Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Книга 4, глава 1 11 страница



 

 

{Часть 2. Четверо в парке}

{Участники}

В спальных кабинетах. Суд должен перейти на половину трат утра. Четыре сенешаля с их верховым уже должны быть там, все здравалаамятся от своих седловин и натачивают их графитюльки. Зубровгонщик Мокролапович воз дымает спицкибитки. Свахсистра Катя должна тьмуговорить и, не долго мостя, утрусить свои шорыворы. Те двенадцать судейских баронов должны быть наготове двунастоцинично с их сложенными рукавизнами, отложить все отступления с ложными тревоговизнами и после того вернуться к раннемясу их фарумизмов и пересоставить их великую хартивизну с широтой дороги между ними и всеми бедовизмами. Девы обрученницы, что к услугам рады, должны усыпать пеплопадом свои распустившиеся волосы и для грядущих праздничных колокольчиков бесколечно трясти руками без колец. Вдовствующая дама должна стоять коленопреклонённо как она есть, как первая гайдамать, когда трос нависал. Два принца королевского Тауэра, дольфин и диволин, должны лежать как они есть, без того, чтобы видеть. Вдовствующей дамы чернограф должен представить оржен, лезвие вытянутое на полную и почти с колесо, без того, чтобы были замечены. Инфанта Изабелла из её угодья должна делать реверанс к чернографу, как первому гидводителю с обнажённой шашкой. Потом суд должен прийти к полному поутру. Смотрите не ошибитесь в этом!

 

{Охота и встреча в парке}

– Виж, голямо прасе! Те те гледат. Обърни се назад, голямо прасе! Колко грубо!

