Annotation 8 страница

В этот раз домой удалось попасть вполне засветло, хоть и к вечеру. После бессонной ночи и хлопотливого утра спать хотелось невыносимо. Думал, ничто уже не отвратит от обязательной и желанной встречи с подушкой. — Ой, не уезжайте, пожалуйста, — воскликнула какая-то женщина, вошедшая в подъезд вслед за мной и немного задержавшаяся у почтовых ящиков. Я вошел в лифт, но кнопку не нажимал, ожидая свою попутчицу. — Вам на какой этаж? — спросила она, заскакивая в кабину. Пришлось ответить, на какой. Она молча кивнула и надавила на предыдущую кнопку. Пока мы поднимались, незнакомка искоса разглядывала меня, причем хмуро и с каким-то очевидным неодобрением. На вид лет тридцать с небольшим или что-то около того. Современно одетая, подтянутая, она явно хорошо за собой следила. Попутчица оказалась соседкой снизу. Видимо, снимала квартиру: не встречал я её раньше в нашем подъезде. Выходя, она вдруг повернулась ко мне и сказала: — Вы там или кровать почините, или трахайтесь потише, а то невозможно уже. Я придержал ногой дверь лифта. — Вам сильно мешает? — Мне на работу рано утром вставать. А вечерами вы что творите? Пляшете что ли по нескольку часов без перерыва? Что там у вас за визги последнее время? — Вечерами? — удивился я. — Да я раньше двенадцати-то обычно не прихожу. Какие ещё визги? — Короче, разберитесь там. Когда я вышел на свой этаж, сразу же ощутил витающий над нашей площадкой запах чего-то невероятно вкусного и питательного. Это отвлекло от мыслей о сердитой нижней соседке. «Опять кто-то занимается кулинарным развратом. Соседи, наверно, — с отвращением заподозрил я, — а мне вот придется питаться консервами с китайской лапшой». Но стоило только открыть дверь, как стало ясно — готовят никакие не соседи. — Ты жрать-то будешь? — спросила Маша, одетая исключительно в шлепанцы, колготки и веселенький кухонный фартучек, давно забытый кем-то из моих прежних подруг. Когда она наклонялась, за фартучком виднелась прелестная грудь. — Я тут без тебя поесть приготовила. Пиццу и курицу по-арабски. Ну и жарища у тебя! С чего начнем? Сходила в магазин и купила все, что надо. Вот! Только быстрей давай, такую курицу лучше сразу съедать, а то при разогревании корочка становится не такой хрустящей. Слушай, у вас в магазине всегда столько пьяных мужиков в середине дня? Почему? — А что такое — курица по-арабски? — спросил я в ответ, с интересом разглядывая художницу. В столь пикантном наряде я никогда прежде её не наблюдал. Питерский эпизод не в счет. — Ой, ты не поверишь! — защебетала Маша, пока я снимал куртку и обувь. — Просто в приготовлении и обалденно вкусно… Э, ты это чего?! Руки свои грязные убрал!.. Не лапай меня… пока. Так вот, я такую пробовала, но сама не готовила ни разу. Надо взбить пару яиц, смешать с растопленным маслом и молотый перец добавить, так? В другой миске мелкорубленые орехи с сыром смешиваешь. Ты слушаешь меня? По правильному рецепту сюда положено добавлять соль, но я этого не делаю, а то наружная корочка соленой получается. И потом — соль убивает естественный вкус. Руки иди мой… Куски курицы сначала обмакиваешь в яично-масляную смесь, а потом обваливаешь в орехах с сыром, затем кладешь на сковороду и запекаешь в горячей духовке до той самой золотистой корочки. Только ни в коем случае не в микроволновке. — Называется просто в приготовлении? — удивился я, вытирая руки случайным полотенцем. — Ни за что бы так не сумел. — Вот не факт! — возразила девушка, маяча в дверях санузла, — там же элементарно всё! — Но мне из-за твоих рассказов чуть было не расхотелось всё это пробовать. Мне бы попроще что: макарончики, например, или пельмешки там под майонезиком… — Пельмени и макарончики — не ко мне, — обиделась Маша. — Мне с детства этого хватило, знаешь как? Иди в закусочную или ещё куда-нибудь. — Да ладно, не сердись. Я, если серьёзно, скоро в голодный обморок упаду: со вчера ничего не ел. — Щас всё буит! — с этими словами девушка исчезла из дверей и отправилась на кухню. — Да, про курицу. Потом спецом надо соус делать. Измельчаешь чеснок, с лимонным соком и оливковым маслом смешиваешь. Всё хорошенько взбалтываешь, поливаешь уже готовую курицу и даешь настояться минут пять. Слушай, вот почему так? Только стоит начать блюсти фигуру, как тут же просыпается ужасное желание чего-нибудь вкусное сготовить. И нет бы какие-нибудь салатики и супы для похудания, а то всякие неполезные пиццы и жирные жареные курицы... При этом в другое время ничего вообще не готовлю. — Ну, ещё Фаина Раневская заметила, что всё приятное в этом мире либо вредно, либо аморально, либо ведет к ожирению. — Раневская — вообще мировая тётка была. Обожаю