|
|||
Райчел МидПоследняя жертваАкадемия вампиров — 6 18 страница— Ему уже больше тысячи лет, а все еще блестит. Она взяла графин и налила в кубок воды, пока мы с Лиссой осмысливали услышанное. Тысяча лет? Я не специалист по металлам, но даже мне известно, что за это время серебро должно было потускнеть. Женщина протянула бокал Лиссе. — Отпей. И если захочешь прекратить, скажи «хватит». Лисса протянула руку к бокалу, совершенно сбитая с толку этими инструкциями. Что она может захотеть прекратить? Пить? Однако едва пальцы коснулись серебра, она поняла. Почти. Покалывание пробежало по всему телу; хорошо знакомое покалывание. — Он зачарован, — догадалась она. Старая женщина кивнула. — Насыщен магией всех четырех стихий и еще одним, давно забытым заклинанием. «И магией духа тоже», — подумала Лисса. Она занервничала. Заклинания стихий производят разные эффекты. Заклинания земли, к примеру, — вроде той татуировки, которую ей сделали, — часто бывают связаны с легким принуждением. Комбинация энергии всех четырех стихий на колах и магических защитных кольцах создает мощный заряд жизни, блокирующий не-мертвых. Но стихия духа... Заклинания с использованием стихии духа вызывают непредсказуемые последствия самого широкого спектра. Вода, без сомнения, активизировала это заклинание, но у Лиссы возникло чувство, что магия духа в нем играет ключевую роль. И хотя это была та сила, которая пылала в ее крови, она по-прежнему пугала ее. Чары в этом кубке были сложными, очень сложными, выходящими далеко за пределы ее мастерства, и она боялась того, что они могут повлечь за собой. Старая женщина не мигая смотрела на нее. Спустя мгновение Лисса преодолела нерешительность и выпила. Мир вокруг исчез, а потом снова материализовался во что-то совершенно другое. Мы обе понимали, что это такое: навеянный магией духа сон. Лисса была уже не в комнате и вообще не в помещении. Ветер трепал ее длинные волосы, и она то и дело отводила их от лица. Рядом стояли другие люди, и она быстро узнала собор и кладбище при нем. Лисса была во всем черном, включая длинное шерстяное пальто, защищающее от холода. Все собрались вокруг могилы, и тут же находился священник в официальном сером облачении, под стать пасмурному дню. Лисса сделала несколько шагов вперед, стремясь разглядеть, чье имя высечено на могильной плите. То, что она увидела, потрясло меня больше, чем ее: «РОЗМАРИ ХЭЗЕВЕЙ». Великолепным, изящным шрифтом на граните было высечено мое имя. Под ним — боевая звезда, свидетельствующая о том, что я убила бессчетное число стригоев. Еще ниже — три строчки текста на русском, румынском и английском. Я без всякого перевода знала, что значится в каждой строчке — стандартная надпись для могилы стража: «НАВЕКИ В СТРОЮ». Священник произнес подобающие слова и благословил меня, хотя я до сих пор не знаю, верую или нет. Это, однако, было не самое странное — учитывая, что я наблюдала за собственными похоронами. Когда священник закончил, заговорила Альберта. Восхваление достижений покойного также норма на похоронах стража — и Альберта очень преуспела в этом. Находись я там, так расплакалась бы. Закончила она описанием моего последнего сражения, в котором я погибла, защищая Лиссу. Это не слишком удивило меня. В том смысле, что все происходящее и так казалось чистой воды безумием. Хотя, рассуждая здраво, если бы это и впрямь были мои похороны, то, скорее всего, умереть я могла, защищая Лиссу. Лисса моих чувств не разделяла. Новость обрушилась на нее как удар. Внезапно она ощутила жуткую пустоту в душе — как будто исчезла какая-то очень важная часть ее самой. Наша связь работает лишь в