Ох, небесдымка! Видение! Потом. Ух, бросьте надрыв, это зрелище завораживает! Господи ж ты! Что за выступ! Что за горбики! О, сиры небесные! Так пусть же случай происшествия не соберётся начаться! Что у вас там? Вы боитесь темношагих? Или разбавников? Я боюсь, как бы мы не потеряли наше (не дай весть что! ), касательно этих диких мест. После всех фиништерний! Как густолесисто всё и зверополно! На что вы дивитесь? Я дивлюсь, ведь я должен видеть перед моим несчастьем столь решительно торчащий шест. Боже ступеней, что за вытянутрость! Вы можете прочитать верстдальнюю надпись вот тут? Я хатотче заглушенных. Камышно! К домалишённому обелиску ближе к рифу возим милль несть фарлонгов; до генерального почтуправления высечка шагистик; до мемориала Веллингтона пару миль не туды; до моста Сарры ударсотник к деве острометить; статным счётом, один чейн учредителя. Ох-ох-ох-он! Нашто вы коситесь, некая установка? С таким неоплетённым животом? В два каскада? Я кошусь (о мой бух, о мой буй, о мой букзвукношник! ), потому что я, должно быть, вижу охотничью стягшапку, что так розоодета в самый раз. Это для истинных рукавных хватаний и многих бюргеров с нами, дюжих и дотошных, способы розоцветить это таким способом за джедособойчиком. Ибо долго оно было чучелом царского стандарта, когда отломано на стропильной клюке, что для конунганнов будет слать привет из Стана Тысячесудейских, своры горушек. Обратите ремарку на эти гонвороты, те узкополосные поля, его впадение. Разве вы не слышали, что королева лежит за морем из-за бурь и мглы, что небо крыли (её свидучарованье прозвищеруганье Нан Нан Нанеттка), её сеньор паруснадцатых достодинастий придёт в их залив завтра, Нехайлов день, измеж третьим и четвёртым на часах, там, где всё королевское подданство и вся загранийская знать, лица прихрамовников и кавалькадёры, ведомые герольдом серого пуха. Улаф Златощит? Не бай дог! Её горлицы будут отперты для неё, и их кулачки широкрылые. Прогресс будет достигнут с хождением, нет? Я так и смыслю и длю не делюсь. Он грядёт, подьячие сопроводители, с арийским людноигральщиком, и на бригадном генерале Нолане, или и пиратском адмирале Брауне, вместе с – кто может в этом сомневаться? – своими золотыми биглями и своими белыми щебетливыми фокустерьерами, охотясь на наших предвариловких подходных лисиц. Охота будет обустроена изголуба-белизной Бофорта. Толпужение снобвязывает. Жантильмены будут ухмыляться через воротники, когда скакун покажется серым другому. Клянусь Экклесом! Полокотобезумие! Что выкатывается от гилетонированных сторожокон! Быстротакт! Опасайтесь ждать! Скосоглазка путчует нас услугами из своей лозплетёнки, а Зосима, кроттофонист, в своей накидке, сулит нам блюзвестку. Врозь мы! Вот рукобийцы. Я верую, клянусь Вербовкой Кастостроителя! Хотя если я смею выразить надежду, как я мог бы быть присутствующим. Все эти человежды трамвоируемых и запоездавших из-за велосипедивок и тройколясников, а также тех ходотрясов маленьких юнициклисток! Крайзлата, грайзлата! Норд-поло подойдёт сибернским, а пуск-пилотка взыграет ней юркером на лаун-крепость, ней гвельфистым на гиблоиннинг. Маузер Мисма прекратит заваливать её и не попадёт даже близко, ведь какого яркого там вообще можно увидеть. Разинутый, бейживой, рукугрузный опилковый и такой грубоватный позади, каким он был прежде позади архидамы тернглодита. Предева! Анживление евастребованных, ливнеобильность её лихорадости, какие присказки звона! Запаситесь мирпением, молим вас! Дам жалуйте! Даже Леди Виктория Ландоправ отправится туда, где лень и парасоль, и всех головокружило до выбросвздохов из-за её передка торчмя. Брутт и Готсий больше не будут жутьимитировать за то слонцеместо, затем не проморгайте один автономер, когда, мара чалит молчаливо, Влагостная Аквогрусть лучшей и истой росы позволит пасть, да, нет, едва, теперь, дождю. Вялоликий слидзякуй! Вот так милость её стороны, той волшебногорькой, и они скоро окажутся родменниками, безвечными как хмуромышь. Несть слезу гоню с ретивостью. Тось шастипсицарёк! Пумс! Воловоды возят воду? Долг оплатят дуралеи. Дайте волю, даже боле. Сколокольте с колокольни! Так мыковарим о церемониях, много много боле! Как раз вам любезно! Это есть в «Наутрочтимой», как Менгерр Малорд, наш грубомистер, фтот надёжный Громофторр (счастье рукомесла всем козаннушкам оный), его бадья поднята, при полном параде, с утылками Велюртона над баранхатными бабушнычками, и его туманистая