Дневники вампира: Ярость 2 страница

Мэтт совладал с дыханием, расслабил тело.

— Ты прав, я обещал, — прошептал он и сделал над собой заметное усилие, перед тем как продолжить, — что ей нужно?

Елена приблизилась к Мэтту и провела пальцем по его шее, по упругой выпуклости артерии.

— He эта, — быстро сказал Стефан, — ты же не хочешь его убить. Скажи ей, Дамон.

Мысленно он повторил приказ, потому что Дамон и бровью не повел.

— Попробуй здесь или здесь. — Дамон деловито указал пальцем в две точки, поддерживая подбородок Мэтта. Держал он достаточно сильно, Мэтт не мог вырваться, и Стефан почувствовал, как парень опять начал паниковать.

Верь мне, Мэтт. Он подвинулся к парню. Это должен быть твой выбор, закончил он, охваченный жалостью. Ты можешь передумать.

Мэтт было замялся, но потом процедил сквозь стиснутые зубы:

— Нет. Я все еще хочу помочь. Я хочу помочь тебе, Елена.

“Мэтт…” — прошептала она, глядя на него ярко-синими глазами. Потом взгляд опустился на его шею, и ее губы плотоядно раскрылись. От той неуверенности, которая мучила ее, когда Дамон предложил выпить крови фельдшеров, не осталось и следа. Она опять улыбнулась и атаковала, стремительно, как хищная птица.

Стефан обнял Мэтта рукой за плечи, чтобы поддержать. В тот момент, когда зубы Елены проткнули его кожу, парень попытался отстраниться, но Стефан мысленно успокоил его. Не надо сопротивляться, иначе будет больно.

Пока Мэтт пытался расслабиться, неожиданная помощь пришла от Елены: она распространяла вокруг себя волны радости — радости волчонка, которого покормили. В этот раз у нее получилось укусить с первого раза, и она была полна невинной гордости и удовлетворения. Стефан был очень благодарен Мэтту, но почему-то почувствовал укол ревности. Она не ненавидела Мэтта и не хотела его убить, потому что он не представлял опасности для Дамона. Мэтт ей нравился.

Стефан позволил ей выпить безопасное для здоровья парня количество крови и попытался остановить ее. Хватит, Елена, ты же не хочешь его покалечить.

Не тут-то было. Понадобились объединенные силы его, Дамона и изрядно ослабевшего Мэтта, чтобы оторвать ее.

— Теперь ей нужно отдохнуть, — заявил Дамон. — Я забираю ее в безопасное место, где она сможет это сделать.

Он не спрашивал Стефана, он ставил его перед фактом.

Когда они исчезли, в сознании Стефана прозвучал его голос: Я не забыл, как ты напал на меня, братишка. Мы поговорим об этом позже.

Стефан уставился им вслед. Он заметил, как Елена смотрела на Дамона, как безропотно последовала за ним. Но сейчас она хотя бы была в безопасности — кровь Мэтта придала ей сил. Стефан сказал себе, что это — единственное, что имеет значение в данный момент.

Он повернулся и увидел изумленного Мэтта. Парнишка неподвижно сидел на пластиковом стуле и смотрел перед собой. Потом он поднял глаза на Стефана, и они хмуро переглянулись.

— Ну вот, — Мэтт слегка покачал головой и перешел на шепот, — теперь я знаю. Но мне все еще не верится… — Он вздрогнул, осторожно коснувшись пальцами горла. — Если бы не это… — он нахмурился и вдруг спросил: — Этот парень, Дамон, он кто?

— Мой старший брат, — прозвучал лишенный эмоций голос Стефана. — А откуда ты знаешь, как его зовут?

— Он был у Елены на прошлой неделе. На него еще котенок зашипел… — Мэтт замолчал, вспоминая что-то, — а у Бонни было что-то типа видения.

— У нее было пророческое видение? А что она сказала?

— Она сказала, что сама Смерть была в доме.

Стефан взглянул на дверь, в которую вышли Дамон и Елена.

