Часть II. Палач 3 страница

Челищев достал сигарету и с наслаждением затянулся. За прошедшие с момента гибели Доктора часа два у него впервые появилась возможность попытаться спокойно все обдумать и проанализировать. «Похоже, Палыч действительно ни при чем… Но кто же тогда?… Кто?»

Между тем Антибиотик давал указания верзиле в темном костюме:

— Вася, вызывай сюда срочно весь коллектив — Ледогорова обязательно, Иваныча, Муху, Ильдара, Сазона — короче, всех. Передай, чтобы все бросали и сюда пулями летели.

Двухметровый Вася коротко кивнул и отправился выполнять поручение. Виктор Палыч оскалился, сплюнул прямо на пол, снял рывком телефонную трубку, быстро набрал номер и заблажил:

— Мишанечка? Как сам-то? Не видел тебя давно, пропал ты куда-то? Уважил бы старика, пропарил бы в баньке, лучше тебя ведь никто веничком работать не умеет… По рюмахе бы пропустили, посидели бы, а то все работа да работа, а от работы кони — и те дохнут. А?… Так прямо сейчас и приезжай в Комарово, ты ж бывал у меня, не заблудишься… Ну и ладушки, жду тебя.

Антибиотик бросил трубку, сплюнул еще раз на пол и улыбнулся.

Примерно через час к даче Виктора Палыча начали съезжаться автомобили, доставляя вызванных «авторитетов». Вокруг дома образовался еще один своеобразный «рубеж обороны» из запаркованных «мерседесов» и BMW.

Все прибывшие рассаживались в большом зале, недоуменно переглядываясь и пытаясь понять, с чего вдруг старик так спешно назначил общий сбор. Между тем Антибиотик помешивал кочергой поленья в камине и никому ничего не объяснял. Пошептаться он успел лишь с подъехавшим чуть раньше остальных Иванычем — крепким мужиком лет сорока пяти, прикрывавшим лысину кепкой с большим козырьком, постоянно надвинутым на глаза. Кепку эту Иваныч не снял даже в доме, так и сидел в ней, исподтишка наблюдая за остальными.

— Кого ждем-то? — не выдержал Валера Ледогоров, самый молодой из присутствующих. Он отличался курчавившимися «мелким бесом» волосами, перебитым носом и мощной челюстью, о которую легко можно было сломать руку. Ледогоров ерзал в своем кресле и нетерпеливо посматривал на часы. Антибиотик на вопрос никак не прореагировал, продолжая ковыряться в камине. За него ответил Иваныч:

— Сейчас Стреляный подъедет — и начнем… А вот и он. Долго жить будешь, Миша.

Миша Стреляный явился, как всегда, в светлом костюме и жизнерадостно поприветствовал всех собравшихся:

— Хо! Да тут вся честная компания! Физкульт-привет, бродяги!

Антибиотик (халат он успел сменить на теплые синие брюки и толстую фланелевую рубашку) отвернулся наконец от камина и громким радостным голосом возвестил:

— Ну, вот и Мишаня подъехал! Садись, Мишенька, садись, тебя ждем, начать не можем. Расскажи нам, как работается, как успехи?

Стреляному кресла не досталось, и он вынужден был неуклюже опуститься на низкий пуфик, обтянутый легкомысленным розовым шелком. Его хорошее настроение, похоже, начало быстро портиться.

— А в чем дело-то? — Стреляный завертел головой. — Успехи, они у комбайнеров… Виктор Палыч прошелся по залу, оглядел всех присутствующих.

— Тут, Миша, тема одна возникла… Непонятки… Может, ты их и прояснишь?

Антибиотик неожиданно быстро подскочил к Стреляному и ударил его разведенными пальцами в глаза:

— Ты что наделал-то, пес смердячий, что наделал, спрашиваю?!

Миша взвыл и свалился с пуфика.

— За что, босс, за что?! Виктор Палыч вместо ответа ударил его ногой в лицо:

— Я ведь говорил тебе, Мишаня, маза всегда за мной будет!

