|
|||
Глава пятаяГлава пятая
Элис
С утра пораньше мне пишет Раник и просит принести его домашку к корпусу F. Видите ли, она нужна ему на первую пару. Прибежав туда со всех ног, я подхожу к обусловленному железному столу. Раник, как всегда, в кожанке и рваных джинсах выглядит расслабленным и надменным. — Держи, — передаю ему папку с домашкой. — Два доклада и одно эссе. С аннотациями и дубликатами, чтобы тебе было легче. Раник достает из куртки буррито, берет несколько листов из папки и, пробежавшись золотисто-зелеными глазами по первым строчкам, улыбается. — Да чтоб мне провалиться, ты даже скопировала мой стиль. — Несмотря на отвратительный акцент, — подкалываю я, садясь напротив парня. — Ты не находишь мой луизианский акцент очаровательным? — Я не нахожу в тебе ничего очаровательного. Кроме перспективы, что ты скоро оставишь меня в покое. Он с улыбкой качает головой, и его темные волосы падают на глаза. — Ладно, проехали. Любишь пляж? — Шутишь, да? Раник ухмыляется, кусая буррито. — Даже и не думал. Я поправляю очки и недовольно смотрю на свой чай латте и шоколадный маффин. — Ты прервал мой любимый прием пищи, чтобы позвать на пляж? — Завтрак — твой любимый прием пищи? — спрашивает Раник с набитым ртом. — Не съезжай с темы, — огрызаюсь в ответ. — Я не могу пойти с тобой на пляж. Он проглатывает еду и удивленно смотрит на меня. — Почему? Это урок. К тому же солнечные октябрьские денечки скоро закончатся, принцесса. Ты пожалеешь, что не пошла, когда пасмурная погода и дожди будут стоять круглые сутки. — Я не могу, — повторяю упрямо. — Все ты можешь. — Тогда не хочу, — буркаю я. — Никуда я не пойду. Раник вздыхает и выпрямляется, скручивая фольгу от буррито в шарик. — Не встречал еще девушку, которая бы так ненавидела пляж. Даже милые книголюбки любят почитать, лежа на песочке. — И я тоже. Просто не люблю океан. — А еще плавать перед парнями. Раник вздергивает бровь. — Почему? Боишься, что над тобой в купальнике будут смеяться? Я вздрагиваю, и Раник шумно выдыхает. — Какой-то членоносец смеялся над тобой на пляже или что? — Нет, и не произноси это слово. — Какое? Член? Я вся заливаюсь краской. Раник поднимает бровь еще выше и ухмыляется. — Хорошо, ладно. Найду другое место для урока. Меня удивляет то, как быстро он отступает. — Разве тебе не интересно, почему я не хочу идти? — спрашиваю я. — Интересно, но это твое право. Не люблю лезть в чужие дела. — И уверена, не любишь, когда другие лезут в твои. Он кивает. — Поверить не могу, — фыркаю я. — Раник Мейсон, шантажист, бабник и правонарушитель, чтит приватность. — Что за намеки, моя драгоценная маленькая Снежная королева? — Его глаза загораются. — Где сказано, что парень с дурной славой не может быть закрытым? Я не раскрываю всех карт. — И все же раскрыл парочку, запугивая Мэтерса. — Мэтерс сам напросился. Он приставал к отличницам с прошлого года. — А, ну да. Ты ведь здесь уже не первый год. Из-за твоей незрелости постоянно забываю, что ты на третьем курсе. Большинство парней расстроились бы или обиделись, но Раник хохочет. — Конечно, принцесса. Это я тут незрелый. — Чего смеешься? Так и есть. Он смотрит на меня, его острые скулы оттеняет свет утреннего солнца, которое выглядывает из-за здания. — Это не я не могу произнести слово «член», не покраснев до корней волос. — Я могу это произнести. Пенис. — На секунду поджимаю губы. — Пенис, пенис, пенис. — Нет, «пенис» — не то же, что «член». «Пенис» — это по-научному. Конечно, ты можешь это произнести. А вот «член» звучит уже реальнее. — Он усмехается. — Более грязно. — Грязнее, — холодно поправляю я. Раник подается вперед и замирает в нескольких сантиметрах от моего лица. Тепло его кожи мучительно окутывает меня, словно одеяло. — Будь я проклят! Это румянец? Только не говори, что я тебя смутил, принцесса. Мы ведь еще даже не коснулись темы секса. — Ничего ты меня не смутил! Я не маленькая, чтобы стесняться произнести вслух какое-то идиотское слово. — Тогда произнеси, — шепчет Раник низким голосом. — Прямо здесь и сейчас. Давай, докажи, что я неправ. Я делаю глубокий вдох, стараясь не обращать внимания на соблазнительный запах сигарет и хвои, который исходит от парня. — Ч.. ч.