Маслоу Абрахам Гарольд. 18 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 18 из 35Следующая ⇒

хотелось изучать его. Да и мой учитель достаточно быстро дал мне

понять, что музыка - это нечто живущее самостоятельной жизнью,

отдельно от человека. И мне пришлось уже взрослым заново учиться

музыке, учиться самому.

Заметьте, когда я говорю об образовании, я говорю о достижении цели.

Таким образом я отрицаю всю науку прошлого столетия и всю современную

классическую философию, которая по духу своему является скорее

технологией, а не философией достижения цели. Таким образом я отвергаю

позитивизм, бихевиоризм и объективизм как теории человеческой природы.

Таким образом я отвергаю всю модель науки и те ее достижения, которые

явились результатом исторической случайности, состоящей в том, что

наука зародилась как инструмент для изучения безличных, оторванных от

человека вещей и явлений, таких, у которых не может быть ни цели, ни

устремленности к ней. Физика, астрономия, механика, химия не смогли бы

состояться как науки, если бы не были абсолютно безоценочными,

принципиально нейтральными, исключительно описательными, но наука в

целом совершила огромную ошибку, которую мы начинаем осознавать только

сейчас, - она использовала модель, сложившуюся при изучении объектов

неживой природы в деле изучения человека. По отношению к человеку это

ужасная техника. И она не сработала.

Психологи, опирающиеся на эту объективистскую, накопительную,

безоценочную, нейтральную модель науки, которая подобно строящим

коралловый риф моллюскам пытается слепить частные факты о том и о сем

в нечто целое, эти психологи не то чтобы неправы, а скорее просто

банальны в своем мышлении. Чтобы не затаптывать в грязь мою науку, я

должен подчер-

Обучение и высшие переживания

кнуть, что уже сегодня мы знаем великое множество вещей, которые

действительно важны для понимания человека, и при этом не могу не

отметить, что большая часть этих знаний добыта не с помощью

естественнонаучных методик, а благодаря новым техникам гуманистической

науки.

На недавней церемонии, посвященной открытию Центра Линкольна,

Арчибальд Мак-Лэйш в частности сказал:

<Нельзя считать ошибочными великие достижения науки - информация

всегда лучше невежества, какая бы ни была информация и какое бы ни

было невежество. Наша ошибка заключается в безоговорочной вере в

информацию, в то, что информация способна изменить мир. Информация

этого сделать не может. Информация в отрыве от человека столь же

бессмысленна, как ответ на незаданный вопрос. Именно искусство дает

перспективу человечеству, только посредством искусства информация

обратится в истину...>

В некотором смысле я не согласен с Мак-Лэйшем, хотя могу понять, чем

было вызвано его высказывание. Он говорил об информации, не

нуждающееся в новом, несведущей о гуманистической психологии,

полученной без учета новой концепции науки, концепции, которая не

только отрицает старые догматы безоценочности и нейтральности науки,

но и считает первейшей обязанностью науки обнаруживать ценности,

свойственные человеческой природе и изначально ей присущие,

эмпирически исследовать их, доказывать и подтверждать. Работа над этим

сейчас в самом разгаре.

Все сказанное мистером Мак-Лэйшем справедливо для эпохи двадцатых

годов нашего столетия. Сейчас это можно счесть справедливым, если не

замечать существования и развития новой психологии. <Именно искусство

дает перспективу человечеству>. Так было когда-то. К счастью, теперь

это не так. Сейчас мы можем собирать информацию, которая будет

способствовать лучшему пониманию человека, которая будет ориентировать

человека, информацию, содержащую внутри себя некие тенденции и

подсказывающую нам верный путь. <Только посредством искусства

информация обратится в истину>. Я не согласен с этим утверждением и

имею на то убедительные резоны. Чтобы отличать плохое искусство от

хорошего, необходимы некие критерии. Насколько я осведомлен в этом

вопросе, на сегодняшний день искусствоведение такими критериями не

располагает. Они только-только начинают формироваться, и мне хочется

пунктиром пометить эмпирические возможности, которые могли бы

способствовать этому процессу. Мне кажется, что именно в намеченном

мною направлении возможно ожидать появления некоего объективного

критерия для отличения хорошего искусства от плохого.