Стреляный встал на колени, на его верхней губе выступили мелкие бисеринки пота:

— Босс, легавым буду, не знаю, о чем речь! Все приглашенные Антибиотиком, похоже, тоже не понимали, что происходит, но сидели молча. Только Иваныч ухмылялся из-под козырька своей кепочки. Виктор Палыч сел в кресло и закинул ногу на ногу:

— Не крути динаму, Миша, мы тебе не мокрощелки, чтобы ты здесь фраерил. Я ведь тебе фуфел уже чистил, чтоб ты лишний раз не халявил, да видно, не усек ты… За что ты, Миша, Доктора замочил?

Стреляный стал очень бледным, у него задергался правый глаз. Затравленно озираясь, он наталкивался на холодные взгляды бывших корешей.

— Братва, я, бля буду!…

— Ты уже блядью стал, когда честного пацана замочить решился. Не понти, тебя твои же сдали, — вступил в разговор Иваныч.

Миша замотал головой и почти провыл, обращаясь к Антибиотику:

— Босс, прости… Не хотел я, это все из-за цветного так получилось!

Виктор Палыч с брезгливым равнодушием посмотрел на Стреляного, который уже вспотел так, что темные пятна выступили на белом пиджаке.

— Я ведь говорил тебе, Миша, не трогай этого мусорка, он нужен для дела… Дурак ты, Миша… ты что же, думал, что я не узнаю про то, как ты из Альметьевска ребятишек вызванивал? Я тебе шанс давал одуматься, на просветление твое надеялся… А твои альметьевские даже нормально сработать не смогли — только Доктора и завалили… На Стреляного было жалко смотреть, он вновь обвел всех вытаращенными глазами:

— Братва, я не хотел… Я…

— Хватить мазаться! — перебил его Ледогоров, быстро «въехавший в тему» и теперь державшийся так, будто он все знал с самого начала. — Тебе на такие дела никто прав не выписывал! Через тебя правильного пацана кончили, теперь еще мусора на хвост сядут…

Со своего кресла встал Иваныч, надвинув кепку еще глубже на глаза, подошел к Стреляному, по-прежнему стоявшему на коленях:

— Ты коллектив кинул, проблемы нам принес… Коллектив тебя за это накажет…

Иваныч неожиданно сильно ударил Стреляного ногой в ухо. Миша взвыл и покатился по полу. Брызгая слюной, он закричал:

— Братва, он всех продаст, этот мусорок! Антибиотику он подъерлыкивает, но ебло свое кумовское еще покажет! Вы еще вспомните…

— Ты хипеж не поднимай, Миша! На Адвоката мышку рано ставить, поработает еще… А вот тебе мы жало вырвем!

Стреляный рванул рубаху на груди:

— Из-за цветного горло рвете?! Ледогоров не дал ему договорить:

— Не об Адвокате речь, ты на всех нас положил. Доктора завалил, должен отвечать… А путания твои — легавый волка не возьмет…

— Хватит базара! — вмешался Антибиотик, — Я думаю, всем все ясно? Что решать будем? Иваныч?…

— Должен отвечать! — Иваныч посмотрел на Муху, передавая эстафету ему. Муха, огромный стотридцатикилограммовый амбал, не проронивший до этого ни слова, жестко усмехнулся:

— Пенки пускает, фуфел, пусть ответит…

Ильдар, молчаливый угрюмый татарин, кивком подтвердил свою солидарность с Мухой.

Сазон махнул рукой:

— Борзой стал, работать не хочет… Мочить! Очередь дошла до Ледогорова. Тот пожал плечами:

— Нельзя себя над коллективом ставить… Выход только один… Виктор Палыч удовлетворенно кивнул и повернулся к Стреляному:

— Ну, ты понял, Мишаня.

Стреляный поднялся на ноги и ощерился:

— Я зону держал, а вы меня из-за… Сазон презрительно улыбнулся и тоже встал:

— Мы честный базар ведем, а ты даже стойку держать не можешь!