трость, и аурожерелье златом, окружённый его полной кооперацией с примкнутыми стандартами среды наших чалавеков, сдерживаемый цепью рук от кишкотракта, свинограда, теремников, висулицы, и праздных, и куртизанов, и белобрюшек, должен встретить Дона Короля возле могильного утёскамня содружно с наутренними отцеключами на его помпезной подушке. Маи скромны склонушки вашей крайнемогущей милости! Восстаньте, сэр Помпа Паспушник! Уши! Уши! Ветрослушай! Всеморность вечносторонне! Мы лишь гонимся за ветхомахом, дабы кладобрящить мудрость захоронковыля в капустуцинском саду. Пусть его будет изобилие, старый Кабиншляпкен! Денёк будет более чем тропический. Клянусь сиянием Сола! Отличная распогодица преимущественно. Засим, слагая жезл свистокосильный, он будет подобольщаться к Его Раззаоблачности чтением губ с его киноварного пергамента, алфи бирни гомон дийлир эксинод цеценот ешка тешка йогта капта ломдом мну, который между темами, тот уминиатюренный, Папирсэр Пепинцарства, мой Сир, великий, большой Король (его эшафот уже установлен, как поучение, Рексом Ингрэмом, мастером инсценировок), будет высовываться с его тростопыркой в стенковёр, с такими блестящими шатровалами, и подшучивать своими азыкончиками над крымазинными балкондамами, поможем вам расправить поясок, могущий пол, с подоборочками сподобостранными. Чёрт костоломит, чтоб его! Карильонщики будут звонить на всех клюкеншпилях. Звн звн! Звн звн! Св. Пресвыгон-на-Севере, Св. Марк-под-Кольцом, Св. Лоренц-у-Инструментария, Св. Николас Марь. Вам слышатся тихчасом Св. Огородник, Св. Георгий-Греческий, Св. Баркли Страдотерпец, Св. Фибб, Иона-в-Полях и Павал-Апостолос. И аудинативно: Св. Иуда-у-Ворот, Братьев Брунианцев, Св. Веслопром-Гулкая, Св. Молино-Снаружи, Св. Мария Стойкомария и Невеста-и-Аудиен-за-Гардербургом. Гармония всего зазвучательного! А-ля тинькание присеребрякушками! Так много церквей, что человек не может возносить собственные молитвы. Это день святогода! И юнить, и юлить нас мает! Агитафья и Транквилла размуруют незатворное, зато Мальборо-Меньшее, Великрестос и Священный Протектор получат открытые верглядения. Блажья Базилика! Затем разве не будет понтификации? Док-док и грай! Первосвятильно. У водокрая. Кантаберра и Новойорк, возможно, взморятся, когда, ближе к выперчерне, для загородских и опутников, его златочистая взмахпалка схватстиснута, душебронь-пупосоль, Монсеньор из Деублана расскажет всем. Бенедиктус, благословенные! К столу! Вкусно подано! Распахните ему это солеварево, нарушьте мне этого цыплёнка, изобразите вышнего журавля, обнажите ей её голубя, развяжите и размягчите кролика и фазана! Пойте: «Старый Финн Корюшка, он умилье на чужпире, он гуляет, скрипя трепачами! » Пих-пах наряд! Ведь все мы дичьвесёлые пекловарищи позлащастья, и пусть кто-нибутыль попробует это опровергнуть! Тут вот обрывочные форели для вас, и законфилейные лососи, и водимые осётры, свитые каплуны, наколотые лобстеры. Вызовите Гершку Зальцфиша! Мне массказывайте муть мистерии! Что, нет талиянок? Как, ни одной Молль Памеллас? Именно так! Актёры пьесы подле нас готовы лезть через все батские заставы. Г-н Драматорг и г-н Историк явят сами себя, ведь они же два генитальмена из Неровни, Сеньор Нулано и Сеньор Брано (наконец! наконец! ), всё ради любви кающейся красавицы, ведь, будь даже уброшена, розовее Роузы она. Их два больших меха! Как они сотерзаются заиметь её! Просто пир и танцепреставленье! Эта их бузокультура! Что за тиронская крепкость! Фей живей! Меня зовут Новел и черёд Гранби на холмах. Бравурность! Ах ты рабпредатель! Меня зовут Апнорвал и за Гранжданскими Горами. Бравосамость! Царские мукзыки прикроют их шоу с песнескольжением к природной священной тишине. Долгий Дряблый Доуленд! И нежной арфы зов побудный! Будут подаваться цевки для затравки на поле гонок, и ливнеземные пляски, и чресплетения, и стансманёвры, и взвейсудная пиролифика, как хлопья росснега, когда сень меркнет для Её Крайнемилостивого Отпущества и наших модных дам, всяк черноока пани. Огнями весь горит на радость нынче светский жар! Вы разве не слышали? Оно остаётся в книге того, что есть. Я слышал, как всякие говорили это шут ли не вчера (кроме карьерского мастера с нарукавкой), как кто-то должен был прийти сюда заутра, но затем его тут никогда не было того сегодня. В смысле, затем напомните надумать, что вашим извчерашним исть, завтраморганам бить, и это всегда завтра в тех тахофских местах. Амун.

