Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





МЕТОДИКА РАБОТЫ 1 страница



 

Ордена Ленина Академия художеств СССР

ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ

ИНСТИТУТ ЖИВОПИСИ, СКУЛЬПТУРЫ И АРХИТЕКТУРЫ

имени И. Е. РЕПИНА

 

 

И. В. ГИНЗБУРГ

 

 

МЕТОДИКА РАБОТЫ

ИСКУССТВОВЕДА

 

Учебное пособие

 

Ленинград


 

Ответственный редактор

Профессор

И.А. Бартенев

 

 


 

 

Глава 1. ФУНДАМЕНТ ФАКТОВ. ИСТОЧНИКИ.

 

 

Начинающему искусствоведу обычно кажется неуместным на­поминание о необходимости собрать для работы фактический мате­риал. Между тем, в этом требовании заключен очень емкий и точный смысл. Слишком часто понимаемый на практике поверх­ностно, он тем самым извращается, сводя на нет и всю "научную постройку ".

Основой научного исследования служат объективные факты. Но настоящим фундаментом они станут лишь в том случае, если ис­следователь вложит кропотливый труд по разысканию и собиранию фактического материала; если он не удовольствуется частым еще в искусствоведении приемом, когда доказательством нужного авто­ру вывода служит отдельный памятник или случайно подвернувшая­ся цитата. Подобный "иллюстративный « метод конечно куда легче и доступнее, чем иной раз многолетнее собирание фактов; он тем более легок, что подходящую для примера цитату, как известно, всегда можно найти.

Между тем собирание фактического материала только тогда имеет научное значение, когда оно приводит к обилию, разнообра­зию фактов и к их точности.

Верное познание предмета требует изучения всех доступных памятников и документов, в том числе противоречащих взглядам и убеждениям автора. Ибо истина познается сравнением. Еще рим­ские юристы знали, что для вынесения справедливого приговора нужно выслушать  "и другую сторону ". Мы же нередко наблюдаем, как в статье или книге, по всей видимости наукообразной, исто­рический вывод делается на основании знакомства с материалом, непосредственно связанным с архивом и наследием только одного художника. Конечно, "объять необъятное" невозможно. Но основное и точное, а не приблизительное, знание фактов, сопутствовавших и противостоявших данному художнику и его творчеству, лишь помо­жет уяснить его  истинную историческую роль, не преувеличивая ее и не преуменьшая, в частности, не приписывая ему достижений, которые были не только его достижениями. Позволяемое себе на первых порах по неведению оперирование встретившимися единичны­ми фактами постепенно становится опасной привычкой, приводящей к неизбежному схематизму, а отсюда к историческим и теоретиче­ским ошибкам. Но если последние и не очень серьезны, любая та­кая работа, даже эффектно написанная, представит собой не что иное, как дилетантскую и субъективистскую скороспелку. От нее до науки еще очень далеко.

Фактами в искусствоведении прежде всего являются произве­дения искусства. Мs говорим:  «прежде всего" не случайно. С конца сороковых годов в советском искусствоведении обозначи­лась в сущности хорошая тенденция к опоре на документальное доказательство. Появились сравнительно обильные и имевшие успех публикации архивных документов и эпистолярных материалов. Но у многих молодых (и не только молодых) научных работников созда­лось убеждение, будто без новой архивной ссылки работа - не рабо­та, даже если в ней разобраны и проанализированы дотоле неиз­вестные или малоизвестные произведения искусства или же сделан­ные из анализа выводы представляют собой принципиально новое слово. Речь, понятно, в данном случае идет особенно об истории русского искусства, искусства других народов СССР и многонацио­нального советского искусства, исследователям которых вполне доступны соответствующие архивы.

Мы увидим дальше, что умение пользоваться как опубликованны­ми, так и неопубликованными документальными, эпистолярными и мемуарными данными обязательно для каждого историка искусства, Однако в первую очередь для него обязательно знание фактов само­го искусства - художественных произведений.

Естественной первой ступенью к будущему овладению избранной темой в большинстве случаев служит книга или статья, освещающая творчество отдельного художника или представляющая собой истори­ческий обзор периода, стиля, направления. И хорошо, если начинаю­щий ученый сумеет самостоятельно извлечь из этого первого зна­комства все то, что может пригодиться в дальнейшем, прежде все­го - литературу вопроса.