Миша сник, словно выдохся, вытер мокрое от пота лицо:

— Ладно, братва, вы меня еще вспомните! Виктор Палыч укоризненно покачал головой:

— Мы, Мишаня, всегда тебя помнить будем, о маме твоей позаботимся, не переживай… Антибиотик обвел всех присутствующих взглядом и предложил:

— Ну что, давайте сюда комсомольца нашего дернем; его это напрямую коснулось, пусть крещеньице примет… Никто не возразил. Виктор Палыч подошел к двери и гаркнул в коридор:

— Вася! Давай Адвоката сюда!

Когда двухметровый верзила пришел за Челищевым, Сергей почувствовал, что в доме происходит что-то важное, касающееся его лично. Спустившись в большой зал и увидев собравшихся авторитетов, он все понял — на Стреляном уже лежал отпечаток обреченности, его словно не замечали. Атмосфера в зале была накалена до предела. Ледогоров без лишних слов протянул Челищеву выкидной нож.

— На, распиши его, — он кивнул на Стреляного, который озирался и скалился, словно затравленный волк. — Это он Доктора замочил.

Сергей вспомнил, с какой ненавистью при редких встречах смотрел на него Стреляный. Все вставало на свои места. Времени удивляться тому, как оперативно и быстро провел Антибиотик свое «дознание», не было. Сергей посмотрел на нож, который ему протягивал Ледогоров, и качнул головой:

— Нет! Я не мясник, чтоб забивать козла на привязи… Ледогоров опустил протянутую руку. Сазон удивленно приподнял плечи:

— Тебе, Адвокат, коллектив поручает…

— Виктор Палыч, — обернулся к Антибиотику Челищев. — Мне впадло так, слишком дешево получается… Я за себя и Доктора по-честному сквитаться хочу, один на один… Авторитеты переглянулись. Такого ответа они, видимо, не ожидали.

— Нормальный ход, — одобрительно хмыкнул Ледогоров.

Сазон откинулся в кресле и тоже кивнул:

— Рисковый пацан, молоток! Только Антибиотик как-то странно скривился, но в конце концов махнул рукой:

— Что ж, Сережа, ты сам выбрал… Все задвигали креслами, освобождая середину зала, Муха, улыбаясь, зашептал что-то на ухо Ильдару, тот молча кивнул и незаметно показал два пальца: похоже, они заключали пари.

Сергей коротко глянул на Стреляного, крутанул плечами, разминая их, и, выдернув ремень из джинсов, отбросил его в сторону, чтобы не давил, не сбивал дыхание. Затем он резко выдохнул одновременно ртом и носом и поднял голову. Он не чувствовал злобы или страха. К нему пришли спокойствие и холодная уверенность в себе. Стреляный же, наоборот, дергался, потел и непрерывно скалился. Наклонив по-бычьи голову и выставив руки, он заревел:

— Я тебя сейчас пялить буду, мусор гнойный!

Сергей молча ждал в расслабленной позе. Он чуть прикрыл глаза и вспомнил лицо Федосеича. Сергей почувствовал, что он не один, и улыбнулся.

Стреляный с завывом бросился на Челищева. Сергей поймал его движение и как бы присоединился к нему. Миша даже не заметил, как нога Челищева пошла вверх. Подхват буквально подкинул Стреляного в воздух, и он тяжело упал на спину, застонал, но нашел в себе силы быстро перевернуться и на четвереньках броситься к камину, где лежала оставленная Антибиотиком кочерга. Но добраться до нее уже не успел — Челищев прыгнул ему на спину, подхватил правой рукой у горла Стреляного левый лацкан его пиджака и резко потянул к себе, одновременно левой рукой упираясь в толстую шею противника. Стреляный завалился набок, захрипел, задергал ногами, но Сергей словно приклеился к его спине и все крепче сдавливал лацканом пиджака Мишине горло.

Это был классический удушающий прием, который Челищев много лет назад часто применял на соревнованиях, только там следовало остановиться по знаку судьи или хлопку сдающегося противника, а здесь Сергей давил и давил, не разжимая рук, еще долго после того, как Миша перестал биться и вырываться.

Наконец Сергей встал, стараясь не смотреть на страшное лицо Стреляного. Все молчали. Челищев подобрал свой ремень и начал вставлять его в петли джинсов.