 

{Свадьба Портера}

Верно! Верно! Удостойте меня ещё одной аудиокартиной! Всё это заставляет неистово задуматься. Разве богатый М-р Порнтер, г-н спадар, не мог вечно хвастать своим столь крепким здоровьем? Я благодарю вас лучше некуда, ему нал в оборот весьзазорно геркулаписто. Любой видит, что ему намного полётнее, чем прежде. Любой сказал бы, что он держит целую муккреатуру ребятушек под своим шарофаном. Всегда ли Сэр Поитель был так долго женат? О да, Лорд Потчуй Вселейства был женатльменом от самого давнего времени в Бросе Прямом, где он пронёсся как наш тучнолик резвый, и да, действительно, у него есть его мик-сын, и его два отличных мак-сына, и сверхотличный мах, что наставить они сможут смежду собой. Ох-ох-ох-на! Зато теперь куда вы снова клоните? Я никуда не клоню, с вашего розволения. Я говорю совершенно серьёхохохозно.

 

{Вязы и письмо}

Вы не должны хотеть сходить куда-нибудь на данный момент? Да, ах, как жаль! В ближайшую минуту! То чувство раздражающего тепла! Под натужкой сна встаю, складки заневязки. Вот, перед нами долгий путь (ах, как жаль), столькоход шу-инчей до перворазрядного зазряйского уголка. Иди за. Я хочу, чтобы вы полюбовались видами, иллюстрациирующими наш национальный первый маршпуть, тыкаться вы должны вточь. Мы также ниспустим глаз на тот брод, где Святой Сруболюб омыл не плотней кончиков его помазанок. Никогда не показывайте ретроходчивость, крюкоделовы слазы, пока у вас не покроется серой лик! Осторожно! Стенрешетитесь! Это Похититель Сердца! Я тревожусь насчёт того, что вы вечносвергните вашу солеслонку. Шую я сдежурю, Туггнут! Эти паразрительные блуждающие фонари! Пожалуйста, скажите мне, как вы их поёте. Шах ему, хап его! Они встают из источистого родника поблизости от нашего парка, что заставляет глупых услышать слепленных. Это место ласкания! Как оно чисто! И как они накладывают свои заклинания, ветки, что вслед над тем плывут, ответвления буквалистьев! Дублёные стволы, вязь, врезанная на деревьях! Вы признаёте их плачевно известные произношения? Я познаю, как частить с помощью препондавательницы. Вяз, в бухту веди, где вешний дрок, доставь послание, чермные руны, древлейший правдуб, встреть меня у плакучей сосны. Да, они принесут нас к водному встречаянию, у изгородки мамопрутняка, потом тут в другом месте их гарница гормышлений, гул за гульдены, о которых вы подумали, что мои похвалы не стоят моей продажи. О-ма-ма! Да, неспокойная из Сиода? Продарите мне лик солнца, дорогая! Ах, мой прискорбный, его затворничество злопускается от его волчьего клобука, как это печально до смерти, а всё его плющебой! В голодной тесноте. Однако смотрите, моя кристабелая устдруженька, в нижних рубежах она таксамая задорная, её спадницы зелёные, её присядницы белые, её пионовые перси, её спелопомелло! Ах, пискунчик, я хотел также быстрёхонечко причалить себя легонько в этих зальцах измышленьиц. Скорей Ирландии моей! Затем я молю, давайте! Сделайте то, что вы нежны сделать! О, тише, это рай! О, г-н Принц Портерей, скажи скорей, каппопустить следует мне ль? Зачем бишь вы взялись так полноскорбно, бесценная моя, как я слышу от вас, чтобы лиманобильно любметаться из-за того распухнувшего? Нет, я не вздыхаю, просто я сестрострадаю по всему в моём зарайском уголке. Послушайте! Послушайте! Я изображаю это. Услышьте больше к тем голосам! Всегда я слышу их. Гнедкомах задыхается влажностью. Аннши лепечет приватно.

 

{Бормотание во сне}

– Он стал тише.

– Управо­моченный. Доступ­ксупррр. Невольно­зверствующий. Поправу­апитана. Два­быт­одна­плть. Имети­владать.

– С! Пойдёмте. Поднимет шум. Дрем. . .

– Ти. . . Дево. . .

– Взойдёт­заря­и­буре­мрак­развеет. И­каждый­лёгкий­на­подъём­восстанет. Пред­жертвен­ником­дани.

– Погодите! Тише! Давайте послушаем!