одну сторону, однако Роберт клялся, что потеря того, с кем он был связан, ощущалась очень болезненно. Сейчас Лисса чувствовала то же самое — ужасную боль одиночества. Она лишилась чего-то, наличие чего даже никогда не осознавала. Слезы выступили у нее на глазах. «Это сон, — убеждала она себя. — Всего лишь сон». Однако она никогда прежде не оказывалась в созданных духом снах, разве только экспериментировала с Адрианом, и в этих случаях сны воспринимались как телефонные звонки. Когда скорбящие разошлись, Лисса почувствовала на своем плече руку. Кристиан. Исполненная благодарности, она бросилась в его объятия, стараясь не разрыдаться, — он казался таким реальным, таким надежным. Безопасным. — Как это произошло? — спросила она. — Как вообще такое могло произойти? Кристиан отпустил Лиссу и устремил на нее взгляд кристально-голубых глаз, серьезных и печальных. — Ты же знаешь. Те стригой пытались убить тебя. Она пожертвовала собой. Лисса ничего такого не помнила, но это не имело значения. — Не могу... Не могу поверить, что это произошло. Болезненная пустота внутри все разрасталась. — Есть и другие плохие новости, — сказал Кристиан. Она изумленно посмотрела на него. — Что может быть хуже? — Я покидаю... — Покидаешь... что? Двор? — Да. Покидаю все. — Его лицо становилось все печальнее. — Покидаю тебя. У Лиссы лицо вытянулось от изумления. — Что... Что случилось? Что я сделала не так? — Ничего. — Он сжал ей руку и отпустил ее. — Я люблю тебя. И всегда буду любить. Но ты та, кто есть. Последняя Драгомир. Всегда будет что-то, призывающее тебя... а я буду стоять на твоем пути. Тебе нужно восстановить свою семью. Я не тот, кто тебе нужен. — Конечно тот! Единственный! Единственный, с кем я вижу свое будущее. — Это тебе сейчас так кажется, но подожди немного. Найдется кто-нибудь и получше. Помнишь шутку Адриана? Насчет «маленьких Драгомиров»? Спустя несколько лет ты сможешь иметь детей и тогда захочешь, чтобы их было побольше. Драгомиры снова должны стать крепкой семьей. А я? Я не готов взвалить на себя такую ответственность. — Ты будешь прекрасным отцом. — Ага, — усмехнулся он, — а для тебя буду очень ценным приобретением — принцесса замужем за стригойским отродьем. — Меня это не волнует, тебе прекрасно известно! — Она вцепилась в его рубашку, заставляя повернуться к себе. — Я люблю тебя. И хочу, чтобы ты был частью моей жизни. Все, что ты сказал, абсолютная чепуха. Ты боишься? Дело в этом? Тебя пугает значимость моей фамилии? Он отвел взгляд. — Скажем так: носить ее — нелегко. Она встряхнула его. — Не верю! Ты не боишься ничего! И никогда не отступаешь! — Сейчас отступаю. — Он мягко отодвинулся от нее. — Я правда люблю тебя. Поэтому и делаю это. Ради твоего блага. — Ты не можешь сейчас... — Лисса махнула рукой в сторону моей могилы, но он уже уходил. — Не можешь! Ее нет. Если ты тоже уйдешь, не останется никого... Однако Кристиан затерялся в тумане, которого несколько минут назад тут не было. Лисса осталась одна около моей могильной плиты. И впервые в жизни была поистине одинока. Она чувствовала себя одинокой, когда погибла ее семья, но я стала для нее якорем спасения — всегда рядом, всегда защищая ее. Когда появился Кристиан, чувство одиночества почти покинуло ее — его вытесняла из сердца любовь. Но теперь... теперь нас обоих не стало. Не стало ее семьи. Пустота в душе угрожала поглотить Лиссу, и это было больше, чем просто утрата нашей связи. Остаться совсем одной — это ужасно, ужасно! Не к кому бежать, не на кого положиться; никого не заботит, что с ней происходит. В лесу она тоже была одна, но сейчас все совсем иначе. Совсем