— Грамотно! — улыбнулся Сергею Ледогоров. Муха досадливо сморщился, а Ильдар, усмехнувшись, потер большой палец об указательный. Муха кивнул. Похоже, он проиграл спор.

— Ладно, — встал Иваныч. — Спектакль окончен, опускаем занавес. Этот дятел по ушам хотел проехать, за это и наказан. Но ты, Серый, если в коллектив вошел — тоже дурью не страдай.

— Не надо его фалавать,[5] — заступился за Челищева Антибиотик. — Он сам все понимает: вошел в коллектив — работай, гулять начнешь — ответишь… Прибрать бы здесь надо, да и делами дальше заниматься…

В соседней комнате убитого наспех помянули (Сергей отметил, что Иваныч и Ильдар рюмки подняли, но водку пить не стали, выплеснули в цветочные горшки), и все заторопились разъезжаться. С Сергеем прощались подчеркнуто тепло и уважительно. Когда все приглашенные уехали, Антибиотик повернулся к Челищеву и усмехнулся:

— Все это, конечно, очень благородно выглядело, но глупо. Миша все равно был уже не жилец, незачем было гладиаторские бои устраивать, вдруг бы он тебя зацепил… Ну, да ладно, хорошо, что так кончилось…

Виктор Палыч пригласил Сергея к себе в кабинет и подал довольно большую картонную коробку:

— Держи, это твоя доля, ты ее заработал честно…

В коробке лежали пачки стодолларовых купюр, но радоваться деньгам Сергей не мог — не было сил. Он равнодушно держал в руках целое состояние и переминался с ноги на ногу.

Антибиотик вздохнул:

— Понимаю, что ты устал, досталось, но — молодец, держишься… Надо уж до конца дело доделать: ближе к вечеру свезешь Мишаню к Вальтеру — не сам, я пацанов дам, ты в другой машине следом поедешь, посмотришь, чтобы все в порядке было… Ну и отдохни пару деньков, а мы пока Доктором займемся, надо же похороны нормальные организовать, проблемы всякие решить…

Сергей кивнул и ушел к себе в комнату. Больше всего ему сейчас хотелось в душ, а после этого — выпить водки и забыться.

Хозяин Смоленского кладбища Николай Трофимович Богомолов, в более узком кругу известный как Вальтер, встретил Сергея радушно, как старого знакомого:

— Кого на этот раз привезли? — весело спросил он, делая знак двум «быкам», тащившим тюк со Стреляным, опустить его на землю. Вальтер открыл лицо покойника и присвистнул:

— Ух ты, Мишаня! — Он присмотрелся и, крякнув, снял золотую цепь с шеи Стреляного. — Молодые еще, все наспех, все абы как, добро пропало бы…

Вальтер деловито засунул золотую цепь в карман, справедливо считая ее своей добычей.

Челищев отвернулся, чтобы Вальтер не видел выражения его лица.

— А ты езжай, Адвокат, мы уж тут сами разберемся… — Похоже, Николай Трофимович счел, что со Стреляного можно снять еще много чего хорошего, и хотел заняться этим спокойно и без лишних глаз.

Челищев кивнул и не прощаясь пошел прочь…

К Катерине он приехал уже поздней ночью. Сергей не раздеваясь прошел на кухню, сел, закурил сигарету и коротко пересказал онемевшей Кате события прошедшего дня. Потом Челищев встал и, не глядя Катерине в глаза, глухо попросил:

— Ты меня не спрашивай больше ни о чем и ничего не говори. Я поеду сейчас, мне нужно одному немного побыть… Заметив тревогу в глазах Кати, Сергей усмехнулся:

— Не бойся, не пропаду, как в тот раз. Послезавтра позвоню. Доктора нужно по-человечески похоронить… Слушай, Катя, а какая у него фамилия была? Мне же, наверное, в милиции объясняться придется — его ведь в моей машине нашли… Катя закрыла глаза и смахнула рукой скатившуюся по щеке слезу:

— Решетов была его фамилия… Анатолий Георгиевич Решетов…

Челищев поймал такси на Кировском проспекте и неожиданно для себя попросил отвезти его к Александро-Невской лавре. Сергей хотел зайти в храм, но было уже слишком поздно и тяжелые двери оказались закрытыми. Челищев с досады стукнул по ним кулаком и пошел обратно через темный парк…

К себе домой он вернулся как после долгого многомесячного путешествия, а ведь с тех пор, как он последний раз здесь был, прошло меньше недели… Есть дома было нечего, но Сергею все равно бы кусок в горло не полез. Он позвонил Саше Выдрину, договорился о встрече на следующее утро, потом порылся в аптечке, оставшейся от матери, обожавшей всякие лекарства. Найдя упаковку элениума, он выпил сразу две таблетки, запил их целой бутылкой воды и заснул на диване не раздеваясь…

Приехавший на следующее утро к Челищеву Сашок опешил, увидев волосы Сергея. Челищев только махнул рукой:

— Не обращай внимания, у меня просто пигментация нарушена.

Выдрин кивнул, но по выражению его лица было видно, что он не очень поверил этому объяснению. Сергей отсчитал Сашку восемь тысяч долларов и, улыбаясь, спросил:

— У тебя права есть? Ну и отлично. Езжай в магазин на Энергетиков, возьми новую «девятку», оформи ее на себя, номера получи и все такое… Только бери с длинным крылом, лучше смотрится… Можешь заодно навороты на нее всякие поставить и стекла затонировать… Короче, через пару дней «лошадка» должна быть полностью готова к работе, ее у нас много будет…

Сашок буквально ошалел от радости, схватил доллары и убежал, забыв от волнения шапку. Сергей тоже через полчаса вышел из дому, позавтракал в кафе на Невском и отправился на Миллионную, бывшую улицу Халтурина. Там располагался офис фирмы «Позитком». Эта фирма не занималась торговлей продуктами и не выдавала кредиты. «Позитком» был организован журналистами-телевизионщиками, которые еще в 1991 году смекнули, что хорошо снятые кадры эксклюзивных российских новостей можно по хорошим ценам продавать западным телекомпаниям.

Никакой Америки они, кстати, не открыли — еще в конце восьмидесятых пленки со своими передачами (тогда еще принадлежащие государству, потому что были отсняты на государственной технике в рабочее время) начала гнать во Францию очень известная и очень «демократичная» журналистка Стелла Крючкова. Так что ребята из «Позиткома» были во многом честнее своих коллег с государственного телевидения, которые втюхивали западным телекомпаниям материалы, попросту украденные из своих редакций, если уж называть вещи своими именами.

Челищев неплохо знал продюсера «Позиткома», «русского корейца» Игоря Цоя — они познакомились, когда ребята готовили для «Би-би-си» репортаж об антикварном бизнесе в новой России и приехали в прокуратуру, чтобы выяснить, часто ли убивают в Питере известных коллекционеров… Беседовать с журналистами тогда поручили Андрюхе Румянцеву, который вел когда-то дело об убийстве антикварщика Варфоломеева, но Андрюха, как всегда, спешил куда-то и упросил Сергея побеседовать с телевизионщиками вместо него. Челищев с Цоем сразу нашли общий язык, и потом они встречались еще не раз, иногда по инициативе Игоря, а иногда и Сергея — прокуратуре ведь тоже иногда бывает нужно деликатно «слить» в журналистские крути кое-какую информацию… Летом девяносто второго Цой как-то похвастался Челищеву, что теперь у них в «Позиткоме» есть даже своя скрытая камера, объектив которой свободно умещается на галстучном зажиме. Именно эта камера и интересовала сейчас Сергея.

Цой встретил Чалищева радушно, хотя они не виделись и не созванивались больше полугода. Помня, что Игорь — хоть и русский, но по генам все же кореец, Челищев не сразу перешел к цели своего визита, а попил сначала чайку и потрепался на общие темы, расспросив, как дела, какие планы…

— Дела у нас так себе, если честно, — ответил Цой, прихлебывая чай. — Эти засранцы с пятого канала нам всю малину портят. Мы ведь, в принципе, по одним дорожкам бегаем: где что случилось — там и встречаемся, как говорится… Ну, а они сначала у себя отснятые кадры покажут, а потом по демпинговым ценам их же — на Запад… Причем ладно, просто продавали бы, а то ведь цены сбивают… Только и вылезаем пока за счет того, что у нас техника лучше… Нужен какой-то большой проект, тогда бы мы штаны подтянули… Намечается тут у нас кое-что со шведами… Об организованной преступности фильм. Кстати, с нами предварительно Андрей Серегин поработать согласился, знаешь его?