 

{Молодые угрожают старшим}

Ведь наши преисподние закадычные враги работают до последней капли крови сверхурочно: в земляных жилах, каверзных полостях, мостовых ганглиях, соляных клейстерах, недоедая; вымотанные огнеглодатели вывихнут скорейшину из его позосадка. Чтоб их инструмент гроб побрал! Когда малодамочки будут скоро чинить сердоболь поддвернувшимся к их дрожащим, а дивмальки будут шалорезать алмазогранки над их радетельными подскладками, по последнему писку мечты накладывая могилотраншею для их четвёрки чадородителей. Не покладайте ваших палиц!

 

{Её дверь открыта}

– Стой!

– Что?

– Её дверь!

– Открыта?

– Смотри!

– Что?

– Осторожно.

– Кто?

Благопобачення! Индасвидас! Втон!

Зане глушно! Её ночки во? Вкров? Её блескимаркие дочки вон? Вновь? Раз вяз, развяз, плескиморкие! Вскор!

 

{Судебные подробности}

Рассмотрим следующее.

Прокуратор Допрашариус в его пущеприёмной предсылает нам это вопрошение.

Гонуфрий это злачнолюбивый военстарслужащий, который делает бесчестные предложения всем. Считается, что он совершал, осуществляя право присухи короля, простые вероотступничества с Фелицией, девой, и занимался неестественными полоактами с Евгением и Еремеем, двумя или тремя адельфофилами. Гонофрий, Фелиция, Евгений и Еремей единокровны в нижайшей степени. Анита, жена Гонофрия, была оповещена своей камеристкой, Фортобокой, что Гонуфрий нечестиво сознался при добровольном наказании, что он поручил своему рабу, Маврикию, заставить Магравия, вояжёра, замещателя Гонуфрия, удостоверить целомудрие Аниты. Анита информирована некими незаконнорожденными детьми Фортобокой и Маврикия (предположение Умброжевича), что Прибрежная, еретическая жена Магравия, посещаема нелегально Варнавой, адвокатом Гонуфрия, аморальной личностью, который был испорчен Еремеем. Прибрежная (что хладно сложена, настаивает Д'Альтон), ровно правя с Поппией, Араннжадой, Хлорой, Мариналедой, Индрой и Йодкой, была нежно совращена (на взгляд Лето Поэтонио), Гонуфрием, а Магравий знает через шпионов, что Анита ранее совершила двойное святотатство с Михаилом, просторечно Керуларием, бессрочным официалом, который хочет соблазнить Евгения. Магравий угрожает Аните покушением с помощью Суллы, ортодоксального дикаря (и лидера группы из двенадцати наёмников, Сулливанов), который желает доставить Фелицию для Григория, Лео, Вителлия и Макдугалия, четырёх землекопов, если она не поддастся ему и к тому же обманет Гонуфрия, исполняя брачные обязанности, когда потребуется. Анита, которая утверждает, что обнаружила кровосмесительные поползновения у Еремея и Евгения, поддастся похоти Гонуфрия, чтобы унять дикарство Суллы и шелкантильность двенадцати Сулливанов и (как Гилберт вначале предполагал) чтобы спасти девственность Фелиции для Магравия, когда Михаил совершит его обращение после смерти Прибрежной, но она боится того, что, признавая его супружеские права, она может вызвать предосудительное поведение между Евгением и Еремеем. Михаил, который ранее совратил Аниту, освобождает её от подчинения Гонуфрию, который публично претендует на то, что он обладает своей союзной тридцатью девятью различными способами (опорочно! утверждают с эпикафедры Геронты Камбронские) для плотской гигиены всякий раз, когда он делался бессилен консуммировать от проискливости. Анита обеспокоена, зато Михаил анафематствует, что он зарезервирует её дело назавтра для ординария Гульельма, даже если она будет вынуждена осуществить невинный обман в процессе аффрикации, который, по опыту, она знает (согласно Шпалерингу), приведёт к недействительности. Фортобокую, однако, поощряют Григорий, Лео, Вителлий и Магдугалий, воссоединительно, чтобы она предупредила Аниту, описав суровые расправы Гонуфрия и безнравственности (опорочнейше! ) Каникулы, почившей жены Маврикия, с Суллой, святокупцем, который, отрёкшийся, раскаивается. Правомерна ли его гегемония и должна ли она покориться?

 

{Долговое разбирательство}

Когда переведётся судак, вы разведёте брегорыбицу. В собственности Бардмыса и Перевралтона, покойных.

