиры ушли, председатель подписал срочные бумаги, подсунутые Салманом, запер стол и шкаф, выбил пепел из трубки, ‑ все это он делал через силу, страдальчески морщась, всем своим видом показывая, что нелегка председательская доля.

‑ Восхищаюсь вами, дядюшка. Вос‑ хи‑ щаюсь и боготворю, ‑ дрожащим голосом сказал Салман. ‑ Ни одного надежного человека. А на Ширзаде вы еще обожжетесь, честное слово! Личность темная...

‑ Ну‑ ну, видали мы всяких! ‑ У Рустама теперь отлегло от сердца.

Зазвонил телефон. Рустама вызывали из райкома партии.

‑ Дорогие товарищи! ‑ тоном вконец измученного человека сказал он. Тетушка Телли вас вводит в заблуждение. Нет, я не хочу сказать, что она лентяйка или увиливает от работы. Но это демагог, неисправимый демагог. Всех затравила!

Увлеченный разговором Рустам не заметил, как вошла в комнату Телли.

‑ Сам ты демагог! ‑ вдруг вскричала она. ‑ Не хочешь давать грузовик, ‑ не давай, но не клевещи!

" И откуда ее нелегкая принесла? " ‑ подумал Рустам, крепко зажав ладонью телефонную трубку, чтобы крик Телли не был услышан в райкоме.

‑ Слушаюсь, слушаюсь, дам, непременно дам! ‑ бросил он в трубку, повесил ее на рычажок и повернулся к Телли.

‑ Оставь нас в покое! Потом зайдешь.

‑ Как назвать мужчину, нарушившего обещание? Жду три месяца! Дом развалился!

Из‑ за спины Рустама выступил невозмутимый Салман.

‑ Тетушка, успокойся, ведь сама слышала, сказал: " Дам грузовик! "

‑ Не пляши, как цыганка, всем надоела, опозорилась перед людьми, пробасил Рустам.

‑ Ты сам себя опозорил! Когда говорил с секретарем райкома, так мяукал по‑ кошачьи, а теперь опять превратился в волка! Все равно напишу, напишу в Баку! ‑ не унималась тетушка.

‑ После сева получишь машину. Не раньше! ‑ решительно сказал председатель и вышел из кабинета.

Салман советовал Ярмамеду почаще встречаться с Ширзадом, запоминать каждое его слово. " Это твой единственный шанс на спасение! " ‑ поучал он счетовода.

Ярмамед, терпеливо снося насмешки Ширзада и Наджафа, после каждой встречи с ними бежал к Салману, докладывал о всем услышанном и получал в награду рюмку коньяку из рук Назназ.

Наконец Салман решил, что срок настал, тянуть дольше нечего, и повел Ярмамеда к председателю. Счетовод упирался, дрожал всем телом, молил и Салмана и господа бога о милосердии. Хорошо хоть на ночных улицах никто навстречу не попался, не спросил, куда идут дружки‑ приятели. Ярмамеду хотелось незаметно юркнуть в калитку дома Рустама, но волкодав, издалека учуяв гостей, отрывисто залаял.

‑ По‑ барски огрызается. Высокомерно. Глотка луженая, как у председателя, ‑ сказал Салман.

У Ярмамеда душа ушла в пятки.

‑ Ш‑ шш!... Как можно!

‑ Правду говорят, что хозяин всегда добрее своего слуги, ‑ усмехнулся Салман и толкнул заскрипевшую калитку.

На веранде открылась дверь, острый луч рассек темноту, и голос Гараша спросил:

‑ Кто там?

‑ Это мы. Отец дома? ‑ И, толкнув локтем под ребра Ярмамеда, Салман дал последнее указание: ‑ Поддакивай, но сам не начинай. Испортишь всю музыку своим козлиным блеянием.

На веранде показался Рустам, в гимнастерке без пояса, в мягких шлепанцах: то ли спал, то ли благодушествовал за вечерним чаем.

‑ К добру ли? Заходите.

‑ Всего на часок, не дольше, есть необходимость, дядюшка, в серьезной беседе, иначе не осмелились бы нарушить покой вашей богохранимой семьи, говорил Салман, поднимаясь по ступенькам. А поздоровавшись с хозяином, шепнул: ‑ Может, ко мне пойдем?

‑ Как будто мой дом вполне годится для серьезных разговоров, ‑ пошутил Рустам.

‑ Мы опасались, что помешаем молодоженам. Может быть...

‑ В одном колхозе посеяли " может быть", но ничего не выросло! рассмеялся Рустам. ‑ Проходите.

