ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ

Следующие двенадцать часов были самыми долгими в моей жизни.

Наша группа вернулась в кампус, хотя почти всю дорогу пришлось бежать — что было нелегко, учитывая, сколько среди нас было раненых. Все время я чувствовала тошноту — стригои, видимо, были совсем рядом. Тем не менее, они не догнали нас, и, возможно, мое состояние просто объяснялось тем, что произошло в пещере.

Как только мы оказались под защитой магических колец, обо мне и других новичках тут же забыли. Мы находились в безопасности, а у взрослых было много других дел и тревог. Все пленники оказались спасены — все, кто уцелел. Как я и опасалась, стригои решили съесть одного почти сразу же. Выходит, мы спасли двенадцать человек. И потеряли шестерых стражей — включая Дмитрия. Не такое уж плохое соотношение, учитывая, с каким большим количеством стригоев мы столкнулись, но, если применить метод простого вычитания, получалось, что мы спасли всего шестерых. Стоила ли того гибель этих стражей?

— Взгляни на это по-другому, — говорил мне Эдди, когда мы шли в больницу. Всем, и пленникам, и участникам рейда, было приказано пройти осмотр. — Вы не просто спасли эти жизни. Вы убили почти тридцать стригоев плюс тех, которые погибли в кампусе. Подумай обо всех тех, кого они могли убить. Можно считать, вы спасли сотни жизней.

Рациональная часть меня понимала, что он прав. Но какая может быть рациональность, если Дмитрий, возможно, мертв? Это эгоистично, но в тот момент я готова была обменять все эти жизни на одну-единственную — его. Хотя сам он ни за что на это не согласился бы, уж я-то его знала.

И существовал совсем крошечный, ничтожный шанс, что он жив. Хотя укус, который я видела, был достаточно серьезный, стригой мог просто вывести его из строя, а потом сбежать. Возможно, сейчас Дмитрий лежит в пещере, нуждаясь в медицинской помощи, и умирает в отсутствие ее. Эта мысль сводила меня с ума, как и собственная беспомощность. Однако вернуться туда было невозможно — по крайней мере, пока не наступит день. Тогда еще один отряд отправится в пещеры, чтобы принести наших погибших и похоронить их. До тех пор оставалось лишь ждать.

Доктор Олендзки бегло осмотрела меня, решила, что сотрясения мозга нет, и велела самостоятельно перевязать царапины и ссадины. У нее было слишком много потерпевших в гораздо худшем состоянии.

Я понимала, что разумнее всего пойти в свой спальный корпус или к Лиссе. Через нашу связь я чувствовала, что она зовет меня. Беспокоится. Испугана. Впрочем, вскоре она и без меня узнает новости, а я встречаться с ней не хотела. Я ни с кем не хотела встречаться. Поэтому, вместо того чтобы пойти в свой корпус, я отправилась в церковь. Нужно было чем-то занять себя, пока не настанет время проверить пещеру. Молиться — это занятие не хуже любого другого.

В середине дня в церкви обычно бывало пусто, но не на этот раз. И удивляться этому не следовало. Учитывая все эти смерти, всю трагедию последних суток, естественно, люди искали утешения. Одни сидели в одиночестве, другие небольшими группами. Плакали. Преклоняли колени. Молились. Некоторые просто глядели в пространство, явно до сих пор не в силах поверить в случившееся. Отец Андрей ходил между ними, заговаривая то с одним, то с другим.

Я нашла пустую скамью в самом дальнем углу и села. Подтянула к себе колени, обхватила руками и положила на них голову. Со стен за нами наблюдали иконы святых и ангелов.

Дмитрий не может быть мертв. Это просто совершенно, совершенно немыслимо. Конечно, если бы он умер, я почувствовала бы это. Как это — вчера он лежал со мной в постели, обнимал меня, а сегодня его нет? Мы были такие теплые, такие живые, что это просто несовместимо со смертью.

Четки Лиссы обвивали мое запястье, и я проводила пальцем по кресту и бусинам. Я отчаянно пыталась молиться, но не знала как. Если Бог существует, Он достаточно могуществен, чтобы понять, чего я желаю, пусть даже мне не удается облечь свои мысли в слова.

Медленно текло время. Люди приходили и уходили. Я устала сидеть и, в конце концов, растянулась на скамье. Сверху, с позолоченного потолка, на меня смотрели другие святые и ангелы.

«У Бога столько помощников, — думала я, — но какой от них толк на самом деле? »

Я даже не отдавала себе отчета в том, что уснула, пока Лисса не разбудила меня. Она сама походила на ангела, с этими обрамляющими лицо светлыми волосами. Взгляд был мягкий, исполненный сочувствия — прямо как у святых.

— Роза, мы просто обыскались тебя. Ты что, все время была здесь?

Я села, чувствуя разбитость в теле, с затуманенными глазами. Учитывая, что прошлой ночью я не спала, а потом принимала участие в рейде, мое утомление было вполне объяснимо.

— Почти все, — ответила я.

Она покачала головой.

— Уже прошло много времени. Тебе нужно поесть.

— Я не голодна.

«Много времени». Я стиснула ее руку.