Если мы с вами живем в одном пространстве и времени, то вы не можете

не знать, что мы переживаем эпоху полной и всеобщей утраты ценностей в

искусстве. В музыке ничего невозможно доказать касательно, например,

Образование

или Элвисом Щ асается лично него,

. крт (ели

. Труды по искусствоведению тоже утеряли д: [ризывают нас забыть о

ценностях;

отсутств! фрейдистском

достоинств Джона Кейджа по сравнению с Бетховеном

ели. В живописи и архитектуре точно такой же разброд. Сегодня в

искусст нет общепринятых ценностей. Я перестал читать статьи

музыкальных Крит ков. Я не вижу в них смысла. Труды по

искусствоведению тоже утеряли д:

меня смысл. Как и книжные обозрения. Вокруг царит хаос и буйствует ана

озз] хия стандартов. Например, недавно я наткнулся в <Saturday Review>

на хв лебную статью о паршивой книжонке Жана Гене. Этот Жан Гене -

профе каш сор теологии. Основная мысль его книжки примерно такова: Зло

теперь ст. новится Добром. Этот тезис обосновывается каким-то диким

логичесю iero была каламбуром: если зло становится тотальным злом,

тогда оно каким-то обр зом становится добром. Все это перемежается

панегириками педерастии наркомании, что для меня, бедного психолога,

большую часть жизни трат щего на то, чтобы избавить людей от этих

бедствий, просто невыносимо непостижимо. Разве может разумный человек

рекомендовать подобную кни -ельное в качестве учебника по этике в

назидание молодежи? iccnenyi

Когда Арчибальд Мак-Лэйш заявляет, что искусство ведет к истине, А

"ике обр чибальд Мак-Лэйш имеет в виду некие произведения искусства,

которые нр -ерапии

вятся лично ему, Арчибальду Мак-Лэйшу, но которые могут не поправить

его сыну. И кроме этого Мак-Лэйшу нечего добавить к своей декларации.

( шох не в состоянии убедить людей в своей правоте. Мне кажется, что

отсутств! t)pei аргументов само по себе служит неким символом

поворотного пункта наш> rfOM.

истории.

Мы поворачиваем, чтобы взглянуть на мир с новой точки зреш

юззрение. Вокруг нас происходит нечто новое. Есть существенная разница

между те что было вчера, и тем, что есть сегодня, и это не смена

пристрастий или настр ений экспертов. Это эмпирически разоблаченная

действительность. Перед на> открываются новые явления, которые

позволяют нам формулировать предп усилия ложения относительно

ценностей и образования.

Одно из таких открытий заключается в том, что человеку свойствен!,

гом, ] высшие потребности54, потребности, которые обладают признаками

инсти *ает ктоподобия, а значит являются частью его биологической

природы, -так] как потребность в достижении лучшего, в уважении, в

свобс лощении. Это поистине революционное открытие со всеми отсюда

последствиями.

Другое открытие соотносится с тем, что по моему мнен сейчас в

социальных науках: многие представители этих наук начинают обну^чит я

руживать, что физическая, механистическая модель науки была ошибочна

помыслах в конце концов привела нас... К чему? Да, к атомной бомбе. К

идеальны технологиям убийства, воплощенным в лагерях смерти. К

Айхманну. В( позитивистская наука и философия науки не смогут

опровергнуть убежд ний и деяний этого палача. Ей нечем крыть его

карты, и так будет до тех по пока он жив. Он просто не знал, что такое

хорошо и что такое плохо. Ч'

, все было хорошо - он хорошо делал свое дело. И то, что

н сделал, тоже было блестяще, если не брать в расчет ценности и

конечные

I. Хочу напомнить, что классическая наука и классическая философия

цлвают нас забыть о ценностях, не брать их в расчет. Следствием такого

;рения неизбежно будет и Айхманн, и атомная бомба и бог знает что еще!

Боюсь, что стремление оценивать талант или форму в отрыве от содер-

профеЬания или целеполагания может привести нас к такого же рода

опасности. iepb ст. Сегодня мы можем расширить круг великих открытий

Фрейда. Но у ячеек! iero была и одна великая ошибка, которую нам

предстоит исправить. Она то обр включалась в том, что бессознательное

у него выступало как зло. Мы же стаи наем, что из глубин

бессознательного прорастают корни креативности, трат птуда бьют

источники радости, счастья и добродетели, там хранятся сокрошща морали

и ценностей личности. Мы знаем, что есть больное бессозна ельное и

есть здоровое бессознательное. Психологи новой волны азартно гсследуют

его, экзистенциальные психиатры и психотерапевты в своей пракике

обращаются непосредственно к нему, рождаются новые виды психо-

обучение и высшие переживания

Так же, как есть хорошее и плохое сознание, существует хорошее и шохое

подсознание. Более того, хорошее предельно реально, - реально в не

)рейдистском смысле. Фрейд был связан своим собственным позитивизюм.

