Ночные животные 21

Снова позвонил Бобби Андес. Телефон вызвонил Тони Гастингса из душа перед его вторым свиданием с Луизой Джермейн, и ему пришлось, перепоясавшись полотенцем и капая, сесть за стол, где стоял аппарат. Он смотрел через дорогу на пару в шортах, мывшую ярко-красную машину.

Голос в трубке сказал:

— У меня есть новости, которые могут вам не понравиться.

Тони подождал их. Помехи, скупые мертвые слова, плохие новости: Рэй Маркус на свободе — его отпускают. Кто? Рэй Маркус, это Рэй, Рэй, его отпускают.

— Что значит — его отпускают? — спросил Тони.

Он услышал пояснения Бобби Андеса — голоса, звучавшего из проводов тонко и гнусаво, — который говорил: они снимают обвинения, закрывают дело. Херов окружной прокурор мистер Горман, вот кто снимает обвинения, недостаточно доказательств.

Тони вытирал полотенцем голову, бездельный пенис наружу, мокрые волосатые ноги, а через улицу девушка в шортах с идеальными гладкими ногами тянулась через крышу ярко-красной машины и наводила на нее лоск.

— Ему нужны подтверждения, — сказал голос.

Когда девушка вытягивалась подальше, ее шорты приподнимались над краешками ягодиц.

— Что вы сказали?

— Ну, по крайней мере, вы можете довольствоваться тем, что выбили ему зуб.

Другие голоса на линии, женщина смеется.

— Это политика, Тони, вот что это такое.

В тишине девушка навела шланг на своего приятеля, тот бросил в нее губку. Луиза Джермейн ждала его в шесть.

Голос Бобби Андеса, тонко растянувшийся через сельские мили, хотел, чтобы Тони опять приехал в Грант-Сентер.

Тони запротестовал.

— Туда ехать десять — двенадцать часов, — сказал он. — Я не могу все время кататься взад-вперед.

Он услышал слова Бобби Андеса:

— Вы мне нужны здесь срочно. Маркус попытается уехать из штата. Опередите его, переночуйте в мотеле.

По-военному повелительно — не говоря уже о посягательстве на его частную жизнь, на Луизу Джермейн, на его озадаченный омытый пенис на привале.

— У меня вечером свидание.

Шум.

— Что?

— Ну, если вы удовлетворились тем, что съездили Рэю Маркусу в челюсть… и находите это достаточным наказанием…

И Тони сказал, что приедет, но завтра. Он подумал: нет причины расстраиваться и я пока не расстраиваюсь. Но потом я расстроюсь. Потом я буду негодовать и не смогу выбросить это из головы.

Он подумал, разозлится ли он. Это оскорбление. Он сказал: мои показания не могут весить меньше, чем слова Рэя, следовало дать присяжным возможность самим вынести вердикт. Можно было ожидать, что мое общественное положение — даже если забыть о том, что я жертва, — обеспечит мне доверие, учитывая вдобавок, что он в прошлом уже привлекался.

И он отправился следующим утром, на заре, в шесть, и ехал, вспоминая урезанную ночь с Луизой Джермейн, их вторую, — он привез ее к себе, она помогла ему собраться, а он пытался не отвлекаться от нее, наслаждаться ею и держать в узде страх. Он проснулся по будильнику в полпятого в ужасе от того, что, пока он спал, происходило что-то страшное. Он разбудил ее, спавшую рядом, они позавтракали на кухне, и он отвез ее домой, оставил с отекшими глазами на веселом, певшем птичьими голосами свету, откуда она собиралась вернуться в постель досыпать.

Он посмотрел, как она сонно ему машет, и поехал пустыми улицами на шоссе, которое вывело его в сельские равнины с туманом на полях. Едва он остался один, страх, с которым он боролся, взял верх, захватил его. Случится что-то ужасное. Надвигается катастрофа. Он подумал: как ему терпеть это целый предстоящий день, когда он будет только ехать и ехать.

Развертывался долгий утомительный путь, ставший таким знакомым, одни и те же детали в одной и той же неторопливой последовательности, шаг за шагом, за каждым поворотом очередной ожидаемый вид, ферма за фермой, мост за мостом, леса и поля, и так весь день. С повизгиванием ветра, потряхиванием и постоянной мыслью о покрышках, которые могут лопнуть, двигателе, который может сгореть, и кузове, который может развалиться на куски. Нетерпение просыпалось на каждом указателе и засыпало на плавных поворотах. Дорога дала ему временную защиту, загипнотизировав его своими опасностями и оттеснив все прочее.

