|
|||
Глава седьмаяГлава седьмая
Раник
Трент включает телевизор, но это ни хрена не помогает развеять мертвую тишину в гостиной. А тут никогда не бывает тихо — по крайней мере, настолько. Всегда кто-то болтает, смеется или режется в громкие видеоигры. Миранда постукивает ногой, а Трент с серьезным лицом смотрит телевизор. — Скажи, кто она на самом деле? — впившись в меня взглядом, наконец спрашивает Миранда. — Я же говорил: мой репетитор… — Чушь собачья, — спокойно произносит Трент. — Мы слышали ваш разговор. Судя по всему, это ты учишь ее всякому, а не наоборот. — Я… мы вместе работаем над проектом. Для универа. — По какому предмету? — допытывается Трент. — Ты ведь психанул! — вклинивается Миранда, не дав мне и шанса прикрыть свою ложь. — Увидел, как она танцует с Недом, устроил сцену и вытащил ее на улицу. Это твоя последняя пассия, да? Так и знала. Должно быть, она охрененно хороша в постели, раз заставила тебя ревновать. — Нет! — Сжимаю кулаки. — Не говори о том, чего не понимаешь. — Тогда помоги нам понять, Раник, — буркает Трент. — Кто она? Смачно выругавшись, я откидываюсь на спинку дивана, затем снова наклоняюсь вперед и ерошу волосы. Голова раскалывается. Я ужасно переживаю за состояние Элис, но не могу пойти туда, рискуя ее разозлить. Мне был хорошо знаком ее взгляд — он отражал недоверие. Большинство людей всегда так смотрят на меня, но от нее его видеть больнее. И что теперь? Она больше никогда не будет мне доверять. И я, блин, это заслужил, нечего было вести себя как отмороженный мудак, дрочить на нее, фотографировать, возбуждаться, когда она просто хотела показать, чему научилась по моему же указанию. Это карма. Я взбесился без причины из-за того, как она танцевала с Недом, погнался за ней и спровоцировал падение. Теперь Элис точно меня ненавидит. Такой парень, как я, ей определенно никогда не понравится. — Никому не скажете? — Указываю на Трента с Мирандой, и они кивают. — Потому что я вам доверяю. — Клянусь, Раник, мы не проболтаемся, — заверяет Трент. — Клянусь, — решительно кивает Миранда. Вздыхаю. — Элис влюблена в Тео Моррисона. Она попросила меня научить, как заполучить его. А взамен предложила делать мою домашку. — В чувака с радио? — Миранда морщит нос. — Который похож на Кена? Я мрачно усмехаюсь. — Единственного и неповторимого. — Так ты учил ее… чему именно? — интересуется Трент. Пожимаю плечами. — Она полный ноль в отношениях, так что в основном элементарным вещам: как держаться за руки, какие трусики носить. Тому, что должна знать каждая девушка, но она почему-то не в курсе. Будто никто не наставлял ее. — Скорее у нее на это не было времени, — бормочет Миранда. — Я постоянно вижу ее в библиотеке. Словно она живет там или типа того. Наверняка и в школе она была такой же. — А сегодня? — спрашивает Трент. Снова вздыхаю. — Я учил ее танцевать. Точнее это делала Барбара. — А затем ты взбесился, — весело заключает Миранда. — Я не знаю, что на меня нашло, — огрызаюсь в ответ. — Так что отвяньте, окей? Наверное, я перебрал с выпивкой. Рассмеявшись, Миранда встает и идет на кухню за стаканом воды. Трент смотрит на меня и качает головой. — Выпивка тут ни при чем, Раник. — И что это еще значит? — Да так, ничего особенного. Просто я видел твое лицо, когда мы подъехали… Не помню, чтобы ты когда-либо так переживал за девчонку. — Ни черта я не переживаю! — Откидываюсь назад, кладу руки на диван и вытягиваю ноги. — Разве я выгляжу страшно обеспокоенным? С секунду Трент молча смотрит на меня, а затем снова переключает внимание на телевизор. Миранда открывает упаковку с чипсами и громко жует, копаясь в холодильнике. Когда из моей комнаты выходит Сет и со щелчком закрывает дверь, я тут же вскакиваю и, перепрыгнув через спинку