Знание научной литературы - обязательное условие к накоплению фактического материала. Оно позволяет дать не только читателю, но прежде всего самому исследователю ясный отчет, что именно еде лай о предшественниками и что надлежит сделать автору данного тру да. Как остроумно писал Дж. Бернал, "по сути дела, легче открыть новый факт и создать новую теорию, чем удостовериться в том, что они еще  не были открыты или выведены". [1] Однако тому, кто знает историю вопроса (а это невозможно без широкого знания научной литературы ) не придет в голову преувеличивать собственные, нередко случайные наблюдения.

Составляя ли список литературы или список работ художника, называя то или иное произведение искусства, ту или иную книгу или статью, автор обязан делать это с предельной точностью. Чита­тель проверит его и, убедившись в ошибочности сообщаемых сведений, может усомниться и в построенных на них доказательствах. Но еще важнее эта точность для науки в целом, Даже маленькое и частное, но тщательно обдуманное, точно документированное и логически! доказанное исследование может натолкнуть другого ученого на новый ряд исследований, интересных открытий. Грубая же небрежность

 (в подобных случаях ею может обернуться любая пропущенная или искаженная частность) поведет за собой вереницу повторяемых из книги в книгу фактических ошибок.

Одним из распространенных и наиболее нетерпимых недостатков представляется вольное обращение с. чужими текстами. Искажение чужой мысли по непониманию ее истинного смысла, по небрежности или из тенденциозных соображений возможно далеко не только при свободном пересказе: исказить цитируемую мысль можно (и это делается весьма часто) путем произвольного сокращения цитаты.

Конечно, с препарированным материалом, который укладывается в концепцию автора, управиться легче, чем ломать голову над смыслом подлинного текста. Практика показывает, что действитель­ное содержание прочитанного обычно сложнее, чем отвлеченная на­скоро сложившаяся или привычная схема. К тому же полный текст цитаты сам по себе противостоит  искажению смысла, Основоположники марксизма-ленинизма неоднократно и резко возражали против неточного и произвольно сокращенного цитирования. Предостерега­ют против него и все выдающиеся ученые - историки и литературо­веды.

Однако даже точно процитированная отдельная мысль, как бы она ни была хороша сама по себе, так и останется только цитатой, ес­ли она не органично войдет в авторский контекст. Всякий же вы­вод должен быть основан на максимально обширной, критически ос­военной литературе и фактическом материале и последовательно до­казан. Для того же, чтобы без всяких поблажек  самому себе прий­ти постепенно к научному выводу, необходимо каждый найденный факт - будь то памятник искусства, архивный документ, воспомина­ние современника или дошедшее до нас письмо - подвергнуть при­дирчивой проверке. Лишь после нее автор может счесть найденный им факт объективно существовавшим или отвергнуть его.

Чрезвычайно частым затруднением  бывает необходимость управ­лять мыслью в процессе исследования так, чтобы не терять из ви­ду основную  цель и не загромождать работу побочными фактами и
соображениями. Вполне естественно и для опытного ученого, рабо­тающего над определенной темой в музейном запаснике или архиве, натолкнувшись на забытый интересный памятник, свежие данные о
творчестве какого-либо художника, захотеть закрепить за собой на­ходку. Всегда бывает обидно отказаться от публикации новонайден­ного. Рождается побуждение как-нибудь "пристроить" обнаруженную деталь, хотя она на беспристрастный взгляд никакого отношения к разрабатываемой теме не имеет. Подобных отступлений у начинаю­щих обычно бывает очень много (в том числе и побочных тем, на­веянных прочитанными книгами), ибо умение подняться над материалом, не теряя из виду цель исследования, дается далеко не сразу и не легко. Но стремиться к нему, учиться "властвовать собой " не­ обходимо будущему исследователю с первых же шагов.

 

 

Даже скромным вкладом в науку труд ученого становится только при условии изучения реальных фактов, а в гуманитарных науках - подлинных памятников той или иной эпохи, которые служат для них источниками. Дисциплина, изучающая теорию, методику и техни­ку исследования исторических источников, носит название источ­никоведения. Как и для других общественных наук, она столь важна для искусствоведения, что в сущности может считаться ее частью.

Источником мы в истории называем самые остатки эпохи. Они могут быть вещественными (предметы труда и быта), устными (лингвистическими и фольклорными), письменными (печатными и ру­кописными); к последним относятся также надписи и тексты, выре­занные на камне, керамике, металле и других материалах, выткан­ные или вышитые на тканях и т. п. В настоящее время развитие техники привело к созданию новых видов источников - фотографий, кинофильмов, микрофильмов, звукозаписей. Искусствоведение поль­зуется, если это необходимо, любым из видов источников.