её. Я в автошколу записалась, прикинь? — Где? В Питере? — Нет. У вас, в Москве! — весело уточнила Маша. — Тут, говорят, и быстрее, и дешевле. — Да? Не знал, что в Москве хоть что-то бывает дешевле. А у тебя до сих пор нет водительских прав? — Нет, как-то всё не до того было… — Погоди, но это же развлечение всё-таки не из дешевых. Ты же говорила, что денег нет, да и вообще. — Ой, я же тут кучу бабла получила! — ещё больше развеселилась она. — Не говорила тебе? Оказывается, в Москве мои работы продали на какой-то выставке, а я не знала. Сейчас, когда приехала, то оказалось что мне причитается три тыщи баксов, прикинь? — А как могло быть так, что картины продали без твоего ведома? И откуда их вообще взяли? — Ну, это Маринка, подруга моя, в доме которой мы были, она всё время мотается между Москвой и Питером, причем чаще всего обретается именно в Москве у бойфренда у своего. Я тебе говорила уже, да? Так вот, она вечно устраивает всякие гешефты, какие-то выставки, при этом ложится подо всех нужных людей. Короче — я подписала ей доверенность и ещё какие-то бумажки, чтобы она могла в Москве картины мои продавать, а меня всякий раз не дергать. Вот она и продала. Такая умничка, а я злилась на неё. — Надо же, отличные новости! Поздравляю. — Так что? Ты узнал что-нибудь новенькое? А то вчера я так и не спросила. — Узнал… — неохотно буркнул я, сглатывая слюну. — А ты нашла то, что я просил? — Ой, нет. Не успела! Сначала я залезла на любимый дневниковый сайтик, где у меня аккаунт, почитала дневники, а потом работала. Меня уже выпустили из сайлент моды, прикинь? — Прикинул. А с чего это тебя угораздило? — спросил я, садясь за стол. Её бесконечные «прикинь» начинали потихоньку бесить. — О чём вообще речь? — Ну, ты что, не знаешь, как это бывает на Дарк Дайри ру? Вывесила на главную страницу гифку с весело и красиво трахающейся парочкой. Админ Антигот убрал — порнуха по его мнению. Я стала спорить и скандалить, обозвала его жирным мудаком и придурком, в результате угодила в режим сайлент мод на целый месяц. Писать на главную страницу не могла. — Какие жестокости там у вас, — притворно посочувствовал я, приступая к поеданию курицы «по-арабски». Месяц не появляться на какой-то «главной странице» какого-то «Дарк Дайри ру» казался мне просто смешным наказанием за личное матерное оскорбление администратора ресурса. — Ну и вот. А сейчас меня выпустили досрочно, я и зависла. Потом в Квипе с девками заболталась и узнала новый рецепт! Сразу же начала готовить, увлеклась, а тут ты пришел. — Это сегодня. А вчера? — спросил я инквизиторским тоном. — Ну не будь занудой! Вчера картины писала целый день, до самой ночи… Погоди, я сейчас! Как только Маша спряталась в соседнем помещении, мысли мои приняли вдруг совсем иное течение. Подумалось, что хорошо бы взглянуть в чистые и невинные глаза тех архитекторов типовых многоэтажек, что спроектировали сортир рядом с кухней. Они что, латентные копрофилы? В чём кайф? Слушать, сидя на кухне, как кто-то отправляет свои естественные надобности? И ладно если это человек близкий, а вдруг у меня гость? Девушка, например, с которой всё только начинается? Или я в гостях? У малознакомых людей, на которых хочется произвести хорошее впечатление? Вариантов много, эффект один: неудобно. Только не надо мне про сантехнические особенности зданий — можно было бы ближе к кухне расположить ванную, а потом уже сортир, так нет же, холодильник и унитаз — братья навек! А может в такой планировке точный научный расчет и строгий замысел? Так задумано специально, дабы трудовой человек, съев на кухне нечто неудобоваримое и испытав после этого резкие спазмы кишечника, смог быстрее добежать до заветного унитаза? Тут и лишний метр может иметь значение! — Да, а куда это ты вдруг поперся среди ночи? — спросила художница, выйдя из сортира. — Сквозь сон помню, что ты приходил, а потом зачем-то опять свалил. — Приятель у меня серьёзно отравился, — пробубнил я с набитым ртом. — Вот я и поехал, едва успел. Потом, на «скорой», сопровождал в больницу и сидел там, пришлось чего-то покупать всякое разное, врачи целый список дали. Родственников у него нет, а друзья и любовницы бросили. Вообще-то он не очень приятель, просто знакомый. Ты сама-то есть будешь? — Поела уже. Перекусила, пока тебя ждала. И как сейчас твой приятель? — явно для проформы поинтересовалась Маша. Проблемы какого-то моего знакомого были ей глубоко безразличны. — Жив? — Жив, успели в последний момент. Врачи обещали, сделать всё возможное, но неуверенно как-то, уклончиво. — Ну и хорошо. Да, чуть не забыла, в моем нетбуке что-то глючит. Посмотри потом, а? Я и компьютер — вечная