Не сотвори себе кумира. 7 страница

Дела шли по - разному, но он держался на плаву. Стремление выжить в этом мире всегда помогало ему. А еще ему помогала любовь к женщине, которая ,наконец-то, была рядом. Он любил Настю, а за что, почему, было не важно. Разве можно объяснить за что человек любит другого. Любовь дается свыше, кому в наказание, а кому в награду. Так думал Павел, разъезжая по городу на своей машине и решая повседневные дела.

Предприятие, которым он руководил, занималось компьютерами и компьютерными технологиями, давно уже обеспечивало работу нескольких крупных фирм. И если бы не проблемы со здоровьем Насти, Паша мог бы с уверенностью сказать, что счастлив. Работа приносила не только удовлетворение, но и не плохой доход.

Подъехав к зданию офиса, Паша заметил припаркованную неподалеку автомашину его бывших, общих с Петром знакомых, поморщился, про себя с раздражением подумал:

«Чего прикатили? Ведь все давно утрясено, чего надо?»

Он все время упорно пытался забыть то, как жил все эти годы.

Посигналив, из машины вышел парень не знакомый ему по прежней жизни. «Гонец» - промелькнуло в голове, -«что еще за новости принес нежданный гость?»

- Вам привет,- заговорил нарочно растягивая слова и продолжая демонстративно перекатывать во рту жвачку, подошедший вразвалочку парень.

-Ну и что дальше? - достаточно недружелюбно прервал его вопросом Павел.

- Не знаю, мне передать велено, разговор есть…

- Кем велено, какой разговор?- кончай чавкать, говори как следует, поторопил Павел парня.

-Пахан сказал, встретиться хочет, в гости зовет, прямо сейчас - растерянно, не ожидав такого приема, произнес непрошенный гость.

- Не куда не поеду, я занят, - отрезал Паша, берясь за ручку двери и давая понять, что разговор окончен, тем самым приведя гонца в неописуемое удивление от столь наглого поведения.

Когда за Павлом закрылась дверь офиса, гонец, постояв еще не много в растерянности, смачно выругавшись и демонстративно сплюнув жвачку, все той же походкой вразвалочку, двинул к машине. Усевшись за руль, он, все еще ничего не понимая с удивлением произнес, обращаясь к сидевшему в машине, приятелю:

- Не хрена, борзота, Толян, ему говорят, поехали, а он, мол, некогда ему, совсем сдурел народ.

Парню было невдомек, что его пахан, наводивший ужас на братву, обязан был Паше не только тем, что сейчас главенствует в их темном мире, но и жизнью своей он тоже был обязан ему.

От раздражения хлопнув дверью кабинета и предупредив, что бы к нему никого не впускали, Паша сначала постарался придти в себя, достал из холодильника бутылку минеральной воды, налил полный стакан, выпил большими глотками, закурил. И только выкурив сигарету, набрал номер знакомого до боли телефона. Из трубки вместо хрипловатого мужского голоса, того, с кем он намерен был сейчас говорить, донеслось томное женское мурлыканье:

- Фирма «Защита» слушает.

На минуту растерявшись, Паша попросил к телефону Дмитрия. На другом конце провода переспросили:

- Вам Дмитрия Ивановича? Он сейчас занят, что ему передать?

- Скажите, что звонит Павел Степанович, Пашка, скажите звонит-, не скрывая все еще не покидавшее его раздражение, прокричал он.

В трубке что-то зашуршало, затем щелкнуло и бодрый голос Дмитрия зазвучал наигранно радостно:

- Ты что зазнаешься, в гости не едешь, я по делу звал,

Не дав тому договорить, Паша спросил:

- Чего звал? Мы же договорились, все точки над «и» расставлены, наши пути разные.

- Да нужен мне твой путь, как козе барабан, не кипятись,- попытался перевести в мирное русло их разговор собеседник на другом конце.