На понятии источника надо остановиться, ибо практика подготов­ки искусствоведов показывает, что подавляющее большинство из них не знакомо со сложившейся терминологией и ее разработкой советскими историками.

Методика гуманитарных наук давно отличает источники от осно­ванных на их изучении всевозможных обзоров и монографий, являю­щихся оригинальными исследованиями и другими печатными издания­ми, выражающими определенную авторскую точку зрения. В настоя­щее время принято помешать в списке: "Литература" исследования, научно-популярные издания, книги и статьи, подразделяемые на соответственные рубрики, в зависимости от цели автора и типа чи­тателей, В отдельном списке или попутно с текстом - подстрочно даются сведения об источниках.

Как показывает советская практика, искусствоведческая моло­дежь привыкла со школьной скамьи считать "пособием" то, что не­посредственно облегчает усвоение предмета, например, конспект или хрестоматия. Основной же печатный материал, будь то литератур­ное произведение, монография о художнике, труд историка, критика публициста, она обычно называет "источниками". Тогда, как логиче­ское следствие, выверенные публикации подлинных текстов и доку­ментов уже приходится именовать "первоисточниками ". Остается не­ясным, как обозначать, в свою очередь, источники этих "первоис­точников"? Поэтому нам представляется необходимым придерживать­ся классификации, принятой ныне методистами-историками и литера­туроведами.

По отношению к предмету исследования источники делятся на прямые и косвенные. Если труд искусствоведа направлен на изучение отдельного мастера, их группы или определенного периода, - прямыми источниками являются сами произведения. В тех же случаях, когда искусствоведа привлекают такие темы, как исто­рия художественного образования или история  критики, прямыми источниками будут также документы и эпистолярное наследие, жур­нальные и газетные статьи, архивные материалы и т. п.

Диалектическая взаимосвязанность позволяет те же самые источ­ники в одних обстоятельствах считать прямыми, в других - косвен­ными, заставляя их как бы "меняться местами". В искусствоведче­ском исследовании последнего типа произведения искусства могут оказаться косвенными источниками; они будут или подтверждать или опровергать выводы, сделанные на основании прямых источ­ников. Так, любимый художниками, знатоками и историками труд Вазари "Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих" во многом уточнен исследователями итальянского Воз­рождения. Но он всегда остается ценнейшим источником познания художественной жизни, искусства и эстетической мысли итальянско­го Ренессанса,

Как мы уже указывали, чаше всего толчком к первому знакомст­ву с творчеством художника или искусством целой эпохи бывает книга, брошюра, статья, репродукция. Однако ни одна из моногра­фий и репродукций не может заменить непосредственное восприятие художественного произведения. "С каким аппетитом читал я Ваши пластические восторги перед Рембрандтом и Веласкезом! - писал Репин В. В. Стасову в 1881 году, - Я мысленно был с Вами там, но очень жаль, что не был на самом деле. По фотографиям и я знаю все вещи Веласкеза, но это не то, это слишком слабая пере­дача этого гения колорита". [2]

Суриков знал по фотографиям Микеланджело и Веласкеса до сво­ей поездки в Италию. Готовый, по собственным словам, за колорит все простить, он, увидев "Моисея", "поверил в моготу формы, что она может с зрителем делать", и досыта ею насладился. Но верный своему колористическому дару, он выше всего поставил увиденного в Палаццо Дориа "Иннокентия X". "От него невозможно оторваться, - писал Суриков П. П. Чистякову. - Я с ним перед отъездом из Ри­ма прощался как с живым человеком; простишься, да опять воро­тишься, думаешь: а вдруг в последний раз в жизни его вижу! [3]

Источниками для искусствоведа служат оригиналы, подлинники. Репродукция может быть при изучении лишь пособием, отличаясь от множества других видов наглядных пособий (диаграмм, схем, черте­жей, планов и т. п.) тем, что дает более или менее живое пред­ставление о произведении искусства. Поэтому она обычно считается художественным наглядным пособием.