иначе. Оглянувшись, она пожалела, что не может оказаться рядом со мной в могиле и покончить с этой пыткой. Но... подождите. Она действительно может покончить с ней. «Скажи " хватит" », — напутствовала ее старая женщина. Больше ничего не требуется, чтобы прекратить эту муку. Это же сон, навеянный магией духа. Более реалистичный и всепоглощающий, чем она когда-либо видела, но в конце все спящие просыпаются. Одно слово, и сон растает, как любой ночной кошмар. И она едва не произнесла это слово, но... разве она не хотела довести дело до конца? Разве не поклялась пройти испытания? Неужели она сдастся под давлением всего лишь сна? Сна о том, каково это — остаться совсем, совсем одной? Это казалось не таким уж значительным, но только сейчас до нее в полной мере дошло: «Я никогда не была действительно одна». Она не знала, сможет ли вынести одиночество, но, с другой стороны, если бы это был не сон — и, господи, он казался таким реальным! — то не было бы никакого магического «хватит». Если она не в состоянии справиться с одиночеством во сне, то никогда не будет способна преодолеть его бодрствуя. И хотя ей было очень страшно, она решила, что не отступит. Что-то побуждало ее идти в туман, и она углубилась в него... одна. Туман должен был вывести ее в церковный сад, но мир вокруг снова изменился, и она оказалась на заседании Совета. На открытом заседании, с моройской аудиторией в зале. На этот раз Лисса сидела не среди зрителей, а за столом Совета с его тринадцатью креслами. И она занимала место Драгомиров. В кресле монарха расположилась Ариана Селски. «Ну, точно сон», — подумала Лисса. Она заседала в Совете, и королевой была Ариана. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Как обычно, шли жаркие дебаты на хорошо знакомую тему: возрастной закон. Некоторые члены Совета заявляли, что он безнравственен. Другие возражали, что угроза со стороны стригоев слишком велика. Чрезвычайные обстоятельства требуют чрезвычайных мер. Ариана повернулась к Лиссе. — Что думает по этому поводу семья Драгомир? Ариана не выглядела доброй, как в фургоне, но и не вела себя враждебно, как Татьяна. Она занимала нейтральную позицию — как и положено королеве, возглавляющей Совет и собирающей необходимую информацию. Все взгляды в зале обратились на Лиссу. По какой-то причине все вразумительные идеи выскочили у нее из головы. Язык словно увяз во рту. Каково ее отношение к возрастному закону? Она отчаянно старалась подыскать ответ. — Я... Мне кажется, это плохой закон. Ли Селски, занявший место этой семьи после того, как Ариана стала королевой, презрительно фыркнул: — Нельзя ли немного поподробнее, принцесса? Лисса нервно сглотнула. — Снижение возраста стражей не поможет защитить нас. Мы должны... Мы должны учиться защищать себя самостоятельно. На нее смотрели с изумлением и презрением. — Скажите на милость, — спросил Говард Зеклос, — как вы собираетесь добиться этого? Каков ваш план? Обязательное обучение для всех возрастов? Введение соответствующей программы в школах? И снова она должна была подыскивать слова. Каков ее план? Они с Ташей много раз обсуждали эту проблему. Таша практически вдалбливала свои идеи в голову Лиссы — в надежде, что та добьется, чтобы ее голос был услышан. И вот она сидит здесь, в Совете, и может способствовать переменам, которые улучшат жизнь мороев. Все, что от нее требуется, — это высказать свою точку зрения. Столько людей рассчитывают на нее, столько людей жаждут услышать, что она скажет о проблеме, которая так сильно ее волнует! Но куда подевались все слова? Почему Лисса не может вспомнить их? Наверное, она молчала слишком долго, потому что