дивана, подбегаю к нему. — Ну? — спрашиваю. Лицо у него серьезное, но с намеком на улыбку. — Она отключилась. Но просила передать свои извинения за испорченный день рождения. — Она… она ничего не испортила, — сквозь зубы цежу я. Сет смеется. — Скажешь это утром, а сейчас ей нужно отдохнуть. — Могу достать надувной матрас, — предлагает мне Трент. — Не надо, все нормально. Мне и диван сойдет. — Ты ненавидишь этот диван. — Я сказал, что все нормально, ясно? Трент уступчиво вскидывает руки, затем выключает телевизор и тащится в свою комнату. — Конечно, будь по-твоему. Доброй ночи. — Споки-ноки! — щебечет Миранда, проскакивая мимо с шоколадным молоком. Сет следует за ней в комнату, по дороге похлопывая меня по плечу. — С ней все будет в порядке, Раник. Постарайся поспать. Я вспыхиваю. — Будто это меня волнует! Сет посмеивается в ответ и закрывает к себе дверь. В гостиной темно, тихо и, слава милостивому Иисусу, пусто. Я прибираю бардак после Миранды, достаю из шкафа одеяло, выключаю лампу и заваливаюсь на диван. Он слишком маленький, пружины впиваются мне в спину, но ничего. Оно того стоит, если Элис хорошенько выспится в моей кровати. В моей кровати. Элис лежит в ней. Вот гадство, даже сейчас, зная, что она меня ненавидит и серьезно ранена, я не могу совладать со своим членом. Он оживает при мысли об Элис в моей постели, о ее волосах на моей подушке и ногах на простынях. Хватит, черт тебя подери! Она сильно ушиблась! А так уж ли сильно на самом-то деле? Застонав, переворачиваюсь. Мне давно не пятнадцать. У меня была куча женщин, уже даже не счесть. Тридцать пять? Тридцать семь? В начале года я еще вел счет, но быстро сбился, когда чуть ли не каждая девчонка в универе возомнила, что ей нравятся татуировки и парни с кривыми и дерзкими ухмылками. Я ведь не подросток, опытный уже, поэтому должен лучше контролировать стояк. Но вот он я, возбужден до предела из-за единственной девушки, которую никогда не заполучу и которая спит паре метров от меня в моей же кровати. Борюсь с искушением подкрасться на цыпочках и поглядеть на нее. Я уже достаточно накосячил. Нужно измениться к лучшему. Сдать назад и остыть. Стать более похожим на нее — деловым, профессиональным и отстраненным. Будучи собой, я все порчу, причиняя ей боль и разрушая шанс даже на дружбу. Потому следует держаться холоднее. Мне это по силам. Так я обычно вел — и веду — себя с любой другой девушкой. Не так уж и сложно. Просто надо сосредоточиться. Представить, как Элис танцует, покачивая своими сексуальными бедрами, как плавно извивается, потакая моим желаниям, чтобы она так же извивалась на… Тру лицо и выругиваюсь в кулак. Это уже смешно. Почему я так зациклился на единственной девчонке? Она одна из многих. Просто… Достаю телефон и вдруг залипаю на фотке из кафе. Элис не одна из многих. Она особенная. На снимке ее улыбка такая счастливая. Почти такая же, как сегодня во время танца. Я опрометчиво решил, что это Нед вызвал у нее такую улыбку, но затем она сказала, что танцевала для меня, и все прояснилось. Она улыбалась не потому, что к ней лип какой-то слизняк, а потому что гордилась. Своей быстрой обучаемостью. И хотела, чтобы я тоже ею гордился. А я своим дурацким поведением все запорол. Я все еще помню, как ощущался изгиб ее бедер, звук ее дыхания, цветочный запах волос. Снова застонав, натягиваю одеяло на голову. Я теряю самообладание, сам не знаю, почему. Элис всегда такая грустная, но, когда улыбается вот так, я совсем слетаю с катушек. Я должен стать лучше. Холоднее. Ради Элис и ее обучения. Иначе никак. Нужно стать первоклассным учителем, чтобы однажды она заполучила парня, которого на самом деле любит. Нужно держать свои эмоции под контролем, чтобы она могла быть счастлива.