вражда. Позже расскажу, как самостоятельно пыталась чинить нетбук. Зря, зря я поссорилась с умными людьми. — Это с какими ещё людьми? Я что-нибудь не так понял или пропустил как всегда? — С умными. После смерти твоего шефа, я же ещё где-то с полгода в этой вашей Москве проработала, в одной компьютерной фирмёшке. Художником. Ну, ты знаешь. Меня там за дурочку держали, стебались всячески, вот и психанула потом. Всё бросила и вернулась в Питер. — Всё правильно сделала. Москва — безумный город. — От окружения зависит. От ситуации. Когда в лагере была, лет в двенадцать вроде, первое время очень плохо спала: по дому скучала. Лежала с открытыми глазами и думала — не усну. Но всё равно засыпала. Потом перестала ждать, пока глаза сами закроются, потому как знала: обязательно засну, рано или поздно. С тех пор так и отношусь ко всему неприятному, потому что знаю, что всё проходит. Рано или поздно. Я не нашел что тут можно сказать, поэтому спросил: — А сейчас на новом месте нормально спишь? — Нормально, только сны странные вижу. Пока я у тебя, уже второй раз снятся агрессивные люди с оружием направленным против меня. К чему бы? — Агрессивные говоришь? Расскажи. — Ну, приснилось вот, будто иду я к врачу. Не помню к какому, не суть. И вижу в здании, где поликлиника или больница, почему-то расположен киоск с украшениями, а там всякая дивная красота разложена. Ну, выбрала что-то, купила, пошла. Иду почему-то не к врачу, а сразу на выход, в руке мешочек с цацками, и не могу я понять, откуда пришла: вход в здание сквозной. С обеих сторон. В результате выхожу не туда, и местность вокруг совершенно незнакомая, совсем не такая, как вначале. Тут встречаю Маринку. Теперь у меня в руках вместо мешочка с украшениями почему-то коллекция шарнирных кукол. Одна с твоей физиономией. Причем куклы всё голые, с женскими и мужскими анатомическими подробностями. Мы разболтались, кукол показываю, а тут врач подходит. Лечусь не у него, но откуда-то он меня знает, и хочет затащить к себе. Понимаю, что он собирается меня трахнуть, и пытаюсь отбиться. Маринка стоит и молчит, не вмешивается. Он уговаривает, причем очень настойчиво. Я снова отказываюсь, говорю, что не пойду. Тогда его настойчивость становится угрожающей — он достает пистолет и грозит пристрелить, если не пойду. Отдаю подруге своих кукол и иду с ним. Подруга сразу же куда-то исчезает. Заходим в больницу, там я отрываюсь от этого врача. Вбегаю на какую-то кухню, хватаю разделочный нож и несусь дальше. Потом заскакиваю в незнакомую комнату типа врачебного кабинета и забиваюсь там в шкаф. В маленькую щель между дверцами вижу японца в самурайской одежде, который зашел следом. Откуда-то мне известно, что он сообщник того врача. Вся сжимаюсь в шкафу и вижу, что японец взял со стола меч и как фокусник протыкает ими шкаф. В меня не попадает, но потом начинает открывать дверь. Тогда я делаю выпад ножом, но промахиваюсь и в страхе просыпаюсь. Как думаешь, это к чему? — Не знаю к чему, зато знаю почему, — ответил я. К этому времени все, что было можно, оказалось съедено, и я тяжело встал из-за стола. — Ух! Кажется, я объелся! Спасибо, курица по-арабски правда суперская вещь! Классно готовишь! А сны такие, потому, что много японских мультиков смотришь, — с видом умудренного жизнью дяденьки, веско заявил я. — Ещё подспудный страх перед медициной и извращенным сексуальным насилием. Нет? — Нет. Это от моей общей йебанутости, — весело произнесла художница, выделив несуществующее в последнем слове и-краткое. — А у меня альбомчик издали, видел? Каталог некоторых моих работ. — Нет, не видел. Что за альбомчик? Покажи! Мне вот третьего дня тоже снился длинный и очень сюжетный сон, который, к сожалению, забыл. Хотел даже записать, но всё выветрилось из головы, пока добирался от постели до компьютера. Кстати, о постели и о снах. Можно я сейчас лягу, усну, да и всё? Понимаю, что свинство, но невероятно хочется, больше суток не спал. Так ты работала, говоришь? Я свалился на диван и приятно расслабился. Съеденная курица явно шла на пользу. За моё отсутствие картин действительно сильно прибавилось. По-моему, Маша привезла с собой штуки три, не больше. Ну, может — четыре. А сейчас тут стоял десяток. Причем работы были хоть и без рам, но вполне готовые и явно законченные. — Это твои? — спросил я, кивнув на холсты. — Угу, — подтвердила Маша. — А то чьи? Кто ж мне свои-то даст? Пока тебя не было, купила основу и написала вот. — Ничего себе! С какой же скоростью ты работаешь? Хотелось бы глянуть. — Тебе лучше этого вообще не видеть, — с неожиданной серьёзностью заявила девушка, — зрелище, я тебе скажу, не для слабонервных. — Почему? — Потому.