— Она была права…

— Стефан, что, в конце концов, происходит? — требовательно спросил Мэтт. — Что случилось с Еленой? Она такой всегда останется? Или можно что-нибудь сделать?

— Такой — это какой? — грубо ответил Стефан. — Полубезумной? Вампиршей?

— Я и про то, и про другое… — отвернулся Мэтт.

— Что касается первого, то она наверняка придет в себя после того, как поела. Во всяком случае, Дамон так думает. Что касается второго, то, чтобы изменить ее состояние, ты можешь сделать только одно, — в глазах Мэтта появилась надежда, но Стефан неумолимо продолжал, — ты можешь взять деревянный кол и забить ей в сердце. Она перестанет быть вампиром. Просто умрет.

Мэтт встал и подошел к окну.

— Хотя ты не можешь ее убить, она уже мертва. Елена утонула в реке, Мэтт. Но перед этим получила достаточно крови от меня, — тут Стефан остановился, чтобы совладать со срывающимся голосом, — и, я полагаю, от моего брата и поэтому трансформировалась, вместо того чтобы умереть. Она стала охотницей и останется ей навсегда.

Мэтт, не поворачиваясь, ответил:

— Я всегда догадывался, что с тобой что-то не так. Я-то думал, это потому, что ты — иностранец, — он покачал головой, как бы осуждая себя за что-то, — но в глубине души я понимал, что это не так. И все же я чувствовал, что тебе можно верить, и верил.

— Как тогда, когда ты пошел со мной за вербеной?

— Да, как тогда. Теперь ты наконец можешь мне сказать, на кой черт это было нужно?

— Для того, чтобы защитить Елену. Я не хотел, чтобы Дамон находился рядом с ней. Но, сдается мне, она-то как раз была не против, — выговорил Стефан с плохо скрываемым ядом в голосе.

Мэтт обернулся.

— Не суди ее, пока не разберешься в ситуации. Я тебя очень прошу.

Стефан вздрогнул и улыбнулся довольно безрадостно. Они с Мэттом теперь были на равных — Еленины бывшие. Он сомневался, что сможет вести себя, как ни в чем не бывало, как это делал Мэтт. Вряд ли ему удастся спокойно принять свое поражение, как приличествует настоящему мужчине.

С улицы послышался какой-то шум. Обычный человек его бы не услышал, да и Стефан не обратил на него внимания, пока в сознание не проникли звучащие слова. Он быстро вспомнил, что натворил в этой школе несколько часов назад, и до него дошло, что он совсем позабыл о Тайлере Смоллвуде и его дружках.

Теперь он вспомнил все в подробностях. Ужас и стыд сдавили горло. Он был вне себя от горя из-за Елены, и, тем не менее, оправданий его поступку не было. Неужели они все мертвы? Неужели он, недавно поклявшийся никого не убивать, прикончил сегодня шесть человек?

— Стефан, погоди. Что ты творишь?

Когда ответа не последовало, Мэтт бросился за ним из основного здания школы на площадку.

На дальнем ее краю, у ангара, стоял мистер Шелби. Серое лицо дворника исказила гримаса ужаса. Казалось, он пытался закричать, но получался только сдавленный хрип. Протиснувшись мимо него, Стефан заглянул в комнату, и тут его охватило чувство дежавю.

То, что он увидел, напоминало комнату Чокнутого Драчуна из благотворительного проспекта о Доме с Привидениями, с той разницей, что это было не декорацией для посетителей. Это было по-настоящему.

Повсюду лежали тела в неестественных позах, среди щепок и осколков стекла. Кровь была везде, и одного взгляда хватило чтобы понять, почему: у всех лежащих, кроме Кэролайн, было по две бледные дырочки на шее. У Кэролайн их не было, но ее глаза были абсолютно пусты.

За спиной у Стефана часто дышал Мэтт:

— Стефан… Елена же не… Она не могла…

— Тихо, — отрезал Стефан.