— Слышал, — уклончиво ответил Сергей.

— Мы в этом проекте, если он, конечно, пойдет, и на твою помощь рассчитываем: естественно, не за бесплатно, фирмачи бюджет большой закладывают… Челищев вежливо улыбнулся и покачал головой:

— Я, Игорюша, больше в прокуратуре не работаю. Я теперь частным сыском занимаюсь, зарплата больше и начальства меньше… Цой от удивления поперхнулся чаем:

— Ну?! А я-то думаю, куда ты пропал… Ну и правильно, не фига на государство горбатиться, оно никогда не оценит… Слушай, так честный сыск — это тоже то, что нужно. Мы бы и этот аспект в фильме затронули, заодно твоей конторе рекламу на Западе бы сделали… Челищеву с трудом удалось направить разговор в нужное ему русло.

— Я, собственно, что зашел-то… У тебя, помнится, скрытая камера была, а у меня сейчас как раз один заказ выгодный появился — клиентка мужа в изменах подозревает. Она — актриса, на гастроли, на съемки уедет, а ее благоверный якобы времени даром не теряет. Она бы давно с ним развелась, но он прописан в ее квартире и выписываться не собирается, поэтому ей и нужны зримые, так сказать, доказательства гнусности его натуры… Игорь хитро прищурился и спросил:

— Это ты, хватая неверных мужей за жопы, столько седины заработал?

— Именно! — рассмеялся Челищев. — Знаешь каково — наблюдать и облизываться?

Цой встал и открыл большой металлический шкаф, в котором хранилась аппаратура:

— Насчет скрытой камеры — никаких проблем! Она у нас, если честно, лежит без дела, раза три ее всего использовали, и то — для понта.

Игорь подробно объяснил Сергею, как пользоваться аппаратурой, потом они провели пробную запись, и Челищев засобирался домой.

— Игорь, сколько я тебе должен за аренду техники?

Цой замахал руками:

— Мы же свои люди, должны выручать друг друга, какие там деньги… Ты, Серега, лучше вот что мне скажи; сейчас на все фирмы наезжают, «крыши» предлагают… Если что, на твою контору можно рассчитывать? Мы, если надо, можем вам за это рекламу на телевидении пропихнуть — по бартеру…

— Вопросов нет, — Челищев усмехнулся. — Будут беспокоить, сразу звони мне. А реклама нам, пожалуй, пока не нужна…

Дома Сергей обнаружил в почтовом ящике повестку, в которой ему предлагалось явиться в областную прокуратуру.

«Быстро работают, однако», — хмыкнул про себя Челищев и хотел было сначала просто выбросить бумажку со штампом, потому что не расписывался в ее получении, но потом решил все-таки навестить бывших коллег — все равно не отвяжутся…

Разговор со следователем-областником у него много времени не отнял — оба были профессионалами, прекрасно разбирающимися в юридических тонкостях и формальностях. Челищев «по существу заданных ему вопросов» пояснил, что четыре дня назад отдал ключи от своего автомобиля гражданину Решетову Анатолию Георгиевичу, потому что тот разбирался в иномарках, а в машине барахлило зажигание… Сам Челищев в эти дни болел, отлеживался на квартире у своей любовницы, в Пушкине (девушка была предупреждена и все показания Сергея в случае необходимости подтвердила бы), поэтому не знает, каким образом «вольво» оказалась на шоссе у ресторана «Горка» с трупом Решетова в салоне…

— Сергей Александрович, а вы хорошо знали Решетова, его род занятий, знакомых? — Следователь явно не верил Сергею, но записывал все аккуратно.

— Нет, — пожал плечами Челищев. — Шапочное знакомство, коллега.

