Заголовок 1 2 страница

Так, уже не юный мечтатель даже не заметил, как за это время прошло почти полтора часа, и как он успел перебраться из кухни в спальню на свою кровать. Он взглянул на часы и понял – пора собираться в филармонию.

Кто старое помянет…

Как гласит одна известная китайская мудрость: «Зачем идти, если можно ехать», – вот Роман и поехал на автобусе. Он, как обычно, сел у окна и тупо (или задумчиво) смотрел в него. Он наблюдал за сотнями пробегающих мимо него огоньками, человечков и вместе с этим предвкушал сегодняшний концерт.

Попутно Роман зарывался в свои мысли, но там по‑ прежнему не было ничего хорошего. Он вспомнил один давний случай с той самой девушкой.

Еще в колледже, он купил два билета на концерт: себе и ей. Играли брат и сестра – дуэт: гитарист и пианистка. Концерт прошел хорошо, музыка была хороша, но в тот вечер в зале чего-то не хватало – ее. Он звал девушку, взял билеты для двоих. Им досталось место на балконе, где как раз стояли два кресла рядом друг с другом как раз для них двоих. Но в день концерта девушка отказалась от похода, мотивировав отказ какими-то семейными проблемами (хотя оба они понимали, что этими проблемами был ее тогдашний молодой человек). Она сказала: «Я не могу, у меня семейные дела. Позови какую-нибудь девчулю. Я буду не против. ». Эти слова тогда были как ножом по сердцу, но он проглотил и это и все-таки пришел к ней (она жила не так далеко от его общежития при колледже). Шел он быстро, через сугробы, злясь и пыхтя от напряжения. Пришел. Тогда она даже не вышла к нему, а передала свой билет через окно – это было для Романа еще отвратительнее. Он тогда сильно разозлился и обиделся на нее, ведь в который раз она избегала его и пренебрегала им. Он был в смятении, подавлен, разрушен в очередной раз. Ему пришлось ехать одному, ведь больше он никого не хотел видеть. И возможно к его счастью, ему в какой-то степени повезло. Роман взял с собой два билета в надежде на то, что она все‑ таки опомнится и приедет. Но, увы, она так и не приехала. Вместо этого там он встретил одногруппницу, которая тоже приехала на концерт. К слову, там их было несколько и не только из его группы: туда приехали музыканты со всех учебных заведений города. Он вкратце рассказал ей о случившемся и ей стало его жаль. Они вместе шли на балкон: ее место тоже было там, но где‑ то в другой стороне. Он подошел к своему месту, где стояли два кресла и оба в уединении от всех. С них открывался отличный вид на сцену. Он все думал по дороге туда: что будет с ним, когда он увидит одно пустующее кресло, где должна была быть она? Он думал, что заплачет. И хоть тогда ему это показалось чересчур сентиментальным и инфантильным, однако, несмотря на это, когда он подошел к креслам вместе с одногруппницей – он резко заплакал. Роман быстро сел на кресло, закрыл лицо руками и стал плакать. Его подруга была в шоке и сразу же села вместе с ним, чтобы успокоить и утешить его. Так она с ним сидела весь концерт. Кто знает, что было бы с ним там и что после, если бы не его подруга. Тогда всё обошлось без жертв.

Когда Роман вспоминал об этом, то у него слезы наворачивались сами по себе. Но рыдать сейчас было некогда, да и не в таком месте – он почти приехал.

Вышел он на положенной остановке, которую ему подсказали карты в телефоне. Приехал, как обычно, заранее. Поэтому он не спеша побрел до филармонии. По пути, проходя через пешеходный переход, на слегка заснеженной улице, ему встретилась какая-то молодая парочка – парень и девушка, которые так гармонично связывались друг с другом.

