Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Патрис Деверо 12 страница



Больше я не могла сдерживаться. Я подошла к Лукасу и села на пол. Он обхватил мое лицо ладонями и вздрогнул.

– Ты все еще хочешь быть со мной? Хотя я тебе врала?

Лукас крепко зажмурился:

– На это я даже не обиделся.

– Значит, ты понимаешь, почему я должна хранить тайну. – Все мои страхи внезапно улетучились, и мне захотелось обнять Лукаса и раствориться в нем. – Ты действительно понимаешь. Я не думала, что это возможно.

– Мне до сих пор не верится, что я этого хочу, – прошептал он. – Просто не верится, как сильно ты мне нужна.

Лукас слегка прикоснулся ко мне губами, всего лишь раз. Может быть, он собирался на этом остановиться, но я – нет. Я обняла его за плечи и крепко поцеловала, перестав тревожиться обо всем и думая лишь о Лукасе и о том, что он совсем рядом. От его кожи пахло кедром; целуясь, мы дышали в унисон, словно были двумя половинками одного человека. Легкая дрожь возбуждения пробежала по мне, кончики пальцев защипало, в животе все затрепетало...

– Мне бы следовало бежать отсюда со всех ног. – Он жарко дышал мне в ухо. Его пальцы скользнули мне под пояс юбки, притягивая меня ближе. – Что ты со мной сделала?

Когда он прижал меня к своей груди, мне захотелось отпрянуть. Я всегда отстранялась в такой момент, потому что боялась того, что может сотворить моя тяга к Лукасу. Теперь бояться следовало ему, но он не испугался. Лукас доверял мне настолько, что был готов целоваться; что опустился на пол, и мы стояли на коленях друг напротив друга; что закрыл глаза, когда я запустила пальцы ему в волосы.

Сейчас мне уже трудно держать себя в руках, – прошептала я, предупреждая.

– Давай проверим, сколько самообладания нам потребуется.

Он оттянул воротник свитера, подставляя мне шею, по сути подзадоривая меня, давая мне возможность доказать, что я могу удержаться. Я прижала ладонь к его обнаженной коже и приоткрыла рот, прильнув к его губам. Лукас негромко застонал, и со мной случилось что‑ то странное, будто я слишком быстро встала, и у меня закружилась голова. Его руки медленно поднимали на мне свитер, проверяя мою реакцию. Я поцеловала его сильнее. Лукас совсем высоко задрал на мне свитер, и я подняла руки, помогая ему стянуть его. Теперь на мне остались только тонкая белая майка и темно‑ синий лифчик, просвечивающий из‑ под нее.

У Лукаса широко распахнулись глаза, он задышал быстро и прерывисто. Мы целовались все неистовее. Он стянул свитер и с себя и расстелил его на полу, как одеяло, а потом осторожно уложил меня на него и лег сверху. Он дышал по‑ прежнему быстро, но пытался взять себя в руки.

– Не здесь, не этой ночью... но может быть, мы можем принести с собой что‑ нибудь и найти другое место, чтобы остаться наедине...

Я заставила Лукаса замолчать поцелуем, достаточно сильным и страстным, чтобы он означал «да». Лукас вернул мне поцелуй и крепко обнял меня – но не настолько крепко, чтобы я не смогла перекатиться и оказаться сверху. Теперь на полу лежал Лукас, а я очень остро ощущала все происходящее: его бедра, обхватившие мои, холодный квадрат ременной пряжки, упирающийся мне в живот, его пальцы, играющие с бретельками моего лифчика, отодвигающие их в стороны...

На секунду – одну‑ единственную секунду – я позволила себе подумать, что произошло бы, приди мы с Лукасом сюда, подготовившись: с одеялом и подушками, с музыкой и средствами предохранения, и провели бы тут всю ночь...

– Как бы мне хотелось, – выдохнула я, – как бы мне хотелось точно знать, что я могу удержаться.

– Может быть... может быть, это не имеет значения.

– Что?