* * * С Машей мы познакомились несколько лет назад, когда она только училась в своей «Художке». Девушка ещё не переселилась на Кондратьевский, а снимала комнатку в другой питерской коммуналке, в старом дореволюционном доме на Васильевском острове. Там было четыре комнаты, прихожая, туалет, ванная и кухня. Причем ванную сделали из части кухни уже только в семидесятые годы. В первой комнате проживал ментовский капитан — здоровенный шкафоподобный мужик, с веселым выражением широкого лица и холодными злыми глазами. Иногда он приводил к себе проституток, часов до двух громко с ними развлекался, а потом куда-то увозил на своем круто навороченном джипе. Во второй комнате жила девушка Маша, художница с которой мы делили одну постель, а в третьей, по-моему, вообще никого не было — не помню, чтобы кто-то туда входил или выходил, дверь вечно была закрыта, и, по-моему, заколочена гвоздями. А вот в четвертой обитала Сальми Ивановна. Сальми Ивановна и есть то величайшее чудо из всего, что мне тогда довелось встретить лично. Я не шучу. Ментовский капитан как-то на кухне поведал мне за пивом удивительную её историю. Сальми Ивановна по национальности была финкой. Девяносто лет. С рождения жила недалеко от Куоккалы, а когда товарищ Сталин устроил финскую войну, совсем молодую Сальми интернировали и отправили в советский концлагерь. Что с ней там произошло, можно лишь догадываться, только потом, когда война с финнами закончилась, девушка получила двадцать пять лет лишения свободы. Если «десять лет без права переписки» означали в те милые годы расстрел, то «двадцать пять» было вполне реальным сроком. Просто никто не мог предполагать, что живой человек способен выдержать столько времени, ведь режим в сталинских лагерях был далек от санаторного, да и климат отличался от курортного не в самую лучшую сторону. Но Сальми выдержала и выжила. Когда в Стране Советской, где так хорошо жить, происходили разные амнистии, Сальми они не затрагивали. Похоже, про неё просто забыли. Родственники не хлопотали, и защищать права одинокой финки было тогда некому. Только в шестьдесят каком-то году, за полгода до истечения четвертьвекового срока, нечто произошло, и её вдруг неожиданно реабилитировали. Вчистую. Если за решетку Сальми попала крепкой красивой молодой девушкой, то вышла оттуда сгорбленной сорокатрехлетней женщиной, со скрюченными узловатыми руками, абсолютно седыми волосами и изможденным лицом старухи. Без родственников, без друзей, без документов об образовании и вообще без какого-либо имущества. Ей предложили выбор: переехать в Финляндию, или остаться в СССР. В Финляндию Сальми ехать отказалась — за двадцать пять лет она почти забыла финский язык, а известных родственников у неё там не сохранилось. Тогда советские власти разрешили жить в Ленинграде, выдали паспорт на имя Сальми Ивановны и выделили крошечную комнатушку с окном, из которого не видно ничего, кроме противоположной стены узкого, словно карцер, двора-колодца. В качестве «бонуса» её трудоустроили сторожем с зарплатой в семьдесят тогдашних рублей. За последующие сорок семь лет жизни она мало изменилась. На вид ей трудно было дать больше шестидесяти. Только вот голос надломился — стал дрожащим и надтреснутым. Соседи по квартире уважали её, откровенно побаивались и почти не разговаривали: сама Сальми Ивановна не давала поводов для бесед. Обычно молчала, я даже сначала заподозрил — не немая ли, но соседи развеяли подозрения. — Ведьма она, — уверял капитан убежденным тоном: к вечеру он был традиционно пьян, как всегда. — Всех нас ещё переживет, вот увидишь. Маша, в общем-то, была солидарна с ментом: — Колдунья, точно. Не добрая, не злая, а просто. Мы редко когда говорим, но она по-хорошему ко мне всегда, не то, что к капитану. — А что к капитану? — Ну, когда я сюда переехала, капитан тут уже жил. Вот я с ним и познакомилась, а он тут же начал ко мне клеиться, прикинь? Так Сальми Ивановна что-то тихонечко прошептала ему разок, и всё. Будто отрезало. Что она сказала, не знаю, только мент теперь лишь «здрасьти» и «досвиданья». Ну, или когда совсем нельзя промолчать. — А Сальми Ивановна? — Что? — не поняла Маша. — С ней-то ты разговариваешь? — Да нет практически. О чем? — удивилась девушка. — Она же старая совсем. «Вот бы мне поговорить с ней, — подумал тогда я, — наверняка такое рассказать может, что и не приснится никогда». Но наш разговор с Сальми Ивановной не заладился, вернее — не получался. Сначала я решил, что бабка давно в маразме, но, мельком взглянув ей в глаза, увидел там такой светлый и острый ум, что сделалось даже не по себе. — Ничего не расскажу, не проси, — вдруг сердито и без всякого повода с моей стороны сказала старуха, когда мы случайно столкнулись на кухне. — Писатель что ли? — Ну, почти, — признался я. — Писатель. Врёте вы всё в своих книжках, и живете за счёт вранья. И ты врёшь. И Машеньке врёшь. Задурил голову девчонке, а она хорошая. Обидишь — прокляну. Почему-то эта угроза, сказанная скрипучим старушечьим голосом, на меня подействовала необыкновенно. Я ощутил холодные мурашки вдоль спины и понял, что действительно проклянёт, а проклятие это непременно сбудется. С тех пор меня не покидала твердая убежденность, что сознательно обижать Машу нельзя. Ни при каких обстоятельствах.