Роман шел немного позади них, а они шли впереди, взявшись под руки, о чем-то болтали и в промежутках оба непринужденно смеялись. Внутри у Романа в этот момент что-то зашипело и закипело. Что это? Зависть из-за того, что у кого-то, быть может, есть искреннее счастье, а у него нет? Злость из-за того, что не смог забыть ту, которую так любит и так и не начал жить новой жизнью? Ненависть, отвращение к незнакомым ему людям, но таким счастливым хотя бы на первый взгляд? Роман был растерян и в недоумении. Он видел, как никто никого не скрывает и никого не боится. Он видел, как влюбленные могут свободно гулять, держаться за руки не боясь, что их кто-то увидит, будет осуждать обоих и другие неприятные вещи. У этой пары не было того партизанства, которое было у Романа с его любимой. Этой паре не нужно было прятаться по кабинетам колледжа или у своих некоторых друзей, чтобы побыть вдвоем и чтобы никто не узнал об их любовной связи: они были счастливы здесь и сейчас. Тот парень, который шел вместе с девушкой явно был не третьим лицом в чьих-то отношениях, он не оставался где-то там, на ненавистных задворках. Того же и хотел Роман – любить и быть любимым.

Значит завидовал? Да, определенно что-то такое было, но в то же время он был рад за них и хотел, чтобы у них все было хорошо. Его действительно радовали подобные пары, он ими умилялся и в какой-то степени переживал за их счастье. Ему хотелось, чтобы хоть у кого-то была такая же большая и сильна любовь, как и у него, но только в действительности, а не в вечных мечтах.

Через дорогу тем временем виднелась городская филармония. Он был уже очень близко.

Вот он вошел в нее, где с ним любезно поздоровались. Роман показал билет на входе, прошел в гардероб. Тут разделся, передал свое пальто гардеробщице, а та в свою очередь с ним любезно поздоровалась, дала номерок и забрала пальто. После он подошел к рядом стоящему зеркалу, посмотрелся в него, как он выглядит, опрятен ли (в таком-то месте). Оделся он строго: черные туфли, черные брюки, белая рубашка.

Тут Роман подумал, что до начала было бы неплохо сходить в уборную. Так он и сделал.

А пока ходил туда-сюда он надоумил себя, что может встретить кого-нибудь из школы, ведь среди коллег не только он интересовался концертами: большинство его коллег тоже очень любили ходить на подобные мероприятия. Так и вышло.

Когда Роман рассматривал висящие картины и портреты, развешанные по филармонии, он встретил Наталью Владимировну: преподавателя по сольфеджио. Это была чудная молоденькая девушка лет тридцати, которая всегда была божьим одуванчиком. Телосложением она чуть плотного, с коротенькими, но кудрявыми светлыми волосами, с круглым лицом, серыми глазками, а также с черной небольшой родинкой над верхней губой на правой стороне лица. На ней было вечернее платье серого цвета и такие же туфли.

Наталья Владимировна, увидев знакомое ей лицо, спешным шагом зашагала в сторону Романа Константиновича.

– Добрый вечер, Роман Константиныч! – крикнула она высоким голосом все еще спешно идя к нему.

– И вам здравствуйте, Наталья Владимировна! – ответил он ей и сделал пару шагов в ее сторону.

Они обнялись и, не закончив этого, Наталья вежливо поинтересовалась у Романа:

– Как ваши дела?

– Ох, даже не спрашивайте, – улыбчиво отмахнулся Роман, – весь в работе, да в работе. А вы как?

– У меня все хорошо, все как обычно: работа, дом, семья. Вот выбралась на концерт. Мне так захотелось послушать органную музыку вживую, а это нечастое удовольствие, знаете ли! – после последних слов Наталья проронила пару смешков. – Жаль только, что без мужа, – с легкой досадой произнесла она.

– Знаю, знаю, про орган-то. Поэтому я и здесь. А с мужем что, занят?

