Заголовок 1 9 страница

Когда же Роман проходил мимо вахты, то наткнулся на вахтера. Та посмотрела на него неодобрительно. Стала ругаться полушепотом.

– …Так, вы, откуда…

Рома так же отвечал полушепотом.

– …От Владимира Вольфовича…

– …Вы че там делали так долго?..

– …Терапия…

– …Терапия?!..

Роман неловко стоял, молча хлопая глазами, выслушивая.

– …Вы пропустили прием лекарств…

– …Виноват…

– …Еще бы не был виноват… Вот, сюда… – вахтерша указала на свой стол, куда поставила маленький стаканчик с таблеткой внутри и емкость с водой. – …Пейте…

Роман послушно подошел и выпил таблетку. Сглотнул.

– …Рот открывайте… Проглотили?.. – вахтерша начала в этот момент смотреть на рот Романа.

Роман так же послушно открыл рот, куда заглянула вахтерша.

– …Ага… Идите в палату – отбой…

Роман с долей язвительности поклонился и стал уходить.

– …Ты еще поязви, артист погорелого театра!.. – ругалась полушепотом вахтерша.

Так Роман вернулся к себе в палату, где уже было темно, и лег на не самую удобную койку. Потом нагнулся под кровать и выплюнул туда полурастворившуюся в воде и слюне таблетку. Потом растер шлепком, чтобы все впиталось и не было следов. Про себя подумал: «…Я не псих… Может так будет лучше…»

Роман устроился на кровати как можно удобней, но все равно ощущал дискомфорт. Когда все в клинике замолкало, то атмосфера становилась давящая. Большего дискомфорта нагоняли другие пациенты: кто-то, храпел, кто-то издавал мешающие спать звуки, кто-то качался на койке как ребенок, от чего койка ходила ходуном и неприятно поскрипывала.

Но, тем не менее, Роман лег и сразу попытался уснуть. Он повернулся набок и закрыл глаза. Потом стал рефлексировать над всем тем, что сказал ему Владимир Вольфович. Через какое-то время он уснул.

Прости. Прощай. Привет.

– Подъем! – громко крикнул санитар и постучал по двери.

Среда. Время было ровно восемь утра. Роман Константинович проснулся вместе со всеми как раз от крика санитара. Он встал, обулся и стал заправлять кровать. Потом шел умываться, а немного погодя завтракал.

Пока в обычном порядке для клиники проходило утро, Роман все еще вспоминал, обдумывал все то, что говорил ему Владимир. Вместе с этим он вспоминал и сон, который снился ночью. Там к нему приходил призрак умершей женщины. Она едва ли была похожа на Лизу. Этот призрак сладким, но крайне пугающим голосом взывал к Роману: звал за собой и спрашивал, когда он придет. Говорил призрак и о том, как тоскует по Роману. Сам же он бегал от этого призрака по каким-то тесным лабиринтам, в которых толком не было света. Ее голос становился все громче, но самое страшное для Романа началось позже. Призрак в итоге догнал или перегнал Рому, когда тот вписывался в один из следующих поворотов. Он завернул за угол, и на секунду появилась белая вспышка, которая ослепила его. Сразу же после нее перед Ромой появилось ужасное лицо мертвой женщины крупным планом. Оно и так выглядело подобно трупу, но потом быстро начало разлагаться прямо у Ромы на глазах: стали выпадать окровавленные желтые и черные зубы, клоки волос, кусочками отслаивалась кожа с плотью, а потом начали вытекать глаза. Скоро лицо призрака оголилось до черепа, в котором остался только язык в слюнях и крови. Потом беззубые челюсти раскрылись еще больше, из которых грудным ужасающим басом доносились слова: «…Где ты, любимый?.. », «…Мое сердце так тоскует!.. », «…Я так скучаю!.. ». Потом язык пытался облобызать губы, лицо Ромы, пока тот кричал в ужасе. В какой-то момент ему показалось, что этому не будет конца. Но неожиданно вокруг раздался громкий крик: «…Подъем!.. » – это был тот самый санитар.