- Папаша твой на днях освобождается. Братва волнуется, пристроить бы надо. Петр ему помогал, мы вроде бы, тоже должны помочь.

- Помогайте, я то тут причем? – еле сдерживая себя, стиснув зубы, почти прохрипел в трубку Павел.

-Ты чего, офонарел, так твой папашка то вроде бы, судя по документам, - недоумевал собеседник.

- По каким еще документам? – не понял Паша.

- Ну, после Петра тут папки остались, документы всякие, числится он у нас в догляде, написано на папке, что отец твой, а в папке копии приговоров.

- Читаю вот, - в трубке зашуршали перелистываемые страницы.

- А вот, нет, не то, а вот, … будучи в состоянии алкогольного опьянения, в ходе ссоры, нанес множественные удары кулаками и ногами и голове и телу жены, затем, разломав стул, нанес множественные удары по голове и телу, затем…. ударил ножом в область грудной клетки, … причинив смерть… – все читал и читал страшные строчки приговора Дмитрий.

Пот прошиб Павла, он побледнел, руки затряслись.

- Заткнись! - что было сил прокричал он в трубку и отшвырнул ее в сторону.

Казалось напрочь стертые из его детского сознания, картинки прошлого вдруг поплыли перед глазами – мать, вся в слезах, на полу, протягивает руки к отцу, а он бьет ее. Он, еще маленький, леденея от страха, зажмуривает глаза и закрывает ладонями уши, но все равно слышит стоны матери.

На какое-то мгновение его сознание помутилось, но, усилием воли он заставил себя остановиться, опершись о подоконник, открыл окно, стоял и вдыхал свежий воздух. В трубке, болтавшейся на телефонном шнуре, продолжали кричать:

- Ты где, ты чего? Не понял, ты чего…

Влетела в кабинет секретарша и остолбенела от увиденного. Таким она своего начальника никогда не видела. Сделав жест рукой, что все нормально, он попросил девушку уйти.

Положив трубку на штатив телефона и не успев отойти от стола, Павел услышал телефонный звонок.

- Да, - чуть слышно произнес показавшимся ему чужим голосом.

-Ты чего отключился ? - изумленно спросил Дима.

-Ты чего не знал ни чего? Я думал, ты в курсе, - почувствовал неладное, извиняясь, продолжил:

- Так куда его? Ты же знаешь, мы всех встречаем, кто у нас на контроле, кому помогаем, придется и его пристраивать. Он уже за другое сидел, там в зоне кого-то пришил, хочешь, прочитаю. Есть еще приговор…. В трубке снова раздались звуки перелистываемых кем-то страниц.

Постепенно приходя в себя, и не желая продолжать разговор, уже с иронией в голосе Паша спросил:

- Я не понял, что за фирма такая «Защита»? Это ты кого-то вдруг стал защищать?

- Да, представь себе, это у нас фирма, это мы защищаем, - по деловому, не чувствуя подвоха, заговорил Дмитрий.

- И кого, если не секрет вы защищаете?

- Да хоть кого, и тебя вот можем защитить,- хихикнул Дмитрий.

- Обойдусь – отрезал Павел, - Да, времена меняются, - продолжил он, - все отбирали, а теперь уж защищаете, здорово.

- Да, все меняется. Защищаем, мы охранная фирма, еще торгуем понемногу, машины из-за бугра гоняем, - хвастался Дмитрий, не уловив иронии в голосе собеседника.

- Все понятно, легализовались, значит, и кто надоумил? – спросил Паша.

- А ты и надоумил, - ошарашил его Дмитрий.

- Я? - с удивлением переспросил Павел.

- Ты, чего удивляешься? Можно подумать, у тебя все честно нажито и честно делается?

Паша вдруг почувствовал смертельную усталость и поспешил свернуть неприятный для него разговор.

- Не звони мне больше и гонцов не шли, а отца у меня не было и нет и запомни это, и мужику этому вонючему накажи, чтобы обходил меня стороной, а приговоры порви, они нафиг никому не нужны, - не дождавшись реакции на другом конце провода, выпалил Паша и положил трубку.