Это, просвещеньедеи и гойсподины, возможно, самое обычное из всех дел, что появляются из зонтичной истории касательно деревянной промышленности на наших судебных заседаниях. Д'Ойли Макалей считает (хотя Финн Магнуссон со своей стороны считает так же), что пока есть общий депозитный счёт на два имени, взаимные обязательства подразумеваются. Д'Ойли цитирует Братцелыса и Кроллера, иностранную фирму, нынепроступившуюся, зарегистрированную как Надоторги, ООО, для продажи определённых эксклюзивных предметов. Обвинение по запросу доверительного собственника фонда вспоможения и защиты госбожников, обвиняемого его членом, отставным госслужащим, для платежа должных десятин, было выслушано Судьёй Д'Умским, а также присяжными. Не возникло никаких вопросов касательно долга, о чём свидетельствуют многозачитанности. Защита утверждала, что платёж был сделан действительным. Доверительный собственник фонда, некий Живчик Фертик Херик Рыжичек Копимелочник, противоутверждал, что платёж был недействителен, раз был предложен кредитору под гарантией кроссированного чека, подписанного при нормальном ходе дела, на имя Владшлем, Гордс-Брос, копия ваучера прилагается, и выписан старшим партнёром, только с которым внесение средств стало действительным, однако на совместные имена. Банк начал вдаваться в детали (национальная скупость теперь почти полностью в руках четырёх главных векселедержателей облигаций у Надоторгов), отказался оплатить счёт, хотя были обильные резервы, чтобы удовлетворить обязательство, на что доверчивый Копимелочник запродал его для и от лица фонда интереса своему клиенту, нотариусу, от которого, как компенсацию, он получил в обмен юридическое освобождение, как между довершителем и довершённым, с благодарностями. После чего этот чек, отличный стиркопрочный розотип, тиснённый П. У. П., ном. 11 сотен и тридцать 2, отличный для фигуры и лица, обращался в стране более тридцати девяти лет среди держателей акций Потрогов, конкурирующий концерн, хотя ни одного обесцененного фартинга не было потрачено или переведено через прилавок под видом твёрдой монеты или ликвидной наличности. Присяжные (дюжинного интереса публика товарищей, которых на удивление в целом назвали в честь думцев) естественно не согласились совместно и порознь, на что воинственный судья, не соглашаясь с объединённым присяжным несоглашением, вышел совершенно за пределы своей юрисфикции и наложил арест должника на нейтральную фирму. Никакой судприказ не мог обнаружить обеднённого, допрежь Братофокс, как он вошёл в древний мораторий, относящийся ещё к временам ранних бартеров, и только младший партнёр Весплодных мог быть найден, который явился в присутствие и оказался, по повестке ходатайства и после извещения ходатайства судебным постановлением, среди судей мужского пола, занепамятной наконодательницей гонок, изначально из пролетарского класса, со всё ещё добрым добавлением к её сексониму Энн Д'Умская, Коттеджи Копеечника 2, Думская страна. Д'Умская Энн (эх, убыль жён), с сожалением покинув месть присяжных, протестовала с воодушевлением на трибуне в виде долгой деюремиады касательно корсетированных чухов, доставленной по-думски, что она часто, чтобы ответить на огрубистые запросы, поднимавшиеся почти до точки каления, сбрасывала со счетов первостепенное от г-на Бранелаза в обмен на девять месяцев от даты без эмиссии и, для строгой буквальности, достала из бутылки для подрезинивания текущий счёт того, как её вынудили при предъявлении для услуг, перевела платопередатчик несмываемых незаполненных переуступок – что порой как вильямрозы (смех), зато чаще как крем-лимон, яспис-глазурь, павблинчик или калачсметанный выпуск, которые она как предъявитель подписывала клейко-накрепко – на её различных передоплатчиков, которые в большинстве случаев были опознаны по древесинным бумагам, как ведомые каждому пронималы города с пригородами. Свидетель, по её собственному запросу, спросив, может ли она, натесала что-то между листов нотной бумаги, которыми она аккомпанировалась по случаю, и, передав это для скамьи, чтобы посмотреть в закрытом порядке, малютка Копеечника, так её звали (энначе, Дача Крас Ивернии, приёмный ребёнок), потом предложила присядским с их жюрикивками, жоху, жиму и жеребию, в том малом зелёном рядосудебном доздании, для её удовлетворения и как полный акт об урегулировании, воссоединить себя на завтрак, в силу обстоятельств и через раскрепобщение, с неизменным фондоверительным истцом, Монсеньором Пронини, под новым именованием Уилл Пловолиз и Квольер, ведь, когда все его обязательства были бы взысканы, он, кажется, предлагал непоколебимейший интерес в отношении её, но это преполовение было исключено по апелляции Судьёй Джереми Думкройщиком, который, отсрочив решение, как и следователь ожидал, и отменив приговор нижнего исправительного, признал, без сумления узмены, в ажитации переспора присудопроизводствия двенадцати самых прямоверных иудателей, из всех, что когда-либо отпускали палицы, и, подчесав последний момент, передал лиффиобильным присяжным, что, если считаться с тактами, та женщина, которую они выдавали свободной, была доведена до контрактовой неспособности (Нашенский Халиф пр. Компании Одаласки), когда, как и где закон маймоей манципации не применим, и посему постановил высочайше, что, так как по закону не может быть никакого права собственности на труп (Хал Женобитель пр. Оной Болевшей), пакт Пронини был просто пшик (громкий смех), а Швальер шансвиснет шмелочь. Не хотите ли, хотите ли тангарцевать с Пронини? Ни за какие нежности, чего доброго для! Ля-ля-лям добро-ля-ля.