… — еле выдавливаю, а затем захлопываю рот и прикусываю губу. Раник с широкой улыбкой отодвигается. — Так я и думал. Можешь и дальше строить из себя крутышку, но под всеми этими остротами ты чертовски чистая. — Чистая? — возмущаюсь я. — Я тебе не бутылка с водой, а человек. И такая, какая есть. — Охренительно умная. Колючая, потому что в детстве тебя обижали. Красивая, но скорее умрешь, чем позволишь кому-то так себя назвать, я прав? Моим взглядом можно резать бриллианты, а он лишь усмехается. — Ладно, никакого пляжа. Тогда как насчет ужина? — Какого еще ужина? — На котором едят. — Ха-ха, — невесело отвечаю я. — На углу 15-ой и Джерси-стрит есть одно местечко. Итальянский ресторан, но не пафосный. Можем там попрактиковать правила поведения на свидании. — Я хорошо владею столовым этикетом, — фыркаю я. Раник хлопает себя по лбу. — Ага, не сомневаюсь. Но знаешь ли, о чем говорить с парнем, кроме как о флоре Амазонки и температуре на Луне? — Там минус сто семьдесят три градуса по Цельсию, — на автомате выдаю я, и Раник многозначительно смотрит на меня — мол, видишь, что я имел в виду. — Ладно, теперь поняла. Во сколько встретимся? — В семь тридцать. Надевай что хочешь. Только ничего в стиле секретарши, хорошо? — Я так и не одеваюсь. — Принцесса, на тебе блузка с юбкой, на затылке пучок, а еще эти очки. Ты выглядишь как Пеппер Поттс. — И это плохо? — Нет, черт. Тебе идет. Просто… так не одеваются на свидание, ясно? Тео это бы не понравилось. Надень хотя бы цветную блузку, если есть такая. Раник встает и бросает фольгу от буррито в урну. Шарик очерчивает в воздухе изящную дугу и попадает точно в цель. Он издает победный клич, и кто-то повторяет за ним. Надув идеально накрашенные розовые губки, на его локте виснет золотистое нечто. — Потрясающий бросок! — демонстрируя ослепительно белые зубы, улыбается ему Кара, капитан чирлидерш и самая желанная девушка в кампусе. — Ты все это время наблюдала за мной? — посмеивается Раник, игриво щелкая ее по носу. — Маленькая негодница. У меня вырывается сдавленный хрип, как при рвотном позыве. Это привлекает внимание Кары, и она с едва скрываемым презрением смотрит на меня. — Чего тебе? — О, не волнуйся, — беру латте и выбрасываю остатки маффина, — я уже ухожу. Не хотела мешать вашим брачным игрищам. Кара хмурится, но Раник за ее плечом ухмыляется и салютует мне двумя пальцами. — Увидимся позже, принцесса. Не успеваю далеко отойти, как слышу визгливый голос Кары: — Принцесса? Почему ты называешь ее принцессой?! Вздрагиваю. Меня раздражает это прозвище. И то, с каким упрямством Раник продолжает меня так называть. Но это хотя бы лучше, чем робот. Чем стерва. Всезнайка. Бездушная. Я замечаю идущего через двор Тео, его золотистые волосы сияют в ранних лучах света, а улыбка на лице такая яркая, что он сам похож на солнце. Увидев меня, Тео машет рукой и улыбается еще шире. Я расслабляюсь, ощущая, как в груди разливается тепло, и машу в ответ. Но затем мой взгляд падает на темноволосую девушку рядом с ним, которая быстро перехватывает его внимание какой-то смешной шуткой. Грейс. Сегодня она одета в голубое и фиолетовое, вся такая броская, жизнерадостная и непосредственная. Пройдя по лужайке, они заворачивают за Харроу-билдинг. И только когда кто-то врезается в меня, я понимаю, что застыла посреди тротуара. — Черт, извини, — хмыкает девушка в кожаной куртке и бегло осматривает меня своими кошачьими зелеными глазами. — Не заметила тебя. Ты как-то сливаешься с фоном. У нее ярко-розовые волосы, как у ходячей звезды рекламы жвачки. Такую точно не проглядишь. Она шутливо и по-доброму улыбается, но, когда уходит, я смотрю на свою бежевую блузку и коричневую юбку. Они такого же цвета, что и тротуар, здания, фонтан. Я незапоминающаяся. Бесцветная. Безжизненная. Робот. Сжимаю кулаки и, развернувшись, ухожу.