Он попытался понять, чего боится. Наверное, Рэя. Освобожденного, злонамеренного Рэя, который будет охотиться за ним, чтобы закончить то, что ему не удалось тем летом. Мистер, тебя жена… С удвоенным рвением из-за выбитого зуба. Чуть позже его страх принял другое направление. Рэй возьмется за Луизу Джермейн. Конечно же, вот что у него на уме — уничтожить меня через моих женщин. Тем более надо гнать побыстрее — перехватить его, пока не улизнул.

Его внимание отвлекла езда по городу и поиски насущно необходимой чашки кофе, а когда он освободился, возник Бобби Андес, он проступил сквозь силуэт девушки, которая тянулась через крышу своей машины в задравшихся над ягодицами шортах: «Если вам довольно того, что вы врезали Маркусу в челюсть». Доверься ему, у него что-то припрятано в рукаве. Тони подумал: дело не только в Рэе. Он боится Бобби Андеса. Чего — его жесткости, его презрения? Чего-то непотребного, еще непонятного, что может навлечь на него беду, если он вовремя это не распознает?

После ланча его беспокойство стало уже совсем непостижимым. У него было такое чувство, будто он не справился с какими-то обязательствами. Взял гигантскую ссуду, срок выплаты прошел, и скорого отчуждения заложенного не миновать. В ушах неотступно звучало: я что-то кому-то должен. Это не имело отношения к деньгам. Это было связано с Рэем Маркусом, или с Бобби Андесом, или с Лорой и Хелен. Может быть, с Луизой Джермейн, хотя вряд ли, она появилась слишком недавно. Снова ушло. Это было как призрак, что-то сверхъестественное. Случится нечто ужасное. Случилось нечто ужасное. То или другое или и то и другое.

Еще хуже, если что-то ужасное случается прямо сейчас. Случается, потому что чего-то ужасного не случилось. Херов окружной прокурор мистер Горман определил, что материала для дела нет. Потому что того, что видел мистер Тони Гастингс, мало. Насчет его опознания Рэя, насчет трех человек в лесу и убийства рассудили так, что не было опознания, не было Рэя, не было трех человек в лесу, не было леса, не было убийства. Тони Гастингс ошибается. От этого ему захотелось выть. Если мне не верят, то кто я такой? Если то, что я помню, не годится, то что же я тогда помню? Куда она ушла, моя жизнь, что я с тех пор делаю?

Ближе к вечеру, в холмистых сельских местах восточного Огайо, после еще одного кофе, в голове у него прояснилось, и мир опять предстал обыкновенным, хотя было ощущение, что он, Тони, попросту запер где-то преследовавший его вопрос, и тот еще даст о себе знать. Он задал себе резонный вопрос: в чем цель этой поездки, и удивился, поняв, что не знает. Рэя Маркуса выпустили, и Андес хочет, чтобы я приехал. Помочь, сказал он, но ни слова о том как. Это чертовски длинное путешествие для такой невнятной задачи.

Он посчитал, сколько таких длинных путешествий совершил по просьбе Бобби Андеса. Это его четвертый визит в Грант-Сентер за год. И все в погоне за тремя людьми. Он подумал: да я с ума сошел. Это безумие.

Неопределенность поставленной на сей раз задачи была тому доказательством. У каждой из предыдущих поездок была своя цель, имевшая известный смысл. Он предположил, что у Бобби Андеса есть план, нечто секретное, о чем небезопасно говорить по телефону. Да это, сказал он, сумасшествие. Не я безумен — безумен Бобби Андес.

Они встретились не в Грант-Сентере, а в Топпинге, в ресторанчике с барной стойкой, и сели за столик у окна, из которого видели капоты своих припаркованных снаружи машин. На обед у Тони был твердый серый ростбиф с подливкой. Напротив него Бобби Андес нагнулся к своей еде, накрутил на вилку спагетти, поднес вилку ко рту, но не донес, отодвинул тарелку нетронутой. Тони Гастингс посмотрел на него и сказал: этот человек — сумасшедший. Через секунду добавил: и я тоже. Бобби Андес сказал:

— Если бы не этот рак.