***
Элис
Я с трудом продираю глаза и сразу же чувствую запах хвои. Лучи утреннего солнца заливают светом клетчатый плед. Плед? Не мое фиолетовое одеяло? Где я? Чья это кровать? Сердце переворачивается, когда я понимаю, что впервые проснулась в чужой постели. Но стоит оглядеться вокруг, как в голове всплывает прошлый вечер. И сердце уже замирает. Я у Раника. Постер с полуобнаженной женщиной на двери напоминает о том, как много девушек побывало в этой постели. И все же комната у него удивительно простая и опрятная. Личных вещей немного: гитара да книги. А на письменном столе стоит одна-единственная фотография в стеклянной рамке. Фотография красивой, утонченной, улыбающейся темноволосой женщины, которая держит на руках малыша с таким же цветом волос. Раник и его мама? Нет, все это неправильно. Меня не должно быть здесь. Сбросив плед, резко встаю, но тут же вздрагиваю. Каждая царапина болезненно пульсирует, а бинты на руках и бедрах стали бледно-красными. На мне до сих пор черное платье, которое одолжила Шарлотта, а клатч лежит на тумбочке у кровати. На телефоне полно смс от подруги, и я быстренько отвечаю ей, что в порядке и скоро буду дома. Затем отключаю его, чтобы сохранить заряд батареи, и ковыляю к двери, но там сталкиваюсь с Раником с подносом еды в руках. — О, доброе утро, принцесса! — улыбается он. — Знаю, как ты любишь завтраки, а подзаправиться тебе не помешает. Потеря крови и все такое. Я пячусь назад, глядя, как он ставит на кровать поднос с апельсиновым соком, тостом с корицей, сахаром и маслом и ломтиками груши с клубникой, которые украшены сверху базиликом. — Не хочешь — не ешь, — быстро добавляет он и позвякивает ключами от машины. — Могу отвезти тебя прямо сейчас. О, ну, возможно, ты хотя бы выпьешь обезболивающее. — Он указывает на две таблетки адвила рядом с апельсиновым соком. Я украдкой поглядываю на тост с корицей. — Ты что, сделал… это улыбающееся рожица из сахара? — А-а, заметила? Мама всегда говорила, что счастливая еда радует желудок, — с легким смешком, скрывающим мимолетное напряжение в голосе, отвечает Раник. — Что с ней произошло? — осторожно спрашиваю я. — Если не секрет. Раник переводит золотисто-зеленые глаза на стеклянную рамку с фотографией у меня за спиной и плотно сжимает губы. — Однажды она ушла в лес за трейлерным парком и не вернулась. Я молчу, и Раник с горечью усмехается. — Ха, вообще-то, не совсем так. Она вернулась. В мешке для трупов. — О, господи, мне так жаль. — Да все нормально, это было давно. Ешь. И, э-э, если в платье неудобно, вот сменная одежда. Это вещи Миранды. Она сказала, ты можешь вернуть их в универе. А душ сразу напротив комнаты. Вдруг захочешь принять. — Он указывает на футболку с черепом, черные джинсовые шорты и шлепанцы на краю кровати и спешит к двери. — Я подожду тебя в гостиной, не торопись. — Раник… — окликаю его, и он оборачивается. — Я тебе очень благодарна. Спасибо. В его глазах загорается озорной огонек. — Благодарна, принцесса? За что? Думаешь, это просто так? Все это один большой урок утреннего этикета после ночи с парнем. — Разве не я тогда должна готовить тебе завтрак? — Ни в коем случае. Парень всегда готовит для спутницы. А если кто-то захочет, чтобы это сделала ты после того, как оказала честь разделить с ним постель, то он неблагодарный ленивый говнюк. Сразу бросай его. — А если я сама захочу приготовить ему завтрак? Раник улыбается. — Тогда он везучий сукин сын. И на этом он уходит. Я подумываю пойти за ним и попросить отвезти меня сразу, но в животе вдруг начинает громко-громко урчать. Все-таки сажусь на кровать и не спеша ем тост, мысленно посмеиваясь над улыбающейся рожицей из сахара. Знаменитый маунтфордский плейбой делает тосты с улыбающимися рожицами. Кому скажи — не поверят. Выпиваю обезболивающее и съедаю пару долек клубники. Раник все так красиво разложил, выглядит почти как на фото в журнале. Должно быть, он потратил на это много времени. Я прижимаю сменную одежду к груди. Мое платье пропиталось потом, и теперь у меня все зудит, не могу больше в нем находиться. Выглядываю в коридор. Похоже, кроме Раника, в квартире никого нет. Сам он сидит на диване и переписывается с кем-то по телефону. Я негромко покашливаю, и Раник тут же вскакивает. — Готова? — спрашивает он. — Я… мне бы хотелось сначала принять душ, — отвечаю ему. — Если можно. — О. — Его щеки слегка краснеют. — Конечно, не торопись. Или нет. Черт! Я… — Он нервно смеется и потирает лицо. — Не знаю, я опять проявляю симпатию или нет. Извини. Не хотел. — Все нормально, — вношу ясность я. — Это ведь всего лишь урок, верно? Так что это допустимо. Раник мигом оживляется. — Понял. Я в темпе ухожу в ванную и закрываюсь. Тут куча косметики Миранды и расчесок Сета. На двери висит прозрачный пластиковый пакетик с многочисленными серебряными кольцами Раника. На вешалке