***
Раник
Самое время признаться: я еще никогда не бывал на свидании. Но если кто спросит, особенно Элис Уэллс, то у меня за плечами их сотни. Тысячи. Да столько, что на моем фоне участник шоу «Холостяк» выглядит бестолковым идиотом. Вот только все это чушь. Я ни одной девушки не сводил на свидание. Тем цыпочкам, которых я привлекаю, не нужно, чтобы их угощали вином и ужином, они просто хотят заняться сексом, и меня такой расклад устраивает. Так что да, свидания — это странно. Это что-то новое. Я пришел в ресторан на полчаса раньше — полчаса? Боже, чувак! — так перенервничал, что выскочил из квартиры, даже не посмотрев на часы. Я принял душ, оделся и помчался, думая, что уже опаздываю. Боялся, если Элис окажется здесь в одиночестве, то решит, что сыта мной по горло, и уйдет. Вздыхаю и, облокотившись на изысканную скатерть, прячу лицо в ладонях. Меня всего колотит. Это ведь просто долбаный урок. Не настоящее свидание. И все же, я еще ни с кем не продвигался так медленно. Как и со мной. И уверен, это заметно. Официант дважды спросил, в порядке ли я, мне пришлось соврать и сказать, что все нормально, но это не так. Моя кожа побледнела, ладони вспотели. Но показывать этого нельзя. Элис верит, что я научу ее всему. Поэтому я буду делать то же, что и всегда, что мне каждый раз помогает, — притворяться, пока это не станет правдой. Я так нервничаю, что замечаю, что смахнул вилку на пол, только после того, как официант приносит мне новую. — Извините, — смеюсь я. — Вы кого-то ждете? — понимающе улыбается он. Ему около пятидесяти — волосы с сединой, выправленная осанка. — Выглядите нервным. — Да, я… — Обрываю себя, чтобы не сказать «чертовски нервничаю». Если произнесу это вслух, все станет реальнее. Нужно притвориться, что я порядке, поэтому я быстро заканчиваю: — …жду подругу. — Должно быть, это весьма очаровательная особа. — Вы даже не представляете насколько, дружище, — усмехаюсь я. — Я не из ее лиги. Официант замечает, как я нервно постукиваю ногой, и улыбается. — Я знаю, что может вам помочь, сэр. Одну минуту. Он возвращается с каким-то бокалом и ставит его на стол. — Наш особый напиток для первого свидания, — объясняет мне. — Он поможет снять напряжение, и вести беседу станет проще. Обещаю. — Э-э, вообще-то, это не свидание, а… гм… — Забиваю на объяснения и улыбаюсь. — Спасибо, дружище. Я ваш должник. — Отблагодарите чаевыми, сэр. Я снова смеюсь. — Никто в жизни не называл меня сэром. — Полагаю, вы не часто ходите в рестораны? — Голос у мужчины успокаивающий и добрый, как у хорошего, заботливого отца, которого у меня никогда не было. — Не в такие претенциозные, как этот. Они не в моем стиле. Я скорее белая шваль, нежели аристократ, понимаете? — Мне так не кажется, сэр. — Ха, лесть найдет тебя везде, — фыркаю я и пробую «особый напиток». Он приятный, теплый и идет легко. Я чувствую, как мои мышцы медленно расслабляются. — Эй, а он хорош. Спасибо. Официант улыбается и отходит к другому столику, оставив меня ждать в одиночестве. Я не замечаю, как допиваю все до капли, как перестаю дергать ногой и даже сколько проходит времени, но момент, когда появляется Элис, упустить невозможно. На фоне богатых взрослых женщин в костюмах цвета хаки она сияет, как молодой маяк: золотистые волосы собраны в низкий свободный хвост, на щеках румянец. Вместо платья она выбрала простую красную блузку и кружевную юбку. Миленько и совершенно не похоже на то, что она обычно носит. Видно, что ей в этом некомфортно. Пока хостес провожает ее к моему столику, Элис неловко жмется. — Привет, — тут же вскакиваю я. — Здравствуй, — еле слышно произносит она, почему-то избегая моего взгляда. Смотрит куда угодно — на пол, потолок, сумку, — только не на меня. На смену уверенной Снежной королеве пришла совершенно другая девушка. — Может, присядем? — спрашивает она. — Эти туфли меня убивают. — Конечно. — Подхожу и выдвигаю для нее стул. Она наконец смотрит на меня и насмешливо улыбается. — Какие манеры. — Я лишь предугадываю действия Тео, не более, — ворчу в ответ, но затем замираю, услышав ее смех — этот звук похож на звон маленьких хрустальных колокольчиков. — Что? — интересуется Элис, перестав смеяться. — В первый раз, — сажусь и кладу салфетку на колени, как учила меня мама, — слышу, как ты искренне смеешься. — И в последний, — бормочет она, заливаясь краской. — Кстати, отлично выглядишь. Правда, превосходно. Она краснеет еще сильнее. — Не нужно угодничать. — Урок третий, — вздыхаю я. — Когда парни делают тебе комплименты, они не угодничают, а высказывают свое мнение. Тео часто будет делать тебе комплименты, понятно? Потому что он милый. Учись их принимать. Благодари, а не выпускай колючки, если хочешь ему понравиться. Элис лишь кривится. К нам подходит официант, и она заказывает семгу и «Ширли Темпл». — «Ширли Темпл»? — сквозь сдерживаемый смех, переспрашиваю я. Она надувается. — А что такого? — Да ничего, просто… — бросаю взгляд на официанта, — это ужасно миленький напиток. Думал, ты закажешь что-нибудь взрослое. Например, чай со льдом. — В таком случае я буду чай со льдом, — огрызается она. — Нет, эй, все нормально. Бери что хочешь. — Но тогда Тео подумает, что я незрелая. — Возможно. Или что это забавно и все такое. Официант смотрит то на меня, то на нее. В итоге Элис все же заказывает «Ширли Темпл», а я — пиццу «Маргариту». Когда мы остаемся наедине, она впивается в меня взглядом. — Значит, я должна научиться принимать комплименты? Таков сегодняшний урок? — Отчасти. Давай попрактикуемся. Я буду делать тебе комплименты, а ты — с благодарностью их принимать. Или хотя бы стараться. Элис отщипывает хлеб и в ожидании смотрит на меня, как кролик в свете фар. — Ты милая, — начинаю я с малого. Она морщится. — Это не так. — Не-а, забыла? С благодарностью. — Но я правда не считаю… Можно и не заканчивать предложение, я и без того ее понимаю. Она не считает себя милой. За всей этой бравадой и невозмутимостью прячется низкая самооценка. Кто-то хорошенько вбил ей это в голову, и скорее всего, в подростковом возрасте. Элис нервно ломает хлеб, но не ест его. Затем вдруг вскрикивает, случайно ущипнув себя за палец, и я быстро перехватываю ее руку. — Эй, посмотри на меня, принцесса. Успокойся, ладно? Я все понимаю. Трудно любить себя, знаю. Но нельзя любить кого-то, не полюбив прежде себя. Невозможно отдаться другому на все сто процентов, если не нравишься даже себе. Это несправедливо по отношению к тому, кого ты любишь. Элис поднимает голову и заглядывает мне в глаза. — Ты ведь не хочешь так поступить с Тео, верно? — тихо спрашиваю я. Она решительно качает головой. — Нет. Конечно, нет. Я хочу быть для него лучшей девушкой. И готова на все, чтобы сделать его счастливым. В ее голосе нет ничего, кроме искренности и преданности. Во мне просыпается зависть, и я борюсь с желанием крепко сжать ее руку. Резко отстраняюсь от Элис, пока не натворил глупостей. — Ты упускаешь главное. В первую очередь должна быть счастлива ты. И тогда он тоже будет, если парень достойный. Вот как это работает. Вы счастливы от счастья друг друга. Элис выгибает бровь. — Для того, кто никогда не состоял в серьезных отношениях, у тебя слишком много размышлений на этот счет. Почувствовав ком в горле, я делаю глоток воды, чтобы от него избавиться, и непринужденно пожимаю плечами. — Ну, знаешь, я частенько за ними наблюдаю и вижу, что работает, а что нет. Похоже, Элис мне не верит. Она убирает с коленей салфетку и встает. — Мне надо в уборную. — Прямо по коридору и налево, — подсказывает официант, вовремя поднеся к нашему столику напитки. — Большое спасибо, — благодарно улыбается ему Элис и уходит. Тот щелкает языком. — О, она очень красивая и невероятно любезная. Вы везунчик, сэр. Комок в моем горле пикирует к сердцу и резко накосит удар. Я выдавливаю улыбку. — Мы не вместе. Просто дружим. Официант сочувствующе кивает. — Понимаю. Надеюсь, она найдет достойного джентльмена. Я допиваю воду и с грохотом опускаю стакан на стол. Официант молча пополняет его и уходит ровно в тот момент, когда возвращается Элис. Теперь она выглядит лучше — свежее. Потягивает свой «Ширли Темпл», улыбаясь от его