Часть I. Судья 10 страница

— Легавым сдал, сучара?!! — крикнул Танцор в лицо открывшему от удивления рот Ноилю. «Казанец» ничего ответить не успел, потому что Танцор, присев, дважды выстрелил ему в грудь. Тупые «пээмовские» пули отшвырнули Ноиля на снег, а Танцор побежал к Малой Невке, надеясь вырваться из кольца, а может, и не надеясь, а так — в горячке… В конце концов про Сашу-Танцора всегда говорили, что он парень с большими странностями.

— Стой, стрелять буду! Стой! — закричали несколько голосов, и Танцор обернулся, по-звериному оскалив зубы. Поскольку в руке у него был пистолет, автоматные очереди ударили сразу, а дистанция была слишком короткой, чтобы пули пролетели мимо…

Танцора словно перерубило в поясе, он согнулся, упал на колени, непослушной рукой вскинул пистолет и успел еще выстрелить и попасть в бежавшего к нему омоновца… Других выстрелов Танцор уже не услышал, одна из пуль попала ему в рот и на выходе разворотила затылок…

Сидевшей в BMW Катерине все происходившее за окном казалось какими-то дикими кадрами из дурацкой детективной ленты. Все произошло слишком быстро и неожиданно. Она видела, как упал сначала Ноиль, потом Танцор, как помогали встать сбитому пулей омоновцу, который, сняв бронежилет, начал щупать ребра, видимо, не веря, что остался жив… Все прикрывавшие стрелку с обеих сторон братки уже лежали на снегу, лицами вниз, с наручниками на руках. Их по одному поднимали за уши (слишком короткие прически не позволяли схватить за волосы) и волокли к подъехавшим автобусам. Кате казалось, что она видит какой-то дикий сон. К BMW направился какой-то парень в кожаной куртке и джинсах. Катерина узнала того самого опера, который забрал Олега из «Венеции» во время банкета. Она открыла дверь и вышла из машины.

— Знакомая фигура, — присвистнул Степа Марков (а это был именно он), окидывая взглядом Катю. Она казалась совершенно лишней и неуместной в таком скоплении здоровых и грубых мужчин. — Вечерние прогулки на свежем воздухе?

Катя, конечно, уловила иронию в вопросе Маркова, но сделала вид, что все происходящее вокруг ее никак не касается.

— Добрый вечер, — Катерина старалась, чтобы ее голос звучал уверенно и не дрожал. — Как я понимаю, вы тут всем командуете? Я прошу вас разобраться объективно, произошло какое-то недоразумение.

— Разберемся, — кивнул Степа. — А как же. В сроки, установленные законом. Мадам, позвольте вашу сумочку…

— Вы!… — вспыхнула Катя. — Вы бы лучше бандитов ловили!

Но сумочку все-таки отдала.

Марков хмыкнул, но ответил достаточно вежливо:

— За нас начальство решает, кого ловить. Скажут бандитов — будем бандитов хватать, а пока вот — приходится юных птицеводов беспокоить… — Степа кивнул на братков, которых продолжали грузить в автобусы. — Вы-то что здесь делаете, Екатерина Дмитриевна?

— Я оказалась здесь совершенно случайно, — сухо ответила Катя и зябко передернула плечами.

Степа механически кивнул и начал выкладывать содержимое сумки на капот «мерседеса». Какой-то документ его живо заинтересовал, Марков даже повернулся, чтобы внимательнее рассмотреть его в холодном резком свете фар. Несколько раз он быстро перевел взгляд с документа на Катерину и обратно, а потом удивленно присвистнул.

— Екатерина Дмитриевна, скажите, пожалуйста, как вы объясните тот факт, что в вашей сумочке находится загранпаспорт на имя Добрыниной Виолетты Максимовны с вашей, между прочим, фотографией? Готовитесь к международному конкурсу двойников?