- Ну, как сказать, никому не нужны, а вдруг пригодятся, всякое бывает, - проговорил Дмитрий уже сам себе, в трубке слышались короткие гудки. Сложив аккуратно документы в папку, он положил ее в сейф со словами: - А вдруг пригодится.

Возвращаясь поздно вечером домой Павел вдруг почему-то вспомнил время, когда был еще подростком. Его все тогда интересовало. Казались сказочно романтичными рассказы взрослых о совершенных грабежах, кражах со взломами, отсидки в колониях. Мужики пили, обсуждали налеты и подставы, играли в карты, а он лежал в соседней комнате и слушал, слушал, засыпая поздно ночью под дикий хохот уже осоловевшей компании.

Ему нравилось бродить по городу, заглядывать в окна домов первых этажей, особенно когда на улице были сумерки, а шторы на окнах не были плотно закрыты. И делал это он из простого любопытства, еще сам не осознавая, что завидует тем, у кого есть настоящая семья, настоящий дом, когда вечером все садятся на кухне, пьют чай, обсуждают прожитый день. Ему хотелось в такие минуты простого человеческого тепла. Эта раздвоенность души была ему не понятной, он злился на себя, еще не осознавая, что именно так формируется характер – в спорах с самим собой, сомнениях и разочарованиях.

Мысли Павла прервал звук милицейской сирены, он невольно встрепенулся, но машина с мигалкой наверху пронеслась мимо, освещая светом фар серую гладь асфальта впереди.

- Да, как бы сложилась тогда его жизнь, не встреть он Петра?- не в первый раз задавал он себе один и тот же вопрос. И не находил ответа.

«Он не был в обиде за то, что Петр вытащил его из сиротского существования, из жизни в никуда. Всего вероятнее его тогда все равно поймали бы, вернули в интернат и рано или поздно он, как и все интернетовские по окончанию учебы, оказался бы на улице, никому не нужный, злой и голодный. Поскитавшись по вокзалам, стырил бы чего- нибудь и сел по малолетке. Ему не в чем было обвинять Петра. Жизнь за его спиной в те годы была достаточно вольготной, сытой. Ему даже завидовали пацаны, подъедавшиеся у Петра на мелких поручениях.

Этот же Димка ему завидовал. Парень жил в семье, но далеко не в такой, о которой мечталось временами Пашке. Димкина мать сидела в колонии, он рос с бабкой, попивавшей и принимавшей у себя на квартире краденое. Петр держал Димку «на побегушках» - разведать работает ли сигнализация, пройтись по рынку и проверить не тырит ли там кто-то чужой. Перепадали Димке самые крохи. Семье тогда просто не давали подохнуть с голоду. Бабка умерла, а мать не доехала после отсидки и куда-то подевалась. Димка вырос, и как водится в таких случаях, сам начал пробивать себе дорогу, он крал, дрался со своими и чужими. Его боялись и одновременно уважали за то, что жил по понятиям. В отличии от Павла, которого оберегал Петр, Димка успел отмотать срок, но выйдя, стал осторжнее и больше не сидел. Сколько Пашка помнит, как он все время видел на себе Димкин завистливый взгляд. Чувствовалось, что тот его не долюбливал, но трогать боялся.