сладости, а затем хмуро смотрит на меня. — Что ж, давай попробуем еще раз. — Комплименты? — Да, если не возражаешь. Элис вся подбирается, обхватывает руками стакан с коктейлем и с маниакальной сосредоточенностью смотрит мне в глаза. От этого у меня натягиваются нервы. Наверное, именно благодаря такой собранности она отлично учится. Вот это да! Ее решительность почти… милая. — Ты милая, — вырывается у меня. — Правда. Она не шевелится. Всего один раз моргает, но держится. Поэтому я поднимаю ставки. Откидываюсь на спинку и натягиваю на лицо свою лучшую дерзкую усмешку — ту, от которой у девушек слетают трусики. — Смотрю на тебя и думаю: «Черт, да какой парень не убил бы, чтобы затащить эту милую пташку в постель?» Элис кривит губы, но терпит. Я смеюсь и решаюсь на откровенность, позволяя всем своим мыслям о ней выплеснуться через предостерегающую плотину профессионализма. — Не хочу тебя разочаровывать, принцесса, но ты прелесть. Знаю, тебе не нравится это слово, больше по душе «элегантная» или типа того. Но эти понятия совместимы. В тебе много хорошего. Уверен, тебе часто говорили, какая ты умная, поэтому не буду повторяться. Мы оба знаем, что это так. Но, даю голову на отсечение, ты не в курсе, что ты еще и горячая, поэтому позволь сказать прямо: у тебя поразительно сексуальное лицо. Она стонет, и ее щеки окрашивает легкий румянец. Так и вижу, как Элис борется с желанием со всей присущей язвительностью ответить: «Это не так, идиот», но продолжаю говорить: — Мне нравится смотреть на него. Твое лицо. Такое красивое. Длинные ресницы, милый носик, мягкие губы, такие соблазнительные, что могут довести до греха. Порой мне так хочется их поцеловать. Крепко, по-настоящему. Ее кожа становится цветом с вишневый закат, но Элис вдруг затихает и округляет глаза. Я застываю, и ужас медленно сжимает меня за яйца, когда я понимаю, как это прозвучало. Слишком правдоподобно. Но как чертов эксперт я этого не показываю и быстро иду на попятную. — Думаю, такую глупую, банальную чушь и сказал бы Тео, а? — смеюсь я. — Он точно оперирует слащавыми фразочками из романтических фильмов. Задрот. Какое бы заклинание ни овладело Элис, его разрушает мой смех. Она хмурится, и румянец сходит с ее лица. — Д-да. Он наверняка сказал бы что-то такое милое и пылкое. От очередного удушающего комка в горле меня спасает официант, который приносит нашу еду. Пылкое. Милое. Она говорила не обо мне, и это добавляет горечи, но я все равно ощущаю внутри тепло и трепет. А еще счастье. Я не просто «сексуальный», как меня обычно описывают девушки. На секунду я становлюсь милым и пылким. Она так меня назвала. На секунду я становлюсь настоящей личностью, а не парнем для перепиха, которого используют разок и выбрасывают, как испачканную салфетку. — Я хорошо справилась? — интересуется Элис, вырывая меня из оцепенения. — Отлично, — прокашлявшись, отвечаю я, затем беру кусочек пиццы и быстро запихиваю его в рот, чтобы не объясняться за промах. Буду говорить с набитым ртом — нужно попытаться вызвать у Элис отвращение и напомнить, что я — не Тео и мои слова не стоит воспринимать всерьез. — Под «отлично» я имею в виду, что ты не стерла меня в порошок. Я думал, это вызовет у нее неприязнь, но она лишь морщит нос и хихикает. — Только такой болтун, как ты, мог выговорить целое предложение с полным ртом углеводов. Я проглатываю пиццу и, вопреки протесту внутреннего голоса, глупо улыбаюсь. — Это талант. Ее глаза загораются, и она отправляет в рот кусочек семги. — Угу. — Взращенный долгими годами… — Упорного труда? — выдвигает предположение Элис. — Упорного труда! — тычу в нее пальцем. — Точно. Это упорный труд. — Чепуха, — фыркает она, затем запихивает в рот чуть ли не половину семги и произносит: — Видишь? Даже нетренированные так могут. Ни разу не видел, чтобы она ела так свободно. Спешно оправляюсь от шока. — Ты просто быстро учишься. Ну еще бы — ты ж наблюдала за мной, бессменным чемпионом Большого шлема, в процессе работы. — Бессменный чемпион Большого шлема? — Элис задумчиво проглатывает семгу. — Это твой официальный