‑ Назназ вернулась из Баку, привезла кое‑ что... посидим, потолкуем, соблазнял хозяина шепотком Салман, но тот и слушать не захотел, подтолкнул гостей в столовую, попросил сына принести чаю и, положив локти на стол, не выпуская трубки изо рта, спросил:

‑ С хорошими ли вестями?

‑ Никаких новостей нету, ‑ поспешил успокоить хозяина Салман. Наоборот, речь пойдет о делах давно известных, о посевной...

Бровь Рустама дрогнула, поползла вверх, но Салман не придал этому значения, ‑ он предвидел, что председателю покажется неприятной вводная часть разговора. И со скромной улыбкой он сказал, что, бесспорно, Рустаму‑ киши надоели бесконечные препирательства о весеннем севе, верно, мозоли в ушах выросли, но Салман не намерен повторяться и лишь смиренно предложит Рустаму‑ киши на выбор некоторые конкретные проекты.

Ярмамед при каждом его слове согласно кивал, вытягивал длинную, как у гуся, шею, и радовался сообразительности друга: конечно, гораздо выгоднее начать с деловых вопросов, а затем, как бы случайно, поддеть Ширзада.

‑ После подписания договора с " Красным знаменем" ‑ продолжал свою хитрую речь Салман, ‑ в колхозе все разволновались, только и толкуют о повышении урожайности. А урожайность, сами знаете, великое дело в колхозном производстве...

‑ Не читай мне шариата, сам грамотный, ‑ буркнул Рустам‑ киши.

Салман нисколько не обиделся и ровным, бесцветным голосом заметил, что он не молла и шариата не читает, а лишь осмеливается обратить внимание высокочтимого председателя на то, что вместо ста гектаров хлопчатника квадратно‑ гнездовым способом можно еще успеть посеять двести, что шестьдесят гектаров кукурузы для такого мощного колхоза, как " Новая жизнь", до смешного мало, тут план можно увеличить вдвое за счет залежей, что степные травы год от года гибнут, а построить бы еще силосные ямы, ‑ тогда и силоса прибавится.

Вошел Гараш с подносом, поставил три стакана чая, вазочку с сахаром.

‑ Но вы, дядюшка, не думайте, что я на чем‑ то настаиваю, упаси боже! спохватился Салман, поглядывая на Гараша и мучительно соображая, как бы спровадить его из‑ комнаты. ‑ А то ведь опять упрекнете: за шариат взялся... Да, собственно, чего я на словах расписываю, вот тут все сказано.

И он протянул Рустаму напечатанный на машинке план со множеством цифр, выкладок, подсчетов; в конце бумаги красовалась подпись: " Председатель колхоза... "

‑ Распишитесь, и дело с концом! Тогда Ширзад не заикнется, что мы не использовали всех резервов, ‑ добавил Салман и, откинувшись к стене, победоносно поглядел на Рустама.

Предложения Салмана казались Рустаму заманчивыми. " И от дурака услышишь иногда умное слово", ‑ подумал он. В самом деле, нынче все только об этом и говорят! А решения партии, ведь они буквально всколыхнули народ... Если так, а это именно так, то председателю колхоза неплохо бы выступить на общем собрании с предложениями, которые народ встретит с энтузиазмом.

‑ Дельные мысли... ‑ Рустам покрутил кончики усов и погрузился в чтение.

Гараш, поставив чай, не ушел, как хотелось Салману, а прилег на тахту и внимательно слушал разговор. От него не ускользнуло, что гости непрерывно переглядываются, подмигивают друг другу.

Воспользовавшись минутным молчанием, Ярмамед, перекатывая во рту кусочек сахара, начал:

‑ Милосердный и справедливый дядюшка, вчера эти презренные демагоги, этот Ширзад со своим подручным толстым Наджафом, пристали ко мне с ножом к горлу: покажи конторские книги, хотим знать, как обстоит дело с неделимым фондом, с деньгами...

‑ Ты показал? ‑ Громовые раскаты председательского баса заставили Ярмамеда скрючиться в три по гибели.

‑ Как можно! Без вашего разрешения? Да я б скорее умер... Они кричали, угрожали мне, но я был непоколебим. Ширзад заявил, что в колхозе нет демократии, нет коллективного руководства, Рустам превратился в самодержца, а правление у него на побегушках!... А еще сказал... Даже вымолвить страшно. О тех самых ста гектарах! Ну, все же видели, что семена не взошли, а Ширзад, этот богоотступник, опустился до самой грязной клеветы: зерно, говорит, разворовано... Кем? Гусейном и председателем!

Ярмамед дрожал и то чуть слышно шептал, то взвизгивал.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