под огромным полотенцем Трента не видно остальных. Покопавшись в шкафчике, нахожу чистое. После чего с тихим шипением снимаю бинты. Раны затянулись, но корочки еще влажные и мягкие. Теплая вода нереально бодрит, смывая грязь, запах дыма и блестки с прошлой ночи. Я осторожно выдавливаю чей-то шампунь на ладонь и мою голову. Одежда Миранды приходится мне по размеру, хоть и слегка тесновата. Замотав назад раны, я кое-как сушу волосы и выхожу. Раник снова резко вскакивает, но уже с ключами в руках. — Готова? — Все нормально, не стоит так подрываться. Я пока не хочу уходить. — Я обещал. — Он упрямо сжимает губы. — Вчера я пообещал отвезти тебя домой сразу же, как проснешься, поэтому… — Да, помню. Спасибо, что учитываешь мои желания, но мне бы хотелось сначала закончить завтрак. Я приношу из комнаты поднос с едой и ставлю его на кофейный столик между нами. Пока Раник увлеченно переписывается с кем-то по телефону, я пожевываю грушу и попиваю апельсиновый сок. На секунду он замирает, втягивая носом воздух, затем слегка краснеет и печатает ответ. — Что-то случилось? — спрашиваю я. Раник, вдруг нахмурившись, качает головой. — Да нет, ерунда. Кстати, пока ты здесь, можем продолжить урок. — И что нам осталось? — Разговорчики в кровати. Я заламываю бровь. Раник прочищает горло. — Обычно их ведут, как только проснулись, до завтрака и душа, но будем работать с тем, что есть… Я встаю и шагаю в его комнату, но потом замечаю, что он не идет за мной, и выглядываю из-за угла. — Ты идешь? — Куда? — сдавленно произносит Раник, хоть и заметно старается контролировать голос. — Аутентичное обучение предполагает создание ситуации, близкой к реальной. Так что для этого урока мы можем как минимум прилечь. Я захожу в комнату и устраиваюсь на правой стороне кровати. Спустя секунду появляется Раник с видом нашкодившего ребенка, которого в любой момент могут отчитать. — Ты уверена, принцесса? — присев на краешек с левой стороны, спрашивает он. Я смотрю на него. — Ну конечно. Ты мой учитель или как? — Вчера ты сказала, что не доверяешь мне. — Я сильно ушиблась, — поясняю я. — И была зла. — И все же ты так сказала. — Есть у меня привычка иногда говорить всякие гадости. Мне жаль. Надеюсь, ты сможешь меня простить. Ты прекрасный учитель, и мне бы хотелось продолжить обучение. Он заливается смехом, и у него под глазами собираются морщинки. — Ты говоришь так чопорно. Я словно общаюсь с человеком из прошлого века или типа того. Я вздрагиваю, и краска стыда заливает мои щеки. — Извини, я… — Эй, — успокаивающе произносит он и наконец ложится. — Это не плохо, не надо извиняться. Просто… по-другому. В хорошем смысле. — Другие парни не разделяют твоих взглядов. — Ага, ну что ж, тогда они идиоты. — Тео это тоже не раздражает, — улыбаюсь я. — В этом плане он относится ко мне очень лояльно. — Правда? Это хорошо. Я переворачиваюсь на живот и смотрю Ранику в глаза. Он так близко, его рука касается моей талии, а грудь при дыхании заметно вздымается и опускается. — Ну что, давай начнем, учитель. Раник долго молчит, но затем тяжело вздыхает и тоже переворачивается на живот. — Как понимаешь, постельные разговорчики происходят после секса. — Ну разумеется, — поддакиваю я. — В основном это пустая болтовня, например, о детстве или о работе. Ну, Тео, скорее всего, будет говорить об этом. Стандартная практика для типичного белого парня. — А о чем бы ты говорил? Раник сверкает своей очаровательной кривой улыбкой. — С тобой? Блин, о чем-нибудь веселом. Что бы тебя рассмешило. Вроде моего приключения с попугаем, случая со стремянкой или истории о старике с семью сотнями ямса. — Семью сотнями? — округлив глаза, переспросила я. — О да. Они с женой сложили все в грузовик, чтобы продать на ближайшем фермерском рынке, и он уехал. Продав весь ямс, он на радостях помчался домой рассказать об этом жене. Но, обыскав кругом, так ее и не нашел. Меня охватывает негодование. Раник наклоняется ближе, и я чувствую запах его лосьона после бритья, вижу в пылающих глазах крошечные золотистые крапинки, похожие на звездную пыль. — Он вызвал полицию, и они объявили ее в розыск. Шли месяцы, и однажды она просто появилась на пороге. — Что? — Да! И старик говорит: «Дорогая, ты где была?» А жена ему: «Ты закопал меня в ямсе при погрузке! А затем продал Доку Грейсону на рынке, идиот!» Тогда он спрашивает: «Почему ты не вернулась раньше?» Она в ответ: «Мне пришлось ждать, пока он сперва израсходует весь мешок ямса, старый дурень!» Раник лопается от смеха. История не смешная и, очевидно, понятна только тем, кто жил в деревне, но его реакция до нелепости заразительна, так что я тоже начинаю хихикать. — Значит, люди просто… травят анекдоты после секса? — спрашиваю я, когда мы оба успокаиваемся. Раник пожимает плечами. — У меня все не так. На разговоры обычно нет времени. Девушки либо