Роман потом какое-то время думал: «…Оказывается, что сны и такими бывают… Ну спасибо, Лиза… Так ты меня ждешь?.. Может быть, Владимир был прав… Нужно забыть вообще обо всем, а иначе буду как Лиза – труп…»

Сразу после завтрака Романа отправили на перевязку и обработку рук. Дело было недолгое, чуть меньше получаса. Потом, когда он ходил после процедур по отделению, разминая ноги, его окликнула вахтерша.

– Кто Сердцев Роман?

– Я! – погромче сказал Рома, разворачиваясь к вахтерше.

– Ага… Вас Владимир Вольфович вызывает. Сейчас санитар проводит, – вахтерша следом окликнула санитара где-то за стеной. – Станислав Игоревич! Проводите пациента до Владимира Вольфовича!

После этого вахтерша забыла про Романа и вернулась к своим делам. Роман же подошел поближе к вахте и почти сразу же пришел санитар.

– Вы, значит? – как-то по-заводному обратился санитар к Роману. – Пройдемте-с, – сказал он и шлейфом повел Романа за собой.

Вскоре Роман пришел в кабинет к Владимиру, и у них завязалась короткая беседа на прощание.

– Доброе утро, Роман Константинович, – сказал Владимир и протянул для рукопожатия руку Роману.

– Доброе, Владимир Вольфович, – сказал Роман, тоже протягивая руку Владимиру.

После приветствия с рукопожатием оба сели за стол на кресла.

– Как спалось, Роман Константинович? – спрашивал Владимир, при этом шелестя в небольшой кипе бумаг на столе.

– Вполне неплохо, да. На море был… – говорил Роман с невозмутимым видом.

– Хм… Море… Море – это хорошо, – немного отвлеченно говорил Владимир все еще шелестя в бумагах.

Меньше, чем на минуту над обоими нависло молчание, после чего Владимир обратился к Роману:

– Итак, что мы имеем. Здесь у меня лежат бумаги, со всеми документами, диагнозами и прочим. Подписи проставлены – кроме вашей. Это последнее, что нужно сделать, и вы свободны.

– Все так просто? – не без удивления говорил Роман.

– Тю, ну вы что? Я же главный лечащий врач! Для меня нет ничего невозможного в этой клинике.

– Похоже… Но… Как я поеду домой? У меня и денег, одежды, наверное, нет. Да и выгляжу я сейчас не фонтан.

– Все у вас есть, Роман Константинович. Одежду в той больнице постирали и передали сюда еще тогда. Ну а денег я дам, не переживайте. Держите, – Владимир протянул Роману пять сотен рублей. – Езжайте на такси, а я вызову.

– Спасибо, конечно, – говорил Роман немного неловко, когда брал деньги. – Но мне будет как-то неудобно…

– Да ладно. Хорошему человеку не жалко.

– Спасибо.

– Всегда пожалуйста.

– А вы и адрес мой знаете?

– В бумагах же написано.

– А.. Ну да…

– Подписывайте, – сказал Владимир, протягивая бумаги Роману. – Можете перечитать. Хе-хе…

– Почему-то – верю.

– Ну, это хорошо.

Роман подписал бумаги своей росписью с витиеватой закорючкой.

– Хорошо, – сказал Владимир. – Итак… Дам вам краткий экскурс, так сказать. Есть у нас в городе очень хороший психолог, да и женщина чудная…

– Женщина?..

– Ну да… Но суть не в этом. Я с ней давно в неплохих рабочих отношениях и знаю ее, как специалиста в своей области. Я уверен, что она вам поможет. Договорился с ней на прием для вас. Сегодня, в четыре часа дня. Так что езжайте домой, приводите себя в порядок, а потом к вашей спасительнице. Хе-хе. Ну а адрес талон и так далее – найдете в папке. Дома посмотрите.

– Это вы мой спаситель.

– Да ладно. Мое дело малое, а вот она вашу душу вылечит.

