Ночные животные 17

⇐ ПредыдущаяСтр 23 из 35Следующая ⇒

Он сказал Франческе Гутон за ланчем:

— С двумя разобрались. Одного я опознал, а второго убили.

Она спросила:

— Ты рад?

— Еще как.

— Одного убили. Ты этому рад?

— Да.

— Что ты хочешь, чтобы они сделали с тем, которого поймали?

— Лу? Я хочу, чтобы свершилось правосудие.

— Как ты это себе в данном случае представляешь?

Тони Гастингс не был готов к этому вопросу.

— Смерть? Он должен получить смертный приговор?

Он понял, что это вопрос политический. Он всегда избегал беседовать с Франческой о политике из-за ее безумного правого крена. Он сказал:

— Лу — не главное. Худший из них еще на свободе.

— Ну а он должен получить смертный приговор?

Он подумал, что если бы Франческа узнала его мысли, то могла бы решить, что он изменил своим принципам и больше не против смертной казни. Он признался:

— Я не знаю, какого наказания для них хочу.

Она спросила:

— Но ты ведь хочешь, чтобы они мучились, правда?

От мысли об этом он прикусил губу, как в детстве. Сказал:

— Я хочу, чтобы они получили то, что сделали мне.

— Чтобы их жен и дочерей убили.

— Нет, этого я не хочу.

— Их самих нужно убить.

— Наверно.

— Как Турка. Ты доволен тем, как убили Турка?

— Турок тут не главный. Он делал как Рэй.

— Ты не ответил на вопрос.

— Я не знаю. Его убили при попытке ограбления.

— То есть он получил по заслугам, и ты доволен.

— Пожалуй, нет. Это не было наказание. Он не знал, за что его наказывают.

— А ты бы хотел, чтобы он знал?

— Я бы хотел, чтобы они знали, что сделали. Я бы хотел, чтобы они увидели, что это на самом деле такое — то, что они сделали.

— Они знают, что они сделали, Тони.

— Они не знают, что это значит.

— А может, знают. Им просто все равно.

— Я бы хотел, чтобы им стало не все равно.

— Чтобы раскаялись? Сказали, что сожалеют?

— Я бы хотел, чтобы они на самом деле знали, какую ужасную сделали вещь.

— Тони, разве это возможно?

— Наверное, нет.

— И разве ты действительно этого хочешь? Положим, Рэй узнает. Он станет другим человеком. Разве тогда его не нужно будет отпустить?

— Нельзя его отпускать.

— Он знает, что причинил тебе боль, Тони. Уж поверь, знает.

— Я бы тоже хотел причинить ему боль.

— Причинить боль. Но не убить?

— И убить тоже. То и другое.

— То и другое? Одних только мучений ему будет мало?

— Я бы хотел, чтобы он мучился смертельной болью.

— Ах вот как. Пытка?

— Я бы хотел, чтобы он знал, что умирает, и хотел бы, чтобы он знал почему. Я это имел в виду под смертельной болью.

— Ты бы хотел убить Рэя сам?

— Я бы хотел, чтобы он знал, что умирает из-за меня.

— Ага. — Она шмякнула кулаком в ладонь. — Ты не хочешь, чтобы он понял, как плохо поступил. Тебе на это наплевать. Ты хочешь, чтобы он знал, что не может причинить тебе такую боль и выйти сухим из воды. Потому что с тобой такое не пройдет.

— Он не может мне такое сделать и выйти сухим из воды.

— Вот, другое дело.

Она подперлась рукой, ее золотящиеся волосы упали ей на лицо, глаза — нетерпеливые и красивые, всё для него.

— Я помню, как Хелен читала нам с Лорой лекцию о том, как примитивно чувство мести. Мы четко разграничили месть и правосудие, и я помню, какими цивилизованными мы себе казались.

— Вы и были цивилизованными. А вот Рэй — нет.

— Это меня тяготит, — сказал он.

— Если ты так думаешь — то конечно.

Новый звонок был ему в кабинет. Там была Луиза Джермейн, она только вошла, он думал, чего она хотела. Он узнал голос:

— Это Андес, сможете еще раз к нам наведаться?

Он так и не выяснил, чего хотела Луиза.