Глаза Лукаса ярко сверкали, он жарко и быстро дышал мне прямо в щеку.

– Однажды ты укусила меня, но остановилась вовремя. Ты же не собираешься убивать меня или превращать. Просто укусить. Если это все... тогда, может быть... О боже. Давай.

Он хотел того же, чего и я. Во мне вспыхнул голод, и больше не было причин сдерживаться. Я прижала Лукаса к полу и укусила.

– Бьянка... – Он сопротивлялся одну‑ единственную секунду, а потом нас обоих захватил исступленный восторг.

Мой пульс словно перетекал в него, пока его кровь перетекала в меня. И это было намного сильнее, чем самый страстный поцелуй, и связывало нас навеки. Теперь мне был знаком вкус его крови, но от этого она стала еще более примечательной. Я проглотила ее, наслаждаясь теплом, жизнью и соленым привкусом на языке. Лукас содрогнулся подо мной, и я поняла, что этот укус дарит нам обоим потрясающие ощущения.

Лукас ахнул, и я заставила себя остановиться. Медленно отодвинулась от него. Он чувствовал слабость, голова кружилась, но он был жив. Лукас взял в ладони мое лицо, и внезапно я отчетливо представила себе, какой он видит меня: губы в крови, клыки все еще острые и торчат. Как он может смотреть на меня, вампира, и испытывать что‑ то еще, кроме отвращения?

Но Лукас поцеловал меня прямо в окровавленные губы.

– Это все, – прошептала я, когда наши губы разъединились. – Обещаю. Ты можешь такое выдержать?

– Я хочу быть с тобой, Бьянка, – ответил он. – И не важно, что ты такое. Вообще все не важно.

 

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

 

– Ты можешь сесть?

– Пока нет. – Лукас прикрыл ладонями глаза, потом безвольно опустил руки на пол. – Мне нужна еще минутка.

– Я старалась выпить не слишком много крови. – Я честно, честно не хотела снова обращаться за помощью к миссис Бетани! – Ведь ты мне позволил, да?

– Да. Не уверен, что рассуждал здраво, но виноват я, а не ты. – Струна, до того туго натянутая во мне, слегка ослабла, и я снова смогла вдохнуть. Пока Лукас так думает, все будет в порядке. – Кто тебе велел это сделать – родители или миссис Бетани?

– Укусить тебя?

– Нет, конечно. Рассказать мне про школу.

– Совсем наоборот. Они хотели, чтобы я врала тебе, и сначала я так и делала. – Мне до сих пор было за это стыдно. – Прости, Лукас. Я думала, если буду придерживаться истории, придуманной миссис Бетани насчет того забытого тобой промежутка времени, это будет лучше для нас обоих.

– Это странно. На этот раз я помню, как ты меня кусала, но как в тумане. Ну вот как толком не можешь вспомнить свой сон через пять минут после того, как проснешься. Если бы не твое присутствие и не то, что ты удерживала меня в сознании, я бы, наверное, и это забыл. А ведь вроде бы укус вампира – такое событие, что должно задержаться в памяти. Ты не знаешь, это нормально или так не должно быть?

– То, что человек забывает, является частью укуса. Почему – не знаю. Может, вообще никто не знает. Вряд ли существуют научные объяснения вампиризма.

Лукас сделал глубокий вдох, потом медленно приподнялся на локтях и сел. Я обхватила его за плечи, но он покачал головой:

– Кажется, я уже пришел в норму.

– Зато теперь ты знаешь, почему, когда мы целуемся, мне приходится... ну, отстраняться.

– Теперь понимаю, да. – Он как‑ то смешно улыбнулся. – И это просто облегчение. Я уж начал думать, что нужно сменить зубной эликсир или еще что‑ нибудь.

Я хихикнула и чмокнула его в щеку.

– Не волнуйся. Я не превратила тебя в вампира.

– Я знаю. В смысле... сердце‑ то у меня бьется, значит, никакой я не вампир. – Лукас вытащил носовой платок, прижал его к ранке на шее и поморщился. – Все еще не могу поверить, что ты родилась вампиром. Никогда о таком не слышал.