— Что же вы, ключи даете людям малознакомым?

Челищев вздохнул и развел руками:

— Вот жизнь меня за это и наказала… Автомобиль-то, как я понимаю, теперь для эксплуатации непригоден?

Следователь вздохнул, задал еще несколько вопросов, потом оформил протокол, дал Челищеву его прочитать и расписаться, а затем пожелал всего доброго.

Во дворе областной прокуратуры Челищева окликнул знакомый голос. Сергей обернулся и увидел подходившего к нему Степу Маркова в неизменных джинсах и потертой холодной кожаной куртке.

— Здорово, Челищев.

— Здравствуй, Степа, коли не шутишь… — Оба закурили и долго смотрели друг на друга — молча, испытующе.

Наконец Марков спросил:

— Вторым человеком в машине был ты? Там следы остались… Челищев покачал головой:

— Мне все вопросы уже следователь задавал, ответы можешь в протоколе прочитать, если он тебе его даст.

Степа сморщился:

— Да я не для протокола… Зря ты, Серега, не хочешь со мной по-человечески поговорить… Однажды вот так и тебя найдем где-нибудь… Если на зону раньше не уйдешь.

Челищев разозлился:

— Не пугай, Степа, не надо… А про человеческие разговоры… — Ты забыл, наверное, как сам говорить со мной отказался… А теперь — у меня времени нет. Да и место ты выбрал неудачное. Шутник ты, Степа, кто же человеческие разговоры в прокуратуре ведет… Марков неопределенно пожал плечами:

— Место найти нетрудно, было бы желание…

Сергей хотел было сказать что-то резкое, но передумал. Он посмотрел Маркову прямо в глаза и произнес только одно слово:

— Посмотрим…

И Челищев быстро зашагал прочь. А Степа смотрел ему вслед, курил свою болгарскую сигарету и шепотом матерился…

Из телефона-автомата Сергей позвонил Ворониной на работу и предложил вечером встретиться. Предложением это, впрочем, можно было назвать лишь формально: оба понимали, что на самом деле это приказ.

Юля пришла на встречу вовремя. Выглядела она плохо — вся как-то съежилась, глаз не поднимала, шла словно побитая собачонка, какой-то семенящей походкой, на которую мужчины не оборачивались. Челищеву было ее не жаль: во-первых, Юля сама распорядилась своей судьбой, а во-вторых… Во-вторых — что-то случилось с самим Сергеем. Чувство жалости и сострадания словно умерло в его душе. Или по крайней мере глубоко уснуло.

— Как часто Никодимов трахает тебя в своем кабинете? — начал Челищев без увертюр.

Юля съежилась еще больше, оглянулась и тихо ответила:

— Раз в неделю, иногда — два… Он говорит, что так стресс снимает… Сергей кивнул и задал новый вопрос:

— Последний раз давно было?

— Дней восемь назад, потом у меня «женские дела» начались… Челищев снова кивнул:

— Обычно это когда происходит — после работы?

— Иногда после работы, но чаще — в обеденный перерыв. Он мне заранее звонит, говорит: «Зайдите, Юля, у меня тут бумаженции поднакопились кое-какие…»

Сергей помолчал, потом взял Воронину за подбородок, заставил взглянуть себе в глаза.

— Когда он в следующий раз тебя дернет, ты должна будешь оставить у себя на столе какой-нибудь условный знак.

— Зачем? — Юля испуганно глядела на Сергея.

— Это, милая, уж не твоя забота — зачем. Ты делай, что сказано, а об остальном пусть твоя голова не болит.

У Ворониной затряслись губы, но она взяла себя в руки:

— А какой условный знак?

— Ну, не знаю, пачку «Мальборо» оставишь на столе, что ли, — раздраженно бросил Сергей.

— Ой, «Мальборо» нельзя — утащат сразу же… — впервые робко улыбнулась Юля.

Челищев тоже хмыкнул, его лицо немного разгладилось и подобрело:

— Ну, я не знаю — расческу на стол положишь… Расческа у тебя есть?

— Да, вот, розовенькая, — Воронина порылась в сумке и показала Сергею небольшую щетку для волос.