При возможности исследователю искусства нельзя довольство­ваться изучением репродукций, как бы они ни были хороши. Даже лучшие из новейших репродукций не могут передать то особенное и неповторимое, что свойственно только руке талантливого худож­ника. Не случайно, что для отдельных попыток воспроизведения вы­дающихся оригиналов живописи в том же материале избираются произведения мастеров конца XIX и начала XX вв., где особенно обнажены цветовые контрасты и планы, где отсутствуют сложные цветовые смеси и светотень. К тому же, эти опыты дают весьма ограниченное количество дорогих копий.

Наиболее страдают в репродукции живопись и скульптура. Репродукции с памятников живописи, удовлетворяющие художников и ис­кусствоведов в качестве напоминания о шедевре, все же оказыва­ются мертвой бумагой, как только они сравниваются с оригиналом, Встреча с ренессансными подлинниками в Италии потрясла многих наших искусствоведов, знавших итальянское Возрождение с вузов­ской скамьи по шедеврам Эрмитажа, Музея изобразительных ис­кусств им. А. С. Пушкина, а больше - по книгам и репродукциям. Флорентийская капелла Медичи "Вечер", "Ночь", "Утро", "День" были, казалось, знакомы каждому до деталей. Но увидеть воочию творения Микеланджело в живом свете, в мраморе, в единстве с архитектурой оказалось ошеломляющим открытием.

Фотография и цветная репродукция не только не могут вызвать столь же сильное эмоциональное воздействие, как подлинник, но часто искажают его колорит, как неизменно влияет на общее впечат­ление изменение формата при репродуцировании. Так, в последние годы попадалась на глаза сравнительно неплохая по цвету репродук­ция в отдельных листах с известного "Портрета Н. П. Жданович". Нетрудно убедиться, что эта репродукция одной из прелестнейших ра­бот Федотова больше и шире подлинника, [4] чем нарушается определенная камерность; свойственная большинству работ Федотова, склонность к миниатюрности композиции, формы, живописного мазка, сказывающаяся во всем строе произведения. Если же судить о "Портрете Н. П. Жданович" только по упомянутой репродукции, можно подумать, что это сравнительно большой станковый портрет - и худший, чем подлинник Русского музея.

Обратное, но тоже искаженное представление создается о больших в пол-листа ватмана, станковых литографиях А. Ф. Пахомова из из­вестных серий "Ленинград в блокаду" и "Ленинград в дни восстанов­ления", лишь только их формат хотя бы немного уменьшен в репро­дукции. Крошечные же клише с них, разбросанные по страницам книг и журналов, превращают монументальные и полуплакатные по замыс­лу и выполнению работы Пахомова в чуждые ему обыкновенные "картинки". В таком виде, лишенные своих неповторимых особенностей, они кажутся тем обыденнее, что не обладают необходимым жур­нальному рисунку беглостью, легкостью и экспрессивностью.

Заслуживают внимания и одобрения (к сожалению, еще редкие у нас) факсимильные репродукции выдающихся памятников отечест­венного искусства. Они играют важную роль в деле эстетическо­го воспитания и даже, в какой-то мере, продления жизни разрушаю­щихся от времени оригиналов. Но и здесь мы часто встречаемся с расхождением между воспроизведением и подлинником. Таковы чаше всего произвольные, в угоду ложно понятой красоте издания изменение формата,  "растяжка" изображения по габаритам избран­ного в редакции листа или противоречащая расчетам художника отдельно взятая огромная деталь. На ошибки подобного рода уже указывалось в печати.

Не может фотография дать полностью почувствовать и пластику в скульптуре, потому что она воспринимается, даже в изображени­ях, снятых с различных точек зрения  плоскостнее, чем существу­ет в реальном  объеме и реальном пространстве. Примеров тому в искусствоведческой практике множество.  [5]

Сказанное вовсе не снимает огромного значения репродукций в изучении и популяризации искусства. Эстетическому воспитанию и художественной пропаганде верно служат различного вида репродук­ции, диафильмы, кинофильмы и т. д., хотя и здесь остро стоит воп­рос о принципах и качестве воспроизведения. Но если множество любителей искусства вправе довольствоваться хорошей репродукци­ей, - то для исследователя знание подлинников почти обязательно. В настоящее время возможность поездок по Советскому Союзу и за рубежи нашей страны значительно увеличилась, и близкое зна­комство с оригиналами, находящимися в многочисленных музеях, во многих случаях перестало быть проблемой.