Кате показалось, что земля качнулась у нее под ногами. Марков держал в руках ее липовый загранпаспорт, который должен был лежать дома, в тайнике под паркетом… Этот документ она держала на всякий случай, никогда им не пользовалась и даже не брала в руки уже несколько месяцев…

— Я… — хрипло выдавила из себя Катерина. — Я… никак не объясню… Это провокация… Я в первый раз в жизни вижу этот документ… Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы без адвоката!

Степа пожал плечами и усмехнулся:

— Адвокат вам, Екатерина Дмитриевна, не поможет… — фраза получилась двусмысленной, и оба поняли это.

— Посмотрим, — с вызовом ответила Катя, пытаясь собраться и понять, что происходит. Это ей никак не удавалось, она с трудом балансировала на грани истерики.

Между тем кинолог со странною вида спаниелем на поводке обходил машины задержанных братков. Катя механически отметила про себя, что, видимо, этот спаниель натаскан на наркотики: ходили слухи, что такие собаки сами были законченными наркоманами и держались на «службе» всего несколько лет, а потом умирали. Трясущийся пес деловито обшастал все машины и вдруг резко бросился к Катерине, начал лаять, беситься и хватать зубами ее правый сапог.

От предчувствия чего-то непоправимого Кате стало холодно. Марков с кинологом обменялись несколькими тихими фразами, а потом Степа обернулся и внимательно посмотрел Катерине в глаза.

— Я прошу вас, Екатерина Дмитриевна, сесть в машину и снять сапоги — ненадолго…

— Может быть, вы прикажете мне вообще раздеться перед вами?! — Катя попыталась вложить в свой ответ максимальное количество яда и презрения, но фраза все равно прозвучала жалко и испуганно.

— Нет, — покачал головой Степа, — приказывать раздеваться я вам не буду, это не в моей компетенции, к сожалению, а вот, сапожки вам снять все-таки придется…

Катерина тяжело опустилась на заднее сиденье «мерседеса» и трясущимися руками начала стаскивать сапоги.

Как только сапоги оказались в руках Маркова, спаниель утратил к Кате всякий интерес и начал бросаться на Степу.

Катерина поджала зябнущие ноги в тонких колготках и непослушными пальцами достала сигареты. Степа вежливо поднес ей огонек зажигалки, а потом начал мять и прощупывать каждый шов на сапогах. Когда щелкнула секретная пружинка и на правом сапоге сдвинулся каблук, Катя даже не удивилась тому, что из тайничка вдруг хлынула тонкая струйка белого порошка — подсознательно она уже ждала чего-то подобного. Марков быстро перевернул сапог, не давая порошку полностью просыпаться на снег, спаниель совсем обезумел, хрипел и трясся, пытаясь достать крупицы порошка…

— Да, — сказал Степа с какой-то даже растерянностью в голосе, — интересная картина вырисовывается… Сапоги вы, очевидно, тоже сегодня в первый раз видите, Екатерина Дмитриевна? Наверное, вам их дали поносить?

Катерина закрыла глаза и молчала.

— Так, — подвел итог Степа. — Придется все-таки проехать к нам на Литейный, там и разберемся, откуда что взялось.

Минут через пятнадцать местечко «кричи-не кричи» опустело. Автобусы увезли задержанных, «скорая» — умирающего Ноиля, остались лишь постовые да двое омоновцев, стрелявших из автоматов, — им нужно было дождаться дежурного следователя. Милиционеры поворачивались спиной к ветру, перекуривали и возбужденно обменивались впечатлениями, стараясь пореже смотреть в сторону Малой Невки, где в глубоком снегу лежал на спине мертвый Танцор. Казалось, он смотрел неподвижными глазами в черное небо и улыбался…

Антибиотик узнал о задержании группы и стрельбе на «стрелке» в тот самый момент, когда Катю вели по угрюмому коридору третьего этажа дома номер четыре на Литейном проспекте.

Виктор Палыч отреагировал на плохие новости удивительно спокойно: видимо, интуитивно ждал их, предчувствовал…

Доклад своего подручного Васи Антибиотик выслушал, ни разу не перебив. Потом долго молчал, закрыв глаза и массируя пальцами виски. Он казался старым и усталым, но когда веки Антибиотика снова поднялись, плеснуло из-под них на Васю холодным волчьим блеском.