– Ну… Как скажите…

– Вот и чудно, – Владимир после этого стал паковать бумаги.

Какое-то время Роман просто сидел, пока Владимир не закончит формировать небольшую папку с бумагами.

– Ну, вот и все, держите, – произнес Владимир, передавая папку Роману через стол.

– Благодарю, – Роман взял папку.

– Будьте здоровы, – Владимир потянулся за телефоном. – Сейчас вызову такси… А вы пока погодите, посидите здесь.

Владимир вызвал такси, которое приехало примерно через пятнадцать минут. Там сказали, что подождут у главных ворот. В ожидании же Роман и Владимир успели перекинуться парой слов. А после всех ожиданий оба пошли к выходной двери прощаться.

– Что ж, Роман Константинович. Будем расставаться. Даже жаль… Но – желаю вам удачи, – говорил Владимир Роману, протягивая руку.

– Да… Спасибо вам. Может быть, вы мне помогли даже больше, чем я могу себе представить, – говорил Роман в рукопожатии, добавив: – Я вам что-нибудь должен?

– Ну что вы, Роман Константинович. Единственное, чем вы мне можете отплатить – это выздороветь.

– Ну… Хорошо, – улыбчиво говорил Роман, а потом добавил: – Ну, вы точно Воланд. Я не мог не сказать…

– Хе-хе. Забавно… Но ладно. Еще раз удачи Роман Константинович. Забегайте если что! – все еще в рукопожатии.

– Конечно! Ха-ха… Ауфидерзейн!

– Ауфидерзейн! Ха-ха!

После этого Роман и Владимир отпустили руки и попрощались. Владимир остался в кабинете по своим делам, а Роман пошел на выход.

Своих вещей у Романа в клинике, конечно, не было. Все время, пока он собирался, а потом и уходил из клиники, то все это сопровождалось странными или же неодобрительными взглядами со стороны большей части персонала. Жаль, еще было, что пальто и ботинок из одежды не оказалось. Но хорошо, что шлепки отдать согласились: ведь не с голыми же ногами человека отправлять. Еще было непривычно и дискомфортно надевать одежду, которая какие‑ то дни назад была в собственной крови, хоть сейчас она была чистой и неплохо пахла. Где-то в кармане джинс лежали ключи от квартиры и совсем немного мелочи.

Роман вышел на улицу в шлепках, джинсах и рубашке. Было холодно, но он без особых трудов стерпел. К тому времени солнце уже почти встало в полную силу, и было светло. Воздух был крайне свежим. Снег пока не шел…

Потом Роман вышел через главные ворота и пошел к машине, на которой так и было написано: «Такси». Заходя в нее, водитель такси был удивлен увидеть человека в таком легком виде, но промолчал и спокойно повез Романа по заказанному ему адресу.

Вскоре, где-то к двенадцати утра, Роман Константинович был доставлен по адресу. Он расплатился и аккуратно вышел из такси. Довезли до подъезда, поэтому идти уже было недолго. Меньше чем через минуту Роман уже был у квартиры и открывал ее ключом. Потом зашел в нее и на него начали небольшими волнами накатывать воспоминания о былом. Особенной волной была та, что накатила на него на кухне, когда он пришел туда и стал всматриваться в пол. Он представлял себя лежащим на полу в луже крови с присоской в виске, где рядом плавал нож, а на столе лежали записки. Как Владимир Вольфович и говорил: кровь была начисто вымыта.

После волн воспоминаний, которые Роман постарался вскоре отогнать, на квартиру напала немного тревожная тишина. В ней Роман, хоть и в некотором дискомфорте, но пошел приводить себя в порядок. И чуть меньше чем через час он был готов. Единственное, что было проблематично – это мыться с руками. Он решил их не задевать водой, но, естественно, помыть все остальное. «…Завтра нужно будет сходить в травм пункт на перевязку…» – подумал как-то Роман. Ну и конечно он побрился и еще раз почистил зубы уже не непонятной одноразовой щеткой, а своей. «…Да… Все-таки психиатрические клиники, места… незавидные…» – как-то подумал он.