— Какой рак?

Бобби Андес уставился на него:

— Я ж говорил, мне, блядь, полгода жить осталось.

Тони Гастингс вытаращился в ответ:

— Говорили?

Он проспал такое важное сообщение?

Бобби Андес рассказывал: его адвокат, адвокат, которого назначил суд, по фамилии Дженкс, договорился с Горманом и отмазал Рэя. Договорились, политика, возьмете этого, отдам того.

Тони спросил:

— Когда вы мне говорили о вашей болезни?

— Это все Дженкс и Горман.

— Я не понимаю, о чем вы.

— Они хотят меня спровадить.

— Зачем им это?

Бобби Андес не ответил.

— И ради этого закрывают дело об убийстве?

Да, дело. Бобби Андес объяснил. Там говорят, что дело плохо подготовлено, тяп-ляп, наспех, нет доказательств, доказательства добыты недолжным образом, в суде не пройдут. По словам Андеса, Горман не дает ему спуску, потому что этот сукин сын до смерти боится браться за дело, которое может проиграть. Он спросил, бесит ли это Тони.

— Я их видел, Бобби.

— Да-да-да.

— Лу они тоже выпустят?

Лу — нет. На Лу у них есть отпечатки. Ему придется отвечать перед судом по всему, блядь, делу Гастингса. Если вы удовлетворитесь тем, что Лу будет наказан за преступления, за которыми стоит Рэй, тогда, конечно, ладно.

— Толку мало, если они не доберутся до Рэя.

— Я так и подумал, что вы так подумаете, — сказал Андес.

Он сказал, что Рэй отмазался, потому что на него были только показания Тони, а Дженкс запугал Гормана и убедил, что они не пройдут. И еще потому, что это дело Андеса, а Горман думает, что ему пора уйти в отставку и стричь купоны со своего рака во Флориде.

— Вы не говорили мне про рак.

— Тут поговаривают, что я профнепригоден. И Горман был бы рад это доказать.

— А если я с ним поговорю?

Бобби Андес засмеялся, хо-хо. Тут есть трудность — неоспоримое алиби Рэя. Его неоспоримое алиби. Он был с Лилой Как-ее-там, она подтвердила его слова, ее тетка подтвердила его слова, что им было делать?

— Есть и другая трудность.

— Какая?

— А вот слушайте. По словам Гормана, ваше опознание Рэя ненадежно. Успокойтесь, ничего личного, это все адвокаты. Это все алиби Рэя, к тому же она подтвердила его слова. К тому же было темно, что повысило вероятность ошибки. К тому же вы не смогли опознать Турка. Для Гормана это не мелочь — что вы не смогли опознать Турка.

— Рэй был больше на виду, чем Турок.

— Мне-то можете не говорить, я вам верю. Очень бы нам пригодился ваш друг на пикапе.

— Кто?

— Глухой. Он бы мог опознать Рэя.

— Он, может быть, ничего про это не знает.

— Все в округе знают. Просто этот ублюдок слишком перепугался, чтобы самому к нам прийти. Ввязываться не хочет, сволочь.

— Так что же вы будете делать?

Ну, по словам Бобби Андеса, самый очевидный путь — это кого-нибудь расколоть. Он рассказал, что пытался расколоть Лу Бейтса, но ему не дали, так как Горман разрешил только вежливые вопросы. Бычину вроде Лу Бейтса вежливыми вопросами не прошибешь. По словам Бобби Андеса, Лу Бейтс — полный идиот. У него один принцип выживания: имя, фамилия, год и место рождения, Рэя он не знает, точка. Когда Бобби сказал ему, что говорили ребята в «Германе», Лу ответил: «Может, я и пил с ним пиво, но не знал, кто это». Когда Бобби высказал мысль о том, что это несправедливо — ему одному отдуваться за всех, Лу решительно не знал, о чем Бобби говорит. Когда Бобби спросил, что это был за третий парень, который убежал в Бэр-Вэлли, Лу не знал: разве там еще какой-то парень был? Широкое каменное лицо с бородой.

Бобби Андес положил вилку и закурил сигарету. Он упивался своими неудачами. Он думал, они хотя бы придержат Рэя за ограбление, но теперь продавец не может его опознать. Он процитировал слова Гормана: все, что у вас есть, — это что ребята в «Германе» видели, как они пьют пиво и что Гастингс (это вы) узнал его по номеру на спине после того, как вы сказали ему, кто это. И они не могут использовать полицейское досье на Рэя, потому что так не делается.