– Интересно, как бы ты об этом слышал, если не знал даже о том, что вампиры на самом деле существуют?

– Это верно.

– Я никогда больше тебя не укушу, если только ты сам об этом не попросишь.

– Верю. – Лукас рассмеялся, и странный это был смех – будто он смеялся над собой по причине, которой я не понимала. – Я тебе полностью доверяю. Даже сейчас.

Я его крепко обняла. После того как Лукас узнал, как ужасно я ему врала, он все‑ таки сказал такое – о большем я и мечтать не могла!

Мы так аккуратно забинтовали ему шею, что под формой этого никто не заметил бы, спустились вниз по лестнице и удачно избежали проверки. Он легко поцеловал меня перед тем, как уйти в крыло мальчиков, и по нему никак нельзя было сказать, что сегодняшний вечер чем‑ то отличался от остальных.

 

– Ты как‑ то странно себя ведешь, – сказала Ракель, когда мы с ней чистили зубы перед сном. – У вас с Лукасом вроде были напряженные отношения – и что, все наладилось?

– Все отлично! Мы... ну, не поняли друг друга перед каникулами, но теперь все классно.

Под «странно себя ведешь» она имела в виду мои попытки извернуться так, чтобы она не увидела, как я сплевываю в раковину розовую от крови Лукаса пасту.

– А у тебя как дела?

– У меня? Да потрясающе! – Она сказала это с таким откровенным удовольствием, что в моем взгляде отразилась растерянность. Ракель засмеялась. – Извини. Теперь, без Эрика, «Вечную ночь» в общем можно терпеть.

– Серьезно? Ну если тебя послушать, так к следующему году ты будешь первой и единственной девочкой из группы поддержки!

– Первое. Если ты еще раз назовешь меня так, я вытру тобой пол, – сказала Ракель, не вынимая изо рта зубной щетки. – Второе. Нет никакого удовольствия болеть за школу, в которой единственные виды спорта – это конный и фехтование. Серьезно, прямо как будто мы застряли в Средневековье.

– Скорее, как в начале девятнадцатого века. – Я завернула кран с холодной водой и самодовольно улыбнулась ей. – Я заметила, что ты уже не говоришь о том, что не вернешься сюда на следующий год.

Ракель швырнула в меня мокрое полотенце, но я увернулась.

 

Ночью, лежа в постели (Патрис вылезла в окно, чтобы перекусить), я попыталась разобраться в своих чувствах. Прежде всего я ощущала какую‑ то мистическую близость к Лукасу, но на этот раз все было еще лучше. Теперь он знает; он все понимает. Мне не нужно больше врать, и уже одно это даровало мне ощущение невероятного, какого‑ то головокружительного облегчения. Все остальное не имеет никакого значения.

Так я думала до самого утра.

Проснулась я с такими же обостренными чувствами, что и в прошлый раз. Родители говорили, что я привыкну к этому, но пока этого точно не случилось. Я сунула голову под подушку в бесплодной попытке хоть немножко приглушить мадригалы, которые Женевьева распевала под душем, карканье ворон за окном и скрежет точилки для карандашей, – кому приспичило в такую рань заниматься этим? Наволочка царапала кожу, а запах лака для ногтей был просто невыносим.

– Неужели так необходимо делать педикюр каждый день? – Я откинула одеяло.

Патрис глянула на мои босые ступни, которым определенно требовалось внимание.

– Кое‑ кто из нас считает гигиену и уход за собой делом первостепенной важности. Это просто вопрос предпочтений. Я не пытаюсь делать из этого выводы о личности.

– Кое у кого есть более важные дела, чем красить ногти, – огрызнулась я.

Она, не обращая на меня внимания, продолжала аккуратно наносить красный лак на мизинец.

К тому времени, как я пошла вниз, мне уже удалось совладать со своими обостренными чувствами. Теперь меня гораздо больше волновала встреча с Лукасом. Пусть он сам предложил мне укусить его, рана‑ то наверняка болит! Что если это его отпугнет?