– Ох, – тяжело вздохнула Наталья, – работа же у него такая: врач скорой помощи. Против ничего не скажешь, а тем более при нынешнем нашем положении… Вы, думаю, сами все хорошо знаете. Я Родю понимаю, – проговорила она с той же досадой.

– Ночное дежурство, да? – утешительно спросил он ее, положа руку на плечо, и стал легонько поглаживать.

– Угу, – промычала она, – скорее вечернее.

– Ну что поделать, пандемия дело такое. А вы не расстраивайтесь, в следующий раз обязательно сходите вместе.

– Да, он обещал… Хорошо, что ночью он уже приедет, и мы точно найдем время друг для друга, – Наталья ненадолго задумалась. – Ну а вы что, Роман Константиныч, привели кого с собой? – вдруг резко оживилась и игриво спросила Наталья.

– Да нет, что вы, один, – с расстановкой и чуть улыбаясь, ответил Роман.

– Эх, Роман Константиныч! Такой мужчина, а все будто бы в девках! – смеясь, сказала она. – Простите, – все еще посмеиваясь. – То ли вы никого не ищете, то ли вас никто не берет, а последнее совершенно незаслуженно и несправедливо, прошу заметить! – как бы грозила она пальцем.

– Эх, если бы все было так просто, Наталья. А, может, это я все перебираю, да никак выбрать не могу, – задумчиво сказал Роман.

– Ой, знаете, как говорят: «Лучше быть с тем, кто тебя любит». По аналогии: стерпится – слюбится.

– Да слышал я такое, даже пробовал раз, но ничего не вышло. Да и не верю я в это. Возможно, я для этого еще слишком молод, чтобы любить без любви.

– О да, в этом точно что-то есть. Я, честно признаться, тоже в это не верю, – произнесла она, как бы немного сконфузившись.

– Ну, вот и я о том же, – и выдержав короткую паузу, Роман спросил: – А вы своего мужа любите? – прямо в лоб говорил он Наталье, что та даже немного испугалась.

– Люблю, конечно, – воодушевленно сделала заявление Наталья. – Я жизни без своего Роди не знаю! – мечтательно сказала она, подняв голову вверх, а руки опустила вниз и сделала из кистей замочек и немного как бы помяла его.

– Такие, как вы дорогого стоите. Да что там, пожалуй, бесценны, – очень важно заметил Роман, – да еще и так красивы!

– Ой, ну что вы, полно вам! – засмеялась и слегка засмущалась Наталья.

Тут они оба обратили внимание на часы, висящие на стене, которые показывали, что через каких-то семь минут заиграет маэстро. Пора!

Наталья и Роман поспешили в зал занимать свои места. Они не договаривались заранее, но так получилось, что их места находились друг от друга на расстоянии двух кресел. Сели каждый на свои места. Стали ждать, пока подойдет народ. В ожидании начала Роман осматривал большой, глубокий зал, сцену, где стояла ужасно больших размеров махина (орган), с кучей торчащих из нее страшных труб, всяких ручек и изобилием клавиш как на клавиатуре, которых, к слову, было несколько стоящих по вертикали, так и на полу под ногами. «М-да…» – подумал тогда Роман. – «…Сколько же нужно мастерства, чтобы управиться с таким инструментом… Или нужно быть осьминогом…» И может это будет глупо или странно, но в какой-то степени этот инструмент пугал его. «…Таким инструментом только умертвлять, да дорогу в могилу заказывать…» – думал он снова. Еще складывалось такое впечатление, что вот-вот на сцене разыграется какая-нибудь трагедия и кого-нибудь похоронят под аккомпанемент «страшного инструмента».

А вот народ уже подошел. Так вышло, что к тем пустым креслам никто не пришел, поэтому Наталья Владимировна решила сесть вместе с Романом. Он не стал ей отказывать.

Так прошло еще немного времени, и концерт начался.