Только один раз они оказались вместе в деле. Время было «дефицитным» и тревожным. Люди метались по стране в поисках работы, продуктов и не знали, что их ждет завтра. Злые лица смотрели из-подлобья на всех без разбора, а уж если кто-то попадался на краже, били нещадно. На рынке их тогда окружили рассвирепевшие торговцы. Кто-то узнал Димку, тот частенько ошивался на рынке, караулил чужих, но мог и стырить, что плохо лежит. Досталось по первое число. Димку пинали, он даже не сопротивлялся. Павел отбивался, как мог, но почувствовав, что слабеет, схватил из последних сил огромную металлическую трубу и начал ею размахивать. Нападавшие на время отступили. Не выпуская трубы из рук, Пашка крикнул Димке, чтобы поднимался. Уже вместе пробивались к выходу. Заслышав знакомый всем гул под тяжелыми сапогами ОМОНа, толпа мгновенно растаяла, оставив в покое избитых, с оскалом загнанных зверьков подростков. Но попадать в лапы верзил в масках им было не с руки. Бежали долго, дворами. Остановившись уже на подходе к дому, Димка повернулся к Павлу, протянул руку, испачканную кровью, и сдержанно произнес:

- Я твой должник.

Дружбы между ними так и не получилось, но и косых взглядов со стороны этого парня Павел больше не замечал.

В раздумьях дорога пролетела незаметно. Освещенный со всех сторон дом показался за поворотом. В окне второго этажа он увидел силуэт Насти, и на душе сразу потеплело. «Он любит ее до сих пор, она смысл его жизни. Для него самого было даже странным, что, выжив в этом злом мире, он смог научиться так любить. А может быть, потому и научился, что вокруг него

всегда бушевали страсти . Горе и слезы приносили они, боль и страдания причиняли им,»- размышлял Павел, заруливая на свой участок.

Увидев подъехавшую машину, Настя выскочила на крыльцо и, кутаясь в огромную ярко красного цвета вязаную шаль, ждала.

Паша вдруг залюбовался ею. Свет фонаря падал на ее пушистые, светлые волосы. Огромные глаза смотрели на него с нежностью, улыбка сияла на чуть пополневшем и от того ставшем еще прекраснее, лице.

- Паша, я вспомнила, я сегодня вспомнила, - вдруг заговорила Настя .

У Паши все внутри оборвалось, даже дернулось веко.

Не показывая вида, что волнуется, он намеренно спокойно спросил:

- Ну, рассказывай, что ты там вспомнила? Только давай вначале зайдем в дом, ты нальешь мне чаю, - тихо говорил он, обнимая ее за талию и заглядывая в глаза, будто пытаясь угадать, что же она смогла вспомнить.

В доме было тепло и уютно. Так, как в его юношеских мечтах. Окна кухни просторной и светлой были зашторены белыми в мелкий горошек занавесками, по краям прошитых рюшечками. Это придавало окнам и всему помещению еще более милый вид. На столе стояла вазочка с вареньем недавно сваренным Полиной. Пахло теплом и уютом.

Умываясь, Паша поднял медленно глаза и пристально посмотрел на себя в зеркало. «Сегодняшний день, видимо решил его доконать. Какой сюрприз ждет его на кухне?- думал он. Его немного успокаивало то, что Настя выглядит веселой, значит, воспоминания не расстроили ее.

Медленно переодеваясь, он оттягивал момент, когда жена сообщит ему то, что всплыло в ее памяти. Несколько лет тянулись в ожидании, начнет ли возвращаться к ней память и, похоже, это случилось. Врачи, наблюдавшие Настю, не давали никаких гарантий, недоуменно мотали головами, делали неутешительные прогнозы. На сегодняшний день каких-либо поводов опасаться за ее жизнь и здоровье не было. Она регулярно пролечивается в лучших частных клиниках, они ездят на море. Все заботы по дому лежат на Полине. Настя даже поговаривает о ребенке, но врачи категорически запретили ей беременеть и Паша не идет на ее уговоры.

Лишь однажды, когда Полина по простоте душевной повесила на кухне те самые распрекрасные шторы в горошек, Настя вдруг заявила о том, что видела такие же где-то раньше. Но разговор свели к тому, что ткань такой расцветки не редкость, шторы она могла увидеть где угодно. На том и порешили, хотя и Павел и Полина понимали, о каких шторах говорила тогда Настя.

- Ты что там делаешь, чай стынет, - послышался из кухни недовольный голос Насти, прервавший размышления Павла. Выйдя к столу, он выглядел усталым.