Был июнь, и Тони Гастингс мог спокойно ехать, третье его возвращение. Он поехал на машине, потратив целый день. На следующий день он сидел с Бобби Андесом в верхнем ряду трибун со стороны первой базы — любительский бейсбольный матч в воскресный полдень. На белой форме хозяев было написано «Шевроле», гости в сером носили имя Полвиля, городка в пятнадцати милях отсюда. Поле уходило к рядку домов за проволочной оградой. Над ними возвышался поросший деревьями утес, дальше по обе стороны от него долина развертывалась в широкую равнину. Из машин на шоссе наблюдали за третьей базой, и когда кто-нибудь зарабатывал очко, гудели клаксоны.

Бобби Андес, в шляпе и темных очках, бросал между досок окурки в мертвую траву, и солнце палило его изможденное лицо. Дул ветер. Темная туча с черным подбрюшьем притаилась меж двух круглых вершин на другом конце долины. Из-за черного подбрюшья просвечивало солнце.

Они следили за игроком команды хозяев под номером 19, который сидел на скамейке запасных внизу, не играл. Тони только иногда видел его спину в форме меж голов болельщиков в первом ряду. Номер 19 ерзал, ему не сиделось. Он орал в поле. Один раз он обернулся к трибуне и осклабился. Слишком далеко, чтобы разглядеть, загорелое лицо с белыми рыбьими глазками. Его звали Рэй Маркус, и кое-кто сказал, что его часто видели с Лу Бейтсом и Стивом Адамсом. Лейтенант был уверен, что это их Рэй — по описанию. От этой вероятности Тони зазнобило под солнцем.

Они сидели одни, и по ходу вялой игры Бобби Андес рассказал Тони, как было дело. Как он получил наводку от ребят в «Германе», — после того, как допросил Лу и остался ни с чем. «Герман» — бар в Топпинге, в тридцати милях от Грант-Сентера. Этот Лу — тупой бычина, и тактика у него такая: держать рот на замке. Отменная сыскная работа показала, что Лу прибыл из Калифорнии со Стивом Адамсом, но ничто не смогло заставить его сказать, кто был третий участник ограбления в Бэр-Вэлли. По вашему же делу — это якобы не мог быть он, потому что он был в Калифорнии.

Бобби Андес рассказал о жене Лу в Калифорнии — она не видела его полтора года и была этому только рада. Это тоже была хорошая сыскная работа ее найти, хотя толку с этого немного. Между тем Лу жил с некоей Патришей Катлер, почти такой же тупой и упрямой, как сам Лу, но не совсем. Ее чуть более развитый ум побудил ее к некоторым признаниям, которых не допускала твердокаменная глупость Лу, — например, что в прошлом году они не были в Калифорнии. А когда Бобби Андес сказал ей, что она не жена и, следовательно, не освобождается от дачи показаний, она вспомнила про урода, с которым эти водились, без шуток стремного, но — ни имени, ни как он выглядел, потому что он ни разу не заходил и она ни разу его не видела. Не исключено, что это правда, потому что у него, кажется, своя жизнь, отдельная от них.

По словам Андеса, это не имело значения, так как у него уже было все, что нужно. Хороший детектив знает своих подопечных. Лу и Турка в поселке знали, хотя никто не пожелал узнать их поближе. Их помнили в «Германе», и еще там ходил слушок о лесном местечке под снятых женщин, о котором Патриша Катлер не знала. Им, догадывался детектив Бобби Андес, возможно, был ваш трейлер, еще не имевший дурной славы.

Насчет этого Рэя — сначала был источник в «Германе», который вспомнил, что видел с этими третьего парня, а потом и другие вспомнили. Ребята из «Германа» оказывали содействие (потому что здешний народ — мирный, уважает полицию и видит в этих парнях чужаков, принесших с собой зло), и в конце концов нашелся кто-то, кто знал имя этого парня: Рэй Маркус из Хэкспорта, так что вот. На этом для лейтенанта Бобби Андеса расследование может считаться оконченным, даже до того, как вы на него посмотрите. Даже имя, черт побери. Он рассказал, как поразведал в Хэкспорте, где Рэя Маркуса знали хорошо. Разнорабочий, сейчас на инструментальном заводе, прежде и в основном — на подхвате, то у электрика, то у слесаря, ряд мелких правонарушений. Взлом, нападение, драка в баре. Одно обвинение в изнасиловании, по которому женщина отказалась от преследования. И никто не хотел называться его другом.

Бобби Андес рассказал, как глянул на Рэя на заводе. Неплохо подходит под описания — и под то, которое вы дали, и под описание свидетелей ограбления. Отпечатков нет, но мы это знали и так.

— Интересно почему, — сказал Тони.

— Наверное, он держал вашу жену. Черт, слушайте, нам повезло, что есть те, что есть. — Он спросил: — Он вам кажется знакомым?