— Челищев где? Его что, на стрелке не было?

Двухметровый Вася молча покачал головой. Виктор Палыч вскочил с кресла и забегал по кабинету:

— Сыскать… Найди мне его, Васенька… Черепу позвони, он людьми поможет. Из-под земли мне его найдите!

Следующие сорок минут Виктор Палыч провел в кресле. Его лицо казалось абсолютно спокойным, глаза закрыты, и если бы не нервный тик, время от времени пробегавший по векам, можно было бы подумать, что он спит. На самом же деле в душе Антибиотика творилось черт знает что. Виктор Палыч не понимал, что происходит, и это унижало его. Такого чувства он не испытывал давно, поэтому нервы его буквально вибрировали от бешенства. Челищева не было на стрелке. Неужели он?

Зябко стало Антибиотику, неуютно, но тут ход его размышлений нарушил Вася:

— Челищев в мусорне валяется еле живой, говорят, уделали его, как Бог черепаху… А «мерс» его на Кировском стоит, простреленный, сейчас на штрафстоянку поволокут… Виктор Палыч, не отдавая себе в этом отчета, вздохнул с облегчением:

— Во сколько его повязали?

— В восемнадцать тридцать пять, — Вася для убедительности сверился со своим ежедневником. — Создавал аварийную обстановку, сопротивлялся при задержании, хулиганил…

— Опаздывал, видать, — Антибиотик покачал головой и досадливо скривился: — Как все не ко времени, ну просто — одно на второе… Так ты, Васенька, езжай, забери Сережу, я позвоню, решу вопрос, там сложностей быть не должно… Если что — с Бельсоном связывайся… И ко мне сразу…

Когда Вася привез Челищева к Степанычу, а потом внес его на руках в кабинет, удивился даже видавший всякое Антибиотик. Сергея избили до такой степени, что его было не узнать: ноги его подгибались, и Васе приходилось держать Челищева на своем плече, чтобы он не упал на пол.

Виктор Палыч подскочил к Сергею и попытался заглянуть ему в щелки глаз:

— Сережа, что стряслось-то? Как же это, сынок?!

Глаза Челищева слезились и не выражали никаких мыслей. С трудом Антибиотик разобрал какой-то полушепот-полухрип:

— Не… знаю… Стрелять… начали… Потом… все время… пиздили… Голова Сергея поникла, и хрип прекратился.

Виктор Палыч выругался и поднял взгляд на Васю: — Что мусора говорят?

Вася пожал свободным плечом:

— А что мусора? Говорят, несся, как сумасшедший, на команды сотрудников не реагировал, при задержании пытался скрыться… Они теперь на своем твердо стоять будут, им ведь тоже в Нижний Тагил неохота… Обоснованное применение силы…

Антибиотик задумчиво кивнул. Не нравилась ему вся эта история, совсем не нравилась. Виктору Палычу казалось, что кто-то неведомый, злой и сильный ходил рядом, пакостил, а потом наблюдал со стороны за делами рук своих…

— Ладно, Вася, отвези его в «Костюшку», а то, не дай Бог… И вот что — пацанов там оставь, пусть посмотрят… Часто что-то в последнее время в нашего Сережу стрелять стали, так ведь и попасть однажды могут…

Антибиотик заперхал, закашлял — только хорошо знающие его люди понимали, что так Виктор Палыч иногда смеется, когда ему совсем не смешно.

Вася кивнул и вынес Челищева из кабинета. Протискиваясь в дверь, он задел головой Сергея дверной косяк. Челищев застонал и пробормотал что-то, а потом снова обмяк на плече у гиганта.

— Стой! — встрепенулся Виктор Палыч. — Что он сказал?

— Вроде, «Катенька, родная…» — наморщил лоб Вася.

Антибиотик махнул рукой, позволяя ему уйти, и остался в кабинете один.