Он не ждал меня, когда я спустилась. В прошлом семестре, когда мы были вместе, Лукас обычно дожидался меня у входа в крыло девочек, закинув рюкзак на плечо, а сегодня – нет. Я пожала плечами и сказала себе, что он просто опять проспал. Иногда с ним такое случалось, а уж после вчерашнего вечера он точно нуждался в отдыхе.

Во время перерыва на ланч я поискала его на улице, но Лукаса нигде не было видно. Однако я все равно ничего не сказала ни родителям, ни кому‑ то еще. Вчера вечером Лукас говорил, что верит мне, а это значило, что и я должна в него верить. Даже придя на химию и не увидев Лукаса в классе, я сказала себе, что нужно верить.

Сразу после урока ко мне в коридоре подошел Вик, с трудом пытаясь вести себя с обычной небрежностью.

– Эй, помнишь, как ты однажды пробралась в нашу комнату?

– Да, как раз перед Рождеством. – Я прищурилась. – А что такое?

– Как по‑ твоему, можешь проделать это еще разок? С Лукасом происходит что‑ то странное, а он не говорит, что случилось. Я и подумал – если кто может уговорить его сходить к доктору, так это ты.

К доктору? О нет!

Я в ужасе схватила Вика за руку:

– Пошли к вам! Скорее!

– Уже идем. – Он пошел в сторону спален мальчиков, украдкой оглядываясь, словно нас преследовали. – Не паникуй. Это не похоже на аппендицит или что‑ то в этом роде. Лукас просто странно себя ведет. Точнее, более странно, чем обычно.

После исчезновения Эрика все были настороже, поэтому проникнуть в комнаты мальчиков оказалось довольно сложно. Вик проверял каждый коридор, дожидался, пока горизонт очистится, а потом неистово махал мне руками. Тогда я вбегала в коридор и пряталась в углу, а Вик шел в следующий.

В конце концов мы справились, и я вошла в их спальню.

Лукас лежал на кровати, прижав руки к животу. Он поднял на меня взгляд, я увидела в нем удивление, а потом облегчение. Он был счастлив видеть меня, несмотря ни на что, и я так обрадовалась, что не смогла сдержать улыбку.

– Эй, – сказала я, опускаясь рядом с ним на колени. – Живот болит?

– Не думаю, что дело в этом. – Он закрыл глаза. Я смахнула прядку волос с его вспотевшего лба. – Вик, выйди на пару секунд, а?

– Не вопрос. Главное, не забудь привязать галстук на ручку двери, если вы тут чем‑ нибудь займетесь. Обычно я только «за» порнушку, но...

– Вик! – хором воскликнули мы.

Он вскинул вверх обе руки и, ухмыляясь, попятился.

– Ладно, ладно.

Как только дверь за ним закрылась, я повернулась к Лукасу:

– Что случилось?

– Сегодня с самого утра... Бьянка, я слышу абсолютно все. Все, что происходит во всей школе! Разговоры, шаги, даже когда кто‑ то пишет. Ну, перья скрипят по бумаге. Все ужасно громко. – Все это было мне так знакомо, что по спине пополз жутковатый холодок. Лукас прищурился, словно свет слишком ярко бил ему в глаза. – И запахи тоже усилились. Все стало... преувеличенным, что ли. Это просто невыносимо.

– Со мной тоже такое случилось после того, как я тебя укусила.

Лукас замотал головой:

– Да при чем тут укус? В прошлый раз я ничего такого не чувствовал. Проснулся у миссис Бетани, голова немного кружилась, и все.

– Больше одного раза, – прошептала я, вспомнив слова мамы. – Невозможно стать вампиром, пока тебя не укусят больше одного раза.

Лукас рывком сел и оперся спиной на металлическую спинку кровати.

– Стоп, стоп. Я не вампир. Я еще жив!