18. В гостях у хакера

Был у меня один друг… Вернее — он и теперь есть, куда денется? Раздолбай, приколист, бабник и пьяница — я всегда таких уважал, ибо сам когда-то… впрочем, сейчас не обо мне. Меня он именовал не иначе, как «камрад» или «коллега». Ну, «коллега» — это он, конечно, могуче завернул: свой первый (и пока единственный) роман Женька пишет уже лет десять, и пока не добрался даже до половины. Что касается компьютерных дел, то тут всё обстояло с точностью до наоборот: если он — суперпрофи, то я на его фоне выглядел довольно-таки блекло — так, погулять вышел. Сам мужик смотрелся фактурно: без малого — два метра росту, морда приятная, длинный хайер, нордический тип, а уж когда пел под гитару, все девки были его. Просто млели от восторга. Временами он отпускал бороду. Как сказал один наш общий знакомый — «Евгений может превратить жизнь любой женщины в сказку… только вот сказка эта продлится не более двух недель. » Когда мы последний раз общалась, он как раз расставался с очередной подругой, на которой чуть было не женился. Или даже женился, я так и не понял. Не суть. Собственно, зачем я это пишу? Вовсе не из любви к сплетням. Хотя такое тоже присутствует. Просто сработал известный диалектический принцип, и количество собранных мною данных незаметно перевалило через невидимый барьер, перейдя в некое новое качество. Сделалось очевидным, что одному не справиться, а Маша, при всей своей гениальности, во всем помочь не могла. К тому же Евгений всё равно был среди фигурантов. В оговоренное время я долго давил на кнопку Женькиного дверного звонка. Постепенно наступило осознание: звонок не работает. Пришлось звонить уже по телефону. — Привет Жень, это я, — изрек я, когда ответил знакомый голос. — Может, впустишь? — А ты сейчас где? — предсказуемо отозвался Евгений. — Привет. — Вот прям тут за твоей дверью. По-моему звонок не… не работает. Последние два слова я уже выговорил Евгению в лицо — он распахнул дверь и хитро усмехался в русую бороду. — Он работает, просто отключен, дабы не звонили тут всякие. Заходи. С Евгением мы не разговаривали в реале так давно, что я уж даже не помню, когда это было. За прошедшее время Женька отпустил пузо, стал вальяжен и склонен к избыточной философии. В бороде просматривались седые волоски. Как и раньше, он любил пиво, вкусную еду, приятный отдых с красивыми девушками, а деньги на излишества добывал в компьютерной сфере деятельности. Но если прежде он всегда работал на кого-то, то сейчас — только на себя, не особо задумываясь над сочетаемостью этой «работы» с уголовно-правовым законодательством. Если я чего-то и достиг в компьютерном плане, то исключительно благодаря его мудрым советам и дружеской помощи за банкой пива. Он был старше почти на два года, что давало ему возможность при общении со мной изображать из себя битого жизнью мудрого ветерана. Был даже период, когда Женька работал в одной со мной конторе. Недолго, правда. В те приснопамятные времена, наш директор вдруг решил, что институтская сеть и серверные системы нуждаются в круглосуточном наблюдении, а раз так, значит надо взять на работу сменных системных администраторов. Трех человек. Установили график: с девяти до пяти — работал я, с пяти вечера до часу ночи — Женька, с часу до девяти — тогдашняя его пассия, которую официально звали Албена, неофициально — Альбина, а совсем по-дружески — Альбинка. Женька приезжал к пяти, принимал у меня дела, если таковые имелись, а в час ночи уезжал за Альбиной. Потом возвращался уже с ней и уезжал домой, а она дежурила до моего появления. Работы ночью, как правило, было немного, поэтому девушка просто спала в спальнике на раскладушке, которые потом прятала в шкафу для верхней одежды. В девять сдавала вахту и отправлялась к Женьке на метро, а я оставался до вечера. При этом именно на мои плечи падала основная тяжесть общения с пользователями, которые издевались над институтской сетью и своими рабочими компьютерами именно днем, а не ночью. В субботу и воскресенье, естественно, никто не работал вообще. Такой расклад устраивал всех, пока наш директор не погиб. Его преемник тут же постановил, что три сисадмина вместо одного — явный перебор. Женьку с Альбиной уволили по собственному желанию, а меня оставили. Почему было принято именно такое решение — точно сказать не берусь, но догадываюсь. Злые языки уверяли, что Женька с Альбинкой иногда оставались на ночь вместе, приглашали в компанию ещё кого-нибудь, и устраивали бурные пьяные вечеринки прямо на рабочих столах. Кое-какие следы подобных деяний я, бывало, наблюдал собственными глазами, заступая утром на вахту. Впрочем, так случалось нечасто. Зато часто Евгений оставался до утра один, и тогда Альбина не появлялась вовсе. Хакером Женька был первоклассным, а работу в нашем институте использовал для своих неизвестных мне целей. Как-никак в его распоряжении находился широкополосный информационный канал с безлимитным Интернетом, и когда было надо, он мог просиживать за компьютером до моего появления. Придя утром, я заставал корпящего за клавиатурой коллегу с красными лихорадочными глазами, с чашкой кофе или сигаретой в одной руке и клавиатурой в другой. В такие моменты он говорил лишь одно: «Погоди, камрад, сейчас уже заканчиваю. А ты погуляй