ЧЕТВЕРТАЯ КАРТИНА

⇐ ПредыдущаяСтр 6 из 18Следующая ⇒

ЧЕТВЕРТАЯ КАРТИНА

Ещё три дня позади.

Идет снег, апрель в середине.

Под «грибком» стоят Ира и тетя Люба, курят.

ТЁТЯ ЛЮБА. Деньги всё делают, Иришенька. И его уделали.

ИРА. Он вернётся. Только три дня после свадьбы прошло.

ТЁТЯ ЛЮБА. Конечно, вернётся. Только три прошло.

ИРА. Он вернется, говорю.

ТЁТЯ ЛЮБА. Он, да не он. Понюхал раз другой жизни – не он будет. Это ведь как наркота, как зараза – подсел на нее и всё, не сойдешь с рельсов. Подсел - и всё. Я сына похоронила, ему 20 лет было, от наркотиков помер. Поздно его родила, в 40 лет, а ему было 20, как умер.

ИРА. Ты не рассказывала.

ТЁТЯ ЛЮБА. А что рассказывать? Мне 60 сейчас. Смотри на меня: вот во что человек превращается, как стареет. Я его винила сначала, как он таскал из дома всё и кололся, а потом помер, и я поняла: это же я виновата. Я хотела, чтоб он помер. Только и говорила всегда: «Скорей бы он помер». Таскала его по врачам, больницам. Сколько денег угрохала – напрасно. Да, говорила про сына родного: «Скорей бы он помер», а люди от меня шарахались.

ИРА. Да уж.

ТЁТЯ ЛЮБА. А уже сил не было. Куда я его только не возила, как я его только не лечила – а всё. Всё вынес из дома, я неделями не спала. Не хочу вспоминать. Да, сама виновата. Не рожает свинья бобра. Гуляла так, что земля дрожала. Я в бабку. Бабка, мать моя рассказывала, блядёжка была. Жили в оккупации на Украине, а ей по хер, молодая, блядовала с фашистами, весело ей было. Я уж помню ее потом седую и старую, вот как я сейчас, и правильную такую, к старости напустила на себя правильности, всё меня жить учила – как надо и как не надо жить, а я смотрела на нее и думала: «Высоко ты летала, сука, да низко села, курва». Так вот и я. Видишь вот – машины мою. Последний промысел. А уже на пенсии. У разбитого корыта. Ты не переживай. Другого найдешь. Есть мужики, поискать надо хорошенько, захомутать какого-то.

ИРА. Тоже учишь?

ТЁТЯ ЛЮБА. Учу. На своих ошибках, чего уж. Как бабка моя – всех подучиваю.

ИРА. Тетя Люба, мне так тяжело.

ТЁТЯ ЛЮБА. А кому легко? Да я давно заметила, что она к нему ездить стала.

ИРА. А что не сказала?

ТЁТЯ ЛЮБА. Ну, что ж я полезу? Приезжала эта змея золотая к нему, много раз. И всё за ним смотрела. А тот дурак – не видит. Красивый какой, а дурак. Бог что-то даст, а что-то всё равно заберет. Ему дал красоту, а ума не дал. Она три раза колесо у него меняла, у меня машину пять раз мыла. И всё на него пялилась. Я же не слепая. Вижу. Я мою, а она выйдет, встанет тут и смотрит, как Витька работает. А потом видела, я дождалась даже, как он с работы поехал на своем «Жигуленке», а она за ним, следить. Аж на красный свет рванула, под носом поезда. Вот как чешется у нее.

ИРА. Теперь не чешется, поди. Почесал он ей.

ТЁТЯ ЛЮБА. Почесал.

ИРА. Да что ж ты мне ничего не говорила, тетя Люба?

ТЁТЯ ЛЮБА. А то и не говорила, что ничего бы ты не сделала. Захлопнулась клеточка. По себе знаю. Страшные дела делают деньги. Всё делают. Переворачивают людей. Аж судорогами их всех тянет. Мне первый любовник денег дал – мало. Хорошо, да мало. Второй дал. Мало. Третий больше. Потом больше и больше. Хорошо. Ни за что. Красивая жизнь. И что? А пролетела пулей, смотрю назад – пепел лежит и всё.

ИРА.Мормоне продался.

ТЁТЯ ЛЮБА. Кому?

ИРА.Мормоне. Так в интернете говорят.

ТЁТЯ ЛЮБА. Света ее зовут, вроде.

ИРА. Ну да. Я ж его и послала к ней. Сама. Думала, денег привезёт на свадьбу. Даст ему эта змея золотая, думала, денег, а потом забудем, с чистого листа всё, будем жить. А что? Он красавчик, молодой, заработал никак бы, за просто так, как ты говоришь. А видишь, как обернулось.

ТЁТЯ ЛЮБА.Ты правда?

ИРА. Ну, правда.

Молчание.

ТЁТЯ ЛЮБА.Дура ты, сука. Дура недоношенная. А что сейчас крокодиловы слезы льешь? Что стоишь тут смурная? И любить-то ты, Ира, не умеешь.

ИРА. Ты умеешь. Вон, что рассказываешь. Самый страшный ангел – раскаявшийся дьявол.

ТЁТЯ ЛЮБА. Ну да. Плачет мне тут. Слезы мне тут льет горючие. А чего лить, раз сама его продала? Да продала-то как нищая – за три копейки.

ИРА. Да подороже.

ТЁТЯ ЛЮБА.Подороже, ага. А говорит – любовь, одуванчики. Ага. Не смеши мои подметки. Никого ты не любишь. Так, себя тешишь, ну – как все. Обезьяна Чи-чи-чи продавала кирпичи.

ИРА. За веревку дернула. И тихонько пёрнула.

ТЁТЯ ЛЮБА. Вот именно. Пёрнула. А теперь на меня смотришь глазами срущей кошки и жалуешься. А хера ли жаловаться?

ИРА. Да никому я не жалуюсь. Пошла ты на хутор бабочек ловить. Тоже мне. Стоит, выговаривает, идиотка старая. На себя посмотри. Чудовище лесное. Мне носить нечего, тетя Люба, ты понимаешь, нет?! Я сколько могу в секонд-хэнде одеваться? Я молодая, понимаешь? Нищета заколебала. А в телевизоре вон как живут.

ТЁТЯ ЛЮБА. Да живи ты, как хочешь, что я к тебе со своими советами. Мне параллельно-перпендикулярно. И что я с тобой говорю – толку нету. Ладно, пошла я машину мыть, приехали ко мне.

К мойке подъехала дорогая машина.

Люба пошла к машине.

Потом вернулась, схватила Иру за куртку, шипит:

Убила бы тебя, тварь! Вот этой рукой! У меня одна рука малина, другая – смерти половина! Убила бы! Я ведь убивала, сидела в тюрьме! Убила бы! Это ты, ты, ты змея золотая, не она! Сука и змеюка!

Ушла.

Ира стоит, плачет.

Ветер сильный воет в лесу.

Снег идет мелкими хлопьями.

Тишина стоит.

Поезд не едет.

И машин нет на переезде. Вдруг вымерло всё.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