Глава 4. Понедельник. 9 мая 2022 года

⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 7Следующая ⇒

Глава 4. Понедельник

9 мая 2022 года

– Антош, все хорошо? – баба Маря будит меня третий раз за это утро. – Там каша уже остыла, ты завтракать идешь?

Я не спал всю ночь.

– Там еще Ярослава мимо проходила, спрашивала, пойдешь ли ты на день села?

Я хочу вернуться домой.

– Ты бы сходил на праздник-то, друзей бы себе нашел.

Я подрываюсь с кровати.

– Мои друзья не могут со мной связаться, так как я застрял в этой глуши! Они даже не знают, где меня искать!

– А что ты, не сказал им, куда едешь?

– Нет. Даже не сказал, когда вернусь. Так что скорее всего они и не станут меня искать.

– Почему?

– Я и раньше пропадал, никому не сказав. Так что они просто будут ждать, когда я вернусь.

– А почему ты так со своими друзьями? Они же переживать за тебя будут.

– Да ничего они не будут.

Я ухожу на кухню.

– Так, а на день села-то пойдешь?

Я задумался. Может, глава села и не появляется на работу, но напутственное слово в праздник должен же сказать? Если он вообще существует.

День села проходил на сельской площади. На самом деле площадью она являлась лишь потому, что находилась в центре и больше ничего на ней не находилось. Такой вот пустырь, диаметром метров пятьдесят. Именно сюда с самого утра стекались сельчане. С собой они приносили еду, разные наряды, деревянные резные игрушки, но самое главное – мужики несли широкие лавки с бани и расставляли по периметру площади. Женщины, дети и старики рассаживались на лавки.

Ярославы нигде не было видно, зато мне на глаза уже дважды попадались Петр и Иван, которые вдвоем тащили одну лавку. Бабушку после утреннего разговора я тоже не видел.

Помимо меня был еще один парень, который не таскал лавки. Стоял он в стороне от всех, да и сами жители к нему не подходили. Садиться на лавку парень не стал, остался стоять, подпирая плечом стену забора. Всю его одежду покрывали большие пятна грязи, а самому парню не помешало бы побриться. С головы струились неухоженные отросшие волосы. Парень чем-то был похож на местного бомжа, почему-то было ощущение, что местные стараются не контактировать с ним. Хотя, может, у него нет другой одежды или он только с огорода. Но на фоне цветных местных сарафанов и рубашек, он был ложкой дегтя.

От парня меня отвлекла Маша, пробегающая мимо. Ярославу она не видела, но зато рассказала, что Ярослава должна была сегодня танцевать на празднике.

День села не имел какого-то определенного начала, как и какого-либо сценария. Просто в какой-то момент, пока остальные рассаживались на только доставленные лавки, несколько женщин вышли в центр площади и затянули какую-то народную песню про цветок. Песня действительно была народная, так как все население Кжите сразу же ее подхватило. Конца у песни не было, просто в один момент на импровизированную сцену вышли Петр и Иван, встали рядом с женщинами и стали изображать шуточный кулачный бой. Женщины ушли тут же со сцены, песня прекратилась, а вместо нее жители стали хором кричать «Хей! », подбадривая парней.

Третьим номером в этом концерте (если происходящее вообще можно так назвать) стала игра на губной свистульке от пяти мелких ребятишек – трое мальчиков и две девочки.

Так и продолжался праздник, без начала и конца, как и выступления на сцене. Они не имели определенного конца и шли, пока в один момент на сцену не выходил кто-то другой и не перебивал чужой номер своим. Сначала это казалось максимально неорганизованным и полностью импровизированным, но уже спустя номера четыре стало казаться, что номера не перебиваются, а перетекают из одного в другой.

Выступающих никто не объявлял, а уходя со сцены, они не слышали в свою сторону аплодисментов, но судя по ним это никого и не смущало. К тому же, я заметил позже, что любой другой житель мог ворваться в чужой номер, будь то песня или танец и дополнить его. Иногда это давало второе дыхание номеру и смотреть становилось интересней, но чаще всего чужак выступал хуже первоначального артиста.

В толпе замечаю бабушку Марю, подхожу ближе. Она знакомит меня со своими (эм, подругами? ) соседками по лавке. Одна из них – женщина лет сорока, чью голову полностью покрывал расписной платок, а тело скрывало длинное платье с широкими рукавами. Женщину звали Настасья, она была одной из тех, что пели песню в центре площади в самом начале. Второй соседкой оказалась старушка Серафима. Внешне она была меньше бабы Мари, наверное, размером с десятилетнего ребенка, однако, в отличие от бабы Мари, Серафима могла крутить своей головой во все стороны. Ее маленькая голова казалась вжатой в тело, но активно вращалась на 360 градусов.

Баба Маря представила меня, сказала, что «парень случайно заблудился и теперь живет в селе». В слове «живет» был скрыт куда более широкий смысл, нежели «живет последние три дня». Поправлять ее я не стал.