пока. Или кофейку вон попей». После ухода из нашего института Евгений куда-то делся, и не слышал я о нем долго. Тем для непосредственных разговоров не возникало, а вопросов с моей стороны просто не было. С его — тоже. И вот пришлось реанимировать контакт. Его квартира оказалась удивительно чистой и элегантной. Слишком большой и слишком уютной для одного. Ощущалась женская рука. Светлые изолированные комнаты, новая мягкая мебель в прихожей и гостиной. Гарнитурная кухня со всевозможной встроенной бытовой техникой, угловой кожаный диванчик, плазменный телевизор на стене, огромный холодильник, инкрустированный обеденный стол, дизайнерские стулья, а на окнах — жалюзи, как в офисе. На полу в комнатах — ламинат, на кухне — плитка. Застекленный балкон. Я прошел вслед за хозяином в самую маленькую комнату. Судя по всему, тут Женька царствовал сам, и никого постороннего не впускал. На столе стоял работающий компьютер, рядом примостился компактный лазерный принтер, а огромный жидкокристаллический монитор крепился непосредственно к стене. Чуть сбоку сверкал светодиодами спящий ноутбук, рядом лежал новомодный планшетник. На другой стене висел большой постер или принт с цветной фотографией Саши Грей, одетой лишь в черный кожаный корсет и с надписью: «House of Sex & Domination. 2008». На полу, около стола, стояло несколько системных блоков со снятыми крышками, а с потолка, вместо люстры, свисала здоровенная боксерская груша. Евгений, как всегда, оставался верен себе. — Ты один живешь? — почему-то вдруг спросил я. — А тебе какое дело? Сегодня — один, завтра — два. Лучше посмотри, чего у меня тут сейчас есть! — с довольным видом произнес Евгений и потащил к работающему компьютеру. — Это что? — вежливо поинтересовался я. Разбираться с какой-нибудь очередной глючной программой мне тогда совершенно не хотелось. Не то было настроение. — Суперская вещь! Прога эмуляции платежного терминала. — Что-то подобное где-то уже встречал, — с умным видом произнес я. — Сайт есть такой, «Бутсофт» называется, там разного бесплатного добра… — Не, это моя абсолютно оригинальная разработка, делал исключительно для собственных надобностей. Прога полностью эмулирует работу платежных терминалов. Подключается к соответствующему серверу и ведет себя как обычный платежный терминал. Сервер считает, что всё в порядке, и зачисляет поступление денег, которых на самом деле нет, а в базе данных сервера появляется информация, что платили с какого-то конкретного терминала где-нибудь в городе, например в предбаннике твоего любимого продуктового магазина в Северном Бутове. Причем система эмуляции купюроприемника позволяет вписывать какие угодно суммы для осуществления платежа. Главное, чтобы они были кратны достоинствам купюр и допускались данным сервисом. Ты тут можешь пополнять разные счета, например за мобильник, или вносить какие угодно суммы на какой хочешь счёт. Если этот счёт обслуживается с терминала, естественно. В любое время и в любом месте, главное — иметь доступ в Интернет. Сам понимаешь, пользоваться этой штукой надо чистоплотно, наглеть не надо. Аккуратненько стричь бабло, и вести себя тихо-тихо. Мне ж теперь приходится не только о себе думать, как бы на свободе остаться, но и Альбину с дочкой поддерживать. Типа алименты платить. — Офигеть! — восхитился я. — Слушай, а заплати за мой? А? Не помню, когда телефон оплачивал, там должно уже мало оставаться, или даже в минус вошло. — Нет проблем. Так, сейчас… сейчас… смотри сюда… Евгений кликнул по какой-то иконке и вызвал обширное меню с длинным списком названий разных фирм. Вид интерфейса программы не имел ничего общего с картинкой, что бывает на терминале самообслуживания. — Исключительно из соображений удобства, — будто извиняясь, сказал мой друг. — Да и вероятность ошибки меньше чем через цифровой счет. У тебя кто оператор? МТС? — Он, родимый, — признался я. — Очень хорошо. Гламур крепчал и танки наши быстры, как сказал один великий ум. Люблю с МТС-ом работать, прям душа радуется. Последовало несколько кликов, и на экране возникло обычное окошко с формой для заполнения и логотипом моего телефонного оператора. — Давай свой телефон. Диктуй! Я пунктуально продиктовал цифры своего теперешнего номера, а Евгений нажимал соответствующие клавиши. Затем нажал на «Enter», и окошко сменилось другим, уже без логотипа. — Сколько тебе начислить? — Тыщу, больше не надо, — скромно попросил я. — Как скажешь, — согласился мой друг, вписывая единицу и три нуля, после чего снова надавил на «Enter». — Готово. Теперь скоро должны пополнить баланс. Жди. А пока, может, пивка тяпнем? — Ты знаешь, что такое цирроз печени? Эта очень неприятная болезнь бывает от злоупотребления алкоголем. — Эту фразу ты позаимствовал из «Мертвого сезона». Нет у тебя никакого цирроза печени. Да и не было никогда. Ладно, раз пиво не хочешь, то от кофе-то хоть не откажешься? — От кофе не откажусь, — усмехнулся я. — Не растворимый, надеюсь? — Обижаешь, старик! Настоящий Мокко. Я теперь все продукты так покупаю, через терминал, причем у надежных продавцов. На дом привозят. Не только продукты, вообще всё — бытовую технику, шмотки… — Да? — позавидовал я. — Так ты что, совсем без наличных живешь? Ведь надо же какие-то купюры и в карманах иногда иметь. — Почему