Едва ли не самым важным в работе ученого является способ­ность понять местный материал; важно, - насколько широк его об­щий научный кругозор, его эрудиция. В изучение местного материа­ла входит близкое знакомство не только с памятниками искусства, но и со страной в целом, с природой, историей и культурой, харак­тером народа и его бытом. Без этого будут "молчать" и памятни­ки искусства.

Но жизнь народа, его труд, характер, культура, быт и нравы, даже местная природа подвержены историческим изменениям. Мно­гие из этих изменений внимательному и доброжелательному наблю­дателю со стороны подчас даже заметнее, чем местному. Послед­него нередко в той или иной мере сковывают - часто независимо от желания самого исследователя - довлеющие над ним традиции, укоренившиеся взгляды, предрассудки, особенно действенные в срав­нительно узком социальном и национальном кругу.

Время, необходимое для подробного знакомства с искусством другого народа, у каждого ученого может быть разным. Одному для этого нужны годы, другому это дается скорее, К тому же нельзя сбрасывать со счетов, что многие сведения о данной куль­туре и искусстве можно почерпнуть в музеях и библиотеках далеко за пределами страны. Русская дореволюционная и советская наука знает выдающихся специалистов по зарубежным культурам, автори­тет которых признан и на родине этих культур» Достаточно назвать арабиста И. Ю. Крачковского, востоковеда Н. И. Конрада, герма­ниста В. М. Жирмунского, а в  искусствоведении - О, Ф. Вальдгауэра, Б. Р. Виппера и других.

Возвращаясь к вопросу об источниках искусствоведения, необхо­димо еще раз подчеркнуть, что независимо от того, где, в каком хранилище: на родине ли данной культуры или за ее пределами изучаются памятники искусства, прямыми источниками искусствовед­ческого исследования должны считаться только подлинники.

Все виды письменных и устных источников, а также их публика­ции чаще всего являются для искусствоведа источниками косвенны­ми. Так, на основании найденного архивного документа, письма, дневника современника или мемуаров случается выявить новое про­изведение того или иного художника, выяснить сюжет, уточнить портретное изображение, получить сведения о количестве и темати­ке созданных мастером трудов, найти или исправить датировку, в отдельных случаях прийти к выводу о необходимости изменить атри­буцию. Значение косвенных источников особенно велико для верного понимания исторической обстановки и условий, в которых жил и ра­ботал художник. Но оказывая необходимую помощь в работе искусст­воведа, письменные, а тем более устные   источники, никогда не могут заменить основной материал - прямые источники.

Специалист по истории общества в качестве первого шага в на­коплении фактов ищет письменные источники. Искусствовед же чаше всего научную работу начинает знакомством с художественными па­мятниками. Лишь в единичных случаях историк искусства вынужден бывает ограничиваться сведениями, которые он извлекает из косвен­ных источников: свидетельств современников, летописцев, оставших­ся документов.

Когда по тем или иным причинам исчез или уничтожен оригинал, но существует репродукция, также не остается другого выхода, как изучать ее, учитывая возможные изменения. Репродукционная италь­янская ХУ1 века гравюра на меди, послужившая истоком европейской репродукции, в определенной мере заменяет нам исчезнувшие памят­ники. Широко известная группа купающихся воинов Маркантонио Раймонди - единственное зрительное свидетельство о недошедшем до нас картоне Микеланджело "Битва при Кашине", а гравюра брать­ев Фонтана "Битва при Кадоре" - о погибшей картине Тициана. [6]

Отклонений от оригинала бывает меньше, если с исчезнувшего подлинника была своевременно сделана хорошая копия в том же материале и технике. Так, о картине А. В. Тыранова "Кабинет художника Алексея Гавриловича Венецианова", погибшей при пожа­ре, мы имеем возможность судить по  копии, написанной Ф. М. Славянским. [7]

Как и в других общественных науках, источниковедение имеет и для искусствоведа значение дисциплины, не только помогающей выявлять, находить и описывать источники. Источниковедение учит критике источников, то есть их верному толкованию. Оно учит понимать закономерность появления тех или иных  источников, и их характера; отражение в Них конкретной исторической действи­тельности, идеологической, классовой борьбы; помогает понять ис­торически обусловленную роль художника в создании именно данно­го произведения, ученого - в создании данного искусствоведческого труда или эстетического трактата. Каждый художник и каждый ис­следователь - человек своего времени, определенных эстетических, социальных (а в последнем случае и научных) взглядов. Наконец, они всегда - люди со своими пристрастиями и вкусами, которые. в свою очередь, не являются только личными свойствами, какими бывает художественный, литературный или исследовательский та­лант.