— Мне надо посмотреть поближе.

— Времени у нас много.

Бобби Андес сыпал подробностями. Он сказал:

— Полагаю, что в деле с подержанной машиной этот Рэй не замешан. Вот Лу — пожалуй.

— Дело с подержанной машиной?

— Эйджекс. Где вы не смогли опознать Турка. Хотя мертвого вы его довольно легко опознали.

— Я нервничал. Он выглядел по-другому.

— Да, да. Я думаю, ваш Лу — это тот парень, который убежал в Эйджексе. Черная борода. Я думаю, Лу с Турком решили немного попутешествовать и вот во что ввязались. Неймется им. Как думаете, почему они сюда вернулись? Из-за Патриши или из-за Рэя? Мне кажется, Рэй все время был тут.

Тони подсчитал. Они были в тридцати милях от участка Бобби. А участок — в пятнадцати милях от того места в лесу, куда его завезли. По ночам хищники преодолевают большие расстояния.

Порыв ветра прогнал с поля пыль через зону питчера на скамейки, и игра остановилась, чтобы игроки протерли глаза. Дождь ушел от двух круглых вершин за кряж. Наверху — яркое ясное небо и еще темные облака над другим кряжем.

В седьмом иннинге Маркус, номер 19, вступил в игру правым аутфилдером. Кто-то ему крикнул, он осклабился в ответ, сделал танцевальное па. Он вильнул задом, как в танце хула, его лицо под козырьком кепки было темное и маленькое.

К нему полетел мяч, он его прозевал, бэттер отбил второй мяч. Кто-то засвистел. Он выставил средний палец, свистки сделались громче. Он поймал простой мяч, кто-то нарочито захлопал. На исходе девятого иннинга он ждал в зоне бэттера своей очереди отбивать.

— Давайте спустимся к ограждению, посмотрим поближе, — сказал Бобби Андес.

Они пробрались сквозь небольшую толпу к ограждению. Смотрели на номер 19 — он повихлял ногами, попинал и поковырял землю, махнул битой и наставил ее на питчера. Зубы и глаза — белые пятнышки на румяном лице. Типаж тот, это видно. Он пропустил бол и три страйка, ни разу не махнув битой, и цеплялся к каждому слову судьи. Тони Гастингс пытался разглядеть выражение его лица. Мужчина пошел назад на скамейку, крича кому-то на трибуне. На секунду он остановился с битой в руке. Его слова прорвали внезапную тишину.

— Иди на хер, говнюк.

Из-за ограждения Тони Гастингс смотрел на его профиль — он сел на скамейку и сделал большой глоток воды из бутылки. Снял кепку и провел рукой по голове. Высокий лоб, лысина до макушки.

— Похож, — сказал Тони.

— Уверены?

— Я бы хотел посмотреть получше.

— Погодите.

Игра кончилась, толпа поредела и рассыпалась, болельщики смешались с игроками и начали расходиться. Тони Гастингс пошел за Бобби Андесом к скоплению людей вокруг команды «Шевроле». У Бобби Андеса был бейсбольный мяч. Он подошел к питчеру «Шевроле».

— Мистер Казьмински, не подпишете вот мяч моему сыну?

Казьмински, высокий, юный, удивленный, засмеялся и сказал:

— Ну конечно, с удовольствием.

Тони Гастингс посмотрел на Рэя рядом. Он стоял один, рассеянно глядя на дорогу, перчатка повисла вдоль ноги, кепка в руке. Он жевал, кадык ходил туда-сюда. Он словно не знал, чем себя занять. Он долго так стоял, и Тони смотрел на него. Он повернулся. Тони заглянул ему прямо в лицо, их глаза на миг встретились, для Тони — потрясение, но Рэй ничего не вспомнил. Он посмотрел на группу вокруг Казьмински, сплюнул и отвернулся. Потом медленно пошел к дороге.

— Ну?

— Это он, — сказал Тони Гастингс.

Они подобрались к Рэю вплотную, Сьюзен увлечена, к концу главы она уже почти забыла о настороженности, возникшей, когда Тони обсуждал с Франческой смертную казнь. На вопрос о мести ответ самой Сьюзен прост; я убью любого, кто причинит вред моим детям. Сажайте потом в тюрьму. Преследование Рэя — это ровно то, чего Сьюзен хочет, это ее будоражит. Она надеется, что ей не подсовывают чуждые ей убеждения.

⇐ Предыдущая 18 19 20 21 222324 25 26 27 Следующая ⇒