Теперь, когда Роман был во всеоружии, то он решил посмотреть адрес и талон, что выдал Владимир Вольфович. А пока смотрел, то поставил чайник. Сел он как раз рядом с плитой и начал рассматривать бумаги, говоря сам себе вслух.

– Так… Наименование организации. Туда-сюда… Адрес: улица Светская дом 31. Талон: на 16: 00. А чего он имени ее не сказал… Ага, вот?! – Рома удивился и слегка напрягся от увиденного. – Елизавета Павловна Котова… Опять Лиза, – последнее Рома пробурчал. – Ну ладно. Лиза так Лиза. Чего бухтеть-то?..

Чайник скоро закипел, и Роман заварил чай. Пока он пил, то время немного перевалило за два часа дня. Нужно было собираться и ехать к психологу на прием. Конечно, перед тем как ехать, то Роман переоделся в менее «окровавленную» одежонку: голубые джинсы и бежевая кофта. Через какое-то время Рома вышел из квартиры.

На улице погода стала еще приятней. Казалось, что солнце светило ярче, что воздух стал свежее. Странным было то, что снег до сих пор не шел… Весь прах уже развеяли по ветру?

Роман знал, какой автобус ему нужен. Он подошел к остановке и стал ждать транспорт. Пришел автобус, к счастью, довольно скоро, а еще лучше, что в нем были свободные места. Поэтому он как обычно сел у окна, перед этим не забыв надеть маску и расплатиться за проезд.

Ехать нужно было порядочно, более получаса. Поэтому Рома без задней мысли уставился в окно, наблюдая за все тем же безумным потоком жизни. Поминутно он вспоминал стихи, рассказывая самому себе, или песни, пропевая самому себе. И большую часть пути его ничего не отвлекало, но незадолго до подъезда к своей остановке у водителя в магнитоле заиграла неожиданная для Романа песня: «Я хочу быть с тобой» группы «Nautilus Pompilius».

«…Что это за странная случайность: когда ты что-то чувствуешь, то под твое чувство обязательно где-нибудь сыграет как раз та песня, музыка, которая ударит в самое сердце, проникнет прямо в душу? И ведь никак не поспоришь…» – подумал Роман про себя, когда начал осознавать происходящее.

В песне же были такие куплеты, которые пропевал Роман:

Я пытался уйти от любви,

Я брал острую бритву

И правил себя.

Я укрылся в подвале, я резал

Кожаные ремни,

Стянувшие слабую грудь.

Твоё имя давно стало другим,

Глаза навсегда

Потеряли свой цвет.

Пьяный врач мне сказал –

Тебя больше нет,

Пожарный выдал мне справку,

Что дом твой сгорел.

Я ломал стекло,

Как шоколад в руке,

Я резал эти пальцы за то, что они

Не могут прикоснуться к тебе.

Я смотрел в эти лица

И не мог им простить

Того, что у них нет тебя

И они могут жить.

А припев звучал так:

Я хочу быть с тобой,

Я так хочу быть с тобой,

Я хочу быть с тобой,

И я буду с тобой

В комнате с белым потолком,

С правом на надежду.

В комнате с видом на огни,

С верою в любовь.

Но это лирика. Песня проиграла, оставив осадком у Романа странное чувство, которое не покидало его еще какое-то время. А немного после этого он уже подъезжал к своей остановке. Он вышел из автобуса и пошел до психолога.

Приехал Роман, как обычно, заранее. Поэтому еще минут сорок ждал своего времени. Сидел он прямо напротив кабинета на котором было написано: психолог «Елизавета Павловна Котова». Пальто он уже снял и положил рядом с собой: гардеробом пользоваться не стал. Так и остался в джинсах и кофте. Занимал же Роман себя рассматриванием висящих на стене разных рисунков, брошюр и прочего.