– Нет, ты не вампир. Но теперь ты можешь стать вампиром. Это возможно. И раз уж такое возможно... может быть... может быть, твое тело уже начало изменяться.

Он поморщился:

– Ты шутишь, да?

– Я бы ни за что не стала шутить такими вещами!

– Ну а можем мы все повернуть назад? Исправить, чтобы я не стал вампиром?

– Не знаю! Я вообще не знаю, как это происходит!

– Как это ты не знаешь? Разве у тебя нет какой‑ нибудь книжки «Вся правда о... » обо всем этом?

Лукас опять намекал, что мои родители скрыли от меня важные сведения; меня это по‑ прежнему раздражало, но теперь я с ужасом подумала, что он может оказаться прав.

– Они рассказывали, как я стану вампиром. Готовили меня к моему собственному превращению, а не к твоему.

– Ясно, ясно. – Он ободряюще положил мне ладонь на руку, и я расстроилась из‑ за того, что Лукас должен утешать меня, хотя сам напуган и растерян. – Вообще мне очень непросто со всем этим справляться.

– Значит, нас уже двое.

Почему до сих пор мне даже в голову не приходило, как мало я разбираюсь в жизни вампиров? Я никогда раньше не думала, что об этом следует спрашивать. Может быть, родители ничего не скрывали от меня специально; может, они просто ждали, когда я буду готова. Тут меня осенило: вероятно, это и была основная причина, по которой они настояли на моей учебе в академии «Вечная ночь»! Они, наверное, пытались подготовить меня к тому, чтобы я узнала всю правду.

Если дело в этом, они добились того, чего хотели.

– Я попытаюсь что‑ нибудь выяснить. В библиотеке наверняка должны быть книги. Или спрошу кого‑ нибудь, кто не станет ничего подозревать, может, Патрис. Балтазар, конечно, все расскажет, но он сразу догадается, что я опять тебя укусила. Он, может, и не скажет ничего моим родителям, а может, и нет, если решит, что это для нашего же блага.

– Только не рискуй, – предупредил Лукас. – Как‑ нибудь да выясним.

 

Выяснить правду оказалось труднее, чем я думала.

– Видишь, как просто? – Патрис была так счастлива, когда я попросила ее обучить меня искусству педикюра, как будто я собиралась платить ей за частные уроки. – Завтра поменяем цвет лака на что‑ нибудь более подходящее к твоей коже. Этот коралловый выглядит немного слащаво.

– О, здорово. В смысле – это будет здорово. – Я как‑ то не рассчитывала на то, что теперь мне до конца учебного года придется постоянно перекрашивать ногти на ногах, но если я сумею что‑ нибудь выяснить, оно того стоит. И я начала: – Должно быть, в прежние времена было сложно поддерживать себя в форме – ну, средство для снятия лака и все такое.

– У нас не было лака для ногтей, чтобы его снимать. Но тогда навести на себя лоск было непросто. Здорово помогал тальк. – Патрис вздохнула, и на ее губах заиграла улыбка. – Туалетная вода. Ароматические саше и надушенные крохотные платочки, которые можно было засунуть за лиф платья.

– И это привлекало парней? – Она кивнула, и я рискнула пойти еще дальше: – И тогда можно было их... ну, укусить?

– Иногда. – Тут ее лицо изменилось, и на нем появилось выражение, которого я никогда не видела у Патрис: гнев. – Мужчины, которых я встречала, не были франтами, знаешь ли. Они были аукционерами. Покупателями. И балы, которые я посещала до войны между штатами, были балами для октаронов. [5] Ты, наверное, даже не знаешь, кто это такие, а?

Я замотала головой.

– Девочек вроде меня – в жилах которых текла кровь и белая, и черная, но с кожей достаточно белой, чтобы плантаторы сочли их привлекательными, – отправляли в Нью‑ Орлеан, и там нас воспитывали как приличных юных леди. Можно было почти забыть, что ты рабыня. – Патрис уставилась на свои недокрашенные ногти. Три из них еще не досохли. – А потом, когда ты подрастала, тебе разрешали посещать балы октаронов, чтобы белые мужчины могли рассмотреть тебя и купить у рабовладельца. И ты становилась наложницей.