Говард жестом презрения вскинул руки. — Я понял. Это было идиотизмом с нашей стороны допустить такую незрелую девушку в Совет. Ничего полезного она не может предложить. Род Драгомиров кончился на ней, и нам придется смириться с этим. «Род Драгомиров кончился на ней». То, что ею заканчивается их род, тяжким грузом давило на Лиссу с тех пор, как умерли ее родители и брат. Последняя в роду, из которого вышло немало величайших королей и королев. Она снова и снова клялась себе, что будет достойна своего рода, что возродит гордость семьи. И вот теперь все окончилось провалом. Даже Ариана, которая, как казалось Лиссе, поддерживает ее, выглядела разочарованной. В зале раздались свист и призывы убрать эту онемевшую девочку из Совета. Люди кричали, чтобы она уходила, а потом кое-что и похуже: — Дракон мертв! Дракон мертв! Лисса снова попыталась заговорить, но что-то заставило ее оглянуться. У стены, на которой висели двенадцать семейных гербов, возник, точно из-под земли, какой-то мужчина и снял герб Драгомиров с изображением дракона и надписью на румынском языке. Крики в зале стали громче, унижение Лиссы росло, сердце у нее упало. Она вскочила с одним желанием — убежать отсюда и спрятаться где-нибудь от позора. Однако ноги почему-то понесли ее к стене, где висели гербы. С силой, которая для нее самой стала неожиданностью, она вырвала у мужчины герб с драконом. — Нет! — Она перевела взгляд на зрителей и подняла герб, бросая им вызов, предупреждая попытки отнять его и лишить ее права заседать в Совете. — Это. Мое. Слышите? Это мое! Она так и не узнала, услышали ли ее люди в зале, потому что внезапно они исчезли, точно так, как перед этим кладбище. Стало тихо. Она сидела в медицинском кабинете Академии Святого Владимира. Знакомая обстановка странно успокаивала: раковина с оранжевым куском мыла, шкафы с аккуратными этикетками на них и даже информационные плакаты на стене типа «СТУДЕНТЫ, ПРАКТИКУЙТЕ БЕЗОПАСНЫЙ СЕКС! ». Также приятно ей было увидеть школьного врача, доктора Олендзки. Она была не одна. Рядом с Лиссой, сидящей на медицинской кушетке, стояли психиатр но имени Дейдра и... я. Увидеть себя самое было совсем уж странно, хотя после сцены похорон я вроде бы начала свыкаться со всем этим. Смешанные чувства обуревали Лиссу — чувства, не поддающиеся контролю. Радость при виде нас. Безысходность. Смущение. Сомнения. Она, казалось, была неспособна сконцентрировать внимание ни на одной эмоции или мысли. В Совете и то было проще — там она всего лишь не могла выразить мысли словами. Тогда с разумом у нее все было в порядке — она просто не сумела сформулировать свою точку зрения. Сейчас ни о какой формулировке и речи не шло. В голове царила полная неразбериха. — Понимаешь? — спросила доктор Олендзки; Лисса подозревала, что она уже не в первый раз задает свой вопрос. — Мы не можем это контролировать. Лекарства больше не помогают. — Поверь, мы меньше всего хотим, чтобы ты причинила вред себе. Но теперь, когда под ударом оказались другие... ты понимаешь, почему мы вынуждены были принять меры. Это произнесла Дейдра. Я всегда считала ее немного несерьезной, как и применяемый ею метод психотерапии, основанный исключительно на вопросах и ответах. Однако сейчас в ее словах не было и намека на скрытый юмор. Сейчас Дейдра была убийственно серьезна. Все сказанное казалось Лиссе совершенно лишенным смысла, но слова о «причинении вреда себе» что-то в ней пробудили. Она посмотрела на свои запястья, обнаженные и... в шрамах от порезов. Когда воздействие стихии духа становилось невыносимым, она резала себе руки — как единственный выход, ужасный способ избавиться от того, что распирало изнутри. Разглядывая эти порезы сейчас, Лисса заметила, что они стали больше и глубже — такие бывают при попытке суицида. Она подняла взгляд. — Кому... Кому я причиняла вред? — Не помнишь? — спросила доктор Олендзки. Лисса покачала головой, в поисках ответа переводя отчаянный взгляд с одного лица на другое. Наконец ее взгляд остановился на мне; лицо у меня было мрачнее и серьезнее, чем у Дейдры. — Все в порядке, Лисса, — сказала я. — Все будет хорошо. Эти слова не удивили меня — естественно, именно их я и произнесла бы. Я всегда утешала Лиссу. Всегда заботилась о ней. — Это неважно, — мягким, успокаивающим голосом заговорила Дейдра. — А важно позаботиться о том, чтобы никто больше не пострадал. Ты ведь не хочешь никому причинить вред? Конечно, Лисса этого не хотела, но ее смятенный разум где-то блуждал. — Не разговаривайте со мной как с ребенком! — почти закричала она. — Я и не собиралась, — ответила Дейдра, образец терпения. — Мы просто хотим помочь тебе. Хотим, чтобы ты была в безопасности. Сейчас над всеми эмоциями Лиссы возобладала тревога. Нигде не безопасно, в этом она была уверена... но больше ни в чем. Может, еще в чем-то, связанном с каким-то сном. Сон, сон... — В «Тарасто» о тебе хорошо позаботятся, — подхватила доктор Олендзки. — Там будет удобно и спокойно. — «Тарасто»? — в унисон воскликнули мы с Лиссой. Другая Роза сжала кулаки и вперила во врачей сердитый взгляд — снова типичная для меня реакция. — Вы не запрете ее туда! — выкрикнула эта Роза. — По-твоему, нам этого хочется? — спросила Дейдра, и это был первый случай, когда у меня на глазах ее спокойствие поколебалось. — Конечно нет. Но дух... Но то, что он делает... У нас нет выбора... В сознании Лиссы вспыхнули образы нашей поездки в «Тарасто». Холодные, мрачные коридоры. Стоны и жалобы. Крошечные камеры. Она вспомнила психиатрическое отделение, где были заперты пользователи духа. Заперты навсегда. — Нет! — Она спрыгнула с постели. — Не отправляйте меня в «Тарасто»! Она оглянулась по сторонам в надежде найти способ сбежать, но это было невозможно: между нею и дверью стояли врачи. Может, прибегнуть к магии? Ее сознание потянулось к духу в поисках какого-нибудь заклинания. Вторая Роза схватила ее за руку; наверное, ощутила движение духа и захотела удержать Лиссу. — Есть другой способ, — заявило мое «второе я» Дейдре и доктору Олендзки. — Я могу оттягивать на себя побочные эффекты магии духа — нестабильность и тьму, — как это делала Анна для святого Владимира. Здравый ум вернется к Лиссе. Все посмотрели на меня. Ну, на вторую меня. — Но тогда то же самое случится с тобой? — спросила доктор Олендзки. — Оно никуда не денется. — Плевать! — упрямо заявила я. — Сажайте в «Тарасто» меня, но только не ее. Я могу выдержать столько, сколько понадобится. Лисса разглядывала меня, не веря собственным ушам. Сумбур в ее голове окрасился радостью. «Да! Вот оно, спасение». Она не сойдет с ума. Ее не отправят в «Тарасто». Потом где-то в глубине сознания мелькнуло воспоминание... — Анна покончила жизнь самоубийством, — пробормотала Лисса. Ее ощущение реальности по-прежнему оставалось зыбким, но эта здравая мысль мгновенно успокоила мятущийся разум. — Помощь святому Владимиру свела ее с ума. Мое «второе я» не смотрело в глаза Лиссы. — Это просто легенда. Я возьму у тебя тьму. Отправляйте меня в тюрьму. Лисса не знала, как поступить. Она не хотела в «Тарасто». Эта тюрьма вспоминалась как кошмарный сон. И вот она я, предлагаю ей способ спасения — как всегда. Лисса жаждала этого. Она не хотела сходить с ума, как другие пользователи духа. Приняв мое