Вспомните, отправной точкой для него было физико-химическое

мирооззрение. Его специальностью была неврология, и она же стала его

проклянем. Она задала такое направление развитию психологии, что в

результате .се в мире человеческого должно было быть описано законами,

подобными

изическим и химическим постулатам, и именно этому Фрейд посвятил свои

лия. И в конце концов сам же опроверг этот подход.

Возвращаясь к проблеме высшей природы человека: вопрос здесь в , как

объяснить ее. Фрейдистское объяснение подсознательного принит

человека. Фрейд ушел от этого вопроса при помощи поверхностного

гассажа. По его мнению, если человек проявляет доброту, то он таким

обраом противостоит своей агрессивности. При такой расстановке

акцентов аг ессивность становится сущностью человека, а доброта -

только способом амаскировать ее; человек подавляет свою сущность,

пытается защитить себя >т осознания своих агрессивных позывов. То

есть, еслия великодушен и щедр, аачит я мучим присущей мне жадностью.

И чем более я щедрый в своих юмыслах и поступках, тем более скареден я

по существу. Согласитесь, что 'акой способ рассуждений, мягко говоря,

причудлив. Эти объяснения по меньВДшей мере ни на чем не основаны.

Почему Фрейд не допустил, к примеру, что убийство - это лишь способ

скрыть свою любовь к людям? Ведь это утверждение равносильно его

тезису и для большей части человечества будет, пожалуй, более верным.

в свободном самово 'ом противостоит своей агрессивности. > всеми

вытекающт >ессивность становится сущностью человека,

замаскировать ее; человек подавляет свок что по моему мнению происход

от осознания своих агрессивных позывов.

Образование

Но вернемся к главной мысли - к мысли о том, что развитие науки

поворачивается к новым горизонтам, восхитительным по новизне, что

история уже совершает новый выбор. Я чувствую, как меня подхватывает

мощная волна исторического процесса и влечет на своем гребне.

Представьте себе, что скажут историки о нашей эпохе спустя сто

пятьдесят лет? Чем она оказалась знаменательна? Что затевалось в эти

стародавние времена? Что приходило к своему логическому концу? По

моему глубокому убеждению, большая часть из того, что тревожит сегодня

великие умы, о чем пишут газеты и научные мужи, уже принадлежит

прошлому, человечество исподволь приближается к пониманию <лучшего

человека>, и если нам суждено выжить как виду, через сто или двести

лет он воссияет над миром. Будущие историки оценят это движение как

новый виток истории. Еще Уайтхэд говорил: создай иную модель или новую

парадигму, прими новый способ познания или новые определения старых

слов, и тебя ждет откровение. Ибо ты сможешь увидеть все по-новому.

Такое новое видение неминуемо и убедительно показывает нам, причем

показывает исключительно эмпирически (не прибегая к религиозным

ухищрениям, не осуждая, не a priori, не по чьей-то прихоти), всю

ошибочность фрейдистского вывода о неизбежном, внутреннем, изначально

существующем противостоянии потребностей индивидуума и потребностей

общества и цивилизации, ошибочность тезиса о борьбе между ними. Сейчас

мы знаем, что это не так. Мы уже знаем кое-что о тех необходимых

условиях для того, чтобы потребности человека не противоречили

общественным интересам, а были синергичны им, чтобы и те, и другие

устремились к достижению общей цели. Повторю, наши знания основаны на

сугубо эмпирических фактах.

Столь же эмпирическое знание накапливается сейчас относительно высших

переживаний. Пусть пока наш метод изучения сводится к странным

вопросам, которые мы задаем людям, собирая их в группы или разводя по

разным комнатам: можете ли вы припомнить самый радостный момент в

вашей жизни? Или как сформулировал один из нас: испытывали ли вы

трансцендентный экстаз? Вы можете подумать, что людей ошарашивают

подобные вопросы, что они не понимают, о чем их спрашивают, но,

поверьте, очень многие все-таки дали нам вполне вразумительные ответы.