– Патрис, это ужасно. – Я никогда не слышала ничего более омерзительного.

Она тряхнула головой и легкомысленно сказала:

– Мое превращение закончилось как раз перед первым балом. Так что я провела весь тот светский сезон, попивая кровь у одного мужчины за другим. Они думали, что будут использовать меня, а вместо этого я использовала их. А потом убежала.

Патрис впервые делилась со мной своими воспоминаниями – во всяком случае, настоящими. Я с радостью послушала бы ее рассказы о прошлом, но мне нужно было сменить тему – ради Лукаса.

– А ты когда‑ нибудь кусала мужчину больше одного раза?

– Мм?.. – Казалось, что Патрис возвращается откуда‑ то издалека. – А. Да. Борегара. Жирный. Самодовольный. Мог потерять две пинты крови и даже не заметить этого. Очень удобно.

– И что с ним случилось, с Борегаром?

– В последний вечер сезона свалился с лошади и сломал себе шею. Может, потому что у него кружилась голова от потери крови, а может, просто напился пьян. Как ты думаешь, темно‑ фиолетовый оттеняет мою кожу?

– Темно‑ фиолетовый выглядит просто шикарно.

И на этом все закончилось. Едва приоткрывшаяся между нами дверь снова плотно захлопнулась, Патрис опять ушла в свои шелка и духи, не желая вспоминать жестокое прошлое. Я понимала, что не смогу затеять этот разговор еще раз, не вызвав подозрений. Библиотека? Совершенно бесполезно. Вроде бы в вампирской школе в библиотеке должны быть книги про вампиров, так? Ничего подобного. Там на полках стояли только романы ужасов (в секции юмора) и серьезные фольклорные исследования – скорее вымысел, чем факты, вроде тех, что мы читали на уроках миссис Бетани. И ни одной книжки, написанной вампирами для вампиров. Досадливо вздыхая, я запрокинула голову, посмотрела на ряд энциклопедий и подумала, что, может, мне следует однажды самой прорваться на этот рынок. Конечно, такая идея поможет мне с выбором карьеры, но не разрешит ситуацию с Лукасом.

К счастью, через пару дней Лукасу стало лучше. Его обостренные чувства приходили в норму дольше, чем мои, но в конце концов стали прежними, так что эта проблема решилась. Однако появились такие изменения, которые было легче прочувствовать, чем понять, – тоже очень знакомое мне ощущение.

В следующие выходные мы с ним шли по опушке леса.

– Посмотри‑ ка, – сказал Лукас.

Он подпрыгнул, ухватился за нижнюю ветку сосны и легко повис на ней. Потом медленно задрал вверх ноги, перехватил ветку, подтянулся, обвился вокруг нее и встал в стойку на голове, высоко вытянув ноги.

– А я и не знала, что ты олимпийский чемпион по гимнастике, – пошутила я, ощущая тревогу.

– Ах ты черт, все мои секреты выплыли наружу.

– Кажется, я как‑ то видела твой портрет на коробке с хлопьями.

– Нет, серьезно. Я, конечно, в хорошей форме, но черта с два я мог бы такое проделать. И спрыгивать тоже... должно быть больно, но... – Лукас легко вышел из стойки, отпустил руки и спрыгнул на землю, – и это теперь ерунда.

– Я так тоже могу, – призналась я, – но только после того, как поем. А родители такое проделывают в любой момент.

– То есть ты говоришь, что это способности вампиров. – Лукасу сильно не понравилось такое предположение. – Что я стал сильнее, чем человек. Может, даже сильнее, чем ты сейчас, хотя я и не вампир.

– На мой взгляд, это полная чепуха, но... может быть.