— Родная, значит! — сказал себе под нос Виктор Палыч и вдруг с чудовищной яростью запустил хрустальным фужером в стену. — Как?! Как у этой суки на стрелке могли оказаться наркотики?! Что происходит?! Кто сдал?! Почему мусора начали стрелять по Челищеву?!

Ни на один из этих вопросов Антибиотик ответа не находил. Он упал в кресло, поразмышлял еще немного и подвинул к себе телефонный аппарат:

— Алло, Слава? Узнал меня? Дело есть. С крестничком твоим красноперым надо бы повидаться, необходимость ощущается… Да я понимаю, что сегодня уже вряд ли, сегодня и не надо… А вот завтра к вечеру — очень бы хотелось… Да, да… Ну, до встречи.

Виктор Палыч повесил трубку и в который раз уже начал перетасовывать в мозгу события последних недель: смерть Габриловича, Гуся, Глазанова, Доктора, Никодимова, выход из тюрьмы и новый арест Званцева, исчезновение Челищева, потом эти нападения на него. Антибиотик верил в случайности и совпадения, но что-то в последнее время их стало слишком много. Слишком!

Тем временем на Литейном, дежурный следователь допрашивал Катерину. Она уже отошла от шока, полученного при задержании, и держалась уверенно, даже с неким вызовом. Когда ее привели в небольшой кабинет, впритык заставленный столами и украшенный подлинными картинами мастеров XVIII века, а также изъятыми автопокрышками и телевизорами, Катя даже попыталась пошутить с усталым хмурым следователем:

— А у вас здесь мило… Просто филиал спецзапасника Эрмитажа.

Следователь не улыбнулся, достал из консервной банки недокуренную сигарету, затянулся, подслеповато щуря глаза:

— Помещений не хватает, вот и вся причина. Давайте к делу перейдем.

— Давайте, — легко согласилась Катя. — Только без своего адвоката я никаких показаний давать не буду.

Следователь пожал плечами.

— Это ваше право. Вы — не орех, а я — не молоток, чтобы вас колоть. Не хотите давать показания — как хотите.

Катерина упрямо наклонила голову и чуть поджала губы:

— Без адвоката я говорить не буду! Следователь усмехнулся и развел руками:

— Ну и славно. Для начала мы вас задерживаем в порядке статьи сто двадцать второй УПК РФ, ну, а там видно будет. Как говорится, утро вечера мудренее.

— Как это задерживаете? Дайте мне позвонить! — Катя потянулась было к телефону, но следователь опустил руку на трубку.

— Екатерина Дмитриевна, не надо, вы ведь сами — юрист, должны все понимать.

— Это произвол! Я жаловаться буду! — Катерина вскочила со стула, на ее щеках выступили красные пятна: — Вы за это ответите.

Следователь сморщил нос и грустно покивал головой:

— Конечно, отвечу… Обязательно отвечу. А как же? А в плане пожаловаться — вы имеете полное право написать жалобу прокурору.

Катя снова села на стул и решительно потребовала:

— Дайте мне бумагу и ручку!

Следователь покачал головой:

— Без проблем. Вам принесут. Попозже. В камеру.

Катерина наклонилась вперед и очень тихо сказала сквозь зубы:

— Вы еще очень пожалеете, очень. Уверяю вас.

Следователь откинулся на неудобном казенном стуле и прищурился:

— В данной ситуации я жалею вас. Вы жизнь себе ломаете… Для чего? Вы молоды, имеете юридическое образование, а ведете себя… Катя закинула ногу на ногу и монотонно отчеканила:

— Я с вами разговаривать не буду!

— Дело ваше…

Следователь пригласил двух женщин-понятых, вызвал из дежурки толстую заспанную женщину-сержанта и составил протокол личного осмотра Катерины. Потом он составил опись одежды и личных вещей, выписал 122-ю и вызвал конвой для сопровождения Кати в ИВС. Выходя из кабинета, Катя остановилась на пороге и еще раз окинула взглядом картины:

— Фламандцы…

— Что? — не понял следователь.