Он посмотрел на Тони долгим взглядом, отчего Тони занервничал.

— Вопрос в том, насколько вам важно, чтобы свершилось правосудие.

Он сказал, что поручил Джорджу присматривать за Рэем, так что тот без его ведома никуда не уйдет.

Тони спросил:

— Что значит — насколько мне важно?

— Хороший вопрос.

Тони ждал. Бобби Андес отодвинул несъеденные спагетти еще подальше.

— Не могу есть, — сказал он. — Может вырвать.

— Вам больно?

— Сколько у вас времени? До восьми есть?

— Да.

— У меня тоже. Джордж позвонит. Он должен со мной связаться в восемь.

— Что вы придумали?

Бобби пожал плечами.

— Вы не можете есть? А как же вы держитесь, если не можете есть?

Он снова пожал плечами:

— Когда как.

— Спасибо вам за ваши старания.

— Иногда я могу есть, иногда не могу. Паршиво тут.

— У вас есть родные или друзья?

Бобби Андес закурил вторую сигарету и тут же раздавил ее в пепельнице.

— Позвольте задать вам личный вопрос, — сказал он. — Между нами, ладно? Что вы хотите, чтобы я сделал с Рэем Маркусом?

Этот вопрос испугал Тони — странная формулировка.

— А что вы можете с ним сделать?

Бобби Андес как будто бы над этим подумал.

— Все, что захотите, черт возьми.

— Мне казалось, вы говорили…

— Мне терять нечего.

Тони пытался понять. Бобби Андес сказал:

— Хорошо, поставлю вопрос по-другому: насколько далеко вы готовы зайти, чтобы привлечь Маркуса к ответственности? — Он закурил еще одну сигарету.

Тони подумал: что ты имеешь в виду? Он услышал, как Бобби Андес спрашивает:

— Вы согласны немного выйти за рамки официальной процедуры?

Все равно что, ощутив легкую дрожь, подумать, не землетрясение ли это.

— Выйти — мне?

— Или мне.

Он поискал эвфемизм попрозрачнее.

— Вы имеете в виду — обойти закон?

Бобби Андес пояснил: в общем, сделать что-нибудь, чтобы помочь закону, раз блядские формальности ему мешают.

Тони было страшно. Он не хотел отвечать на основной вопрос. Он спросил:

— О чем конкретно вы говорите?

Андес терял терпение:

— Я пытаюсь выяснить, действительно ли вам нужно добраться до этого парня.

Разумеется, Тони нужно. Андесу было противно на него смотреть. Он просто хотел знать: Тони не нравятся его методы? Тони подумал: а что не так с твоими методами?

Бобби Андес успокоился, перевел дух, помолчал.

— Кое-кому из этих новых уродов с юридического мои методы не нравятся. Они боятся, что из-за моих методов на суде случится скандал, если Рэя Маркуса будут судить, и им подпалит задницы.

На Тони пахнуло новым ужасом.

— Это возможно?

— Нет, если полицейские будут держаться друг друга, как полагается, сукины дети. — Глубокий вздох, конец света. — Поэтому мне и надо знать.

Знать что?

— Струхнете вы тоже или нет. Есть ли у вас биологическое отвращение к решительной, смелой полицейской тактике или нет.

Тони не хотел отвечать. Он подумал: почему ты спрашиваешь?

— Он изнасиловал и убил вашу жену и дочь.

— Вам незачем мне напоминать.

Бобби Андес не был в этом уверен. Он развил свою мысль. По закону преступник должен понести наказание, но если закон бессилен, что, вы хотите, чтобы его отпустили? Разве по закону его действительно надо отпустить?

— А что можно сделать?

— Можно помочь закону. Как я говорил.

Тони хотелось перестать думать о том, как поставить вопрос. Он не хотел идти против Бобби Андеса. Он спросил:

— Взять закон в свои руки?

— Действовать от имени закона.

— И что сделать?

Андес не ответил. Его рот был занят, он жевал не глядя на него.

— И что сделать, Бобби?

Нет ответа.

— Действовать от имени закона и что сделать? — Теперь Андес посмотрел на него, посмотрел в сторону, снова посмотрел на него:

— А вы что думаете?