 

Январь сменился февралем, а мы делали все новые и новые открытия о переменах в Лукасе. Мы с ним вместе бегали по окрестностям, и я не сдерживала темп. Мы бегали быстрее любого человека, причем иногда часами. Бег нас обоих утомлял, но мы могли это делать. Ночами мы выбирались на улицу или на крышу, и я спрашивала Лукаса, что он слышит. Он улавливал уханье совы за полмили от нас или треск сучка. Слух у него был не таким острым, как у меня, и ни один из нас не чувствовал так живо и ярко, как сразу после того, когда я пила его кровь, но тем не менее чувства оставались сверхчеловеческими.

Мы с ним больше не ходили в комнату на самом верху северной башни. Хотя я так же сильно хотела быть с Лукасом, как и раньше, и знала, что он хочет быть со мной, мы вели себя осторожно. Нам хватало сложностей с обуздыванием моей жажды крови; если что‑ то сильно изменилось в Лукасе, то имелась другая опасность – если мы опять начнем целоваться, то можем чересчур увлечься и потерять голову. Поэтому нетрудно догадаться, как сильно я хотела найти наконец ответы на свои вопросы.

И однажды вечером я решила провести еще одну, окончательную проверку.

Я встретила Лукаса в беседке с термосом в руках.

– Что это? – спросил он, ничего не подозревая.

– Кровь.

– О... – На лице его возникло странное выражение. – Если ты голодна, то... ну, не обращай на меня внимания.

Он переминался с ноги на ногу, избегая моего взгляда. Очевидно, Лукасу все еще была неприятна мысль, что я пью кровь, и это не сулило ничего хорошего предстоящему эксперименту.

– Это не для меня, – начала я. – Это для тебя.

– Ни под каким видом! – отрезал Лукас, не скрывая ужаса.

– Лукас, давай смотреть правде в лицо. Когда я укусила тебя во второй раз, что‑ то изменилось, глубоко внутри, может быть, навсегда. Если я частично обратила тебя в вампира или в будущего вампира, как я сама, мы должны это знать.

Он побледнел и плотно запахнул длинное пальто.

– Ты в самом деле считаешь, что именно это и произошло? Потому что... Бьянка, я представить себе не могу, что стану вампиром. Никогда!

Его резкое неприятие этой идеи задело меня: я‑ то уже размечталась, как мы с ним вместе будем идти сквозь столетия, вечно молодые и красивые вампиры, по уши влюбленные друг в друга, в точности как мои мама и папа. Однако Лукас, похоже, так далеко пока не зашел. Подавив разочарование, я сосредоточилась на проверке. В этот вечер я надела серые перчатки без пальцев, поэтому легко открутила крышку термоса.

– Мы должны выяснить, как ты реагируешь на кровь. Ты знаешь, что я говорю правду, поэтому просто глотни, и покончим с этим.

– Но ведь это не... не от человека, правда?

– Нет! Это коровья кровь. Суперсвежая.

Лукас выглядел так, словно предпочел бы раздеться догола на морозе, но он сделал глубокий вдох, взял у меня чашку и даже умудрился не корчить гримасы, пока я наливала в нее кровь. Я плеснула буквально глоток – этого должно было хватить, чтобы понять. Лукас, сморщившись, поднес чашку ко рту, медленно ее наклонил, выпил... и выплюнул кровь на землю.

– Фу! Господи Иисусе, мерзость какая!

– Вот и ответ. – Я хмуро закрутила крышку на термосе.

Я подогрела кровь и попробовала ее сама, поэтому знала, что она очень вкусная. Раз Лукасу она не понравилась, значит, склонности к крови у него нет вообще.

– Ты не то же самое, что я. Ты что‑ то другое.

– И как же мы это выясним? – Лукас старательно тер губы рукой, пытаясь избавиться от всех следов крови. – Исследований нет; и мы с тобой никогда ни с чем похожим не сталкивались. И опережая твой вопрос – в Википедии об этом тоже ничего нет. Я впал в такое отчаяние, что проверил. Ничего! Ну то есть вообще нигде ничего.

Лучше бы Лукас перестал говорить так, будто знает что‑ то о вампирах. Это немного раздражало. Но, с другой стороны, он только что попробовал очевидную для него гадость, и я решила: на этот раз пусть говорит.