Трагедия маленького человечка

Прошло уже чуть больше полутора часа с начала концерта. Было ясно, что он подходит к завершению. Органист играл отлично. Было видно, что он отдается процессу полностью. Было понятно, с какими глубокими чувствами он играл, как будто писал всю эту музыку сам совсем недавно и переживал все это на собственной шкуре.

Музыка же была действительно оглушающей. Орган ревел, гудел, от чего дребезжали окна, стекла, кресла. Ходуном ходила вся фурнитура, весь зал и даже публика дрожала и преклонялась перед этим страшным, но могучим инструментом. Последним, что играл музыкант, было «Токката и фуга в ре минор». Пожалуй, это было одно из самых захватывающих произведений в этот вечер (как и, пожалуй, одно из самых известных).

Что Роман, что Наталья, что другие люди в зале слушали все с придыханием и предвкушением. Роман уже слушал ее ранее, но вживую на органе никогда. Для него это был очень волнительный момент. Он чувствовал каждую ноту и каждый аккорд своим телом и душой, его пробирало до самых глубоких глубин. В этой музыке он уловил трагедию, трагедию любви.

На протяжении всей композиции ему представлялся маленький, но горячо и безумно влюбленный человек. Роман видел и чувствовал, как он бежит по этой трагичной любовной линии к своей любимой и с каждым шагом ему становится все труднее и больнее. Он представлял, как этот человечек натыкается на острые ножи, перепрыгивает через пропасть, путается в колючей проволоке, а потом выпутывается и бежит дальше. Этому человечку нужна любовь, ему нужно одно – это она и он готов пойти ради нее на все: на мучение, страдание, даже смерть. А она, в свою очередь, казалась все дальше от него, но человечек все бежал, бежал и бежал сломя голову. Так ли это было нужно? Стоило ли это того? Скорее человечку, как и Роману, было решительно все равно. Они избрали свою участь – любить до конца только одну женщину. Человечек, как и Роман, хотят искренне любить и обладать ею чего бы это ни стоило. И вот уже практически в самом конце композиции, на последних аккордах и нотах маленький человечек делает последние шаги, последние выпады, прыжки в сторону своей любимой. Она, кажется, так близко и осталось только протянуть руки и все, вот она. Но тянет ли она свои руки к этому человечку? Роман не знает, что об этом думать. От одной только подобной мысли ему становиться и тошно, и больно, и ком прибивает к горлу. Хочется кричать и плакать.

Звучат последние ноты и аккорды. Все рушится. Какая трагедия. Маленький человечек падает в темную пропасть, в глубины глубин. Он тянет руки наверх, но их, увы, никто не берет в свои. А он все падает, падает и, задрав голову к верху, смотрит туда наверх с какой-то последней надеждой, что сейчас его кто-то вытащит и спасет от этой страшной гибели, что это будет она. Но нет. Маленький человечек падает и погибает страшной и одинокой смертью, а в этот момент в реальном времени музыкант держит устрашающий аккорд на клавишах страшного и величественного инструмента.

Музыка затихает. Наступает оглушительная тишина, на которую в следующее мгновение обрушивается буря аплодисментов стоя и криков: «Браво! » Маэстро же встает и раскланивается. Кто-то бежит к нему дарить цветы, а кто‑ то просто так и стоит и аплодирует в неописуемом восторге. Одним из таких людей был Роман, у которого на глазах выступили слезы, а в его душе бушевал ураган самых разных эмоций, чувств и впечатлений. Он достал из кармана платок и стал подтирать скатывающиеся по его щекам слезы. Наталья это заметила, но пока что ничего про это не сказала, а только молча изумилась такому тонкому чувству искусства.

Роман и Наталья покинули зал, вышли к гардеробу. Там (как это обычно бывает после окончания концерта или же любого другого выступления) толпится куча народу, да еще и стоит громкий гул голосов людей, которые очень бурно обсуждают сегодняшний концерт и делятся своими впечатлениями. Среди них были и Роман с Натальей, но они решили не толпиться в очереди, а остались ждать в стороне, пока вся эта гулкая масса рассосется сама собой.

