|
|||
ТРЕТЬЯ КАРТИНАТРЕТЬЯ КАРТИНА Прошло еще три дня. Раннее утро. Виктор в той же грязной рабочей одежде в шиномонтажке, колесо ремонтирует. Смотрит в окно. Всё так же снег идет. Ира пришла к магазину. Открывает замок. Видит Виктора. Зашла к нему в шиномотажку, стоит на пороге. ВИКТОР. Дверь закрывай – холодно. ИРА. Вот – здрасьте. ВИКТОР. Губы покрасьте. ИРА. Это что такое? ВИКТОР. Здорово. Ты бык, а я корова. Бык останется быком, а корова с молоком. ИРА. Это что такое? ВИКТОР. Давно не виделись. ИРА. Три дня. ВИКТОР. Три дня прошло целых. Ну. Вот видишь. А я снова на работе. Снова уже тут. ИРА. Что, выгнала? Быстро ты ей надоел. ВИКТОР. Почему выгнала? Отпустила по делам. ИРА. Работать снова будешь у нас? Руки в масле, жопа в мыле – мы работаем на ЗИЛе? ВИКТОР. Ну, примерно. ИРА. Какие у тебя дела? ВИКТОР. У нас сегодня бракосочетание, забыла? В два часа дня. Сядем в мою «четвёрку», съездим в ЗАГС. Гулянки только не будет. А так – всё, как полагается. Штамп в паспорте сделаем. Ну, что молчишь? ИРА. А что сказать? ВИКТОР. Ну, что-нибудь. ИРА. А тебе зачем штамп? ВИКТОР. Ну, вдруг я помру – всё моё богатство тебе пусть достанется. ИРА. У тебя богатство появилось? ВИКТОР. На. Достает из кармана штанов и протягивает Ире коробочку. ИРА. Это что? ВИКТОР. Кольца свадебные. С бриллиантами. Дорогие. И красивые. Ира открыла коробочку. Смотрит на кольца. ИРА. Надо же. Это она тебе купила? ВИКТОР. Ты позвони тете Любе, пусть она к двум придет, сменит тебя. А я Ване сказал, чтоб погулял до двух, тоже, а я тут пока. Придет потом, поработает до утра. ИРА. А почему до утра? ВИКТОР. Ну, у нас с тобой будет первая брачная ночь. Я гостиницу снял. Раз не будет сабантуя, то вдвоем отпразднуем. ИРА. Всё вдвоём, да всё вдвоём, да где мы третьего найдём … ВИКТОР. Давай, звони, собирайся, времени мало осталось. Я позвонил Марику и Ленке, они подъедут. Свидетелями будут. ИРА. Он всё организовал, надо же. Бегом всё. А эта что тебе не звонит, телефон твой почему не разрывается? Не ищет тебя? Или договорились с ней, что она тебя отпускает на твою свадьбу? Ну, почему не звонит? ВИКТОР. А у меня телефон стоит в режиме «В самолете». Отключен. ИРА. В самолете, значит? То есть, летаешь ты тут у нас, да? Летишь в небесах, да? Над нами летишь, в туалете на нас серешь, так? Молчание. Виктор взял Ирину за руку, толкнул в угол, она упала в кресло. Он закрыл дверь, говорит быстро и зло: ВИКТОР. Значит, стопэ ты, сука. И слушай сюда. Сядь и не играй мне тут целку-невредимку. Я с тобой долго жить собрался, долго жить буду, и я хозяин в доме буду, я буду диктовать, я буду говорить, что делать, а ты не вякай из-под плинтуса, молчи, слушай меня. Ниже половицы чтобы была. Всё будет по-моему. А не по-твоему. Ты, сука, самка, будешь мне рожать детей, родишь мне десять или пятнадцать парней, и чем больше, тем лучше. И вот слушай: родишь, они вырастут и будут жить не так, как я, не так, как ты, не так, как мой отчим и моя мать, алкаши, не так как твои родаки, не так, не так, не так, не так, а иначе – красивее и полезнее, нужнее и важнее. Чтобы их родить здоровыми и сильными ты, сука, будешь жрать самое вкусное, самое дорогое, самое не отравленное, чтобы они родились, росли и не болели, как я, которого моя мамка, челночница, родила по дороге из Турции на Урал, среди сумок клетчатых, в поезде, понимаешь ты, сука? Понимаешь, отчего я спасаю своё потомство? Хер ты понимаешь. Но поймешь потом. И ты никогда не будешь спрашивать у меня – откуда у меня деньги или почему я где-то задержался или не ночевал дома. А будешь мне всю жизнь