Он оглянулся на мистера Шелби, но дворник, видимо, споткнулся о свою тележку с метлами и тряпками и теперь пытался встать.

Стекло затрещало у Стефана под ногами, когда он подошел к Тайлеру и опустился перед ним на колени.

Тот был жив.

Стефан вздохнул с облегчением. Тайлер чуть слышно дышал и, когда Стефан поднял его голову, приоткрыл глаза и невидяще уставился перед собой.

Ты ничего не помнишь, мысленно сказал ему Стефан. Одновременно он ломал голову, для чего ему все это нужно. По-хорошему надо было уехать из Феллс-Черч, исчезнуть и никогда больше не возвращаться.

Но он так не поступит. По крайней мере, пока Елена здесь.

Он дотянулся до еле теплящихся рассудков других жертв и приказал им все забыть, да так, чтобы и следа не осталось в памяти.

Вы не помните, кто на вас напал. Весь прошедший день — как белое пятно.

В это время он почувствовал, что его Сила дрожит, как перенапряженные мышцы. Скоро он совсем сгорит.

На улице наконец-то истошно заорал мистер Шелби. Стефан медленно опустил голову Тайлера на пол и обернулся.

Мэтт оскалился и наморщил нос, как будто ему только что дали понюхать уксус. Глаза у него были совсем чужие.

— Елена этого не делала, — прошептал он. — Это сделал ты.

— Тихо! — Стефан протиснулся за ним в темную прохладу ночи, уходя прочь от ужасного ангара, чувствуя, как горит кожа на морозе. Со стороны ближайшего кафе послышался топот, и он понял, что кто-то все же услышал вопли дворника.

Мэтт бросился за ним.

— Это же неправда?!

По голосу было слышно, что он пытается хоть что-то понять, но не может.

Стефан обернулся.

— Это был я, — прорычал он и уставился на Мэтта сверху вниз, не скрывая злобы. — Я же тебе говорил: мы — охотники. Убийцы. Вы — овцы, мы — волки. А Тайлер просил меня об этом с первого моего появления.

— Просил дать ему по морде, конечно. Как ты до этого ему дал. Но — о таком?

Мэтт приблизился к нему вплотную и посмотрел прямо в глаза, без тени страха. Для этого требовалось большое мужество.

— И ты даже не жалеешь?

— А с чего бы? — холодно спросил Стефан. — Ты жалеешь, когда съешь слишком много говядины? Тебе коровку жалко?

Он понял, что Мэтт ему не верит, напрягся и загнал боль глубже в его грудь. Для Мэтта будет лучше, если они никогда больше не увидятся. Иначе он может повторить судьбу тех людей из ангара.

— Я — то, что я есть, Мэтт. И если ты не можешь с этим смириться, держись подальше.

Мэтт глядел на него еще секунду, потом недоверие на его лице сменилось разочарованием. На скулах выступили желваки. Он молча развернулся и вышел.

***

Елена была на кладбище.

Дамон оставил ее там, наказав никуда не уходить, пока он не вернется, но сидеть сложа руки очень не хотелось. Она, конечно, устала, но спать не хотелось — свежая кровь подействовала как хорошая доза кофеина. Хотелось пойти на разведку.

Хоть людей и не было видно, старое кладбище кипело жизнью. Вот лиса прокралась к водопою. Какие-то зверьки копошились и попискивали в высокой траве вокруг могильных камней. Сипуха почти бесшумно пролетела в сторону разрушенной церкви и уселась на колокольню, зловеще заухав.

Елена встала и последовала за ней. Так было гораздо приятнее, чем прятаться в траве, как полевка. С помощью обостренного зрения она рассмотрела церковь. Крыша почти везде обвалилась, осталось только три стены, и только колокольня стояла, как памятник.

С одной стороны находилась могила Томаса и Онории Феллов, похожая на большой каменный саркофаг. Елена вгляделась в мраморные лица статуй на крышке. Они лежали спокойные, с закрытыми глазами, руки сложены на груди. Томас Фелл казался серьезным и немного суровым, а Онория — просто грустной. Елена как-то отстраненно подумала о собственных родителях, лежащих бок о бок на одном из современных кладбищ.