— Школа, говорю, фламандская! — зло и презрительно процедила Катя и вышла из кабинета…

Ее привели в ИВС примерно в то самое время, когда двухметровый Вася привез Челищева в больницу. По дороге Сергей то терял сознание, то выплывал из забытья, ему казалось, что все его тело стало каким-то сгустком боли. В этой больнице Челищеву уже приходилось бывать раньше. На четвертом этаже за самыми обычными дверями находились две такие шикарные комнаты, в которых, может быть, не отказались бы полежать и некоторые западные миллионеры. Эти комнаты редко использовались как палаты, в них проходили «деловые» встречи и переговоры.

Сергей был здесь месяца полтора назад вместе с Катериной, которая решала вопрос о бартерных поставках со шведскими фирмачами. У шведов тогда возникли большие трудности с таможней из-за неуступчивости некоего Сергея Кислова. На переговоры со шведами был вызван эксперт по таможне Миша Жмых, известный контрабандист, откликавшийся также на погоняло «Тефлоновый Моня». Про Жмыха говорили, что он может протащить верблюда через игольное ушко. Моня быстро объяснил собравшимся, что Сергей Кислов — это «совсем тяжелый случай», его купить нельзя, потому что он — «больной на идее», а следовательно, единственный выход — это уволить наглого таможенника со службы. Увольнение это, по словам Жмыха, стоило пятьдесят тысяч долларов. Шведы помялись для приличия, но согласились, ударили по рукам, и все остались довольны — три фирмы Катерины получали выгодные контракты, Тефлоновый Моня делал интересную работу, а шведский бизнес глубже проникал на российский рынок. А таможенник Сережа Кислов, уволенный через несколько недель за «несоответствие занимаемой должности», так, наверное, никогда и не узнал о том, что судьба его решилась в городской больнице…

Сергея положили в люксовую палату, сразу поставили капельницу, а минут через сорок его пришел осмотреть известный профессор-нейрохирург. Профессора подняли с кровати, и он недовольно морщился, качал головой и испуганно косился на двух амбалов — «санитаров», деловито устроившихся в холле палаты. «Санитары» приволокли с собой телевизор с видеомагнитофоном, запустили мультики и мрачно смотрели их, жуя «сникерсы».

Сергея долго «изучали» — кололи иглами, переворачивали, делали уколы, а потом увезли на рентген. Перед тем как провалиться в окончательное забытье, Сергей успел услышать, как профессор объяснял Васе, что позвоночник у пациента, слава Богу, цел, но треснули два ребра и налицо сотрясение мозга…

Когда Челищев проснулся на следующий день, ушибы болели уже не так сильно, но попытка приподняться сразу же вызвала головокружение и тошноту. На шум в палату заглянул один из «санитаров», и Сергей вдруг понял, что его положение почти безнадежно. Обруч черных эмоций, сжимавший сердце и разум последние дни, распался, и с какой-то пронзительной ясностью увиделись все просчеты и ошибки, допущенные им при запуске плана по сдаче Катерины и ее группы… Она, безусловно, вычислит, кто мог подложить ей в сумочку перед стрелкой липовый паспорт и подсыпать в каблук сапога кокаин… Почему же он не подумал об этом раньше?… Где Катя? Что случилось на стрелке? Если она все поняла, то почему он до сих пор еще жив? Может быть, Антибиотик уже обо всем знает и принял решение? Может быть, Сергея просто отравят по-тихому в этой роскошной палате, и все — шито-крыто, издержки бесплатной медицины? От сознания собственной беспомощности и уязвимости его прошиб пот.

Когда принесли завтрак и питье, Челищев отвернулся. Его преследовала мысль, что в еду может быть подсыпана отрава.

О странном поведении Челищева немедленно было доложено Антибиотику, который явился лично проведать больного в середине дня.

Виктор Палыч и сам выглядел неважно: видимо, прошедшая ночь была не из самых приятных в его жизни. После того как Сергея увезли в больницу, Антибиотик спешно покинул свой офис в кабачке «У Степаныча», быстро загасил все явки и встречи, перебрался на конспиративную квартиру на Юго-Западе и к телефону не подходил — опасался пеленгации. К Челищеву Виктор Палыч приехал с букетом роз и целой сумкой разных соков, которую еле втащил в палату Вася.