Идя в гардероб, они уже переговаривались между собой, и Наталья снова начала повторяться:

– Я повторюсь снова, простите, но Боже, это было просто великолепно, шикарно! – с восторгом говорила девушка.

– Да, абсолютно точно, я полностью с вами согласен, это было филигранно, я в неописуемом восторге!

– Как я вас понимаю, Роман Константиныч…

Они оба некоторое время помолчали, а потом Роман сказал:

– О, кажется, в очереди стало свободно. Я схожу за вещами, – обратился он к Наталье, предлагая остаться той посидеть, отдохнуть на скамейках пока он сам принесет все вещи.

Наталья была польщена и согласилась дать свой номерок ему.

Роман оперативно забрал вещи и принес их Наталье. Они не спеша одевались, попутно о чем-то болтали. Роман помог ей одеться, той снова стало лестно. Наталья снова засмущалась.

Далее они вышли на улицу, где уже стояла темнота. Понемногу сыпался мокрый и холодный снег. Складывалось такое впечатление, что кто-то плачет. Может быть дождь начал идти?.. Вообще, иногда казалось, что в этом городе всегда (зимой) идет снег: как только не выйдешь на улицу – то снег. В общем, коллеги решили надолго не задерживаться на улице и собрались сразу разъезжаться по домам. Конечно же, Роман предложил проводить Наталью до ее остановки и посадить на автобус. Та уже не знала, куда деваться ей от такого внимания, но не стала отказывать и была еще раз польщена обходительностью и трепетностью, казалось бы, к мало знакомому и ничего не значащему человеку.

Пока они шли, Наталья Владимировна стала кокетничать и расспрашивать Романа Константиновича:

– Знаете, Роман… можно просто Роман?

– Конечно, Наталья, все-таки не чужие люди.

– Ах, хорошо… – заулыбалась она. – За все то время, пока я работала с вами я и не знала, что вы такой… Что вы настолько… чуткий, чувственный. И не только по отношению к музыке, а вообще…

– Так ли не знали? – вопросительно улыбался Роман, обращая взор на Наталью.

– Ну да, просто как-то до этого момента не довелось. Я, конечно, представляла, предполагала, считала, да и все мы вас считаем крайне положительным человеком, но мы… я не могла представить, что вы такой, настолько… А сейчас я прочувствовала все это на себе и это просто удивительно. Как бы мне хотелось рекомендовать вас всем одиноким девушкам, которые так жаждут такого внимания и обращения к себе… А как вы любите я и представить уже боюсь…

– Правильно, бойтесь. Лучше не надо об этом воображать, – с какой-то холодностью ответил Роман.

– Простите, может я сказала что-то лишнее…

– Нет, ничего. Все хорошо.

– Наверное, я не знаю, о чем говорю, да? Вы сказали это не просто так…

– Возможно… Не забивайте себе этим свою светлую и прекрасную головушку, Наталья.

– Ах, да что вы… Но неужели вы никого не любите или вам никто не нужен? Неужели вы никому не нравитесь? Как вас может кто-то не любить? Кому может быть не нужно то, что вы можете дать? Я думаю, что все это не справедливо по отношению к вам точно.

– Я тоже иногда об этом думаю, но только толку от этого мало, – и выделил слово: – «зеро», как говориться.

– Ох, кажется, я начинаю что-то видеть. Что-то такое, что пугает меня. Мне вас жаль, Роман. Я искренне желаю вам всего хорошего и найти покой в этом мире, – говорила Наталья, когда вместе с Романом подходила к своей остановке.

– Спасибо, спасибо. Но жалость мне ни к чему.

– И все же я желаю вам всего хорошего… – Наталья вдруг огляделась. – Кажется, мой автобус!

Они оба обнялись на прощание.