- Что –то случилось?- спросила она.

- Нет, просто было много работы, - отпивая уже налитый чай из пузатой в горошек чашки, Паша с нежностью посмотрел на жену.

- Я слушаю тебя, рассказывай, что ты там вспомнила, - с громко бьющимся сердцем с неподдельным интересом спросил.

- Я, я сегодня гуляла по деревне и увидела деревенских ребят, они шли из школы,- заговорила Настя.

- Ты представляешь, я залюбовалась девчонкой, она сидела на завалинке и отчитывала паренька, чуть постарше ее. Она стыдила его, за то, что тот прогуливает уроки и не хочет учиться. А парень сидел и слушал, это было так здорово. А знаешь почему?

- Откуда же мне знать?- спросил чуть дыша Паша, - я же их не видел.

- По их поведению было видно, что все происходящее с ними им нравится. Они, глупые еще и не понимают, что влюблены, малы еще, но чувства уже есть, попозже вырастут вместе с ними, - продолжала рассуждать Настя, так и не произнеся еще не слова того, что же все-таки она вспомнила и что так волновало Павла.

- И тут я вдруг вспомнила, что знала тебя раньше, еще в детстве. Я узнала те же чувства, они были во мне, - пристально посмотрев на Пашу, она спросила, - я все правильно вспомнила?

Паша растерялся. Насте же все время говорили, что он подобрал ее на дороге после аварии, стал ухаживать за ней в больнице и полюбил. Врачи твердили об обширной потере памяти, заверяя все увереннее и увереннее, что она к Насте вряд ли вернется. Паша молчал. И чем дольше он молчал, делая вид, что увлечен ужином, тем серьезнее становилось лицо Насти.

- Почему ты молчишь? – не выдержала она.

- Мы с тобой знакомы с детства? Если да, то почему ты меня обманывал? – всматриваясь в меняющееся лицо мужа, все настойчивее спрашивала Настя.

- Это был, наверное, другой мальчишка, - нарушил молчание Паша, так и не решившийся признаться Насте в том, что любит ее всю жизнь. И что они, действительно, виделись в детстве. Правильно ли он поступает сейчас, и правильно ли они сделали, что скрыли от нее когда-то правду, он не знал. Просто тогда пришлось бы объяснять многое, а так она у него не может спросить с кем и где жила, с кем и куда ехала в машине. Не были знакомы и весь ответ.

- Я рад, что ты выздоравливаешь, все это нужно рассказать доктору, - медленно поднимаясь, проговорил он, поцеловал Настю и поблагодарив за ужин, сославшись на головную боль ушел в спальню.

Настя щебетала на кухне с Полиной. По телевизору шел мексиканский сериал с проявлениями южных страстей и роковых признаний. Женщины обсуждали увиденное, одновременно планируя завтрашний день. Сделав несколько дежурных звонков, Павел лег спать. Долго ворочаясь в попытках заснуть, не выдержав, встал, выпил снотворное и, наконец, заснул.

Ему снилась жара, июльское солнце и впервые за долгие годы гусеница. Она ползла, по его загорелой руке, от неожиданности он сбросил ее в траву. Потом вспомнил, что часто играл с нею и стал искать, а она никак не находилась и он плакал. Слезы текли по его детским щекам, и он даже ощущал их солоноватый привкус.

- Что за бред? – проснувшись, подумал он, непроизвольно прикоснувшись к щеке, словно опасаясь, что она окажется мокрой от слез. В комнате было темно, распластавшись, как дитя, вскинув руки кверху, с задранной до пояса ночной сорочкой, Настя спала рядом. И если бы не головная боль, которую он почувствовал, поднимаясь, он разбудил бы ее поцелуями, и они, как всегда, долго бы занимались любовью, а затем, измучив друг друга до сладкой боли, заснули бы под утро.