— Ну что, Сережа? — сказал Антибиотик, присаживаясь на краешек кровати Челищева. — Мне говорят, ты ведешь себя плохо, от еды отказываешься, докторов не слушаешься?… Опять подозреваешь что-то? Я вот тебе соку принес, давай из одного пакета выпьем, небось, не отравимся…

Виктор Палыч первым отхлебнул из своего стакана, причмокнул, и Челищев с наслаждением утолил жажду.

— Успокойся, сынок, тут с тобой ничего плохого не случится. Здесь все свои.

— Где Катя? — хрипло спросил Сергей. — Почему ее здесь нет?

Антибиотик пристально посмотрел ему в глаза, кивнул, потом встал, прошелся по палате и остановился у огромного окна.

— Да, ты ведь ничего не знаешь, — Антибиотик стоял спиной к Челищеву и говорил негромко. — У нас проблемы…

Виктор Палыч коротко рассказал, что произошло на стрелке, и снова присел на кровать:

— Ты, Сережа, с Катериной Дмитриевной ближе общался… Зачем ей кокаин понадобился? Раньше любви к «благородному» за ней не замечалось… Челищев облизнул губы и покачал головой:

— Я не знаю… Про шмыгалово у нас никогда разговора не было… Антибиотик вздохнул и положил руку Сергею на плечо:

— Ты лежи, лежи, сынок, не волнуйся, мы во всем разберемся… Меня вот что удивляет: кокаин — это «казанских» тема, с казанцами же и стрелка была… Странное какое-то совпадение… Мысли нехорошие возникают. Не крысятничала ли наша Катенька? Как думаешь-то, Сереженька?

Сергей осторожно откашлялся и помотал головой:

— Нет, Катя… она не могла… Она… Виктор Палыч, ей помочь надо, она же не сможет в тюрьме… Я прошу вас.

Антибиотик крякнул и махнул рукой, сердито сморщив лицо:

— Могла — не могла… Запомни, Сережа: все бабы — дуры, они не головой думают, а своим сладким местом. Все — дуры, но — есть глупые дуры, а есть — умные, но тоже — дуры… Челищев от чудовищного нервного напряжения даже перестал чувствовать боль:

— Катя — не баба. Она…

— О-о!… — насмешливо протянул Виктор Палыч. — И ты туда же… Надо же, действительно, ты со своим корешком Олежкой похож — даже говорите одинаково. Я когда-то от него такие же слова слышал. Кстати, в тот раз Катерина Дмитриевна нам проблем не меньше устроила…

Антибиотик усмехнулся. Он и раньше подозревал, что Катя и Сергей были любовниками, а теперь утвердился в этом предположении окончательно. Старик повеселел. Он всегда радовался, когда узнавал о людях из своего близкого окружения что-то такое, что можно было бы использовать против них. С такими знаниями — оно спокойнее как-то… Чтобы властвовать, нужно уметь разделять… Или «разводить», что в принципе одно и то же…

— Ладно, Сережа, не будем спорить. Ты отдыхай, поправляйся, набирайся сил, нам еще работать и работать. А что там на стрелке случилось — мы узнаем. Есть кое-какие резервы. Жаль, конечно, Танцор с Ноилем уже не говоруны. Кстати, Саша ведь почему-то решил, что это Ноиль под легавых лег, ссучился… Может, заметил что-то или понял — Аллах знает… Странно все это… Ноиль пацаном был вполне правильным, вот только…

Антибиотик вдруг запнулся и глубоко задумался. Ему пришло в голову, что у питерских «казанцев» всегда были прочные контакты с московскими татарами, а в Москве сидит Гурген, у которого к Виктору Палычу свои счеты… Гурген со своими связями и возможностями вполне мог провести пару интересных комбинаций в Питере… Опять же — Миша Стреляный, покойник, как сказали его люди, с какими-то москвичами незадолго до смерти встречался.