титул? Ты получаешь выплаты? И где корона? — Мне платят улыбками. — Ну конечно. Это же общепринятая валюта плейбоев во всем мире. — Воу, принцесса, я не плейбой. — Когда мы встретились во второй раз, у тебя в машине были две пары ношеных трусиков. — Блин, ладно. Виновен! Мне нравятся девушки, а я им. Арестуйте меня. — Уверена, однажды кто-нибудь так и сделает. Элис эти слова веселят, а меня ранят до глубины души. Я хватаюсь за скатерть, будто это единственное, что удерживает меня на земле, не дает взмыть ввысь от гремучей ярости, которая заполняет разум, словно колючий шарик. — Ты в порядке? — вдруг встревоженно спрашивает Элис. — Извини, если мои слова тебя оскорбили… Я заставляю каждый мускул расслабиться. Расслабься, Раник. Черт, просто расслабься. Она не знает о твоем прошлом, не знает о твоем папаше. Она лишь пошутила, без какой-либо подоплеки. Она невинная и наивная. Это же Элис Уэллс. Девушка, которая тебе нравится. Остынь. — Прости, — бормочу я. — В детстве мне часто говорил такое один человек. Поэтому это ранит. Немного жжет. Она сникает. — О, извини, я не знала… — Угу, понимаю. Эй, просто считай это реваншем, ладно? Я назвал тебя роботом. Ты сказала, что меня арестуют. Мы квиты. Теперь наложим на это табу, и все будет хорошо. Элис настороженно кивает, как лисица, загнанная стаей гончих. Надо снять напряжение, это свидание должно быть обучающим. — Родители, верно? — улыбаюсь я, откидываясь на спинку стула. — Знаешь, на свиданиях обычно говорят о родителях. Это в порядке вещей. — Интересно, — задумчиво произносит она. — Я это запишу. — Достает телефон и что-то в нем печатает. Я выгибаю бровь. — Ты все это время делала заметки? Элис разворачивает телефон ко мне и прокручивает ленту. Там целые страницы всяких записей. Присвистываю. — Черт возьми, Уэллс. А ты времени зря не теряешь! — Ну да, именно поэтому в отношениях мне теперь нужна твоя помощь, — отвечает она с озорным блеском в глазах, и меня пробирает на смех. — В любом случае, — твердо обрывает она мой хохот, — я бы хотела попрактиковаться. В разговорах о родителях. — Ты первая, принцесса. — Моя мама не самая… открытая женщина. К сожалению, мы с ней не очень ладим. — Что? Любая мать убила бы за то, чтобы иметь такую дочь, как ты. Умную, милую… — Ладно-ладно, — перебивает она меня. — Это не отработка комплиментов, хватит. — Вообще? — Смотрю на нее щенячьими глазками, но все без толку. — Вообще, — четко проговаривает она. — А теперь позволь мне продолжить… Я машу рукой, и Элис делает глубокий вдох. — Как я сказала, мы не ладим. На самом деле, кажется, она разговаривала со мной хотя бы отчасти тепло, только когда я приносила табель успеваемости. — С одними пятерками, разумеется. Она смотрит на меня грозным взглядом, но не из-за того, что я перебил ее, а потому что прав. — Да, именно так. — Господи, какая несчастная жизнь! А дальше ты скажешь, что она запрещала тебе ходить на вечеринки и заводить друзей. Элис смущенно опускает взгляд на тарелку. — Да ты прикалываешься! — всплескиваю руками. — Это касалось только вечеринок, — вступается Элис. — Мы с ней были солидарны, что это пустая трата времени и только отвлекает от учебы. Да и как ты мог заметить на вечеринке «Тета Дельта Пи», я все равно не вписываюсь в такую обстановку. Друзей же я могла заводить сколько захочу. Просто никогда… никто… Она замолкает, нервно наматывая на палец салфетку. Я могу договорить за нее: никто никогда не хотел с ней дружить. Вздыхаю. — Как по мне, ты упустила лучшие моменты взросления, принцесса. Она ничего не отвечает, и тогда я пытаюсь сменить тему. — Что насчет отца? — Он в тюрьме, — мгновенно и прямо говорит Элис. — Уже десять лет. За финансовое мошенничество. Мама делает вид, что его не существует. Мы переехали на Восточное побережье подальше от всего этого… от него. — Ты его любишь? Элис еле заметно и тоскливо улыбается. — Да, он был лучшим отцом, которого только можно пожелать. Всегда приносил мне сладости, особенно когда возвращался из командировок. Вдохновлял продолжать писать стихи, когда мама сжигала мои