предложение, она будет свободна. Тем не менее... Находясь на грани или нет, она продолжала любить меня. Слишком многим я уже пожертвовала ради нее. Как может она пойти на это? Что она за друг, если готова обречь меня на такую жизнь? «Тарасто» пугала Лиссу. Жизнь в клетке пугала Лиссу. Но мысль о том, что все это выпадет на мою долю, пугала еще больше. Благополучного выхода нет. Ах, вот бы все это просто исчезло! Если хорошенько зажмуриться... Подождите. Она вспомнила. Это сон. Она попала в сон, навеянный духом. Чтобы проснуться, нужно лишь... Сказать «хватит». Сейчас сделать это было легче — простой выход, идеальное решение. Никакой «Тарасто» для одной из нас. Потом она почувствовала, как давление на сознание ослабело, хаос эмоций начал стихать. Она широко распахнула глаза, поняв — это результат того, что я уже начала вытягивать из нее тьму. «Хватит» было забыто. — Нет! Дух внутри нее пылал, и она воздвигла между нами стену, отгораживаясь от меня. — Что ты делаешь? — воскликнула другая Роза. — Спасаю тебя, — ответила Лисса. — Спасаю себя. — Она перевела взгляд на врачей. — Я понимаю, что вы просто вынуждены это сделать. Все нормально. Отправляйте меня в «Тарасто» — туда, где я никому не смогу причинить вреда. «Тарасто». Там по коридорам бродят настоящие ночные кошмары. Больничная палата начала таять, и Лисса взяла себя в руки, готовясь оказаться в следующей части сна: в холодной каменной камере, с цепями на стенах. Услышать вопли несчастных, разносящиеся по коридорам... Однако когда мир вокруг сформировался снова, это оказалась не «Тарасто», а лишь пустая комната, старая женщина и серебряный кубок. Лисса огляделась. Сердце бешено колотилось, ощущение времени нарушилось. То, в чем она недавно участвовала, заняло словно целую вечность. И одновременно возникло странное чувство, будто со времени разговора со старой женщиной прошло не больше нескольких секунд. — Что... Что это было? — спросила Лисса. Во рту у нее пересохло, ужасно хотелось сделать глоток воды... но кубок был пуст. — Твои страхи, — мерцая глазами, ответила старая женщина. — Все твои страхи, один за другим. Лисса дрожащими руками поставила кубок на стол. — Это было ужасно. С такими проявлениями магии духа я никогда прежде не сталкивалась. Он проник в мое сознание, рылся в нем. И это было так реально! Временами я верила, что все на самом деле. — Но ты не сказала «хватит». Лисса нахмурилась, вспомнив, как близка была к этому. — Не сказала. Старая женщина с улыбкой разглядывала ее, не говоря ни слова. — Все... Все кончилось? — чувствуя себя сбитой с толку, спросила Лисса. — Можно мне идти? Женщина кивнула. Лисса встала, переводя взгляд с одной двери на другую: с той, через которую вошла, на ту, что находилась в противоположной стене. Автоматически Лисса повернулась к первой двери. Вообще-то ей совсем не хотелось видеть стоящих в коридоре людей, но она поклялась себе, что придаст лицу горделивое выражение, приличествующее подлинной принцессе. Да и не так уж много их там было — по сравнению с той толпой, которая собралась после первого испытания. Она сделала несколько шагов, и тут старая женщина заговорила снова: — Нет. Эта дверь для тех, кто не выдержал испытания. Тебе туда. Она кивнула в сторону второй двери. Лисса подошла к ней. Дверь выглядела так, будто выходила прямо наружу, и это было совсем неплохо. Мир и тишина. Чувствуя, что надо что-то сказать на прощание, но не находя слов, Лисса повернула ручку, переступила порог и... ... Оказалась в толпе, приветствующей возвращение дракона. ДВАДЦАТЬ ДВА — Ты выглядишь такой счастливой. Я замигала и увидела глядевшую на меня Соню. Наш