– Хороший день села, – зашипела Серафима. Казалось, что слова с трудом пробивались из ее горла, – давно такого я не помню.

– А сколько лет исполняется селу? – спросил я.

Мои собеседницы переглянулись.

– А кто их считает, – пожала плечами Настасья.

– Ну, как так, вы празднуете день села и даже не знаете, сколько ему лет?

– Главное же праздник, – ответила баба Маря.

– Можно посмотреть в библиотеке, – сказала Серафима.

– У вас есть библиотека? – удивился я.

– Раньше была, – ответила баба Маря, – еще я дитем была. Отец Серафимы был библиотекарем, у него дома хранились все книги. Сейчас у Серафимы лежат.

– Если хочешь, приходи, посмотришь, – продолжила Серафима.

Я договорился зайти сегодня вечером после праздника.

На сцену вышла Ярослава. Танцевала она одна, а аккомпанировали ей Петя на гуслях, Иван на балалайке, а Маша и Света пели. В песне слов не было, больше какие-то распевки под мотив. Сначала танец начинался медленно, Ярослава ходила по кругу, протягивая руки зрителям, иногда кружась вокруг себя. Однако затем ускорялся и темп песни, и сама Ярослава. Уже через минуту она кружилась по сцене, как юла, поднимая пыль с земли. Затем снова наступила медленная часть. Казалось, что номер подходит к концу, но никто не торопился его перебивать. Все смотрели, не отвлекаясь от сцены, даже бабушки рядом со мной перестали шептаться и комментировать номера, как было до этого. Музыка снова стала ускоряться, и Ярослава тоже раскручивалась все быстрее. Как у нее еще не кружится голова? Еще примерно минуту кружилась она в быстром темпе, а потом снова замедлилась.

Казалось бы, что номер будет идти вечно, но Ярослава ушла со сцены, а парни сменили мотив. Маша и Света тоже остались на сцене и затянули песню про лето. Ярослава где-то потерялась в толпе. Я пытался найти ее глаза, но меня отвлек сильный толчок в спину. Я обернулся и увидел спину уходящего мужчины. Лица его не разглядел.

– А его манерам не учили? – риторически спросил я.

– Это Денис, ты уж не злись на него, – вздохнула баба Маря, – у него просто жена скоро рожает, а он очень хочет сына в честь деда Антонием назвать. А тут ты появился в селе.

– А он откуда про меня знает?

– Это же Кжите, – вмешалась Серафима, – тут все всё знают.

– А что такое будет, ну пусть назовет своего сына, – ответил я, – если у него вообще сын будет. Что страшного? Я даже и не житель села.

– Нельзя так у нас. У каждого живого человека свое имя должно быть.

В это время девочки уже заканчивали песню.

– Антош, а ты чего стоишь? Иди станцуй! Пусть Ярослава посмотрит на красавца! – посмеялась и пихнула меня баба Маря.

– Да не, – застеснялся я, – вы чего? Я не умею танцевать...

– А что умеешь?

– Ну я там у себя песни записываю, но петь не умею.

– Так спой что-нибудь!

Мне в голову пришла одна идея. Скорее всего я опозорюсь, но, может, эти сельчане и оценят. Выйдя на центр сцены, я шепнул Ивану и Петру:

– Сыграйте, парни, что-то веселое, типа частушек.

Они кивнули и стали наигрывать мотив. Сердце билось еще сильней, чем в бане. Тогда на меня никто не обращал внимание, а сейчас все смотрели только на меня. Но раз уж они видели мое обнаженное тело, то почему бы не показать им свою обнаженную душу?

Я начал сочинять на ходу. На языке рэперов это называется «фристайлить».

– Я попал в село такое:

Удивительно родное.

Я искал дорогу к жизни,

А попал в поселок Кжите!

Тут баб Маря приютила,

До отвала накормила,

Не найдя главу села,

В бане мылся из ведра.

А потом колол дрова,

Перерыл я полдвора,

Прогулялся по селу,

Не оставшись одному.

И пришел я к вам на праздник,

Каждый тут счастливый, разный.

Коли нравится мой тон,

Знайте, выступал Антон!

Я попал в село такое:

Удивительно родное.

Я искал дорогу к жизни,

А попал в поселок Кжите!

Я еще несколько раз повторил последнее четверостишие. Получилось нечто вроде припева. Но больше всего я удивился, когда уходя со сцены, парни продолжали играть тот же мотив, а жители села стали хором напевать:

– Он попал в село такое:

Удивительно родное.

Он искал дорогу к жизни,

А попал в поселок Кжите!

Получается, это был мой первый импровизированный концерт.

До конца досмотреть концерт мне не получилось, да и не хотелось. Я ушел гулять по селу.