Она поняла, что пойдет домой. Перед глазами встали знакомые картинки: ее уютная спальня с голубыми занавесками, мебелью из вишневого дерева и маленьким камином. И еще — что-то очень важное под полом в туалете.

Она нашла дорогу к Кленовой улице больше с помощью инстинктов, чем по памяти. Ноги сами вывели туда, к старому дому с большим крыльцом. Машина Роберта была припаркована тут же.

Елена было направилась к входной двери, но вдруг остановилась. Была какая-то причина, по которой люди не должны были ее видеть, но она не могла ее сформулировать. Елена застыла на мгновение, потом быстро влезла на айву, растущую перед окнами ее спальни.

Пробраться в дом и остаться незамеченной все равно не получилось — на ее кровати сидела женщина. Она, как завороженная, смотрела на Еленино красное кимоно, лежащее у нее на коленях. Тетя Джудит. Роберт стоял у буфета и что-то ей говорил. Елена поняла, что может разобрать его шепот даже через окно.

— …или завтра, еще раз, — говорил он, — пока не начнется шторм. Они прочешут каждый сантиметр леса и найдут ее, Джудит. Вот увидишь. — Тетя Джудит молчала. В голосе Роберта все явственнее звучало отчаяние: — Мы не должны опускать руки, даже несмотря на то, что говорят девочки.

— Не поможет, Боб, — тетя Джудит наконец подняла лицо. Глаза были красные, но сухие. — Это ничего не даст.

— Почему это? Даже не смей так говорить! — он встал напротив нее. — Почему это поиски ничего не дадут?

— Не только они… хотя я сердцем чувствую, что живой они ее не найдут. Я имею в виду вообще все. То, что случилось сегодня, — наша вина.

— Неправда. Это дурацкий несчастный случай.

— Да, но он произошел по нашей вине. Если бы мы были к ней добрее, она бы никогда не уехала одна и не попала бы в шторм. И не надо пытаться заткнуть мне рот. Выслушай! — Тетя Джудит глубоко вздохнула и продолжила: — Не сегодня все это началось. У нее давно были проблемы, я просто не обращала внимания. Я была слишком занята нашими с тобой делами. Теперь, когда Елена пропала, я не хочу, чтобы что-нибудь случилось с Маргарет.

— О чем ты?

— Я не могу выйти за тебя замуж, по крайней мере, так быстро, как мы планировали. Может быть, я вообще за тебя не выйду, — она мягко продолжала: — В жизни Маргарет было слишком много потерь. Я не хочу, чтобы она думала, что теряет еще и меня.

— Она не потеряет тебя! Она приобретет еще одного родного человека, ты же знаешь, как я к ней отношусь.

— Прости, Боб, я так не думаю.

— Ты это всерьез? После всего, что было? После всего, что я для вас сделал?

— Я серьезно, — сухо и неумолимо отрезала тетя Джудит.

Елена внимательно разглядывала Роберта через окно. Он покраснел, на лбу выступила вена.

— Завтра ты передумаешь, — бросил он.

— Нет.

— Ты имеешь в виду, что…

— Я имею в виду только то, что сказала. И не говори мне, что передумаю. Я не передумаю.

Роберт беспомощно оглянулся по сторонам, потом взял себя в руки. Когда он заговорил, голос был пустым и холодным.

— Я все понял. Если это твое окончательное решение, то я лучше пойду.

— Боб… — позвала тетя Джудит, но он был уже на улице. Она встала, как бы сомневаясь, идти за ним или нет. Ее пальцы ползали по красной ткани.

— Боб! — еще раз прокричала она, повернувшись, чтобы положить кимоно Елены на кровать.

И вдруг тетя Джудит застыла, прикрыв рот рукой. Через стекло она увидела Елену, их глаза встретились. Одну долгую секунду они смотрели друг на друга не двигаясь. Потом тетя Джудит закричала.