— Который час? Солнце взошло?

— Нет. До рассвета... ну, еще пять часов.

Пять часов. Как выдержать столько? Лисса дотронулась до моего лица. Благодаря нашей связи я почувствовала магию, а потом попеременно теплое и холодное покалывание на коже. Синяки и порезы исчезли.

— Не надо тебе делать этого, — заволновалась я.

Легкая улыбка тронула ее губы.

— Я весь день только этим и занималась. Помогала доктору Олендзки.

— Я слышала об этом, но, ох, это так странно! Мы всегда скрывали твой дар.

— Теперь не важно, что все узнали, — ответила она. — После всего случившегося я просто обязана помогать — столько людей пострадали. И если в результате мой секрет вышел наружу... ну, это все равно произошло бы, раньше или позже. Адриан тоже помогал, хотя пока на многое не способен.

И потом меня осенило. Я выпрямилась.

— О господи, Лисс! Ты можешь спасти его. Можешь помочь Дмитрию.

Глубокая печаль отразилась на ее лице и проникла в меня через нашу связь.

— Роза, Дмитрий мертв, так говорят.

— Нет! Это невозможно. Ты не понимаешь... Думаю, он просто ранен. Скорее всего, тяжело. Но ты можешь исцелить его, когда его принесут сюда. — И потом в голове у меня зародилась совершенно безумная мысль. — А если... если он мертв... — Мне было больно выговаривать эти слова. — Ты можешь вернуть его! Точно как меня. Он тоже станет «поцелованным тьмой».

Ее лицо сделалось еще печальнее. Сейчас она просто излучала сочувствие ко мне.

— Нет, не могу. Возвращение из мертвых требует огромных затрат силы. Кроме того, вряд ли я смогу сделать это по отношению к тому, кто был мертв... ммм... так долго. Думаю, у меня получается возвращать к жизни только по свежим следам.

— Но ты хотя бы попытайся! — с безумным отчаянием в голосе воскликнула я.

— Не могу... — Она сглотнула. — Ты же слышала, что я сказала королеве. Я не могу только тем и заниматься, что возвращать всех умерших к жизни. Это обернется злоупотреблением и надругательством — тем, к чему стремился Виктор. Ведь именно поэтому мы держали мой дар втайне.

— Ты позволишь ему умереть? Даже не попытаешься? Даже ради меня? — Я не кричала, но для церкви мой голос определенно звучал слишком громко. Сейчас тут уже почти никого не было, но те, кто оставался, были слишком погружены в печаль, чтобы обратить внимание на мой взрыв. — Я для тебя сделала бы что угодно, и ты знаешь это. А ты не сделаешь этого для меня?

Я чувствовала, что вот-вот разрыдаюсь.

Лисса вглядывалась в мое лицо, миллион мыслей кружились в ее голове. И, оценив мои слова, мое лицо, мой голос, она, в конце концов, поняла. Поняла, какие чувства я испытываю к Дмитрию, что это не просто отношения «ученица — наставник». Я восприняла это понимание как внезапно вспыхнувший свет в ее сознании. Бессчетные обрывки когда-то мелькавших образов внезапно встали на свои места: замечания, которые я делала, то, как мы с Дмитрием общались... все, все, все обрело для нее смысл — то, на что раньше она не обращала внимания. Возникло и множество вопросов, но она не стала их задавать и даже ни слова не сказала о том, что ей только что открылось. Вместо этого она просто взяла мою руку в свои и притянула меня к себе.

— Мне очень жаль, Роза. Мне очень, очень жаль. Я не могу.

После этого я позволила ей увести себя, предположительно, чтобы покормить меня. Но, оказавшись в кафетерии и глядя на поднос перед собой, я почувствовала, что одна мысль о еде вызывает у меня такую тошноту, будто рядом стригои. Увидев это, она сдалась, поняв, что ничего поделать нельзя, пока я не узнаю, что произошло с Дмитрием. Мы пошли в ее комнату, я легла на постель. Она села рядом, но я не хотела разговаривать и вскоре опять уснула.

Когда я проснулась в следующий раз, рядом сидела мать.

— Роза, мы идем в пещеру. Ты с нами не пойдешь, но можешь, если хочешь, вместе с другими ждать на границе кампуса.

Это было большее, на что я могла рассчитывать. Чем быстрее я узнаю, какова судьба Дмитрия, тем лучше. Лисса пошла со мной, сразу за отрядом стражей. Ее отказ исцелить Дмитрия по-прежнему причинял мне боль, но в глубине души я надеялась, что она не устоит, когда увидит его.

Отряд собрали большой, просто на всякий случай. Хотя вообще-то мы считали, что стригои ушли. Они утратили свое преимущество и, конечно, понимали, что если мы вернемся за погибшими, то будем значительно превосходить их числом.

Стражи двинулись в путь, а остальные, сопровождавшие их, расположились вдоль границы. Почти никто не разговаривал. Пройдет, наверно, часа три, прежде чем они вернутся. Темная, свинцовая тяжесть скапливалась в груди. Пытаясь не обращать на нее внимания, я села на землю и положила голову на плечо Лиссы, страстно желая, чтобы время текло быстрее. Морои, пользователи огня, разожгли костер, и мы грелись около него.