За спиной еще слышались смех и разговоры жителей, в остальном же во всем селе была тишина. Похоже, праздники у них случаются редко, поэтому все жители ушли на площадь. Я уточнял у бабы Мари, она сказала, что праздник будет идти, пока очаг не загорится. Надо бы сходить к этому святому отцу.

Услышав сзади, помимо праздника, чьи-то тихие шаги, я обернулся. Меня догоняла Ярослава.

– Вот ты где! А я тебя по всей площади ищу! – рассмеялась она.

Она была такая… Простая. Говорила, что думала. С ней было так легко. Я смотрел на нее и молчал. Она же словно этого и не замечала.

– Ты так красиво выступил! Когда ты успел написать и отрепетировать песню с мальчиками?

– Я ее не писал, просто сочинял на ходу. Там несложно.

Ярослава остановилась.

– Сочинял на ходу? Да ты умней любого, кого я знаю!

– Почему ты ушла с праздника? Тебя не будут искать?

– Я предупредила мать, что пойду за тобой. Баба Маря показала мне, в какую ты сторону ушел.

– Вообще я уже собирался домой.

– Прекрасно! Пойдем вместе.

Всю прогулку Ярослава рассказывала мне про жителей села, про праздники прошлых лет, про мужа бабы Мари даже рассказала. Я снова ничего не рассказывал, а просто слушал. Вообще в последнее время уже хотелось меньше говорить и больше наблюдать за окружающим.

Все-таки в этом селе было прекрасно. За эти три дня я отдохнул от телефона, звонков и сообщения, от постоянного общения. Да, я планировал поменять обстановку, но не так же кардинально. Если вначале я еще и был недоволен и пытался уехать, то сейчас мне кажется, что можно и еще пару дней побыть. Здесь не было никаких технологий, но при этом не было и плохих новостей о войнах и катастрофах, не было шумих и скандалов. Люди в основном были общительны и приветливы, а дом бабы Мари уже воспринимался, как свой дом. Вот только построить бы свой душ, чтоб в баню не ходить.

Почему-то, подумав о бане, я посмотрел на Ярославу. Получается, что все мужское население деревни видело ее обнаженной. Меня это задело где-то в душе. Хотя для них и для нее это, наверное, не имеет никакого значения. А вот для меня имеет.

Мы дошли до дома Ярославы.

– Вот и пришли, – прокомментировал я.

– Увидимся завтра? – в ее глазах сияла надежда.

– Да, давай.

– Здорово! – она подбежала ко мне и поцеловала меня в щеку. После чего сделала шаг в сторону и посмотрела на мою реакцию.

Я сделал шаг к ней и поцеловал в ответ.

Домой я возвращался счастливый, чуть ли не вприпрыжку. К моему удивлению, баба Маря уже вернулась с праздника – я слышал, как что-то гремит на кухне.

– Бабуля, а вот и я! – крикнул, заходя в кухню.

Однако на кухне бабы Мари не было.

Вместо нее у печи стоял тот самый грязный парень-бомж с праздника. Перед ним стояла открытая кастрюля, из которой он своими черными руками брал желтую картошку и запихивал в рот. Не успев прожевать одну, он уже пихал другую. Услышав меня, он испуганно повернул голову к двери и замерз, широко смотря на меня перепуганными глазами.

– Ты че, утырок, – прогремело оскорбление из меня. Я схватил жестяной ковш из ведра, – я тебе сейчас рожу расквашу.

Видимо, пока все жители ушли на праздник, этот грязнуля обворовывал хаты. Увидев ковш в руке, парень положил картошку в кастрюлю и упал на колени передо мной.

– Не бей! – завыл он, словно я уже его ударил пару раз.

Так мы и замерли: я, замахнувшийся ковшом, и он, кланявшийся мне в ноги. Словно позируя для художника.

Парень поднял на меня глаза и затараторил:

– Я ведь тоже не отсюда, я случайно тут оказался. Уже два года сижу в этом селе, выбраться не могу.

Я опустил ковш.

– Что ты такое несешь?

– Я с поезда сошел, безбилетником был. Меня стали искать, вот я сошел на станции. Стал бежать, в село прибежал. Пытался отсюда уйти, да только нет тут ничего рядом. Во все стороны ходил. Два года тут без жилья, без нормальной еды и одежды. Не принимают меня жители. А тут ты объявился, тоже оттуда, а тебя тут все полюбили. Помоги мне, мне есть нечего.

Мне кажется, что в такие моменты откуда-то должны выпрыгнуть мои друзья и крикнуть «Розыгрыш! », все вокруг окажется декорациями, а люди – профессиональными актерами. Баба Маря снимет с себя парик, достанет телефон, закажет такси до города и позвонит внукам.

Но на этой кухне мы были вдвоем.

Вдали скрипнула калитка. Баба Маря вернулась. Наш театр абсурда продолжался.

– У тебя есть пять секунд, чтобы взять еды и исчезнуть, – сказал я парню.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 Следующая ⇒