Какая-то сила сдернула Елену с дерева, и она с протестующим воем приземлилась на все четыре конечности, как кошка. Правда, расшибла колени, которые коснулись земли секундой позже.

Она выпрямилась и выставила острые ногти для атаки. Дамон больно шлепнул ее по руке.

— С какой стати ты стянул меня с дерева? — возмутилась она.

— А с какой стати ты не там, где я велел тебе быть? — парировал он.

Оба злобно мерили друг друга злобным взглядом, потом Елена отвернулась. Сверху все еще доносился крик и звук возни. Дамон потащил ее за дом, где их не могли заметить из окон.

— Давай уходить, — проворчал он, поглядывая наверх. Не дожидаясь ответа, он схватил ее за руку. Елена стала вырываться.

— Мне нужно войти туда!

— У тебя не получится, — он по-волчьи улыбнулся, — я тебе серьезно говорю. Тебя не пригласили.

На секунду Елена настолько растерялась, что позволила протащить себя несколько шагов, но потом опять уперлась пятками в землю.

— Мне нужен мой дневник!

— Что?!

— Он в туалете, под полом. Он мне нужен. Я не могу заснуть без дневника.

Елена даже не понимала, почему она так беспокоится, но с дневником явно было связано что-то очень важное.

Дамон сначала нахмурился, но потом, видимо, успокоился.

— Вот, — он вынул что-то из куртки, — возьми.

Елена недоверчиво посмотрела на то, что он ей протягивал.

— Это же твой дневник?

— Да, но это старый. А мне нужен новый!

— Обойдешься. Пошли, пока они не перебудили всю округу.

Его голос стал холодным и повелительным.

Елена посмотрела на блокнот, который он ей дал. Маленький, в обложке из синего бархата, с застежкой. Ну, он не новый, но сойдет. Блокнотик был ей явно знаком.

Она позволила Дамону себя увести, даже не спросив, куда они направляются. Ей было все равно. Она узнала дом на улице Магнолий, где жил Аларих Зальцман.

Он же и впустил их внутрь. Учитель истории выглядел странно, и, казалось, вообще их не замечал. У него были остекленевшие глаза, и двигался он как робот.

Елена облизнула губы.

— Нет, — отрезал Дамон, — этого мы кусать не будем. Он какой-то малахольный, но у него ты будешь в безопасности. Я уже спал здесь. Пошли наверх.

Он привел ее на чердак с одним окошком, заваленный всяким хламом: тут валялись санки, лыжи, гамак.

В самой глубине на полу лежал старый матрас.

— Утром он даже не догадается, что ты здесь. Ложись.

Елена послушалась и легла, приняв максимально удобную позу: лежа на спине, сложенные руки прижимают к груди дневник. Дамон набросил кусок клеенки на ее босые ноги.

— Спи, Елена.

Он наклонился над ней, и на секунду девушке почудилось, что он собирается… что-то сделать. У нее смешались мысли. Его антрацитово-черные глаза заполнили все поле зрения. Потом он отодвинулся, и она снова смогла вдохнуть. Темнота чердака навалилась на Елену, глаза сами собой закрылись, и она провалилась в сон.

***

Просыпалась она медленно, с трудом вспоминая, что она делает на чердаке чьего-то дома.

Среди хлама, накрытого клеенкой, кто-то копошился — крысы или мыши, но их возня ее не беспокоила. Сквозь ставни пробивались полоски тусклого света. Елена сбросила свое импровизированное одеяло и отправилась на разведку.

Чердак был ей незнаком. Она чувствовала себя как после долгой болезни. Страшно хотелось знать, какой сегодня день.

Внизу кто-то разговаривал. Внутренний голос подсказал, что нужно вести себя тихо и осторожно. Она тихонько приоткрыла дверь и спустилась на лестничную площадку. Сверху ей была видна гостиная, она узнала ее, узнала кушетку, на которой сидела на вечеринке у Алариха Зальцмана. Она была в доме Рэмси.