На виске Антибиотика от напряжения запульсировала синяя жилка, но стройная логическая схема все равно не складывалась, чего-то не хватало…

— Хорошо, — очнувшись от своих мыслей, сказал, наконец, Виктор Палыч. — Ты, Сережа, главное, поправляйся и ни о чем не думай. С тобой ребята останутся, да и я время от времени буду проведывать… Отдыхай.

И Виктор Палыч стремительно вышел из палаты, оставив Челищева гадать: сколько ему осталось до разоблачения. О том, что может последовать затем, думать не хотелось вовсе. Он лежал, прислушиваясь к малейшему шороху, доносившемуся из предбанника, и ждал… Перед его глазами все время стояло лицо Катерины, и в этом ничего удивительного не было — она тоже постоянно думала о Челищеве…

Когда ее привели в камеру ИВС, где уже находились две женщины. Катя без сил опустилась на нары и только тут в полной мере осознала, что все происшедшее было не диким сном, а реальностью. До этого она воспринимала все как бы со стороны, как зритель из зала, наблюдающий за игрой актеров.

Одна из сокамерниц храпела, лежа на спине, другая — вульгарного вида девка лет двадцати пяти — подошла к умывальнику, попила прямо из-под крана и подсела к Катерине:

— Ты как здесь?… Катерина сощурилась и ответила жестко:

— А ты что, поп, чтобы меня исповедовать? Девка разозлилась и наклонилась к Катиному лицу:

— Ты, бля, целку-то из себя не строй! Катя от омерзения чуть было не вспылила, но усилием воли заставила себя сдержаться:

— Не надо путать. Я устала, хочу спать. И ты ложись.

Зэчка шмыгнула носом и возбужденно хлопнула себя по жирным ляжкам:

— Ничего, секуха ты фраерная, это ты там была начальницей, а здесь мы тебе место укажем!

Катерина тоже повысила голос:

— Хватит, я тебе сказала! Девка заржала:

— Не нравится?! Лахудра ты фуфельная! И голос на меня не повышай! Я сама крикнуть могу!

От их перебранки проснулась храпевшая женщина. Ей было лет сорок пять, а может, и больше. Трудно было определить возраст по ее опухшему грубому лицу. Она приподнялась на локте и сердито гаркнула:

— Эй, целки! Дайте выспаться! Хватит лаяться!

Девка встала и, повернувшись к неожиданной заступнице, прошептала:

— Ты спи, бабуля, спи. У нас тут свои разговоры, тебя не касается…

Тем не менее девица отошла, устроилась на своих нарах и вскоре, видимо, заснула. Катя лежала на спине, закинув руки за голову, и пыталась сосредоточиться, чтобы найти хоть какой-то ответ на вопрос: что все-таки произошло?

Говорят, что правильно сформулированный вопрос может быть важнее ответа. Лежа на тюремных нарах, Катерина смогла в этом убедиться. Как только она, наконец, спросила себя, кто мог подложить ей наркотики и поддельный паспорт, ее сразу затрясло. Ответ напрашивался сам собой — Сергей… Она боялась этого ответа, гнала его от себя, но логика — вещь упрямая. Челищев знал секрет ее «рабочих» сапожек, и он вполне мог обнаружить в квартире тайник с паспортом… Посторонние в ее доме практически не бывали, а если и приходили какие-то люди, то Катерина никогда не оставляла их без присмотра. К тому же Сергей в последнее время вел себя как-то странно, непонятно, и Катя чувствовала, что он что-то скрывал от нее, о чем-то постоянно напряженно думал.