без наличных? Через этот же терминал зачисляю некую сумму в некий банк, так? Потом уже совсем иными методами перевожу частями на разные счета в других банках, потом — в третьих, затем — в четвертых, и, наконец, где-то в банке на Каймановых островах всё это собирается на мой счет. Или в оффшорной зоне архипелага Сан-Томе и Принсипи. После чего деньги поступают на мои счета здесь, в России, где я могу их обналичивать через обычную платежную карточку. Выглядит, как перестраховка, но на самом деле необходимая осторожность. При таких путях практически невозможно отследить, что и откуда. Соблюдать умеренность и аккуратность, как говорил один литературный персонаж, а мораль идет в пролет тут как бы нафиг. Только повторяю, наглеть не надо, и переводимые суммы не должны подозрительно выглядеть. Тут мой телефон издал звук, сообщающий о приходе SMS-сообщения. Машинально я откинул крышку своей «раскладушки», и прочитал:
Поступил платеж 960 р. Пополнение счета с банк. карты: mts. ru/autoplay
— Смотри! Действительно сработало! — удивился я. — Это всенепременно. А ты что, сомневался? — Если честно, — лгал я, — то да. Сомневался. Слушай, а почему девятьсот шестьдесят, а не тысяча? — Ну, как же! Комиссия за услуги! — хихикнул Евгений. — Эта фирма, что владеет терминалами, одним из которых я сейчас притворяюсь, должна же на что-то жить. Вот им как бы и поступили четыре процента с твоего как бы платежа. Ладно, пойдем на кухню кофейку выпьем. Или всё-таки пивка? — А не вычислят тебя? — проявил я беспокойство, направляясь на кухню вслед за Евгением. — Хоть бы владельцы настоящих терминалов? Могут и за жопу взять за такие дела. — Ну, это если только один такой терминал буду эмулировать. А если часто менять, то никто не заметит. Обычный сбой, или детишки по мелочам балуются, специально подготовленные купюры назад вытаскивают. Мало ли что. Главное номера терминалов менять, и владельцы чтоб разные были. Как говорится — кто не рискует, тот не пьет! Сам-то как? Работа как? Чего-то давно помалкиваешь. Я уж грешным дело подумал, жив ли. — Типун тебе на язык! — шутливо огрызнулся я. — Нормально все. Работаю я, если ещё не забыл, в одном забавном таком учреждении системным администратором. Оттого утро у меня начинается, сам понимаешь, не с рассветом. Но вот бывает, не так чтобы часто, но иногда, будит меня телефон. Это когда на ночь забываю его выключить. То с работы кто-то из ранних пташек позвонит, то кто-нибудь сугубо левый, а иногда всякие опросы проводят. Вот, например, вчера. Звонок. «Да? » — вопрошаю я сонно, хрипло и недовольно. «Здравствуйте, — говорит трубка визгливым женским голосом. — Скажите, у вас установлен водяной счетчик? » Счетчик у меня не установлен, и отлично я понимаю, что если совру, будто он есть, то начнут приставать с разными конкретными техническими вопросами, ответы на которые я просто не знаю; а если признаюсь, что нет, то примутся уговаривать купить и установить. В таких случаях обычно просто выключаю телефон, вешаю трубку и продолжаю досыпать. Но бывает, что отключить телефон забываю, как вот вчера и произошло. Только лег, опять звонок. «Слушаю», — пробурчал я уже более раздраженно. «Извините, тут связь прервалась, — говорит тот же женский голос. — Скажите, счетчик у вас водяной установлен? » Или ещё вдруг застает врасплох истинно социологический опрос. Минут этак на дцать. Отказываюсь обычно сразу, но повежливее — всё-таки социологи люди подневольные, несчастные, сколько им всякого непотребства выслушивать приходится, в поте лица зарабатывая хлеб свой. Не приведи бог. Но это — ладно. А вот сегодня захожу я в свой блог, на френдленту, а там — тоже опросный лист. И длинный такой, без малого пунктов на тридцать. Да и вопросы такие, что подумать надо, вспомнить что-то, при этом ещё и полным идиотом себя не выставить. Вроде бы друзья вежливо просят, и помочь надо, ответить, а лень до крайности. Вот я сейчас — вместо того чтобы на важные для кого-то вопросы отвечать, кофе с тобой пью, всякой фигней страдаю… — Кстати — а ко мне какое-то дело, или так зашел, кофейку выпить? Фигней пострадать? — Я же говорил, нужно посоветоваться… — Да ладно тебе, посоветоваться. Последний раз после моих советов ты исчез с горизонта. — Ну… да… было такое дело. Но, что уж теперь. Слушай, мне бы один компик взломать. Сам не справлюсь. — Естественно. А я что с этого стану иметь? — Могу заплатить… — Да ну нафиг… сколько надо, всё равно не заплатишь, а в карманных деньгах я не нуждаюсь, ты же видел. Вдруг меня осенило. — Слушай, для твоей квартиры знаешь чего не хватает? — Знаю, — кивнул Евгений. — Не хватает мне отсутствия вечно пьяного соседа этажом выше. Только ты никому этого не говори. — Нет, картины тебе не хватает! На стену! — Что, Рембрандта можешь подарить? Да ну нафиг… — Рембрандт устарел. Его целлюлитные формы сегодня не прельщают никого. Вот смотри, какой у меня есть альбомчик. А оригиналы обеспечу, если что… С этими словами я достал Машин альбом, один экземпляр которого так и таскал с собой. — Чего там у тебя… покажи… фигасе! Это что, шутка? — В смысле? — не понял я. — Это же Мария Петроградская! — И что? — удивился я. Реакция Евгения ставила в тупик: обычно он не интересовался современным искусством. Сфера его интересов находилась