Аларих был внизу, она видела его пшеничную голову. Его голос ей не понравился. Вскоре она поняла, почему: он звучал не нудно, как обычно на уроке, учитель не бубнил, а тихо и уверенно что-то говорил двоим мужчинам.

— Она может быть где угодно, буквально у нас под носом. Скорее всего, за городом, в лесу.

— Почему именно в лесу? — спросил один из мужчин. Елена узнала голос и лысину. Это был мистер Ньюкасл, директор колледжа.

— А вы вспомните — две предыдущие жертвы нашли около леса, — вмешался второй.

Похоже, это был доктор Файнберг. Интересно, что он здесь делает? И что, в конце концов, она здесь делает?!

— Тут что-то большее, — двое мужчин слушали Алариха внимательно и уважительно. — Это как-то связано с лесом. У них там, наверное, убежище, место, где они могут уйти под землю, если их раскроют. Если оно там есть, я его найду.

— Вы уверены? — спросил мистер Файнберг.

— Абсолютно.

— И вы думаете, Елена там? — не унимался директор. — И она там останется? Или вернется в город?

— Я не знаю, — Аларих смерил шагами комнату, взял с кофейного столика какую-то книгу и рассеянно провел по ней пальцем. — Лучший способ это выяснить — понаблюдать за ее друзьями, Бонни Маккалог и той брюнеткой, Мередит. Скорее всего, они будут первые, кому она покажется. Так обычно бывает.

— А что будет после того, как мы ее выследим?

— А вот это уже предоставьте мне, — тихо и мрачно бросил Аларих. Он закрыл книгу и бухнул ею об стол.

Директор посмотрел на часы.

— Я, наверное, пойду. Служба начинается в десять, я думаю, вы оба будете присутствовать? — на пути к двери он остановился и нерешительно оглянулся. — Аларих, ты ведь об этом позаботишься? Когда я тебя позвал, все было не так плохо. Теперь я начинаю сомневаться…

— У меня получится все исправить, Брайан. Я же тебе говорил: предоставьте это мне. Вы хотите, чтобы все газетчики вас окрестили “ Колледжем с привидениями”, расписали про нечисть, слоняющуюся у вас по коридору, и скопище мертвяков? Вы такой репутации хотите?

Ньюкасл закусил губу и невесело покачал головой.

— Хорошо, Аларих. Но работай чисто и быстро. Увидимся в церкви.

Они с Файнбергом ушли. Аларих постоял какое-то время, тупо пялясь в пространство, потом кивнул каким-то своим мыслям и тоже вышел.

Елена тихонечко вернулась на чердак. Она не понимала, о чем сейчас говорили эти люди, и вообще чувствовала себя так, как будто потерялась в пространстве и времени. Ей нужно было знать, какой сегодня день, что с ней происходит, почему она так боится и почему так важно, чтобы ее никто не видел.

Оглядывая чердак, она не нашла ничего, что могло бы хоть как-то приблизить ее к разгадке. Там, где она спала, лежали только старый матрас, клеенка и маленький синий блокнот. Дневник! Она сразу же расстегнула его и стала просматривать. Записи кончались 17 октября, сегодняшнее число по ним определить было невозможно. Пока она пролистывала дневник, перед глазами вставали картины, которые, как жемчужины в ожерелье, складывались в воспоминания. Она, как сомнамбула, опустилась на диван и стала читать о жизни Елены Гилберт.

Закончив, она была еле жива от ужаса. В прочитанных строках было слишком много боли и тайн. Это была история девушки, чувствовавшей себя чужой в родном городе, в родной семье, которая всегда искала что-то и не могла найти. Но не это было причиной леденящей паники, которая разом лишила ее сил. Не поэтому ей казалось, что она падает в пропасть. Причиной паники было то, что она вспомнила.

Она вспомнила все. Мост, огромную толщу воды. Ужас, когда в легких кончился воздух и нечем стало дышать. Страшную боль. Последнюю секунду, когда боль закончилась, и мир перестал существовать.