тетради. Он очень добрый. Вспоминая о нем, Элис выглядит такой счастливой. Аж сердце кровью обливается. — Ты его навещаешь? — спрашиваю я. — Нет, с тех пор как мы переехали, но теперь, вернувшись сюда, я подумываю отправиться на автобусе в Сан-Франциско. Его тюрьма там. Было бы здорово увидеться с ним на Рождество. — Обязательно навести его! — стучу я вилкой по столу. — И не думай об автобусе, я отвезу тебя. Ее глаза загораются, но тут же тускнеют. — Нет. Это мило с твоей стороны, но нет. На дорогу уйдет целый день, а то и больше, и еще на парочку я останусь в отеле. Не хочу, чтобы ты впустую потратил рождественские каникулы. — Впустую? Кто это сказал? У меня все равно нет планов на праздники. Мой отец вернулся в Миссисипи, но он ублюдок, к нему я в любом случае никогда не поеду. На Рождество я остаюсь с Трентом и бандой, будем всю неделю бездельничать и объедаться леденцами. Элис мои слова не особо убеждают. — Слушай, будет весело. Или не очень… знаю, моя компания тебе радости не доставляет, но по крайней мере это даст нам хорошую возможность! В дороге мы сможем позаниматься. А в городе я займусь своими делами и не стану тебе докучать. — Ну… — Скажи, что подумаешь. Не обязательно соглашаться, просто пообещай подумать. Элис кивает, и выражение ее лица смягчается. — Ладно, обещаю. Спасибо тебе. Настоящая благодарность? От Ледяной принцессы? Я ухмыляюсь и откидываюсь на спинку стула. — Что за самодовольная улыбочка? — спрашивает она. — Просто ты впервые меня поблагодарила. За все время. Вот, впитываю момент. — Будь я злюкой, выплеснула бы на тебя коктейль и сказала: «Впитай-ка вот это», — огрызается она, и я хохочу в ответ. Официант приносит десертное меню, но Элис ничего не заказывает. — Что, боишься парочки кубиков сахара? — усмехаюсь я. Она упирается взглядом в стол. — Н-нет. Я на диете, вот и все. — Что? Зачем? Ты и так выглядишь чертовски сексуально! — Не твоего ума дело, — буркает она, скрещивая руки на груди. Я вздыхаю и смотрю на официанта. — Я буду панна котту. Официант кивает и удаляется. Элис потихоньку расслабляется и наконец решается задать мне вопрос: — Значит, ты недолюбливаешь своего отца? Я пытаюсь сохранить спокойствие, но глаза все равно застилает ярость. — Ага, он не очень хороший человек. И что с того? — По-моему, ты назвал его ублюдком. — Послушай, принцесса, спасибо, что поделилась своими семейными тайнами, но свои я предпочту оставить при себе. Все, что тебе надо знать, — мой отец придурок. Конец истории. Она кривит свои красивые губки. — Ладно, но все равно это несправедливо с твоей стороны. — Ну, что поделать. Но можешь не переживать, что Тео не захочет рассказывать о себе. Он с радостью это сделает, ведь у него идеальная семья. В любом случае, это всего лишь тренировка. Тебе не нужно знать обо мне все, потому что я в твоей жизни ненадолго. Может, я выдумываю, но Элис слегка вздрагивает. Или же просто сдерживает чих. Как бы то ни было, она быстро приходит в себя. — Точно, — подтверждает мои слова. — Конечно. Что-то в ее голосе заставляет меня пожалеть о сказанном. Но прежде чем я успеваю извиниться, официант приносит мой десерт — фантастический белый пудинг с клубничным сиропом. Замечаю, как вспыхивают глаза Элис, когда она смотрит на это произведение искусства. — Хочешь попробовать? — предлагаю я. Она делает глоток воды и сводит брови. — Нет, спасибо. — Ах да, диета. Ну, раз его красота тебя не прельщает, давай хотя бы на нем потренируемся. — В каком плане? — Иногда парочки кормят друг друга на свиданиях. Лично я считаю это странным и гадким, но, уверен, для Тео нет ничего милее. Итак, я дам тебе кусочек, а ты постараешься сделать вид, что в восторге от этого, окей? Она скептически смотрит на меня. — Ты уверен, что парочки так делают? — Иногда. В глупых фильмах. И только если они до жути романтичные. — Но сам ты этого никогда не делал? — Нет, я вовсе не романтик, — смеюсь в ответ. — Тогда зачем делаешь сейчас? — Чтобы научить тебя. Боже! Элис хмурится, но открывает рот и терпеливо ждет. Я отламываю вилкой кусочек панна котты и аккуратно