автомобиль с ровным гудением мчался по шоссе, за окном расстилались равнины Среднего Запада с редкими деревьями. Соня не выглядела такой пугающе безумной, как когда-то в Академии или даже недавно в своем доме; скорее, она казалась сбитой с толку, что было вполне ожидаемо. Я ответила не сразу, но потом решила, что причин отмалчиваться нет. — Лисса прошла второе монархическое испытание. — Естественно, прошла, — заметил Виктор, не глядя на меня. Судя по его тону, он считал пустой тратой времени сообщать о том, что само собой разумеется. — С ней все хорошо? — спросил Дмитрий. — Она не пострадала? Раньше в душе вспыхнул бы огонек ревности; теперь это воспринималось как наше общее беспокойство за Лиссу. — Все нормально, — ответила я, хотя не была уверена, что так оно и есть. Физически она не пострадала, но после всего пережитого наверняка останутся шрамы другого типа. То, что обнаружилось за второй дверью, тоже стало для нее сюрпризом. Она-то думала, что всего несколько человек в такой поздний час собрались, чтобы взглянуть на кандидатов. Ничего подобного. Оказывается, все ждали победителей у заднего выхода. Держась данного себе обещания, Лисса совладала с собой и прошествовала с высоко поднятой головой, улыбаясь своим сторонникам и просто зрителям, как будто и впрямь уже была королевой. Меня клонило в сон, но победа Лиссы не давала уснуть; я то и дело улыбалась, вспоминая о ней. Было что-то утомительное в пути, протяженность которого оставалась неясной. Виктор закрыл глаза и привалился к окну. Сидни я видеть не могла, как ни выворачивала голову, но, надо думать, она тоже решила вздремнуть или, по крайней мере, просто прилечь. Я зевнула, спрашивая себя, рискну ли заснуть. Дмитрий уговаривал меня сделать это, когда мы покидали дом Сони, понимая, что благодаря Сидни я ухватила не больше пары часов. Откинув голову на спинку сиденья, я закрыла глаза и мгновенно уснула. Неожиданно нахлынувшая тьма подсказывала, что это чужой сон, и сердце подскочило — от страха и от радости. После того как я вместе с Лиссой пережила ее последнее испытание, сны, навеянные духом, внезапно стали вызывать жуткое ощущение. В то же время это был шанс увидеть Адриана и... так оно и оказалось. Только вот возникли мы в совершенно неожиданном месте: в саду Сони. Я так очарованно смотрела на ясное голубое небо и красочные цветы, что едва не проглядела Адриана — в своем темно-зеленом шерстяном свитере он терялся на фоне зелени. По мне, он выглядел великолепнее всех других чудес сада. — Адриан! Я бросилась к нему, он легко подхватил меня и закружил. Снова поставив меня на землю, огляделся и одобрительно кивнул. — Нужно чаще позволять тебе выбирать место. У тебя хороший вкус. Конечно, это неудивительно — ведь ты встречаешься не с кем-нибудь, а со мной. — Что значит «выбирать место»? — спросила я, обхватив его руками за шею. — Когда я мысленно потянулся к тебе и почувствовал, что ты спишь, я призвал сон, но о месте не стал задумываться, оставив его выбор твоему подсознанию. — Он раздраженно дернул за свой свитер. — Правда, вот оделся не по обстановке. — Свитер замерцал и сменился легкой серой тенниской с абстрактным рисунком. — Так лучше? — Гораздо. Он улыбнулся и поцеловал меня в лоб. — Я скучал по тебе, маленькая дампирка. Ты все время можешь подглядывать за Лиссой и нами, но у меня есть только эти сны, и, честно говоря, я не могу понять, по какому расписанию ты живешь. До меня дошло, что со своим «подглядыванием» я знала о происходящем при дворе больше, чем он. — Лисса прошла второе испытание. Да, я оказалась права — судя по выражению его лица. Он не знал об