Тихонько прикрыв жену одеялом, он пошел на кухню. Сидел и курил одну сигарету за другой. Гамма чувств от пережитого накануне принесла ему не только головную боль и ненужные воспоминания, но и душевную тревогу, от которой, как ему казалось, он давно избавился. Скрипнула дверь, вошла Полина.

- Чего не спишь? Смолишь опять, как паровоз, - ворчала она, наливая воду в стакан.

- Не спится что-то, - ответил Павел.

- Живем, вроде бы справно, - продолжила женщина, - завидуют все, хорошо живем, но не спокойно, - и для уверенности повторила, - не спокойно живем.

Словно не слыша ее слов Павел, спросил:

- Настя тебе рассказала, что вспомнила?

-Дак и я о том же. Не по-людски все это, парень, нельзя так. Петр ее обманывал и видишь, что вышло. Теперь ты, надо рассказать ей все, она ведь женщина, все она поймет.

- А вдруг не поймет, что тогда? – прервал Паша.

- Она любит тебя, и любила всю жизнь, а ты сомневаешься, - укоризненно взглянув на Павла, Полина направилась к выходу. Уже

прикрывая за собой дверь, и разговаривая больше сама с собой, чем с Павлом тихо произнесла:

- Глупые вы, мужики. Женщина, когда любит, она многое может понять и простить, только обманывать ее не надо. Любовь, она ведь как солнышко, она и из противной гусеницы бабочку делает.

Услышав последнюю фразу, произнесенную Полиной, Паша вдруг понял, почему он видел всю жизнь один и тот же сон: гусеница, ползущая в лучах июльского солнца. Это же он все время полз, извиваясь по жизни и преодолевая создаваемые кем-то невидимым для него преграды. И всю жизнь прожил бы гусеницей, не полюби он Настю. Их любовь, как солнечные лучи спасли его, не дали погибнуть. В деревне запели попеременно в разных ее концах петухи, возвещая о зарождающемся новом дне. Павел глубоко и с облегчением вздохнул.

- Ладно, будет день, будет пища, а еще придут другие заботы, - подумал он бодро поднявшись, пошел принять душ.

Днем в клинике он рассказал лечащему врачу Насти о ее воспоминаниях, тот почему-то в отличии от него, не придал сказанному Настей значения, успокоив при этом Павла.

- Не волнуйтесь, вряд ли она что-то вспомнила. Женщины народ сентиментальный. Они сериалов насмотрятся, еще не такого на придумывают. Главное поменьше в таких случаях обращать на них внимания.

Несколько месяцев все шло как всегда. Дом, работа – работа, дом, походы по магазинам, поездки к докторам. Настя все чаще и настойчивее говорила о ребенке. Он и сам не прочь был заиметь малыша, но врачи продолжали упорно отказывать им в этом. Иногда он просыпался от всхлипываний жены, делая вид, что спит, наблюдал за нею. Ему было жалко

Настю, но утешить ее в такие минуты он ничем не мог. Однажды Павел проснулся от того, что Настя пристально смотрит на него.

Еще полностью не очнувшись от сна, спросил:

- Тебе плохо?

- Нет, мне хорошо,- как-то загадочно произнесла Настя.

- Тогда в чем дело? Почему ты не спишь? Ложись, - попытался прижать ее к себе, заговорил он, давая понять, что хочет заняться с нею любовью.

Но Настя почему-то отстранилась.

- Подожди, не сейчас, - улыбаясь, шепотом произнесла, - давай возьмем ребеночка из детдома, маленького, будем его воспитывать.

Павел смотрел на нее не мигая.

- Ты, только выслушай меня, - боясь, что Паша ее прервет, с горящими глазами продолжила: - Он не будет знать, что он не наш, мы его будем любить, как родного. Ну, раз мне нельзя иметь ребенка, можно же взять чужого?

Павел не был готов к такому разговору.

- Это слишком серьезно, давай мы все обдумаем, обсудим и решим, - поцеловав Настю в губы , вышел из спальни.