Стефан, Стефан, как же я тогда испугалась, подумала она. Тот же страх жил в ней и сейчас. Как она могла поступить с ним так в лесу? Как она могла забыть, кем он для нее был? Какая муха ее укусила?

В глубине души она понимала, какая. Человек вообще-то не может утонуть, а потом так запросто ожить. Она медленно подошла к окну, закрытому ставнями, и посмотрелась в него, как в зеркало.

Отражение не было похоже на то, которое она видела во сне про коридор из живых зеркал. Ничего жестокого в ее лице не было, однако оно слегка отличалось от того, к которому она привыкла. Оно было очень бледным, в глазах была странная пустота. Елена потрогала горло с обеих сторон, в тех местах, где ее укусили Стефан и Дамон. Достаточно ли этих укусов, и достаточно ли их крови она выпила? Наверняка да. Теперь ей до конца жизни, до конца ее существования придется питаться, как Стефан. Ей придется…

Она рухнула навзничь, прижавшись лбом к деревянному полу.

Не может быть, пожалуйста, не могу, не могу…

Она никогда не была особенно верующей, но теперь из глубины души поднималась паника, каждая клеточка тела молила о помощи.

Пожалуйста, прошу, умоляю, Господи, помоги мне, прошу, помоги, пожалуйста…

Она не просила о чем-то конкретном — не могла собраться с мыслями, просто просила помощи. Через какое-то время она поднялась.

Ее бледное лицо было печально и красиво, как тонкий фарфор, светящийся изнутри. Под глазами лежали тени, но во взгляде появилась решимость.

Нужно было найти Стефана. Если ей можно как-то помочь, то именно он знает, как. А если нет… ну что ж, тогда он нужен ей еще сильнее. Он — единственное существо, с которым она хочет быть рядом.

Елена аккуратно прикрыла дверь на чердак и спустилась вниз. Аларих Зальцман не должен знать о ее убежище.

На стене висел календарь. Все числа до 4-го декабря были вычеркнуты. С субботнего вечера прошло четверо суток. Именно столько она проспала.

Открыв входную дверь, она шарахнулась от дневного света. Было больно. Даже несмотря на то, что небо заволокли тучи, наружу все равно не хотелось. Свет резал глаза. Елене пришлось заставить себя выйти из дома, и тут ее настигла еще и боязнь открытых пространств. Она кралась вдоль заборов, ближе к деревьям, готовая в случае опасности спрятаться в тени. Она сама чувствовала себя тенью. Иди привидением в саване. Встреться ей кто-нибудь сейчас — точно испугался бы.

Впрочем, волнения оказались напрасными. На улицах никого не было, городок словно вымер. Дома, мимо которых она шла, казались заброшенными, дворики — пустынными, даже магазинчики были закрыты. В машинах, припаркованных на улице, тоже никто не сидел.

И вдруг она резко замерла. В пасмурном свете резко белела колокольня церкви. Елена задрожала всем телом и прижалась к ее стене. Эту церковь она знала с детства, крест на ней она видела тысячу раз, но сейчас он казался ей хищным зверем в клетке, который может вырваться и напасть. Она уперлась рукой в стену и попыталась дотронуться до страшного символа.

Когда пальцы коснулись основания креста, из ее глаз брызнули слезы и резко запершило в горле. Она заставила себя провести рукой вдоль вертикальной перекладины, потом резко отпрянула и расплакалась.

Я — не зло. Я делала вещи, которые делать не следовало. Я слишком много думала о себе. Я никогда не благодарила Бонни и Мередит за все их добро. Я не уделяла внимания Маргарет и грубила тете Джудит. Но я — не зло. Я не проклята.

Когда перед глазами прояснилось, она оглядела строение. Мистер Ньюкасл что-то говорил про церковь, интересно, про эту?

Она обошла парадное крыльцо, проскользнула по лесенке, ведущей на хоры.