благодарна. Знаешь такое слово – «благодарность»? Благодарна за то, что я тебя и детей наших из грязи вытащил. Твое дело – из носа кап, в рот – хап. Нишкни. Поганый рот свой не раскрывай. Я за эту неделю узнал так много, как не узнал за все свои двадцать лет. Узнал, что можно есть другое, другое пить, иначе жить, и быть спокойным за завтра, не жить так, как я и ты живём, в хлеву, и жрать говно подгнившее и быть счастливым только этому. Можно жить иначе, не крысёнышем, и для этого не надо ногти в кровь ломать, чтобы выжить, чтобы выжить, а можно просто жить, потому что попал в струю, а не в водоворот, в который меня тянуло и затягивало все двадцать лет. Ты поняла меня? Молчание. Виктор держит Иру за руку, стоит над креслом. ИРА. Пусти, больно. ВИКТОР. Еще не больно. Больно будет впереди. Но я могу тебе сделать больно, если будешь рот разевать и вякать. Заткнись и запоминай мои слова: я не люблю тебя и никогда любить не буду. Ты нужна мне, как производительница моих детей. Я не смог жить в детстве хорошо и красиво, но дети мои будут жить хорошо и красиво, так, как полагается людям, а не скотам, быдлу. И я в лепешку расшибусь, чтобы им было хорошо, урёхаю каждого, кто на пути встанет, им будет хорошо, будет, а как я это сделаю – это никого не колышет пусть. Буду я спать с бабкой ли, с дедкой ли, с крысой, с козой – не ваше дело, вас не касается – идите и занимайтесь. Занимайтесь, поняла?! Но я в грязи в этой жить не буду, ты поняла меня?! ИРА. Да поняла, поняла, тише ты, успокойся. ВИКТОР. Раз поняла – иди, звони тете Любе и собирайся. Всё. Ира встала, вышла из шиномонтажки, ушла в магазин. Виктор открыл клетку, достал крысу, держит на руках, гладит, улыбается. Ну, что, Малышок? Тяжело в клетке? Ну, нельзя тебя выпускать, понимаешь? Убежишь сразу. И сразу тебе капут. А жизнь у тебя короткая – два года всего. Наши два года – это твои семьдесят лет. Наш месяц проживешь – твои крысячьи пять лет прошло. Видишь, как время твоё бежит? Один день наш – три месяца твои. Надо успевать. А ты ничего не успеваешь. Только жрёшь. Самку тебе покупать нельзя, потому что она будет каждый месяц таскать тебе по десять штук. Не тебе, а мне. Ты ведь кормить не сможешь, так? Как ты, в клетке сидя, сможешь её и всю ораву прокормить? Никак. А я что, их топить должен? Была бы змея – скармливать их ей можно было бы. Но как-то стрёмно – на твоих глазах змею детями кормить. Да и не смогу я. Оставлять их? А кто кормить, спрашиваю, будет их? Ты ведь в клетке сидишь, не сможешь ходить, работать, добывать еду. Даже вот в шиномонтажке не сможешь работать. Силы нету у тебя никакой. Вот и крысятничаешь: ждешь, когда я тебе чего дам пожрать. Ты только, если тебя выпустить, спиздить где-то что-то можешь. Ну, кусок хлеба, кусок мяса, кусок сыра. Ну, по мелочи. Видишь, как мы похожи с тобой? Однояйцевые близнецы просто. Только разница в том, что я из клетки вылез, захотел много крысенят своих иметь, хочу, чтобы они ели хорошо. И нашел хозяина, который их кормить будет. И я буду в его цирке на задних лапах стоять. И что? Он денег даст. А деньги на дороге не валяются, сам знаешь. И пусть они будут жрать хорошо. Ведь мне жить – два года всего. Мне торопиться надо. Понимаешь, крысёныш? Пришла Ира. ИРА. С кем ты тут? ВИКТОР. С Малышком, в основном. Ну, в порядке бреда. ИРА. Посади его в клетку. Ещё сбежит. ВИКТОР.Готова? ИРА.Голому собраться – подпоясаться. ВИКТОР. Вот и славно. Поедем сейчас. Сейчас. Подожди. Сидит в кресле, держит крысу в руках, плачет. Ира рядом села, гладит его, тоже плачет. Тихо на улице. Поездов нет, машин тоже.
|
|||
|