быстро сбегают, либо выгоняют меня. — Я слышала совершенно другое, — признаюсь я. — Говорят, ты их выгоняешь. Под дождь. Он удивляется. — Что? Чушь собачья! Я никогда никого не выгонял из своей постели, тем более под дождь. Клянусь. Спроси Трента или других ребят. Я бы ни за что так не поступил. Заглядываю ему в глаза и понимаю, что он не врет. — Слухи — зло, — подвожу итог я. — Те, что о тебе, тоже не очень хорошие. — О, правда? Поделись. — Они не стоят того, чтобы их повторять, — недовольно бормочет он. — К тому же на самом деле никто в них не верит. — Почему? — Потому что никто тебя не знает. Слухи — это полуправда, понимаешь? Их обычно распускают люди, которые тебя знают и хотят навредить. С тобой никто близко не дружит — черт, да даже не враждует, — поэтому сложно придумать толковый слух, чтобы сыграть себе на руку. — У меня есть подруга, Шарлотта, — возражаю я. — Но она бы никогда не стала сплетничать обо мне. — Шарлотта? Девушка с кудряшками? — Да. Мы знакомы со школы. — Мы с Трентом знакомы с детского сада, — кивает Раник. — Хорошо иметь надежного друга детства. Это значит, что ты не робот. Я хмурюсь, и он тут же идет на попятную. — Черт, прости, принцесса. Забыл, что тебе не нравится это прозвище. Я опускаю взгляд на подушку, на ней уже образовались мокрые пятна от моих волос. — Меня так называли одноклассники, — не спеша произношу я. — Ты говоришь, как робот. Почему бы тебе не спросить у роботессы? Возьми в команду роботессу, она сделает всю работу. Она бесчувственная, как робот. Бессердечный робот. Стервозная роботесса. — Улыбаюсь Ранику. — Наверное, в каком-то смысле они были правы. — В каком это? Все это полная хрень. Они просто завидовали твоему уму и выдержке. Ты не бесчувственная и не бессердечная. — Я плохо к тебе относилась. Он вздергивает плечами. — Мне хватает любезностей от других девушек. От этих слов у меня почему-то сводит желудок, но я нахожу силы продолжить разговор. — Ты пытался обучить меня, а я все воспринимала в штыки. Наверное, тяжело работать с таким учеником. Думаю, мне просто страшно. Я боюсь, что не справлюсь с обучением и облажаюсь. Боюсь, что упущу единственный шанс быть с Тео, вот и срывалась на тебе. Прости, пожалуйста. — Я тоже должен извиниться. — Он ерошит свои темные волосы. — За прошлую ночь. Не следовало утаскивать тебя с танцпола вот так. Это было не по-джентельменски. — Значит, обычно ты стараешься вести себя как джентльмен? — ухмыляюсь я. — Конечно! Может, я и задиристый болван, но уж точно не мудак. Ненавижу мудаков. — Ты им и не был. Мне понравилось тусоваться с твоими друзьями в том клубе. — Мое сердце пропускает удар, и лицо заливается краской. — И понравилось танцевать с тобой… Я поворачиваюсь к Ранику, и внезапно он приникает к моим губам в поцелуе. Робком и легком как перышко — моем самом первом. Глаза сами по себе закрываются. Раник накрывает мою щеку шершавой ладонью и большим пальцем поглаживает подбородок. Он такой нежный. Меня пронзает незнакомое чувство, словно удар тока от катушки Теслы, и стрелой спускается по позвоночнику. Но длится это всего секунду, потому что Раник быстро отстраняется. — У-урок, — облизнув губы, сдавленно произносит он. — Это был урок. Черт, я даже не… Проклятье! Раник закрывает лицо руками и весь напрягается от ярости. — В чем дело? Неужели я настолько плоха? — спрашиваю его. Он смотрит на меня сквозь пальцы, в его золотисто-зеленых глазах столько стыда. — Нет-нет, ты была великолепна! Черт, э-э, просто… это ведь был твой первый поцелуй. И я его украл. Наверняка ты хотела, чтобы на моем месте был Тео. Прости. Мне ужасно жаль, я ни фига не подумал. Взял и сделал. Я никогда не думаю, прежде чем что-то сделать, и в итоге вечно все порчу! Он садится и бьет кулаком по подушке. — Не кори себя, — кладу руку ему на плечо. — Я не придаю особого значения первому поцелую. Мне всегда казалось странным, что другие девушки так на нем зациклены. К тому же я бы предпочла быть опытной, когда поцелую Тео. Лучше произвести на него впечатление, чем подарить неловкий первый поцелуй. Стыд в его глазах потихоньку рассеивается, как темная туча над головой. Раник с серьезным лицом распрямляет плечи и вытягивается на кровати. Руки и ноги у него длинные, как у лежащего льва. Татуировки скручиваются и изгибаются на напряженных мышцах. — Верно. Так, значит, поцелуи. Это у нас был легкий поцелуй, не дружеский. Друзья целуются в щеки, — он быстро чмокает меня в щеку для наглядности, — но и не страстный. Скорее, что-то между. Назовем его «поцелуй парочки». — Было приятно, — улыбаюсь я. Раник вспыхивает, но силой воли держит марку. — Я рад. Боялся, что ты меня за это возненавидишь. — Глупо ненавидеть тебя за уроки, — прагматично отвечаю я. — Ты меня обучаешь, а практика — отличный способ усвоить материал. — Значит, я могу поцеловать тебя снова — прямо сейчас, — и ты не станешь возражать? — Да. Пока будешь инструктировать. Его ухмылка вдруг становится хитрой, буквально дьявольской. Раник медленно наклоняется, глядя на мои губы, и замирает в паре сантиметров от них. Я могу сосчитать каждую темную ресничку, каждую мимическую морщинку на его лице. Дыхание у него мятное и горячее, а шея ужасно сексуально напряжена. Он приоткрывает губы, и я резко подаюсь вперед. Раник тут же отстраняется и тихонько посмеивается. — Так не пойдет, принцесса. Сбавь обороты. Тео может все неправильно понять и решить, что ты готова к большему. Раник чуть придвигается ко мне. Он так близко, но в то же время так далеко. Я хмурюсь и нервно ерзаю, сгорая от желания снова ощутить тот магический разряд, вызванный поцелуем. — О, ты такая милая, когда дуешься, — лишь громче смеется Раник. У меня в голове слово «милая» производит эффект разорвавшейся бомбы. Милая? Еще никто меня так не называл — открыто и честно. Стервозной — да. Высокомерной — да. Фригидной — а как же. Милой? Никогда. Но Раник произнес это так искренне. Я быстро подаюсь вперед и, пока он не успел отстраниться, неопытно его целую. Задеваю зубами его нижнюю губу и уже думаю, что Раник в недовольстве остановит меня, но вместо этого слышу громкий стон. Это придает мне уверенности, и я кусаю чуть сильнее. Раник рычит в ответ и усиливает напор, с жаром и страстью лаская мои губы, затем проталкивает язык в рот и с пылом изучает каждый его уголок. — Это… — выдыхает он между делом, — страстный поцелуй. И не отрываясь от губ, накрывает меня своим телом. Его близость будоражит, чувства усиливаются, и я трепещу в предвкушении чего-то нового, но разгорающегося во мне на уровне инстинктов. Это куда лучше, чем просто фантазировать о Тео в постели. Удовольствие острее, ярче, реальнее. Когда Раник наконец отстраняется, мои губы горячо пульсируют. Он жадно окидывает меня взглядом, его золотисто-зеленые глаза заволакивает дымкой, совсем как у того парня в клубе. Только у Раника это в тысячу раз напряженнее, опаснее и отдает жгучим желанием. Он наклоняется, но дарит ожидаемый поцелуй, а утыкается лицом мне в шею и вдыхает мой запах. Не удержавшись, я начинаю хихикать. — Прошу прощения, мистер Мейсон, но это тоже часть урока? — Извини, просто ты пахнешь, как я. Моим шампунем. — И тебе нравится это, потому что ты — нарцисс? — подшучиваю я. — Мне это нравится, потому что… — Раник блаженно выдыхает мне в ухо, — мысль о том, что на тебе останется мой запах… Он обрывает фразу на полуслове и, резко скатившись с меня, садится. Затем прочищает горло и взволнованно встает с кровати. Эта внезапная перемена в нем — от непринужденной легкости до скованности и напряжения — выглядит странной и неестественной. Словно вымученной. — На сегодня все, — сдавленно произносит Раник. — Ты только что испытала невинный поцелуй, поцелуй парочки и страстный поцелуй. Вот и вся разница между ними. Урок окончен. Давай я отвезу тебя домой. Я почему-то ощущаю острый укол разочарования, но быстренько подавляю его и встряхиваюсь. Сейчас не время отвлекаться и отдаваться сантиментам. По дороге к машине Раника я бережно укладываю в памяти новоприобретенный опыт. — Когда мне поцеловать Тео? — спрашиваю я, когда мы выезжаем с парковки. — Или надо ждать, пока он сам меня поцелует? — А чего хочешь ты? — отвечает Раник вопросом на вопрос. — Большинство девушек мечтают, чтобы парни целовали первыми. — Мне плевать, кто сделает это первым, лишь бы меня поцеловали. Раник звонко смеется. — Практична, как всегда. — Затем искоса поглядывает на меня. — Так тебе теперь нравится целоваться или как? — Да. Это очень увлекательно и весело. Хотелось бы повторить. И как можно скорее. — Ты всегда можешь позвонить мне. Будем считать это дополнительными занятиями или типа того. Дополнительными заданиями для улучшения оценки. Когда мы подъезжаем к общежитию, Раник помогает мне вылезти из машины. — Что ж, я закину тебе домашку в ближайшие дни. Тогда скоро увидимся? — Да. Спасибо тебе за все. За завтрак, уроки… И за поцелуй. Точнее множество поцелуев. За столько прекрасных поцелуев. Но вслух я этого не произношу. Между нами повисает странная напряженная тишина. Раник засовывает руки в карманы и криво улыбается. — Пф, пустяки. Я просто выполняю свою учительскую работу, так ведь? Киваю в ответ, и он уходит. Но уже вскоре — шагов в пяти от ближайшего дерева — к нему подбегает девушка с короткими темно-рыжими волосами и, хихикая, виснет у него на руке. Он шлепает ее по заднице, отчего она смеется только громче. В глубине души у меня разгорается незнакомая ярость, но я подавляю ее. Раник — это прежде всего Раник, а уже потом мой учитель. Он всегда будет плейбоем. Если мы сегодня поцеловались, это вовсе не значит, что теперь он мой парень. От этой мысли меня пробирает на смех. Раник? Чей-то