 

{Назад в кровать}

– Он вздохнул во сне.

– Давайте вернёмся.

– Как бы он не воспроснулся.

– Спрячем себя.

Пока реющие сновитания, складываясь кругом, будут прятать от страхов моего маленького писчика, хранить моего вельможного велемощного мужмужалого, оберегать моё дитя, маелюбезника.

– В кровать.

 

{Молитва за родителей}

Разведчик-проектщик и остовмастер, гигант-строитель всех путепроводов везде и вскую, спрядыватель тачек и терминальный топограничник напрямолинейников и раскуроченных окружнооколотков, куда метится, туда мечется, страсть к перемене чудес и, как последовательность к этому, медный брось на воз золота, нашему Йоркширу двоюродный Уэйкфилд, что есть единственный выбор в таком свиновоженном мире, чтобы посмотреть на себя из заблаговременья; зеркальноликие блескценности и надежда последним, что двигает холмы к мухометким, домой через первого мужа, риски вслед за свиньями и лошадиная сила до форы плетнеглада, похерить этого мужчину и натискать эту женщину, наши первые долгородители, Букжественный Бобох с его принорливнем брыксивой кушетки, Верховный Маэстр Финвалгам с Фенисией Паркс, его хромота на всё ухо и её нога во весь рост – очень исправительски мы уморяем вас, выведите их лестничным маршем ночной стражды и явите их на истинный свет со всеми их преисподними приёмышами по одной ступеньколодке, проведите их через лабиринт их полноаналогов и через альтер-это-самое их псевдосущностей; оградите их обоюдосторонне от всех мирских курий, коим имя – лайгиен; от потери ориентации избавьте их; чтобы они держались своих прав и не оставались анонимными трудоголиками, неолиффический кузнец и мадленские вполержанки, мандрагагант и милливидная женуточка, морионмуж и тригорномикс, василиск великолепный с его крохокралей, тигронарх и любовушка, он раж как его жартерии, она верна как её вены; это первично белый мышьяк в сплаве с висметаллом, ратный грех с приступделием, свободно сдавать внаём, держать с первой закладной, строгий водоискатель и спокойный обмакатель, «вырубите с той борьбой» и «струхните с этим пером», нордокроводушевлённый и нюношенностирабельная, пыл на весь мир с весельем в углу, взятки по всем ставкам с провалом игры, тот псалмопан и жалобливка, касатик и куцая, плати и забирай, из всего, что нам снилось, та часть, что мы боялись, морразбойник совместно с его дамой, царский заворотник, зато постоянная лимфа, брагонамеренный и овлагоображенная, косой взнос и речное устье, бой переменам и бита перемычкам, большой дым и поджарая серняжка, берегправщик человечества подле лидера общества, благоонёр и улицтачка, стопор на эльфцац, Торфморской с Марьотброской, лиихо и огоре, базовое проклятие, но и обильная благодать, регент-постановщик с куклоэкранной восходяшкой, повеление его стражды и гордость её сердца, вороной утёс страшен, но скальный голубь воркует, сегодинолень на впрыгмятнице, благородный и благоверная; чтобы он мог вазовладать ей, что она могла врозьцепиться с ним, чтобы кто-нибудь смог прийти и вразрушить их, чтобы они смогли скоро возместить себе; сейчас и прежде, не ждавши нахаживая, так и периодично; от Нордосвода до Уиллсов, от Барвина до Иноса; до Хориции от Горлимба, до Дубовых Средств от Скотски Ведомых; мал-межа, гайпер-вал, взгибель-путь чрез альпен-тракт; за пересёлочными дрогами и тщетой следом рачительным преградам; в их первом случае, к следующему месту, до их вравши строюродных; горы и долы, простые и торные; топча коровослепы, всё жалко, жёлто, жутко, мимо тыкв встученных, бугроватых; чтоб им тужить на всю катушку, иначе привязаться к прениям, длинные роковые пороги под местотурой, его на ипподерби, её в посадьбу, до поры спальных сновобдений; средь земли или поддамски ношеный; гульбар от пустинок с тихоедством; у судносплава, в копны лавры; монах и швея, в мешковине байкотолстой; любопытные деятели, любопытные драмы, любопытный дремон, плагиатский дневщик, потешатский дружка, пагубадский дерзкий, ведь плантаторы Стогнфорта протесняют, а преступники Каркцера следят пехом, а парнишки Повальницы обкатывают почву, бухтыл в спокой Слаботы!