несколько в иной области пространства. — И у тебя есть её оригиналы? Откуда? — Она моя подруга, вообще-то, — напыщенно произнес я. Видимо что-то главное и основополагающее прошло мимо моего внимания, и приходилось перестраиваться, не сходя с места. — Ну, старик, ты даешь! Она же — крутая! На последней выставке в ЦеДеХа её картины ушли по каким-то баснословным ценам, ты знал? — Знал, конечно, — на ходу врал я, стараясь быть естественным и убедительным. — Но и та работка, что хочу тебе предложить, не из дешевых будет. Кстати, откуда в курсе про живопись? Вроде бы не интересовался раньше. — То раньше. Есть у меня девушка… похоже, серьёзно у нас с ней. Зацепила! Как-то я настраивал сервер для Дома художника, там мы и познакомились… Так вот, она — профессиональный арт-критик, пишет статейки для Художественного журнала, работает для некоторых глянцевых изданий, выставки организует, в общем — всегда в теме. На выставках регулярно, на вернисажах у неё обычно аккредитация, по телеку иногда выступает. Передача там такая по «Культуре», кажется... или по «Эм-Ти-Ви»… Ну и с собой иногда меня таскает. Вот я кое-чего по ходу и нахватался, дабы соответствовать. — Так что, можно поздравить? — Ну, попробуй. — Будешь жить как в анекдоте про женатого хакера. — Что за анекдот? — заинтересовался Евгений. — Молодая жена хакера подруге хвастается: «Мы с мужем — душа в душу, всё у нас суперски, не орём друг на друга, не ссоримся, полная идиллия. А всё потому, что каждый вечер я читаю свой гороскоп на будущий день». А в это время хакер рассказывает своему другу: «У нас с женой всё классно, а потому, что насмотрелась она телевизора, и надумала строго по гороскопу жить. Подписалась на рассылку, а я, как только узнал об этих её делах, почту взломал, и сам стал гороскопы для неё составлять». — Хех, — кисло усмехнулся Женька, — шутить всё пытаешься? Тут меня вдруг осенило. Боясь вспугнуть реальность, я тихонько осведомился: — Погоди, а девушку твою как зовут? Может, я по телеку её видел? Иногда смотрю там всякие передачи про искусство. — Может, и видел. Марина её зовут. — Как твою первую любовь? — удивился я. — Помнишь, когда-то давным-давно, в юности, у тебя была такая? Сам же рассказывал? — Ну, да… разве забудешь. Наверное, у меня слишком бедная фантазия или повышенный тропизм к этому имени. Посчитав нужным сменить тему, я спросил: — А сам-то ты сейчас у нас фрилансер, он же — легальный безработный, да? Так что ли? — С чего бы вдруг? — вроде даже обиделся Евгений. — Мы такие же человеки, как и те, в телевизоре. Вообще-то у меня официальная служба есть. После того, как мне подписали заявление о приеме на работу, я стал главным инженером по защите информации в Дирекции по обеспечению деятельности негосударственных учреждений. Куча народу там работает. — Кошмар какой, — ужаснулся я, отлично помня, что Евгений всегда тяжело уживался в коллективах, предпочитая работать в одиночку. — А народ там что? Не сильно напрягает? — Да я ж там практически не появляюсь. А вообще-то, когда оказываешься в новом коллективе, никогда нельзя угадать заранее, кто окажется сволочью. Поэтому на всякий случай ненавижу всех. Типа — мудрость жизни. — И много там платят? — Копейки. Я же чисто номинально занимаю эту должность. Трудовая там лежит, личное дело в кадрах, а реально другие люди работают. Ладно, ерунда это все. От меня-то что надо? Только не тяни, как ты любишь. Самое главное говори, остальное спрошу сам. Тут сверху, прямо с потолка, упала крупная грязная капля. За ней — вторая. На потолке, гигантской амебой, быстро расползалось темная мокрая клякса. Евгений глянул на потолок, зашипел, как застигнутый хозяином нагадивший мимо лотка кот, и резко вскочил со стула. Любитель стихов де Камоэнса и Бальмонта, блестяще образованный ум, от которого никто никогда не слышал ни единого элемента обсценной лексики, изрек историческую фразу: — Пойду, блядь, уебу нахуй! — выдал он и побежал к двери. — Третий раз заливает. Я, естественно, остался сидеть, наблюдая рост пятна. Под нарастающую капель пришлось подставить какую-то кастрюлю. Через минуту сверху, через потолок, послышались громкие мужские голоса на повышенных тонах, тупые удары и звук падения какого-то массивного предмета. К моменту возвращения Евгения, я уже не сомневался — сосед сверху или тяжело покалечен или жестоко избит. Евгений когда-то серьёзно занимался боксом и с тех пор сохранил прежние замашки. — Ну? — спросил я. — И как? — Что как? На кухне кран открыл, а пробку из мойки вытащить забыл, мудила. А сам футбол уселся смотреть, ублюдок. — Ты его хоть не убил? — Не, ты что. Просто попросил быть внимательнее. Вежливо так, интеллигентно попросил. Теперь он воду вытирает, а мне будет оплачивать ремонт. — А чего там свалилось-то? Такой бум был. — Табуретку он задел. От неожиданности. Ладно, пойдем в комнату, а то нехорошо здесь… Расскажи, наконец, что тебе от меня сейчас требуется? Довольно долго я объяснял ситуацию и то, что меня конкретно интересует. Вот тут-то и пригодился список, что я за взятку приобрел у коррумпированного чиновника. Потом Евгений задавал разные вопросы, я отвечал на них как мог, в результате засиделись мы до поздней ночи.
19. Глубинный Интернет

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