Закурив, сидел и смотрел на звездное небо за окном, где-то вдалеке залаяла собака.

«Кому-то не спится в такое время?»- отвлеченно подумал он.

«Как часто, будучи в детдоме он слышал, как мечтали о семьях ребята. Одни врали, что за ними скоро приедут родители, другие сочиняли, что их скоро усыновят. Всем хотелось тепла и уюта. И ему тоже, только он никогда и никому об этом не говорил. А сейчас Настя предлагает ему подарить человеку такое вот счастье, а он оказался к этому не готов. Почему? Почему он так растерялся?»- думал Павел, судорожно прикуривая одну сигарету за другой.

«Сыт голоду не верит» - почему –то мелькнуло в его голове, словно не он это подумал, а кто-то другой, неведомый подсказал ему ответ на столь риторический вопрос, вставший вдруг перед ним.

Настя не спала, она лежала и ждала его.

- Ты мне не ответил, я не права? – сходу заговорила.

- Послушай, давая спать, нужно подумать, еще раз поговорить с докторами, они же не говорят о бесплодии, возможно, у нас еще будут дети.

- Все понятно, ты не хочешь, так бы и сказал, - отвернувшись от него и натягивая одеяло на голову, проговорила. И эта поза означала одно – она обиделась.

Улыбнувшись, Павел лег и быстро заснул.

Беда всегда приходит от туда, откуда ее ждешь меньше всего. Утром, проснувшись, Павел насторожился. В доме было подозрительно тихо. Обычно Полина, грузно вступая, ходит, по кухне, кот мяукает у ее ног, вкусно пахнет омлетом. А тут была тишина.

Накинув халат, он прошел по коридору, заглянул на кухню. Там было пусто и, как ему показалось, холодно. Зябко поежившись, он направился к комнате женщины. Еще не приблизившись к двери, он услышал постанывания, доносившиеся из-за двери.

Распахнув дверь, Павел увидел странную картину. Полина, видимо пытавшаяся подняться и не справившись с собственным весом рухнула на пол, лежала на спине, руки ее цеплялись за кровать, но безжизненно падали, глаза ее были закрыты, рот исказила боль.

- Что, что случилось? – закричал Павел, подбегая к женщине и пытаясь ее приподнять.

Огромное ее тело даже не приподнялось с пола, только стон стал громче.

Испугавшись, что разбудит Настю, Павел оставил Полину лежать на полу, а сам понесся за телефоном.

Скорая помощь ехала мучительно долго. Он уже пожалел, что не позвонил своему врачу, тот, правда, был на даче и смог бы приехать только через час. Однако, скорая помощь приехала немногим раньше.

- Похоже на обширный инфаркт, - констатировал с равнодушным видом щупленький врач.

- Что делать, - поинтересовался Павел.

- Надо госпитализировать, сегодня дежурная больница у нас городская.

Будучи наслышанным о тех безобразиях, какие творятся в обычных бесплатных больницах, Павел возразил:

- Нет, едем на Каштановую.

Это была достаточно дорогая частная клиника. Лечение в ней было не всякому по карману, поэтому врач удивленно посмотрел на него.

- Вы знаете сколько стоит там лечение? Потянете?

- Не твоего ума дело, вези.

- Вы едете с нами, иначе не примут, - замотал головой эскулап.

- Никуда я не поеду, подождите, сделаю один звонок, - резким, не терпящим возражения тоном проговорил Павел и вышел.

Созвонившись со своим врачом и сообщив, что Полине нужна срочная помощь, он попросил того прервать отпуск и приехать в клинику, Павел дал распоряжения по поводу оплаты за лечение и пошел торопить работников скорой помощи.

Когда карета скорой помощи отъехала от ворот, Павел задумался: «Как быть, на кого теперь оставить дом, Настю? Полине он доверял как себе. Кого пригласить на работу? Они жили довольно замкнуто, посторонних близко не подпускали.»