испытании — наверное, спал. — Когда? — Только что. Очень было тяжелое, но она выдержала. — То-то радуется, надо полагать. Это позволяет нам выиграть время, чтобы все подозрения с тебя были сняты и ты смогла вернуться домой. Не уверен, правда, что на твоем месте я так уж рвался бы домой. — Он снова оглядел сад. — В Западной Виргинии лучше, чем я думал. Я засмеялась. — Это не Западная Виргиния... которая тоже не так уж плоха по-своему. Это сад Сони Карп. Неужели я только что это сказала? Я так радовалась встрече с ним, чувствовала себя так непринужденно... и проболталась. Лицо Адриана приняло очень, очень серьезное выражение. — Ты сказала «Соня Карп»? Что делать? Легче всего солгать. Я могла бы придумать, что была здесь давным-давно, еще в школе, когда она отвела нас на экскурсию в свой дом. Правда, это было не очень надежно, к тому же у меня на лице наверняка просто написано чувство вины. Я попалась, и никакая ложь не обманет Адриана. — Да. — Роза, Соня Карп — стригой. — Уже нет. Адриан вздохнул. — Так и знал — то, что ты сидишь где-то тихо как мышка, слишком хорошо, чтобы быть правдой. Что произошло? — Мм... Роберт Дору обратил ее. — Роберт. — Губы Адриана искривила презрительная усмешка. Пользователи духа плохо переносят друг друга. — Чувствую, мы вступаем на территорию безумия, и поэтому позволю себе предположить, что Виктор Дашков тоже с вами. Я кивнула, отчаянно желая, чтобы кто-нибудь разбудил меня, избавив от дальнейших расспросов Адриана. Проклятье! Как могла я так опростоволоситься? Адриан отпустил меня и принялся описывать вокруг небольшие круги. — Значит, так. Ты, Беликов, алхимик, Соня Карп, Виктор Дашков и Роберт Дору вместе болтаетесь в Западной Виргинии. — Нет, — ответила я. — Нет? — Мы... ну... не в Западной Виргинии. — Роза! — Адриан остановился и зашагал ко мне. — Тогда где вы, черт побери? Твой старик, Лисса... да что там, все думают, что ты в полной безопасности. — Так и есть, — заносчиво заявила я. — Просто не в Западной Виргинии. — Тогда где? — Не могу сказать. — Ужасно неприятно было так отвечать ему и смотреть, как изменяется выражение его лица. — Отчасти именно из соображений безопасности. Отчасти потому, что я... и сама не знаю. Он взял меня за руки. — Немыслимо! Ты не можешь просто сбежать по какой-то сумасбродной прихоти. Если тебя найдут, то убьют без раздумий. — Это не сумасбродная прихоть! Мы занимаемся очень важным делом, от которого будет польза всем нам. — Но рассказать мне о нем ты не можешь. — Лучше, чтобы ты не ввязывался. — Я сжала его руки. — И не знал деталей. — И между тем я могу спокойно спать, лишь зная, что тебя прикрывает элитная команда. — Адриан, пожалуйста! Просто поверь мне. Поверь, что у меня есть серьезная причина, — умоляюще сказала я. Он отпустил мои руки. — Я верю, что ты думаешь, будто у тебя есть серьезная причина. Просто не могу представить себе ни одной, ради которой стоит рисковать жизнью. — Некоторые вещи стоят того, — ответила я, удивляясь собственной серьезности. Перед глазами заплясали сверкающие точки — как на экране начинающего барахлить телевизора. Мир вокруг начал выцветать. — Что происходит? — воскликнула я. Он нахмурился. — Кто-то будит меня. Наверное, мама проверяет в сотый раз. Я потянулась к нему, он таял прямо на глазах. — Адриан! Пожалуйста, не рассказывай никому! Никому! Не знаю, услышал ли он меня, потому что сон закончился. Я проснулась в автомобиле и чуть не выругалась, но побоялась проболтаться о том, какую глупость совершила. Подняв взгляд, я чуть не подскочила, увидев, что Соня напряженно наблюдает за мной. — Ты была во сне духа, — сказала она.
|
|||
|