Примерно за десять минут до того, как подходило время Романа, то из кабинета психолога вышла молодая на вид девушка. Она выглядела довольно спокойной и умиротворенной. На Романа же она внимания почти не обратила и скоро ушла на выход. Это был посетитель, которого назначили до Романа. А секунды спустя из кабинета выглянула другая женщина, открывая себя с головы до груди: с маской на лице, длинными темно-русыми волосами, спокойными янтарными глазами, тонкими темными ухоженными бровями, с небольшой и очень эстетичной грудью в белом халате.

– Вы следующий? – спросила женщина у Романа спокойным и умиротворяющим сопрано через маску.

– Да, – сказал Роман, вставая перед женщиной.

– Ну, заходите, – попросила женщина Романа, шире открывая дверь.

Этой женщиной был тот самый психолог: Елизавета Павловна Котова. Рома встал и пошел за ней, ловля перед собой образ довольно высокой, среднего телосложения женщины в белом халате.

Рома прошел в кабинет, который напоминал умеренных размеров жилую комнату. Два открытых от занавесок окна, которые выходили на улицу, все отлично освещали. Цвета в кабинете были зеленые и коричневые и смотрелись строго. Мебель темная и кожаная. Пол из дерева. Стены были увешанными разными картинами и рисунками. В середине комнаты стоял большой аквариум с водой и разноцветными рыбками. Где-то у стены была полка с книгами, где преобладала всякая медицинская, по психологии, литература, а также практически все произведения Ф. М. Достоевского. Ближе к другой стене стоял стол с лампой, документами, канцелярскими принадлежностями. За столом уже сидел психолог, за которым на стене висели большие квадратные стрелочные часы.

– Присаживайтесь, – говорила Елизавета Павловна Роману, указывая рукой на кресло перед столом.

Роман покорно сел на кресло и стал слушать дальнейших указаний.

– Итак… вы у меня на сегодня последний… Как вас зовут? – отвлеченно спрашивала Елизавета Павловна, шелестя в бумагах на столе.

– Роман Константинович Сердцев, – спокойно отвечал тот.

– Прекрасно, – отвлеченно сказала она себе под нос.

Психолог быстро закончила с бумагами и обратилась к Роману.

– Итак, – начала она, включаясь в работу, – здравствуйте. Меня зовут, как вы уже могли видеть на двери кабинета, Елизавета Павловна.

– Здравствуйте. Очень приятно, – говорил Роман искренне.

– Взаимно, – слегка легкомысленно сказала та, а потом спросила: – Вы не против, если я сниму маску? Я так от нее устала – буквально целый день.

– Да, пожалуйста.

Елизавета Павловна сняла маску с лица, положив ее на стол, от чего в полной мере открылось ее лицо. Это было немного кругловатое лицо с резкими, немного выпирающими скулами, – но выглядело это все очень симпатично. Губы были нежно-розового и естественного цвета, будто от совсем юной девочки. Носом была курносая с аккуратными ноздрями. Еще более чудным образ становился от заправленных волос за милые уши. Глаза теперь приобрели чистый, янтарный и дающий какой-то покой цвет. Даже несмотря на небольшую морщинистость, женщина выглядела действительно очень красиво: под стать внеземной музе самого страстного поэта.

– Ох, так намного лучше. Благодарю, – говорила Елизавета. – Итак… Вы тот самый Роман Константинович, про которого мне ночью по телефону рассказывал Владимир Вольфович?

– Да.

– Педагог – учитель музыки? – продолжала Елизавета.

– Да, все верно.

– Хм, как интересно… – на секунду задумалась Елизавета. – Я вас раньше нигде не видела? Лицо у вас узнаваемое. Музыкальное…

– Может быть в «The Beatles»? Люди часто подмечают, что я чем-то похож на Джона Леннона.

Елизавета Павловна нашла это забавным и посмеялась.

– Наверное, из-за ваших очков, – говорила Елизавета Павловна. – Кстати, вам к лицу.

– Благодарю.

– Не за что, – отмахнулась Елизавета. – Но мы отвлеклись, – сделала она замечание. – Продолжим. Итак… Вы у нас самоубийца. Вены резали? – прямо и даже непринужденно спросила она.