протягиваю ей, надеясь, что она не заметит моих трясущихся рук или непристойных мыслишек. Ее губы выглядят такими мягкими и розовыми — чудный ротик. Я бы с ним поразвлекся. Нет, черт, нет! Я бы не сделал с ней того, чего она не хочет. А Элис явно не жаждет таких «развлечений». По крайней мере, со мной. Ей нужны медленные, нежные, милые шажки от медленных, нежных и милых парней. Я не могу быть нежным, не могу быть милым. Я не такой. Элис принимает кусочек и, отстранившись, с наслаждением его пережевывает. Секунда, и ее лицо озаряется улыбкой. — Это… это было вкусно. — Есть еще, если хочешь, — ухмыляюсь я и подталкиваю к ней тарелку. — Нет, мне правда нельзя… — Да брось! Один маленький пудинг тебя не убьет. Обещаю. — Ты хоть представляешь, сколько калорий в жирных молочных продуктах? — Ты хоть представляешь, сколько бла-бла-бла… о, смотри, я перестал слушать. — Ух, как же ты меня бесишь! Я подмигиваю и до конца придвигаю к ней тарелку. — Приму это за комплимент. Элис упрямо поджимает губы и игнорирует десерт, но к тому времени, как официант приносит счет, она уже вовсю пощипывает эту вкуснятину. Я улыбаюсь и подписываю чек, накидывая еще десятку на чай. — Погоди, — проглотив кусочек, Элис наклоняется вперед, — сколько вышло? Я заплачу половину. Она открывает сумку, но я встаю и потягиваюсь. — Забей, принцесса, поехали домой. — Вот еще, — фыркает она. — Я не позволю тебе платить за мой ужин. — Слишком поздно! Уже все сделано, собирайся. Элис съедает последний огромный кусок панна котты и гневно смотрит на меня. Я надеваю куртку и невинно посвистываю, ощущая, как мою спину сверлят взглядом. Элис поднимается, натягивает кофту и идет за мной. Или я так думаю. Стоит обернуться, как она сует мне в руки сорок два доллара и пятьдесят центов. — Эй, убери это! Как ты… — Быстро пересчитываю деньги. — Как ты узнала, что это половина? — Просмотрела меню с другого столика и посчитала. Включая чаевые, это моя половина. Хлопаю себя по лбу. — Ну конечно, следовало дважды подумать, прежде чем пытаться заплатить за такого гения. Она просто засовывает деньги мне в куртку и выскакивает из ресторана. — Эй, вернись! — кричу я, догоняя ее. На улице льет как из ведра, но Элис это нисколько не смущает, она стоит на тротуаре прямо под дождем. Я подбегаю и накидываю нам на головы куртку. — Черт возьми, что ты творишь? — взрываюсь я. Она вытягивает тоненькую руку из-под куртки и ловит ладонью капли дождя. Ее голубые глаза загипнотизировано следят за процессом, взгляд затуманенный и отстраненный, будто разум где-то очень далеко. — Иногда это приятно, — бормочет она, — ощущать дождь на коже. Знать, что ты все еще человек, который способен на чувства, вопреки расхожему мнению. Я вспоминаю, как она разозлилась, когда я назвал ее роботом. Элис сказала, что ее так называли и другие. Очень многие. Может, даже те, кто ей небезразличен. Она смотрит на меня, такая потерянная и маленькая под моей большой курткой. — Если я чувствую дождь — значит и на любовь способна, верно? У меня разбивается сердце, трещина образуется прямо посередине и грозит разорвать его на части. — То, что я чувствую к Тео, — это любовь, да? — продолжает она. — Я не знаю, никогда прежде не была влюблена, но, думаю, это любовь. Ведь так? — Д-да, — обретаю я голос — он хриплый и слабый. — Это любовь. Элис улыбается, и я борюсь с желанием ее поцеловать. Снова. Вместо этого ерошу ей волосы. — Не переживай ты так, дурочка. Она морщится и пытается пригладить выбившиеся прядки. Может, у меня галлюцинации, но ее щеки кажутся краснее обычного. Ну да, это наверняка из-за холодного вечернего воздуха. — Не трогай мои волосы, — ворчит Элис, но не отталкивает меня. — Прическу испортишь. — Я многое порчу, это типа моя работа. — Я медленно провожаю ее к пикапу, чтобы она не намокла. — И кем же ты у нас работаешь? — растягивая слова, интересуется Элис. — Бессменным чемпионом Большого шлема. — По недожевыванию? — По всему на свете. Она закатывает глаза и пихает меня локтем под ребра, но от смеха над ее реакцией я не чувствую боли.
|
|||
|