парень? Да никогда в жизни. Может, любовник или друг с привилегиями. Но точно не постоянный парень. Постоянный парень и Раник — это два противоположных понятия. И все же, хоть я и осознаю, что он мне ничем не обязан, злость во мне не утихает. Рассеивается она, только когда я захожу в библиотеку и вижу Тео. Он изучает геометрическую акустику за столом, выражение на его красивом лице такое серьезное. И под шепот сердца в моей голове тут же зарождаются фантазии: Тео целует меня, как Раник. Я со своим учебником взволнованно усаживаюсь напротив и бормочу: — Привет. Тео поднимает голову и улыбается. — Как дела, Элис? Милая… смена стиля. Я смотрю на свою футболку с черепом и рваные джинсовые шорты и заливаюсь краской. — Подруга одолжила. На время. — О боже, что это? Он указывает на мои забинтованные руки, и я смущенно пожимаю плечами. — Я упала и содрала кожу. На его лице вспыхивает тревога. — Выглядит пугающе. Тебе следует быть осторожнее. Я тереблю бинты. От его заботы и участия у меня в груди разливается тепло. Мой взгляд падает на его губы, я делаю глубокий вдох и, собрав всю волю в кулак, решаюсь сделать первый шаг. Наклоняюсь вперед… — Кому следует быть каким? — прерывает нас веселый и запыхавшийся голос. Поднимаю голову и вижу Грейс. На ней ярко-фиолетовая толстовка с рисуночками зеленого клевера, а ее темные волосы собраны в конский хвост. — Привет, я — Элис. Грейс лучезарно улыбается мне. — А я — Грейс. О-о, что это у тебя там? — Она приглядывается к названию моего учебника. — «Глубокий анализ мужской анатомии»? — Это для занятий по биологии, — быстро оправдываюсь я. — А, репродуктивная секция, да? — улыбается Тео. — Приготовься к самым забавным тестам в жизни. — Не все такие меганезрелые, Тео, — попрекает его Грейс, а затем шепчет мне: — Но я бы точно не стала рисовать член с лицом в ответе на дополнительное задание. Я смеюсь. — Да я как-то никогда и не рисовала пенис. — Серьезно? — Ее темные глаза округляются. — Но видела же хоть один, да? Бросаю беспомощный взгляд на Тео и жутко краснею. — Я… — Отстань от нее, Грейс, — спокойно произносит Тео. Но она его не слышит. Ее глаза загораются. — Хочешь сказать, что никогда не видела член? Даже, например, у ребенка, с которым нянчилась и меняла подгузник? Или у дедушки, который по старости забыл натянуть штаны? — Я плохо лажу с детьми, — отвечаю ей. — А родители папы и мамы умерли еще до моего рождения. — Но а как же… — Грейс наклоняется ко мне и шепчет: — …порно? Там их навалом. Краснею еще сильнее. — Я никогда не, э-э… — Божечки-кошечки! — Грейс отстраняется. — Офигеть. Ого, это… это бомба! Никогда не встречала… — Ну все, Грейс, отстань от нее, — уже тверже просит Тео. Она хмуро смотрит на него. — Мне просто интересно! Это так необычно для нашего времени! — Затем снова поворачивается ко мне и с невинным взглядом шепчет: — Так, значит, ты лесбиянка? — Нет. Просто я была… занята. Большую часть юности. — Тогда ты все-таки можешь быть лесбиянкой. Просто пока не знаешь об этом. — Я на сто процентов уверена, что это не так, — упорствую в ответ. Кинув на меня виноватый взгляд, Тео закрывает учебник и встает. — Ладно, мне пора, — говорит он. — Эфир сам по себе не начнется. — Я с тобой! — отзывается Грейс, затем с улыбкой поворачивается ко мне. — Приятно было познакомиться, Элис. Натягиваю на лицо улыбку. Очевидно, она не понимает, как меня ранили ее слова. И вероятно, никогда не узнает. — Взаимно, Грейс. Хорошего вечера. Она живенько выскакивает из библиотеки, но Тео задерживается. — Прости за это. — Да все нормально, — отмахиваюсь я. — Уверена, она не хотела меня обидеть. Тео улыбается и кладет руку мне на плечо. — Ты хороший человек, Элис. Кто-нибудь говорил тебе это? — Ты первый. — Что ж, тогда мне следует говорить это чаще. Тепло от его ладони проникает в меня, распыляясь, как семя, пускающее корни в плодородной почве. Оно согревает мое сердце, легкие и кровь. Желание поцеловать его еще не угасло, но былая смелость ушла под гнетом сомнений, вызванных словами Грейс. В конце концов он убирает руку и, улыбнувшись напоследок, догоняет Грейс. Прихватив учебник, я устраиваюсь у окна с видом на вишневый сад, который находится за библиотекой. Грейс до неприличия любопытна и без колебаний говорит что думает. Кажется, после общения с ней я стала лучшее ее понимать. Мне надо научиться открыто высказывать свои мысли, а не держать все в себе и анализировать слова до потери пульса. Это не только понравится Тео, но и освободит меня от лишних оков. Достаю стикеры и начинаю помечать нужные страницы. Впереди куча работы. Спустя несколько часов я дико довольно смотрю на учебник, весь размеченный цветными стикерами. Я впихнула в голову столько диаграмм и медицинских анализов, сколько смогла. Осталось лишь опробовать знания на практике. По дороге в общежитие я пишу Ранику.