– Спасибо вам, Наталья, за вашу компанию и теплоту, что дали мне в этот холодный вечер. Я сохраню все до конца этого дня и до утра.

– Ох, всегда пожалуйста, Роман. Вам спасибо за все. Не болейте! – помахала Наталья рукой и немного отошла от Романа дальше и ближе к автобусу.

Наталья побежала к автобусу, а потом, уже на пороге, развернулась, оглянулась назад. Роман все еще стоял, провожая ее взглядом. Она этого не ожидала. Она послала ему воздушный поцелуй, который он поймал и с улыбкой прижал к своему сердцу. Наталья, улыбнувшись, зашла в автобус и уехала.

Сразу, когда Наталья скрылась с глаз Романа, он убрал улыбку с лица. Что-то закипело в нем и снова зашипело. Он начал злиться ни с того ни с сего. И к чему был этот разговор он не мог понять. « …жаждут такого внимания… а как вы любите… боюсь представить… несправедливо… мне вас жаль…» – все это обрывками звучало в голове Романа, пока он шел на остановку и ехал домой в автобусе. В справедливости ли дело? Наталье ли об этом судить? Нет, любовь несправедлива, любовь беспощадна, любовь – это что-то нелогичное, эфемерное, не поддающееся законам, нечто парадоксальное и жестокое. А может быть это как игра, например, в казино или русскую рулетку, где нужна удача, где тебе самому нужно быть чем-то эфемерным и нелогичным. Интересная же получается эта игра в русскую рулетку, где в убойном револьвере с барабаном на шесть пуль заряжены лишь пять и шанс на благоприятный исход только один и еще неизвестно каким он будет. Может быть все вышло наилучшим образом, и свой выигрыш Роман еще получит и ему воздастся за его страдания, которые, быть может, являются ожиданием очереди в кассе. А может быть и так, что все это является ожиданием, пока выпущенная пуля достигнет мозга и счет снова будет в пользу любви. Однако же, долго летит эта пуля: она все еще проходит через кожу и плоть, продолжая причинять боль. Роман действительно был бы только рад, когда пуля, наконец, пробила череп и уничтожила мозг. Тогда бы все страдания прекратились, а иначе Роман, вот уже, какой год был с болью на «ты». Но зачем же тогда ему жить? Наверное, для того, чтобы все-таки познать искреннюю и взаимную любовь, ведь надежда в нем еще теплилась. В этом и был смысл его последних лет после университета… А, пожалуй, даже еще со времен колледжа – это она – любовь.

Рассуждениям Романа пришел конец тогда, когда он приехал на свою остановку и неспешным шагом пошел домой, приняв на себя удрученный вид.

Внезапно пока он шел, ему в голову пришла мимолетная мысль о том, чтобы что-нибудь выпить. (Роман, конечно, не являлся сторонником того, чтобы заливать алкоголем свое горе или какие-либо другие проблемы, а тем более прибегать к наркотическим веществам, полагая, что это бы значило сдаться, сломаться, опуститься на самое дно, социальное дно, в котором нет выхода, нет решения, а, возможно, мимолетное утешение, после чего все начиналось бы снова: он не хотел превращаться в животное, которое живет оправданиями. )

И все-таки Роман шел в магазин за пивом, чтобы хотя бы на один вечер облегчить себе жизнь. Все равно выпивал он нечасто и мало. Пиво, кстати, было единственным, что он мог пить (водку или что-то подобное он просто терпеть не мог). Он взял две бутылочки средней крепости и пошел на кассу.

– …Маску надеваем, пожалуйста!.. – донесся голос девушки кассира с другой кассы: она обращалась к другому молодому человеку.

Там Роману вдруг предложили купить еще сигарет, но он вежливо отказался – он не курил. К слову, курение он не понимал, как и не жаловал курящих людей, но плохими они от этого в его глазах не становились. Да и курить Роману было вредно, так как деятельность не позволяла. Он просто купил пива и пошел домой.