– У меня есть предложение. Тебе оно не понравится, но если ты хорошенько подумаешь, то согласишься, что это единственный выход.

– Ну давай, выкладывай свое предложение, которое мне не понравится.

– Давай спросим моих родителей.

– Ты была права, оно мне не нравится. – Лукас запустил пальцы в волосы, как будто хотел от досады вырвать их с корнем. – Просто... рассказать им? Рассказать вампирам, что со мной происходит?

– Думай о них не как о вампирах, а как о моих родителях. – Я понимала, что на это требуется время, но все равно решила настаивать. Ведь он научился принимать меня такой, какая я есть, правда? Значит, раньше или позже научится относиться так же к моим родителям. – Они тебя выслушают, а если могут помочь, то помогут. – Лукас замотал головой. – Уж если они на кого разозлятся, так это на меня. Именно я снова укусила тебя и заварила всю эту кашу.

– Значит, не будем навлекать на тебя неприятности.

– Важно только одно – тебе требуется помощь. Остальное ерунда. – Я посмотрела ему прямо в глаза. – Подумай об этом, Лукас. Получить ответы на все твои вопросы и на мои тоже. Если ты обречен на то, чтобы стать вампиром...

Он передернулся.

– Мы этого не знаем!

– Я сказала – «если». Ты должен узнать о нас все, так? Даже историю. И о могуществе, о котором я пока ничего не знаю. Сможем учиться вместе. – Может быть, Лукасу понравится то, что он узнает, и ему захочется превратиться в вампира. Надеяться‑ то можно? – Раз уж ты стал одним из нас – не важно, в каком смысле, – они смогут говорить с тобой открыто, а ты можешь задавать любые вопросы. И вдруг мои родители наконец‑ то поймут, что я уже достаточно взрослая, чтобы узнать всю правду. И тогда мы больше не растеряемся и не запутаемся. Мы узнаем то, что нужно знать. Узнаем вообще все. Разве ты не понимаешь?

Лукас замер. Кажется, он впервые понял, о чем я ему толкую: что случившееся с ним (чем бы оно ни было) каким‑ то образом сделало его частью «Вечной ночи». Несмотря на его неприязнь к школе, он хотел больше узнать о ней, я это чувствовала. Причем хотел так сильно, что это удивляло нас обоих. Может быть, Лукасу все‑ таки требовалось быть своим хотя бы где‑ нибудь. А возможно, он начал подумывать о том, чтобы стать вампиром и навсегда остаться со мной.

– Не проси меня об этом, – спокойно произнес он. – И не предоставляй мне такой возможности.

– Ты боишься, что тебе понравится то, что ты услышишь? – подначила его я.

Он помолчал, но потом медленно кивнул:

– Давай поговорим с ними прямо сейчас.

 

Я предполагала, что мама с папой будут мною недовольны, но не угадала и половины. Сначала мама прочитала мне нотацию о том, что я наплевала на все их предостережения. Потом папа захотел узнать, о чем думал Лукас, когда тащил девочку на вершину северной башни.

– Мне почти семнадцать! – закричала я. – Вы вечно твердите, что я должна принимать зрелые решения, а стоит мне что‑ то решить, начинаете на меня орать!

– Зрелые решения! – Папа пришел в такое бешенство, что я думала, он сейчас отрастит клыки. – Ты выдала все наши тайны только потому, что тебе понравился мальчик, а теперь говоришь о зрелых решениях? Ты шагаешь по тонкому льду, юная леди.

– Адриан, успокойся. – Мама положила руки ему на плечи. Я подумала, что она собирается заступиться за меня, но тут она добавила: – Если Бьянка хочет провести следующую тысячу лет, оставаясь на вид такой юной, что ей ни машину в аренду не дадут, ни на работу не возьмут; что она не сможет делать ничего из тех основных вещей, которые делают нашу жизнь сносной, мы не можем ей в этом помешать.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.