— Вот ее и оставишь… Смотри, не забудь.

Юля кивнула.

Челищев хотел было повернуться и уйти, но поникшие плечи Ворониной, которую он помнил сексапильной и знающей себе цену женщиной, заставили его выдавить из себя пару дежурных «вежливых» вопросов:

— Как ты сама-то? Как жизнь?

— Это — не жизнь, — сказала Воронина и заплакала тихо, без всхлипов. Сергей помолчал, хотел сказать что-то, но, передумав, ушел, не оглядываясь.

Скрытую камеру Челищев отвез к бабе Дусе. Евдокия Андреевна согласилась помочь Сергею сразу, не задавая никаких вопросов. Только после того, как Челищев научил старую уборщицу пользоваться аппаратурой, она сказала ему:

— Смотри, Сережа… Не слишком ли ты крутую кашу завариваешь? Мне-то что, я старая уже, свое пожила…

— Кашу заварил не я, — коротко ответил Сергей, и больше они к этой теме не возвращались…

Челищев и сам еще до конца не знал, для чего ему может понадобиться видеокассета с заснятыми забавами заместителя прокурора города, но то, что она понадобится, он знал точно. В его голове только начинала складываться некая комбинация. Ночью Сергей долго не мог уснуть, ворочался, наконец не выдержал, сел на кухне с авторучкой и листком бумаги и начал рисовать пока пустые квадратики какого-то только ему понятного плана.

Толю-Доктора отпевали в Спасо-Преображенском соборе. Колонна примерно из тридцати пяти иномарок скорбно проследовала от «Пятнашки»[6] через весь Литейный. Гаишники движению не препятствовали, а один даже отдал честь похоронному кортежу. На отпевание съехались представители всех наиболее крупных городских группировок, за исключением, естественно, «черных». Во дворе собора было тесно от братков, которые негромко переговаривались между собой, ожидая начала службы.

Сергея подвез к церкви Сашок — уже на новой, абсолютно бандитского вида затонированной «девятке» цвета «мокрый асфальт». Сашка на отпевание Челищев не взял, решив, что тому не стоит пока светиться среди братвы. Во дворе к Сергею подошел Танцор и уже не отходил никуда, выполняя функции то ли почетной охраны, то ли наблюдателя… Ждали Антибиотика. Пока его не было — курили, здоровались между собой, обменивались последними новостями. Челищева многие узнавали, подходили пожать руку, сочувственно хлопали по плечу.

Из обрывков услышанных Сергеем разговоров вырисовывались две версии гибели Толика, циркулировавшие среди городской братвы. По первой — его завалили кавказцы, якобы за то, что Доктор участвовал в свое время в знаменитом погроме на Кировском рынке, закончившемся жертвами со стороны «черных». Милиция задержала тогда около сорока человек, но вынуждена была отпустить всех, даже тех, кто был взят с дубинами в руках — торговцы упорно никого не опознавали, а братки уверенно отвечали, что дубины похватали прямо на рынке, исключительно для самозащиты, увидев заварушку… Вторая версия была еще романтичнее — по ней Толика грохнули менты, которые не могли справиться с его растущим влиянием и авторитетом. Сергей ни одну из версий не опровергал и не подтверждал, впрочем, на него не особенно и наседали.

Наконец подъехал Антибиотик. В сопровождении трех телохранителей он подошел к родным Доктора — матери и, видимо, еще каким-то родственникам, резко контрастировавшим своей небогатой одеждой с большинством присутствовавших. Все потянулись в собор, ступени которого были облеплены нищими. Нищих было в три раза больше, чем обычно, они по-деловому собирали дань, а у некоторых братки меняли крупные купюры на мелочь, чтобы потом бросить ее в могилу. На отпевании Сергей со свечой в руке стоял рядом с Антибиотиком, остальная братва разбилась на кучки, по принадлежности к группировкам. У лежащего в гробу Доктора было незнакомое, сильно загримированное лицо. Дыры в голове были практически незаметны, если специально не присматриваться, конечно.

⇐ Предыдущая 15 16 17 18 192021 22 23 24 Следующая ⇒