«Но почему, за что?! Что же ты наделал, Сереженька…»

Ей вдруг стало очень страшно, но не за себя. За себя Катерина пока еще не особо переживала, зная, что очень нужна Антибиотику именно сейчас. Без нее могли сорваться уже намеченные важные сделки, и она не сомневалась в том, что Виктор Палыч приложит максимум усилий, чтобы быстро вытащить ее на волю. Ей стало страшно за Сергея. За время работы с Антибиотиком Катя имела много возможностей понять, что это за человек. Внешне простоватый старичок имел холодный ум и интуицию сапера. Однажды ей удалось случайно (а может, и не случайно, потому что у Антибиотика все «случайности» были, как правило, хорошо спланированы) подслушать разговор Виктора Палыча с одним из тех людей с Литейного, кого он ласково называл «большими звездами». «Большая звезда» угодливо улыбалась Антибиотику и заявляла:

— Если бы вы, Виктор Палыч, в нашей системе работали, то давно бы уже генералом стали.

Антибиотик тогда польщенно хмыкнул и ответил:

— Каждый, уважаемый, должен своим делом заниматься, на своем месте пользу приносить…

Сейчас Виктор Палыч уже наверняка просчитывает различные варианты причин всего случившегося на стрелке. Поскольку Танцор мертв, то информацию начнут тянуть из Катерины — либо сам Антибиотик в случае ее быстрого освобождения, либо кто-то из его друзей. Что будет с Сергеем в случае, если ее мысли станут известны Виктору Палычу, — догадаться несложно, скоро городская братва узнает, что Черный Адвокат уехал в командировку. В Анголу…

Катя проворочалась на жестких нарах под храп соседок почти до утра и лишь на рассвете смогла ненадолго забыться…

Утро было безрадостным. Обычно Катя по утрам бегала или делала усиленную зарядку в квартире, а потом с наслаждением залезала под душ и завтракала. Проснувшись в душной вонючей камере, она нестерпимо захотела встать под теплые ласковые струи воды. Мерзкая девка, пристававшая к ней вечером, словно прочитала Катины мысли и ухмыльнулась:

— Будет тебе и ванна, и какава с чаем! — сказала она вместо утреннего приветствия. Катя ничего не ответила, встала с нар, одернула на себе одежду, закрыла глаза, сосредотачиваясь, и начала медленно делать упражнения на растяжку ног. Вульгарная девка от удивления открыла рот, а потом почесала себе промежность и загоготала:

— Ух ты! Ну, дает! Здесь порева не будет, так что зря стараешься!

Катя молча сходила к умывальнику и сполоснула лицо. Окончив утренний туалет, она вернулась на свои нары. Девка тут же подсела к ней:

— У меня, краля, третья ходка… Я таких, как ты, — зубками перекусываю… Поняла?

— Что ты с утра-то, в самом деле? Как с цепи сорвалась, — устало ответила ей Катерина.

Девка оскалилась и закричала, брызгая слюной Кате в лицо:

— Я лямку на зоне тянула, пока ты в бассейнах трахалась! Теперь моя очередь пожировать!

Зэчка быстро стащила с себя грязный свитер с порванным воротом и вытянутыми на локтях рукавами.

— Давай меняться?

Одной рукой девка протянула Кате свитер, а другой залезла под замызганный бюстгальтер и опять почесалась. Катерину замутило:

Отстань, тебе говорю!

— Вот ты как… — протянула девка. — Брезгуешь? Зона таких не любит… За что попала-то сюда?

От неприятной собеседницы несло, как из мусорного бака. Катя инстинктивно отодвинулась, словно боялась запачкаться, и резко сказала:

— Это мое дело!

— Ух-ты, какая! Ничего, обломаем… Давай кофту сюда, — девка вцепилась грязными пальцами в тонкую английскую шерсть, и тут Катю прорвало. Резко откинувшись назад, она ударила стопой ноги зэчку в подбородок. Девка свалилась с нар на пол и заверещала было, но Катя оборвала этот крик одновременным ударом своих расслабленных ладоней по ее ушам. Удару этому когда-то научил Катю Сергей: «Запомни, Катенок, сначала ладони должны быть вялыми, и только в самый последний момент их надо резко напрячь. Тогда образуются воздушные пробки, бьющие по барабанным перепонкам…»

Девка зашлась от боли и тихо, по-звериному, завыла. Катерина намотала ее грязные волосы на кулак и запрокинула вверх тупое опухшее лицо:

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