С этими самыми словами он и проснулся на следующий день.

Как будто в ответ на его мысли у калитки позвонили – пришла женщина с молоком.

Круглолицая, грудастая она стояла и улыбалась.

- Чего Полюшка не пришла? Молоко скиснет на солнышке. Я пошла в поле и решила занести, все хоть нормально? – поинтересовалась.

Павлу женщина напомнила Полину, какой она была в дни его детства. От той и другой веяло теплом, хотелось по детски прижаться к ее пышному бедру в цветастой юбке и чтобы она обязательно положила свою пухлую руку ему на плечо.

Молочница уже намеревалась уйти, как вдруг неожиданно для самого себя Павел заговорил:

- Полина заболела и похоже на долго. Может быть, я не по адресу, вы не могли бы нам подсказать к кому бы обратиться с просьбой поработать у нас. Я хорошо заплачу, только человек должен быть порядочным и надежным. Женщина должна быть хорошей.

- Ой, как Полину жалко, как жалко, - заговорила женщина, и на ее лице проявилось неподдельное огорчение.

- Желающие найдутся, не сомневайтесь, вся деревня без работы сидит, перебиваемся с копейки на копейку.

Павел предложил:

- Может быть, Вы поработаете?

- Я вряд ли, дома дел много, потом огород, скотина, боюсь, не справлюсь. У вас, вон, какой порядок, - кивнула молочница в сторону ухоженного дома.

- Я хорошо заплачу, 10 тысяч Вас устроит? - заторопился Павел, опасаясь, что женщина сейчас уйдет.

- Сколько? – с изумлением спросила молочница.

- Да таких денег мне за три года в колхозе не заработать, зарплата у нас 300 рублей в месяц, Вы чего-то путаете, может тысячу?

- Нет, 10 000 рублей, Вы не ослышались, - повторил Павел, видя как колеблется женщина.

- Значит, я точно не справлюсь, раз такие деньжищи обещаете, работы невпроворот, не справлюсь.

- Только уборка по дому, готовка и покупка продуктов.

- И за это такие деньги? – все еще с недоверием переспросила.

- Да, соглашайтесь.

- Само собой согласна, я поваром в столовой работала, пока не прикрыли, готовить умею, техники, поди, у Вас много, вдруг не осилю? Сломаю чего, уволите.

- Не уволю. С Вас требоваться будет только одно – качественно выполнять свои обязанности и держать язык за зубами. Давайте познакомимся, как Вас величают?

- Клавдия я

- А по батюшке?

- Не привыкшие мы, не надо по батюшке, всю жизнь Клавкой кличут.

- Тогда вот что, Клавдия, идите, переоденьтесь и через час приходите к нам, жена просыпается в 10 часов, нужно готовить завтрак.

Так в их доме появилась Клавдия, имя Насте показалось знакомым, она поинтересовалась откуда женщина. Та ответила, что здешняя, родилась и всю жизнь прожила в этой деревне, даже поездов не видела никогда, так как в большой город не выезжала.

Женщина готовила вкусно, быстро справлялась с обязанностями по дому и убегала в свой огород. Насте надоедало быть одной, с Пашей они ездили проведать Полину, та лежала в реанимации и прогнозы были неутешительные. Настя скучала по женщине, к которой не просто привыкла, а считала ее родной.

- А сами вы откуда? – как-то спросила Клавдия Настю. Та ничего не ответила, и это показалось женщине странным. Настаивать она стеснялась, но не была бы она женщиной, если не захотела все же узнать ответ.

Перебирая как-то принесенные ягоды, Клавдия смотрела, как Настя читает книгу, перелистывая страницу за страницей.

- Что интересная? – поинтересовалась.

- Очень, оторваться не могу.

- А теперь никто книги и не читает, все в телевизоры пялятся.

- Я люблю читать с детства, - закрыв книгу, проговорила Настя и ее взгляд застыл.

- Что? Вспомнила чего?

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