Тони пришли в голову две возможности. Одна его ужаснула. Он назвал другую:

— Найти новые доказательства?

Андес полузасмеялся. Ненастоящий смех.

— Думаете, это возможно?

— Откуда мне знать?

Женщина за стойкой крикнула:

— Это вы — Андес?

Бобби Андес пошел говорить по телефону. Через несколько минут вернулся.

— Так, — сказал он. — Рэй Маркус сейчас в «Германе». Я собираюсь поехать его забрать. Это, черт возьми, ваше дело. Мне нужно знать, сейчас. Вы согласны участвовать, или вы намерены соскочить?

— Участвовать в чем? Вы не сказали, Бобби.

Бобби Андес заговорил медленно, обстоятельно, терпеливо.

— Я хочу привлечь сукина сына к ответственности. — Его голос пресекся от волнения, заметил Тони. — Я отвезу его к себе на дачу. Я хочу, чтобы вы тоже поехали.

— Что я должен буду делать?

— Быть там. Довериться мне и быть там.

— А потом? То есть каков ваш план?

Бобби Андес немного подумал, как будто решая, говорить или не говорить.

— Я вас спрашивал. Что вы хотите, чтобы я сделал?

— Не знаю. А что вы хотите сделать?

— Я хочу привлечь этого мудака к ответственности.

— Ладно.

— Тогда скажите мне. Вот вы судья.

— Что вы имеете в виду?

— Чего он заслуживает? Пяти лет и досрочного освобождения, да?

Пытаясь понять, какие слова из него хотят выжать, Тони не сказал ничего.

— Чего посерьезнее, а? (Тони глядел сквозь головокружение, гадал, и его подташнивало. ) Надеюсь, вы не из этих слюнтяев, которые против смертной казни?

— Ох, нет, нет. — Тони похолодел: неужели Бобби Андес спрашивает разрешения убить Рэя? Он задал вопрос снова, и его голос сорвался: — Что вы собираетесь сделать?

Бобби Андес бросил на него непонятный испытующий взгляд. Потом рассмеялся.

— Успокойтесь, — сказал он. Он начал говорить осекся и через секунду заговорил тише. — Я хочу отвезти его к себе на дачу и там подержать. Я хочу его обработать. Немного распустить руки, заставить его немного помучиться. Посмотреть, что он будет делать. Как вам это?

Тони вполне мог представить себе, что получит от этого удовольствие. Эта возможность виделась ему как маленькая блесткая россыпь во мраке.

— Это ваше дело, я хочу, чтобы вы все видели. Вы можете помочь.

У Тони Гастингса, испытавшего облегчение больше от успокоительного тона, чем от слов, оставались вопросы, два-три вразумительных и другие, не столь определенные, но он увидел в глазах Бобби Андеса нетерпение — как страх смерти или конца света.

— Если вы заставите его признаться, будет хорошо, — сказал он.

Бобби Андес засмеялся.

Сьюзен Морроу видит, как в битве эвфемизмов вырисовывается новая проблема — если только это не отвлекающий маневр. Ей так не кажется, маневр, похоже, настоящий: Бобби Андес берет закон в свои руки. Тони Гастингс и Джон Уэйн: два в одном. Страниц осталось мало, самое большее пять глав, скорее четыре, и риск разочарования сейчас велик, как никогда.

Между тем — диалог. Диалог Сьюзен нравится — мимолетные слова прикрепляются шрифтом к странице, как расплющенные на дороге животные, и можно вернуться назад и устроить им смотр в их непоследовательности — как когда Бобби Андес ни с того ни с сего говорит: паршиво тут. Но все же за этими воображаемыми Пенсильванией и Огайо стоит «я» Эдварда-писателя. Тони Гастингс, Рэй Маркус, Бобби Андес, Луиза Джермейн, тени Лоры и Хелен — все эти люди, которые, как ей представляется, имеют некоторое отношение к ней, — суть знаки колоссального Эдвардова «я», вынесенного на экран. Двадцать пять лет она выталкивала это Эдвардово «я». угловатое и грубое, из своей жизни. Как ловко оно действует теперь, впитывает в себя ее собственное, превращает ее «я» в его.

⇐ Предыдущая 24 25 26 27 282930 31 32 33 Следующая ⇒