В следующий раз мне бы хотелось изучить пенис.
***
Раник
От увиденного сообщения я замираю на месте. Моя спутница Кери тоже останавливается. — Что-то случилось? — щебечет она тем странным приторно-сладким голосом, каким обычно разговаривают девчонки с парнями, которых едва знают, но все равно хотят затащить в постель. Я бросаю на нее мимолетный взгляд, и снова перечитываю сообщение. Элис хочет узнать о членах. Я едва сдерживаю стон, вновь ощущая острое возбуждение. Сегодня Элис — наши поцелуи, ее улыбка, вид ее тела подо мной, на моей кровати — распалила меня и сделала твердым, как вулканическое стекло, но, к счастью, мне удалось это скрыть от ее зоркого взгляда. Я выскочил из машины и вздохнул с облегчением, когда увидел Кери — теннисистку из запаса, с которой переспал в начале года. Она с радостью вызвалась помочь со стояком, которым меня наградила Элис. Ее губы, упругая грудь под этой тонкой футболкой с черепом, запах волос… Кери — не Элис. У Кери рыжие крашеные волосы, они низкая и фигуристая, Элис же платиновая блондинка, высокая и стройная. У Кери ужасный средний балл, она не способна жестко подколоть даже муху, не говоря уже о человеке, для этого у нее не хватает ни ума, ни смелости. Зато она дружелюбная, улыбчивая, а самое главное, не прочь со мной переспать, и ей плевать, буду ли я при этом думать о ком-то другом. А я буду. Может, даже всегда буду думать об Элис. Кери пихает меня локтем в бок. — Эй, что случилось? На тебе лица нет. Снова смотрю на сообщение. Элис хочет больше узнать о членах. Фак, я бы с радостью всему ее научил с помощью своего, хоть сейчас. Еще не поздно развернуться, найти ее и поцеловать — ненасытно, страстно, сильно, давая понять, что я хочу войти в нее так же глубоко, как мой язык, а прикрыться можно уроком. «Вот урок, которого ты хотела, Элис», — прошепчу я, запуская руки под футболку и играя с ее сосками. Какими-то минутами ранее я еле сдержался, чтобы не сделать этого на моей кровати, но можно все исправить, еще не поздно. Она хочет такого урока, а я безумно жажду преподать его с самого первого дня… «Тео это тоже не раздражает, — улыбнулась она. — В этом плане он относится ко мне очень лояльно». В голове всплывает влюбленный голос Элис, и желание развернуться и найти ее затухает, как огонь свечи в ветреную ночь. Пуф — и нет его. Как по щелчку пальцев. Не меня она хочет. Нужно унять свой пыл. — Эй, — в третий раз пытается заговорить со мной Кери, — ты начинаешь меня пугать. Я смотрю на нее и улыбаюсь. — Упс, прости. Просто с друзьями какая-то шляпа. Вечная драма, понимаешь? — Конечно, — пожимает плечами она. — Так ты все еще хочешь или как? — И стреляет взглядом на мой пах. На мгновение меня охватывает отчаяние, темное и холодное, и я в миллионный раз ощущаю разочарование от того, что нужен девушке лишь для секса. Ей плевать на мои чувства и на мою жизнь. Я выдавливаю из себя смешок и качаю головой. — Не-а, прости. Может, в другой раз. И ухожу, оставив ее ни с чем. Хотя на самом деле готов ринуться в бой. Спасибо Элис. Но что-то во мне, нечто странное и новое, меня останавливает. Желание кого-нибудь трахнуть, кого угодно, только бы выкинуть Элис из головы, бесследно исчезло. Хотя нет. Оно не исчезло, но мне не хочется просто трахнуть кого-нибудь. Я хочу Элис. И мне нужно больше, чем голый секс. Я хочу обнимать ее, смешить, заставлять улыбаться, убирать волосы с ее прекрасных глаз, готовить ей любимые блюда, целов
|
|||
|