Причина, по которой люди обычно не распространяются о восторгах

откровения, трансцендентных экстазах, кроется, видимо, в том, что они

просто не знают, какими словами поведать миру об этом. Нужно

преодолеть смущение, чтобы признаться другим и себе в чем-то подобном,

заведомо <ненаучном>, - <ненаучном> в порицаемом, обвинительном смысле

этого слова.

По ходу исследований нами было обнаружено большое количество триггеров

высших переживаний, мы столкнулись с самыми разнообразными си-

Обучение и высшие переживания

туациями и узнали о том, какие из переживаний способствуют постижению

высшего. Теперь можно смело утверждать, что большинство людей или даже

все хотя бы раз в своей жизни испытали высшее переживание, пережили

мгновение экстаза. Если вы возьметесь повторить наши опыты, можете

спросить о самом радостном, самом счастливом и благословенном

мгновении жизни человека. Или задайте вопросы, которые задавал я.

Чувствуете ли вы в такие мгновения, как что-то изменяется в вас самих?

Каким вы себя ощущаете в такие мгновения? Что вас влечет и чего вы

хотите? Если в вас что-то меняется, то что именно и как? Должен

сказать, что по моим данным самая торная тропа к высшим переживаниям

(в смысле самая упоминаемая согласно статистике эмпирических отчетов)

пролегает в долинах музыки и сексуального опыта. Проблему сексуального

просвещения за преждевременностью ее обсуждения я оставляю в стороне,

но уверен, что наступит день, когда мы перестанем заливаться краской и

хихикать при упоминании об <этом>, поймем всю серьезность этого

вопроса и расскажем своим детям, что, кроме музыки, любви к отчизне и

хороших оценок есть и иные пути к радости, что вознести человека на

вершины блаженства может не только вид послушного ребенка на аккуратно

постриженной лужайке, но и секс, совершенно равноправный при этом с

той же музыкой. Так уж сложилось, что люди скорее понимают именно секс

и музыку, как вещи естественные, простые и общедоступные.

Если мы желаем дать определение высших переживаний и изучать их,

разумно было бы составить перечень механизмов, их вызывающих. Этот

перечень уже на сегодня настолько обширен, что требует известных

обобщений. Может показаться, что любое приближение к истинному

совершенству, любое движение по направлению к высшей справедливости

или к высшим, совершенным ценностям связано с переживаниями высшего

порядка. Но это не всегда так. Те обобщения, которые я предлагаю вам,

закономерны для самых разнообразных явлений, исследованию которых

посвящена эта книга. Помните, что я говорю с вами как ученый. Пусть

порой мои рассуждения покажутся вам ненаучными, но таков уж новый тип

науки. Вскоре выйдет в свет одна диссертация (145), и она с позиций

гуманистической науки должна совершить, я бы сказал, настоящий

переворот в деле деторождения, равный по значимости тому, что

случилось во времена Адама и Евы. Эта диссертация (145) посвящена

исследованию высших переживаний при родах. Я уже говорил, что роды в

принципе могут быть источником высших переживаний. Мы знаем, как

спровоцировать высшие переживания, мы знаем, что роды пройдут лучше и

успешнее, если женщина примет их как великий мистический опыт, как

религиозный опыт, если угодно - опыт озарения, откровения, инсайта.

Между прочим, сами женщины в своих отчетах о переживаниях при родах

отмечали, что этот опыт заставил их <стать другой>, а все потому, что

Образование

высшее переживание дает человеку редкую для него возможность

постижения бытия.

Нам еще предстоит придумать названия для всех этих малоизученных, не

приведенных в стройную схему явлений. Когда мы говорим о <постижении

бытия>, мы имеем в виду познание в платоновском и сократовском смысле,

некую технологию счастья, чистого совершенства, чистой истины, чистой

добродетели и т. д. Хотя почему <некую>? Почему бы действительно не

счесть ее способом достижения радости и счастья? Между прочим, эта

техника уникальна в смысле пробуждения отцовского чувства; мне не

доводилось встречаться с другим, столь же эффективным способом. Мы с

моей женой обнаружили множество триггеров, подтвердивших это, когда

впервые взялись исследовать высшие переживания у студентов колледжа.