– Да, – холодно ответил Роман.

– Ну и зачем? Вы же музыкант. Руки – ваш хлеб.

– Знаю, – отвечая так же холодно. – Влюбленный дурак потому что.

– Или идиот, – сказала Елизавета с наигранной неловкостью.

– Это вы про роман Достоевского, я полагаю?

– Да, вы очень проницательны, – утвердила Елизавета Павловна. – Но это лирика. Я так поняла, что вы все еще переживаете давний разрыв с девушкой, которую сильно любили?

Роман выдержал пару секунд паузу, а потом сказал:

– Я и сейчас ее люблю.

– Угу. Даже так…. Хорошо. По сути: больше я ничего не знаю. Все, о чем мне говорил Владимир, это то, как вам нужно помочь и какая у вас фантастическая история. Так что… рассказывайте что-нибудь, – Елизавета развела руками в стороны как бы приглашая начать рассказ.

– То есть… Вот так просто?

– Ну конечно. А вы как хотели?

– Да впрочем… Наверное так, да.

– Ну, вот и рассказывайте, – по-доброму ухмыльнулась Елизавета.

– Хорошо. С чего бы начать…

– Попробуйте с самого начала, – начала Елизавета, будто по шаблону. – Что вас беспокоит, какие чувства переживаете, – а я вас выслушаю. Только, насколько я смогла понять, история у вас на целый роман, как мне успел сказать Владимир. Так что желательно уложиться… Ну часа в два. Так и быть. А потом уделим немного времени рефлексии, и если будет нужно, то обсудим ваше дальнейшее посещение.

– Да какой роман, – Роман будто отмахивался. – Так, чтиво.

– Ха, – все так же по-доброму ухмылялась Елизавета Павловна. – И все-таки Владимир прямо рекомендовал: послушайте! Ну, давайте – я вся ваша на два с лишним часа.

Романа понравилась непринужденная атмосфера, которую создавала Елизавета Павловна. Пускай с долей развязности, но это гармонично вписывалось. Вскоре он начал в сжатом формате рассказывать свою историю о любви: убавляя детали в неназванной девушке, но оставляя все в истории о призраке.

И два часа прошли даже незаметно или, по крайней мере, не утомительно. Роман закончил рассказывать свою историю. За окном становилось темнее. Комната освещалась солнцем на розоватом закате, а снег все еще не падал.

– М-да, надо же, – озадачено начала Елизавета Павловна. – Вот это история. Признаюсь, что в своей практике я такого еще не слышала. Вы смогли меня удивить, Роман Константинович, – последнее предложение Елизавета сказала с оценивающим взглядом и голосом.

– Рад быть первопроходцем, – улыбчиво говорил Роман.

– Первопроходец, – сказала Елизавета, ухмыльнувшись, а потом начала выдавать цитатой: – Велика радость любви, но страдания так велики…

– …Что лучше не любить вовсе, – сказал Роман практически одновременно с Елизаветой.

Оба они как-то странно, оценивающе посмотрели друг на друга.

– Любитель Достоевского?

– Нет. Но вы, вижу по полкам, да.

– Да, вы правы. Достоевский мне импонирует, – сказала она, а потом, как-то окунувшись в воспоминания, добавила: – Можно сказать, что он и дал мне толчок, идею, чтобы уйти в психологию.

– Хм… Говорят, что те люди, кто могут осилить «Преступление и наказание», – то те смело могут идти в психологию.

– Ха-ха! – искренне посмеялась Елизавета. – Где-то я это уже слышала… Кажется, кто-то в университете говорил… Может быть учитель по литературе… Строгая, требовательная, – но требовательная по существу.

– Понимаю, понимаю, – Роман ненадолго тоже окунулся в воспоминания. – У нас такая же была и я ее до сих пор помню. Я считаю ее, хоть и своеобразным, самобытным человеком, – но она мне больше нравилась, чем нет: даже отнюдь нет. У нее было чему поучиться. И, наверное, как у вас Достоевский стал катализатором для изучения психологии, – так моим катализатором стала учительница по литературе, для изучения этой самой литературы.