Все так же на подходе он осматривал окрестности, все так же ступал по тем же ступенькам, аналогично открывал дверь, заходил в квартиру и так же аналогично закрывал ее за собой. Роман включил свет, поставил пиво рядом на тумбу, разулся, снял и повесил пальто и уже в предвкушении хотел пойти включить музыку, чтобы в своей свойственной и только ему понятной атмосфере насладиться музыкой вместе с напитком, как вдруг он почувствовал что‑ то неладное. Ему показалось, что его кожу стал гладить холодный воздух. Но необычный, а какой-то мертвый, какой бывает на кладбище среди могил. Вскоре он ощутил это по всей квартире, и казалось, что веял он из кухни.

Роман, конечно, был не из пугливых, но это ввело его в какой-то ступор и недоумение – он насторожился.

Смельчак пошел к двери ведущую в кухню и подумал, что, может быть, он забыл закрыть окно. (А ведь точно, днем он оставил его приоткрытым, но откуда такое странное чувство?.. )

Роман Константинович подошел к двери и стал медленно ее открывать, но то, что он увидел, повергло его в шок. Про себя он даже выругался, проговорив несколько непечатных слов. Он увидел призрака…

„Как в живом может быть столько мертвого, – а в мертвом может быть столько живого? “
Константин Васильевич Чаюк

Глава Ⅱ

Ночь живых мертвецов

Оставь страх, всяк меня встречающий…

В самом деле, на кухне Романа за его столом на стуле преспокойненько себе сидел немного прозрачный, кажется, бледный, слегка излучающий свет призрак. Это была на вид среднего телосложения, молодая, симпатичная девушка с небольшой грудью, в каком-то летнем ярком сарафанчике, но в таком блеклом и потускневшем (скорее всего из-за прозрачности). Можно было понять, что она высокого роста по ее длинным ногам. Была она, кстати, босая. Лицо было овальным, с остреньким подбородком и немного впалыми щеками. На лице были маленькие, аккуратненькие, но немного пухленькие губки, которые были тускло-синего цвета (такого мертвого, какой бывает только у покойников). Курносая. У девушки были большие и длинные ресницы, контур которых все же был уловим, несмотря на прозрачность. Глаза одновременно были страшным и по-своему завораживающим местом: мертвые, но такие красивые (зеленые, что ли), при взгляде в которые охватывал сладкий и прохладный ужас. У нее были очень длинные волосы, примерно ниже поясницы и казалось, что они уходили в никуда. Возможно русого цвета. Но скорее всего из‑ за прозрачности они казались то ли пепельного, то ли седого цвета. Такого же неведомого русого или седого цвета были тонкие изящные бровки.

Девушка спокойно сидела на стуле, сложив ногу на ногу и положив руки крестом на коленке, была абсолютно спокойна и не выражала даже недоумения. Она не сразу обратила внимание на вошедшего Романа, а лишь спустя пару секунд, как будто он был чем-то пустяковым и маловажным: совершенно обычной и элементарной вещью. Роман в свою очередь в шоке смотрел на диво дивное, не говоря ни единого слова. В итоге, немного погодя, они оба уставились друг на друга и Роман все также сверлил взглядом девушку, которая все также спокойно смотрела уже ему прямо в глаза. Но в какой-то момент ее лицо и взгляд стали выражать недоумение, какое обычно бывает от того, что тебя кто-то так пошло и некрасиво сверлит взглядом (ну конкретно пялится).

Нависшее молчание прервала незваная гостья, которая спокойным и нежным сопрано спросила:

– Ну и что вы так на меня смотрите? Точно восставшего из мертвых увидели. Не пяльтесь же так! – говорила она со всей серьезностью.

– Я… А вы… – пытаясь что-то выдавить из себя, Роман стал искать рядом рукой, на что можно было бы опереться.

– А вы, я полагаю, хозяин этой квартиры?