Теперь она поняла, почему в городе было так пустынно. Церковь была битком набита, некоторым людям даже пришлось стоять в проходах. Все лица были знакомые — старшеклассники, соседи, друзья тети Джудит. Она сама тоже была здесь, в том самом черном платье, которое надевала на похороны Елениных родителей.

Девушка схватилась за перила. До этого момента она не вслушивалась в нудный голос преподобного Бетеа, но теперь до нее дошел смысл слов.

— Мы все скорбим о ней, она была необыкновенным человеком…

То, что происходило дальше, Елена наблюдала с отстраненностью театрального зрителя, хотя это касалось ее непосредственно.

Мистер Карсон, отец Сью, поднялся за кафедру и начал говорить о ней. Карсоны знали ее с рождения, и он рассказывал про то, как они со Сью играли у них во дворе летом, потом про то, в какую милую и красивую девушку Елена превратилась. Тут у мистера Карсона задрожал голос, он замолчал и сдернул с носа очки.

Поднялась Сью Карсон. Они с Еленой дружили в начальной школе, а теперь просто приятельствовали. Сью была одной из тех, кто поддерживал Елену, когда Стефана хотели обвинить в убийстве мистера Таннера. Теперь Сью плакала так, как будто потеряла родную сестру.

— После Хэллоуина многие обращались с Еленой плохо, — рассказывала она, вытирая слезы, — я знаю, ей было больно. Елена была сильной. Она никогда не шла на поводу у большинства, и я ее очень за это уважала… — В голосе послышались рыдания. — Когда она претендовала на титул Снежной королевы, я очень хотела выиграть, но я знала, что не выиграю, но это ничего страшного, потому что если у школы имени Роберта И. Ли и была когда-то королева, то это — Елена. Она всегда теперь ей будет, потому что мы будем помнить ее такой. И еще я думаю, что все девочки, которые будут учиться в нашей школе годы спустя, будут помнить ее и помнить, как она умела отстаивать свое мнение и бороться за свою правду…

В этот раз Сью не смогла сдержать рыдания, ее посадили на место.

Старшеклассницы, даже отъявленные оторвы и стукачки, плакали и ломали руки. Те, кто ненавидел ее при жизни, теперь рыдали. Словно неожиданно полюбили больше жизни.

Мальчики тоже плакали. Елена прижалась к перилам. Она не могла оторваться от этого зрелища, хотя оно было одним из самых ужасных в ее жизни.

Встала Френсис Дисетур, еще более бледная, чем обычно.

— Она была необычно добра ко мне… она разрешила мне обедать с собой… — сказала она хрипло.

Бред, подумала Елена. Я с тобой любезничала только потому, что мне нужна была информация о Стефане. Так она думала обо всех, кто выходил говорить, потому что никто не мог найти слова, способные растопить ее сердце.

— Я всегда восхищалась ею…

— Она была примером для подражания…

— Одна из моих любимых учениц…

Елена вся подобралась, когда встала Мередит. Она не знала, сможет ли это выдержать. Но темненькая девушка была одной из тех немногих, кто не плакал, хотя лицо у нее было очень грустным и напоминало выражение лица статуи Онории Фелл.

— Когда я думаю про Елену, я вспоминаю, как нам было хорошо вместе, — она говорила тихо и, как обычно, держала себя в руках. — Елена всегда что-нибудь придумывала, она могла превратить самое нудное занятие в веселое. Я никогда ей об этом не говорила, а жаль. Я бы хотела сказать ей об этом. Если бы Елена могла меня сейчас слышать, — Мередит оглядела церковь и глубоко вдохнула, чтобы успокоиться, — если бы она могла меня слышать, я бы сказала ей, как много значило для меня наше общение, и как мне их не хватает — наших вечеров по четвергам, когда мы сидели в ее комнате, готовясь к занятиям. Я бы хотела посидеть с ней еще раз, — Мередит еще раз глубоко вдохнула и покачала головой, — но я знаю, что такого больше никогда не будет, и от этого очень больно.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 Следующая ⇒