 

{Тишина}

Стоп! Пошевелился? Нет, он крепко. В кровать! И правда. Это лишь ветер на дороге снаружи, пронимающий так, что смахнёт со всех сморённых снодурь.

 

 

{Часть 3. В кровати}

{Он – Нордманн}

Затем. Ради тятюшки Худа, кто же он такой, этот митрослужащий, некий водсочный король, в его елеянной сероватой парикслонке, со снегом у него во рту и каспийской астмой, да с таким тяжёлым сложением? Останки ферапонта и любвида! Чир Плавный, Хек Легший или МакРыбушка Добродышащий? На нём только его челогрелка и его влассенная стихарюшка со стричковатным камзолом, также его ноги одеты в носки двойной ширости, ведь он всегда должен уберечь от задуваний сон между парой полношерстяных парусинников словно в крынках корюшка. Может ли этот быть Мистра Нордманн, что держит наш отель? Клянусь голубыми, г-н О'Милуй, вы глядите преотлично! Геклоический защитник верхнеэтницист. Который лих как лыска и в то же пламя глуп как рыбка! Он сущий дырявить воплотитель, дублирующий существещи! Зато и очень хорошо денносозданный словообраз. Он ополчается на свою семью.

 

{Она – старая прачка}

А что это за тельце подле него, сэр? Такая танцевальсовка? С аями и яями? Её шальношлейф мешается ей, ойма! Смудри, ради роскоши дыма, как она льнёт к своей лампе! Как же, это старая назлобушка полнотёрка! В смысле, в смысле, вовсесмысле! Тучдувай мълнегръм! В Обь мне провалиться! С её субпругим, важным как пава, ласкдушенным, и её плотновидными дражайшими устами, хольлелейляля. Её стептанцевальница это тюрнюрнюр дуршлачный. Мне чайсосливилось с малость дивными дымами! Продавая сонцелительные средства для рьяных рывчонок, и рейхладные разливы для подспорья его пивным. Она исто пробовала похлюпки у Моста Отрубца, пока она не перепрыгнула бревно у Бурноустья. Теперь она подложила его голову под Топырскими Хоромами и обложила его грядущее у старой Линии Любви. И она просто та самая старая ломкрошка промачивания. Она даже полпалила свою власейю.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.