– Очень рада за вас, – говорила Елизавета улыбчиво.

– Да, спасибо, – так же улыбчиво говорил Роман.

– А вы что читать любите? Хотя вопрос, наверное, глупый… Любовные романы, стихи?

– Да и они в том числе.

– Ну, по вашим историям не удивительно, – говорила Елизавета, по-доброму ухмыляясь.

– А что, хотите сказать, что от этого нет толку или что это нерационально?

– Нет, что вы. На самом деле в подобной литературе можно найти множество всяких хороших, нравственных вещей, наставлений… Впрочем, как и много откровенно плохих и ужасных. Имею я в виду, под ужасными вещами, конечно, трагедии.

– Ну, Елизавета Павловна… А куда без трагедий? У нас вся жизнь трагедия и не только любовная.

– В этом то и дело, Роман Константинович: куда еще больше? Если рассуждать по-простому и по-человечески.

– А чтобы доходило лучше.

– В самом деле? – и Елизавета снова поглядела на Романа каким-то оценивающим взглядом. – И как, до вас дошло? – сказала Елизавета, а только потом подумала, что она ляпнула.

– Дошло, – спокойно, но с холодностью ответил Роман Елизавете, смотря ей в глаза, когда та, сконфузившись, пыталась куда-нибудь скрыться.

– Простите, я… Мне не нужно было этого говорить. Это было очень не профессионально с моей стороны.

– Вижу, вижу. Только вот Владимир Вольфович говорил, что вы – знающий дело профессионал, – сказал Роман с перчинкой язвительности, и как-то по-дружески подкалывая.

– Язвите, значит. Уничтожаете. Ну да, давайте, – посмеиваясь, говорила Елизавета.

Смешки Елизаветы подхватил и Роман.

– Просто я, – начала Елизавета, – человек иной натуры. А вы, как я понимаю и сентиментальный, и творческий. Интересная смесь получается: музыка и литература. Убийственная, я бы сказала, если это слово здесь уместно.

– Уместно, уместно, – как-бы позволял, одобрял Роман.

– Однако не серчайте, Роман Константинович, но к науке я расположена больше, чем к сентиментальной литературе.

– Ну, Елизавета Павловна: все в вашей власти, ваша светлость.

– Ха-ха-ха! – искренне расхохоталась Елизавета Павловна, – Оставьте лишнюю покорность себе.

– Если вы того желаете, – улыбался Роман.

– Ха-ха! – снова хохотала Елизавета.

Потом Елизавета на несколько секунд задумалась и снова вернулась в разговор.

– Вам знакомо такое чувство, как дежавю?

– Да, а что?

– Просто… Такое ощущение, как будто я это где-то уже слышала, – задумчиво говорила Елизавета.

– Я видел это в каком-то фэнтезийном фильме. Может и вы тоже.

– Да, но… если бы я смотрела их… Фэнтези я не люблю по тем же причинам.

– Ну, я конечно тоже не фанат жанра, – но ничего против не имею.

– Угу… Да, да… Просто я считаю, что нужно заниматься реальными вещами – и делать тоже реальные вещи.

– А-а-а… Реалист, значит?

– Просто руководствуюсь тем, что действительно нужно и полезно. Но если вам так будет угодно, то да. Я реалист.

– Ну, прям базаровщина.

– О нет, Роман Константинович. Тут я с вами не согласна. Я, как это делал Евгений Васильевич, искусство далеко не отрицаю. Вот вспомните, как он услышал, как кто‑ то читал стихи и играл на скрипке…

– …На виолончели! Николай Кирсанов.

– Ох, надо же, – Елизавета была удивлена. – Прошу прощения за мою необразованность и ложь, – с долей язвительности извинялась Елизавета.

– Ничего, – отмахивался Роман, – на первый раз прощаю.