Минуты, однако, не летели, а ползли еле-еле. Но, в конце концов, кто-то закричал, что стражи возвращаются. Я вскочила и побежала, чтобы посмотреть, но увиденное заставило меня резко остановиться.

Носилки. Носилки с телами погибших. Мертвые стражи, с бледными лицами, невидящими глазами. Один из мороев отбежал, и его вырвало в кусты. Лисса заплакала. Одного за другим мертвых проносили мимо нас. Я смотрела, чувствуя внутри холод и пустоту, задаваясь вопросом, будут ли мне являться их призраки, когда я снова выйду за пределы магических защитных колец. В конце концов, мимо прошли все. Пять тел, но ощущение было такое, будто их пятьсот. И лишь одного тела я не увидела. Того, которое так боялась увидеть. Я подбежала к матери, которая тоже помогала нести носилки. Она не смотрела на меня и, без сомнения, понимала, о чем я хочу спросить.

— Где Дмитрий? Он... — Надеяться не на что и даже спрашивать было трудно. — Он жив?

О господи! Неужели мои молитвы были услышаны? Что, если он просто ранен, ждет, когда пришлют врача?

Мать ответила не сразу и таким голосом, что я с трудом узнала его.

— Его там не было, Роза.

Я споткнулась на неровной земле и торопливо нагнала ее.

— Подожди, что это значит? Может, он ранен и ждет помощи...

Она по-прежнему не смотрела на меня.

— Молли там тоже не было.

Молли была та моройка, которой стригои успели «закусить». Примерно моих лет, высокая, красивая. Я видела в пещере ее тело, совершенно обескровленное. Она, безусловно, была мертва — не просто ранена — и, значит, никак не могла уйти оттуда. Молли и Дмитрий. Их тела исчезли.

— Нет... — Я начала задыхаться. — Ты же не думаешь...

Слеза скатилась с уголка глаза матери. Никогда не видела ее в таком состоянии.

— Я не знаю, что и думать, Роза. Если он выжил, то, возможно... возможно, они забрали его «на потом».

Мысль о Дмитрии как о «закуске» была слишком ужасна, чтобы выразить ее словами, но альтернатива этому была еще ужаснее. И мы обе понимали это.

— Но они не стали бы забирать Молли «на потом». Она уже какое-то время была мертва.

Мать кивнула.

— Мне очень жаль, Роза. Точно нам ничего не известно. Скорее всего, они оба мертвы и стригои утащили их тела.

Она лгала. Впервые в жизни моя мать говорила неправду, чтобы оградить меня. Она не умела утешать, не умела выдумывать убедительные небылицы, чтобы человеку стало легче. Она всегда говорила правду, пусть даже самую горькую.

Но не на этот раз.

Я остановилась, отряд продолжал идти мимо. Лисса нагнала меня, обеспокоенная и недоумевающая.

— Что произошло?

Я не отвечала. Повернулась и помчалась обратно к защитным кольцам. Она побежала за мной, окликая меня по имени. Никто не обратил на нас внимания, потому что кому в голову могло прийти, что после всего случившегося у кого-то хватит глупости пересечь магическую защиту?

У меня хватило, хотя вообще-то при дневном свете опасаться было нечего. Я промчалась мимо места, где недавно группа Джесси терзала Лиссу, и перешагнула невидимые линии, обозначающие границы Академии. Лисса на мгновение заколебалась, но потом последовала за мной, задыхаясь после быстрого бега.

— Роза, что ты...

— Мейсон! — закричала я. — Мейсон, ты нужен мне...

Он материализовался не сразу. На этот раз он выглядел не только бледнее бледного, но еще и мерцал, как будто вот-вот мог совсем растаять. Он стоял, глядя на меня, и, хотя выражение его лица было такое же, как всегда, у меня возникло удивительно странное чувство, будто он знает, о чем я хочу спросить. Лисса недоуменно переводила взгляд с меня на пустое место, с которым я разговаривала.

— Мейсон, Дмитрий мертв?

Он покачала головой.

— Он жив?

Мейсон снова покачал головой.

Ни жив, ни мертв. Мир вокруг поплыл, перед глазами заплясали искры. Видимо, от голода закружилась голова, и я была на грани того, чтобы потерять сознание. Нет, нужно взять себя в руки. Нужно задать следующий вопрос. Это невозможно, чтобы из всех жертв... из всех жертв, которые были в их распоряжении, они выбрали именно его.

Следующие слова застряли в горле, и, произнося их, я рухнула на колени.

— Он... Дмитрий... стригой?

Мейсон заколебался на мгновение, как будто боялся отвечать, а потом... потом он кивнул.

Сердце разлетелось на осколки, и мой мир вместе с ним.

«Ты потеряешь то, что ценишь выше всего... »

Вот о чем говорила Ронда. Даже не о жизни Дмитрия.

«Что ценишь выше всего».

Это была его душа.

⇐ Предыдущая 18 19 20 21 22 23 242526 27 Следующая ⇒