Мы заметили, что если студентки говорили о высших переживаниях,

связанных с рождением ребенка, то студенты, как правило, не упоминали

это событие в ряду других, вызывающих высшие переживания. Теперь мы

знаем, как научить мужчину испытывать высшие переживания от рождения

ребенка. Если говорить сжато, то мужчине необходимо измениться,

научиться видеть вещи иначе, научиться жить в другом мире, с другой

системой координат, жить с иным мироощущением, устремленным к новой,

счастливой жизни. Есть различные пути к мистическим переживаниям, но

именно из-за их многочисленности я и предпочел бы пока оставить в

стороне их подробное рассмотрение.

Возвращаясь к музыке и к искусству в целом как к источнику высших

переживаний, должен сказать, что испытуемые отмечают высшие

переживания только в связи с так называемой <классической музыкой>.

Мне не встретились описания высших переживаний, вызванных творениями

Джона Кейджа или фильмами Энди Уорхола, произведениями

абстракционистов, экспрессионистов и прочих <истов>. Просто не

встретились. Настоящие высшие переживания, те, которые несут человеку

радость, экстаз и новое видение мира, которые возвышают человека,

происходят от проникновенного восприятия именно классической музыки,

от ее великих шедевров. Спешу еще раз отметить, что музыка в этом

смысле идет рука об руку с танцем. И если уж я заговорил об этом,

добавлю - музыка и танец существуют вместе, в гармоничном слиянии друг

с другом. Когда я говорю о музыке, о том, что она - самый короткий

путь к высшим переживаниям, я имею в виду и танец. Для меня эти

явления уже окончательно и бесповоротно слились в одно неразрывное

целое. Назовите музыкой, танцем, ритмикой, атлетикой или как-то иначе

это физиологическое ощущение ритма, какое бывает, например, у

танцоров, исполняющих румбу, или у ребенка, оставленного наедине с его

жестяным барабанчиком. Но согласитесь, что любовь к своему телу,

умение почувствовать его и подчиниться его воле - прямая дорога к

высшему переживанию. А высшее переживание - неплохой способ (пусть не

гаранта-

Обучение и высшие переживания

рованный, но статистически более вероятный) <постижения бытия>,

познания платоновских сущностей, внутренних ценностей, конечных

ценностей бытия, безусловно помогающий как физическому оздоровлению,

так и личностному росту, способствующий движению человека к

самоактуализации и вочеловеченности.

Другими словами, высшие переживания почти никогда не проходят

бесследно. Они могут привести к очень и очень важным последствиям. То

же можно сказать и о музыке и об искусстве в целом - слишком много

общих законов у искусства и у высших переживаний. Они могут заменить

даже психотерапию, если человек поймет, к чему он устремлен, если он

узнает, что ему необходимо и как ему этого добиваться. Ведь, рассуждая

о музыке и танце, можно определенно отметить с одной стороны угасание,

отступление таких симптомов, как автоматизмы, тревога, а с другой

стороны бесспорно, что музыкальный, танцующий человек более спонтанен,

бесстрашен, аутентичен,он лучше чувствует свое тело, обостряется его

сенсорная чувствительность и т. д.

Немаловажно и то, что музыка, ритм, танец - прекрасные способы

достижения самоидентичности. Так уж устроена человеческая природа, что

подобного рода триггеры, подобного рода стимуляция обращена прямо к

нашей вегетативной нервной системе, к нашим эндокринным железам, к

нашим чувствам и эмоциям. Воздействие ее непосредственно. Мы еще очень

мало знаем о физиологии человека, чтобы понять, чем вызвано столь

непосредственное воздействие, но оно бесспорно существует. Я бы даже

сказал, что это воздействие столь же очевидно как боль, которая всегда

безошибочно ощущается человеком. Для людей, обделенных подобного рода

переживаниями, которые, к сожалению, составляют очень большую часть

населения, для людей, глухих к своему внутреннему голосу, живущих по

часам, по расписаниям, по правилам, законам, подсказкам соседей, - для

них это почти единственный способ познания своего <Я>. Это именно те

громкие сигналы, тот голос, который взывает внутри каждого из нас:

<Черт возьми! Ведь это хорошо! Отбрось сомненья!> Именно здесь мне

видится один из способов научить таких людей самоактуализации, помочь

им почувствовать, познать собственное <Я>. Внутренний голос,

способность прислушиваться к глубинному и к его реакции,

прислушиваться к тому, что происходит внутри, помогает нам в

обнаружении своей идентичности. Этот способ может стать основой новой,

чувственной педагогики, и если мы найдем время говорить о ней, то

придем к выводу о необходимости создания новой системы образования,

школы нового типа.