– И на том спасибо, – посмеиваясь и улыбаясь, говорила Елизавета. – В общем, я искусство, уверяю вас, не отрицаю. Искусство я наоборот люблю. Да может быть не всякое, но люблю. Может быть, в этом мы с вами схожи.

– Например? – Роман стал заинтересованнее.

– Например, я умею петь и играть на фортепиано.

– Да вы что! – тут Роман был искренне удивлен.

– О да. Я люблю музыку и очень давно, – Елизавета снова начала окунаться куда-то в воспоминания. – Даже больше скажу – я занималась этим чуть ли не добрую половину своей жизни.

– Интересно…

– Да, очень, – улыбалась Елизавета. – Я даже заканчивала музыкальный колледж.

– Надо же, – улыбался и удивлялся Роман. – Тогда… Я рад встретить, так сказать, сестру по оружию.

– Всегда пожалуйста, Роман Константинович, – улыбчиво говорила Елизавета.

– Да, да… Но… вы потом ушли в психологию? Почему?

– В какой-то степени из-за Достоевского и его глубокого гуманизма с тонким психологическим анализом.

– Гуманизм и анализ?..

– Да, а что?

– Просто… Знакомые слова. Наверное, тоже где-то слышал, – отрезал Роман. – Но не только же из-за одного Федора Михайловича?

– Нет, конечно, нет. Были у меня, так скажем, жизненные перипетии, которые тоже сподвигли на это, но… Это больше личное – немного стесняясь закончила Елизавета.

– Оу, – Роману после Елизаветы тоже стало неловко.

– Мне бы ничего не стоило это рассказать, если бы вы стали слушать. Просто… психолог же здесь я, – в конце Елизавета выкинула смешок.

– Я выслушаю, если расскажите.

– Вы в самом деле этого хотите?

– Да, – серьезно говорил Роман. – Говорят, что психологи могут помочь всем, – кроме себя. Я попробую вам помочь.

Елизавета в этот момент благодарно улыбнулась.

– Может быть, вы в чем-то правы. Тогда я начну и постараюсь уложиться в маленький рассказ.

– Ну да. Романы – это моя привилегия.

– Да, точно, – улыбалась Елизавета. – Я начну… Когда‑ то еще очень давно я была обычной студенткой одного из многих музыкальных колледжей. Жизнь моя была обычной: учеба, подруги, мальчики. Я много в кого влюблялась, и в меня много кто влюблялся; или же я кого-либо влюбляла в себя. Я вовсе могла быть манипулятором. Да уж, такая я была. И, наверное, я сейчас покаюсь, как на исповеди у священника, но все же признаюсь, что тогда я много кому разбила сердце и хотела я того или нет. Может быть, молодая была или глупая… А чего мелочиться – все сразу. Во мне тогда и тщеславие было, и корысть, и эгоизма хватало. А еще знаете: ногу дальше и шаг пошире. Вот, например, добиться сценических успехов, заработать денег и не только для себя любимой: я хотела помочь себе, родным. Только помочь я хотела тем, чтобы заработать денег и уехать куда-нибудь: жить отдельно, устроиться в этой жизни… Юный максимализм меня тогда не отпускал, как можете слышать. От этого и запросы у меня были… требовательные. Как к жизни, так и к людям, что меня окружали. Парни, конечно, не стали исключением. Эти колючки многим доставили бед и хлопот. Некоторые об них как раз укололись. Но вместе с этим я хотела и любви: влюбиться, выйти замуж. И, как я говорила, желающих было много. Не буду скрывать, – я разных кандидатов перепробовала и во всех отношениях. Только искала я себе тогда «ровню», как говорила. И однажды я на этом попалась…

Начиная с этого момента обстановка стала больше походить на дружеское, чувственное общение. Можно было с трудом сказать, что это был прием психолога пациентом. На какой-то момент показалось, что Елизавета и Роман поменялись местами. И показалось, что оба они стали сближаться, по крайней мере, духовно.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 6 7 8910 11 Следующая ⇒