– Да…

– Так что же вы как не родной-то ей-богу?! присаживайтесь! – бойко заговорила она, приглашая руками на другой стул возле стола.

Роман покорно подошел и сел на стул, дивясь самому себе и, выдержав небольшую паузу, осторожно спросил:

– Мне кричать?

– Да, конечно! Громко и срывая голос! – весело захохотала девушка.

Роман совсем сконфузился и потерялся.

– Не понимаю, мне ужаснуться или смеяться вместе с вами?.. Вы кто? – все также недоумевал Роман.

– Я-то? – хихикнула она. – Призрак. Разве не видно?

– Да видно, вроде… Но как?.. Не может быть, не может быть… – в этот момент Роман встал, схватился за голову и стал ходить по кухне, говоря: – я схожу с ума, я схожу с ума…

– Да бросьте вы! – выпалил призрак. – Вы для меня тоже открытие, – подмечал он.

– Нет, нет, нет, нет… не может быть… Я. Вы. Мы. Но… Призрак?.. У вас есть, может быть, имя?

– Может и есть. А к чему вам это? – спросила девушка, сделав подозрительный взгляд.

– Да как-то неудобно же, как мне кажется. Неинтеллигентно получается… Согласитесь?..

– Пожалуй, пожалуй… – задумалась девушка. – Елизавета. Можно просто Лиза, – в этот момент она протянула руку.

– Роман Константинович. Можно просто Рома. Очень приятно познакомиться?.. – вопросительно проговорил Роман последние слова и протянул руку Лизе.

Лиза коснулась его, и у них даже получилось рукопожатие, но ощущение было мертвым – никаким.

– Ох, благодарю, – с каким-то облегчением начала говорить Лиза, – а то я уже начала чувствовать себя так неловко. Искренне прошу прощения, если сильно напугала вас.

– Да ладно, ничего страшного, прощаю.

– Ничего страшного? – начала хихикать Лиза. – Видели бы вы свое лицо, когда только увидели меня, – и снова начала хихикать.

– Ну, уж извините меня. Я не каждый день имею честь видеть призраков. А вы, например, с живыми часто встречаетесь? Вам не страшно?

– Признаться – нет. Но вы – живые – хотя бы на мертвецов не похожи. С другой стороны, у вас такой болезненный вид… Думаю, мы бы неплохо с вами смотрелись, – немного заулыбалась Лиза. – К тому же вы такой бледный и худой. Буквально одни кожа да кости, что сами смахиваете на мертвеца.

– Ох, я часто об этом слышу и с этим, конечно, нельзя не согласиться. Однако больше, чем снаружи я мертв только внутри, – проронил Роман вместе с последними словами и улыбку.

Лиза после этого расхохоталась, задрав голову назад, а потом обратилась к Роме:

– Тогда мы точно с вами поладим, Рома! Внутри, как вы можете видеть, у меня ничего нет: я тоже бесповоротно мертва.

Удивительно, но такая неожиданная и, казалось бы, пугающая встреча превратилась в очень веселую, а вскоре и в приятную беседу. Оба они уже спокойно сидели друг перед другом и интересовались, откуда они вообще взялись каждый в своей жизни… а у кого-то в смерти.

– …Но как же вы? Кто вы? Откуда вы? – в предвкушении вопрошал Рома Лизу.

– Ох, – тяжело та вздохнула, – как бы сказать, – стала она думать, и, видимо, вспоминать. – Я смутно помню то, что было ранее. Скажем: я помню каких-то мужчин, женщин, ребятишек, город, еще один город, одно время, потом другое время. Кажется, что все и ничего одновременно. Так что я уже точно не могу сказать: откуда я, кто я. Помню, что зовут меня Елизавета, а полное имя не помню. Припоминаю, что была учителем в какой-то школе, а может и не в одной… О, вспомнила! – воскликнула она. – Я была учителем русского языка и литературы.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