Столь же прекрасной, как музыка, столь же устремленной к высшим

переживаниям может быть и математика; хотя легко можно представить

себе учителя математики, которому претит даже мысль о чем-то подобном.

Я и

Образование

сам не понимал, что математика может приносить эстетическое

наслаждение, не понимал до тридцати лет, пока мне не попались в руки

несколько прекрасных книжек по этому предмету. То же самое нужно

сказать о истории, антропологии (той, которая изучает иные культуры),

социальной антропологии, палеонтологии и философии науки. Обратимся к

фактам. Работая с великими изобретателями, с великими учеными,

творцами, я обнаружил, что они говорят именно об этом. Настала пора

изменить образ ученого, понять, что жизнь творца складывается именно

из этих мгновений высших переживаний. Он живет ради этих мгновений

восторга и счастья, когда он находит решение проблемы, когда внезапно

через окуляр микроскопа он видит нечто новое, ради мгновений открытия,

озарения, прозрения, постижения и экстаза. Они жизненно необходимы

ему. Как правило, ученые не любят признаваться в подобных чувствах

даже самим себе, смущаются их. Они стыдятся говорить о них. Нужно быть

крайне деликатным, чтобы помочь им в потугах признания, и мне

случалось быть повитухой при этих родах. Дело обстоит именно так, как

я описал, и если вам удастся убедить творческого человека, что

разговор затеян не смеха ради, тогда он, краснея, поделится с вами,

что счастливейшим моментом его жизни был, например, благословенный

вечер, когда ему удалось доказать основную, решающую корреляцию двух

математических величин. Об этих вещах не принято говорить вслух, они

могут показаться полным бредом, если заглянуть в школьный учебник и

прочитать, как совершаются открытия в науке.

Я клоню к тому, что если мы будем понимать, чего добиваемся, если

будем достаточно философичны и проницательны, то сможем

воспользоваться этими способами, чтобы дать людям шанс прочувствовать

экстаз, более прямой дорогой устремиться к открытиям, к высшим

переживаниям, к озарениям, к восторгу и чувству сопричастности

великому, сможем воспользоваться ими, чтобы пересмотреть, к примеру,

модель преподавания истории, равно как и модель преподавания любого

другого предмета.

И в заключение хочу поделиться с вами еще одним впечатлением, которое

будет понятно каждому преподавателю художественных дисциплин. Оно

заключается в том, что эффективное обучение музыке, искусству, танцу

или ритмике по самой сути гораздо ближе, чем преподавание так

называемых <основных предметов>, к сущностному образованию, о котором

я говорил выше, то есть к обучению, необходимой частью которого

является познание человеком своей идентичности. Образование - это

научение росту, научение тому, как устремляться вперед и вверх,

отличать хорошее от плохого, желанное от нежеланного, достойное выбора

от недостойного. Искусство и особенно те его разновидности, на которых

я настойчиво концентрировал ваше внимание, с точки зрения сущностного

научения, сущностной педагогики и сущностного образования, настолько

тесно сплетены с психологичес-

Обучение и высшие переживания

кой и биологической сущностью человека, так близки его глубинному,

биологическому <Я>, что пора перестать воспринимать эти учебные курсы

как неуместную роскошь, как кружева и оборки на школьном платье, и

признать их основными предметами нового образования. Мне видится, что

такого рода образование позволит выработать взгляд на вещи,

проникающий в бесконечность, провидящий высшие ценности. Такое

образование может и должно иметь в своем основании обучение искусству,

музыке и танцу. (Что касается детей, для них я в первую очередь

предложил бы танец. Для двух-, трех-, четырехлетнего ребенка проще и

естественнее всего подчиниться ритму.) Такая расстановка акцентов в

образовании могла бы задать иные модели и иные способы преподавания

прочих школьных предметов, спасти их от полного погружения в

бессмыслицу, забывшую, что важно, а что нет, беспристрастную до

угрюмости, лишенную устремленности и целей.

Цель и значение гуманистического образования

Олдос Хаксли незадолго до своей смерти был близок к тому, чтобы

совершить огромный прорыв, он был на пороге создания великого синтеза

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