В современной буржуазной исторической науке, в том числе и в искусствоведении, широко распространено убеждение, будто памят­ники искусства являются выражением лишь индивидуального чело­веческого чувства, отчуждены и независимы от  реального бытия, от классовой, политической, идейной борьбы своего времени. Одна­ко в действительности источники могут быть объективно поняты и истолкованы только тогда, когда будут тщательно изучены именно как явление историческое, возникшее в определенной социальной об­становке. Ни одно произведение, привлекаемое в качестве фактиче­ского материала в искусствоведческом исследовании, не может рассматриваться  "само в себе", вне зависимости от многообразия реальных исторических условий, в которых создавшие их лица жили и действовали, то есть вне критики источника.

Советская историческая наука значительно преуспела в критике источников, в частности нового и новейшего времени. Эти принци­пиально важные успехи необходимо знать и учитывать всем искусст­воведам, но особенно работающим над современной тематикой и ма­териалами конца XIX - XX века.

Первым шагом в критике источника обычно бывает проверка его достоверности. Она необходима во всякой гуманитарной науке, как необходима физику, химику, физиологу уверенность» что данный опыт поставлен и проверен чисто и точно. Как это ни ка­жется странным на первый взгляд, избегнуть фальсификации факта бывает иной раз очень трудно.

В искусствоведении критика особо важна при изучении прямых источников, ибо ни в одной другой области человеческой деятель­ности так не процветает подделка, которая в ряде капиталистических стран превратилась в своего рода подпольную индустрию. Например, количество работ Коро в современных собраниях намного превзошло все, что написал за свою жизнь замечательный французский мастер, А это лишь частица уплывающего за океан под видом шедевров. В советских условиях подобная преступная деятельность невозмож­на, но отдельные старые подделки художественных памятников еще поступают на экспертизу, и с этим приходится считаться.

Конечно, исследователь творчества знаменитого художника, ос­новные произведения которого давно известны и бережно хранятся в крупнейших музеях, оказывается в лучшем положении, чем искус­ствовед, разыскивающий работы малоизвестного мастера. Второй вынужден прежде всего озаботиться подлинностью каждого из най­денных произведений, их принадлежностью именно изучаемому худож­нику.

Ныне подделки обнаружить гораздо легче, чем это было раньше, потому что на вооружении современного искусствоведа не только знание истории искусства, ее памятников и тренированное зрение, но тонкие физические и химические способы исследования. Однако и теперь даже опытные ученые могут встретиться с искусной под­делкой, как неоднократно случалось и случается в мировой практи­ке. Особо характерна нашумевшая история с "картинами " Вермеера Дельфтского, оказавшимися столь удачными подделками историка ис­кусств и художника Ван Меегерена, что лишь его собственное при­знание вызвало подробную и всестороннюю проверку, подтвердившую фальсификацию.

Определение подлинности художественного памятника не всегда приводит к определению автора, его создавшего. Последний может оставаться безымянным, как было во множестве произведений перво­бытного и древнего искусства, а также искусства эпохи средневе­ковья, реже — нового времени. Тем не менее, этот памятник мож­но признать подлинным, если будет доказано, что стилистические чер­ты» материал и обработка, время создания позволяют без натяжек отнести его к исторически и топографически определенному кругу художественных памятников. Для безымянных произведений искусст­ва также существует опасность подделки. Широко были распростра­нены, в частности, подделки русской иконописи, участившиеся с нача­ла XX века после поразивших художников и коллекционеров первых удачных расчисток.

Кроме заведомых, с целью наживы создаваемых подделок, ис­кусствоведам приходится встречаться с копиями, то есть с более или менее точными воспроизведениями в материале прославленных памятников искусства. Среди подобных повторений  встречаются не только добросовестные, но и талантливые. Но на примерах широко признанных римских копий с древнегреческих образцов и сравнения этих копий с дошедшими до нас подлинниками ученые давно пришли к закономерному выводу: при всем желании римских мастеров в точности воспроизвести восхищавший их греческий памятник, они вносили в копию черты, свойственные римской скульптуре. Поэтому знаменитые римские копии повторяют, но не передают полностью обаяние эллинских шедевров. Мы изучаем по римским копиям ис­чезнувшие памятники древней Греции через призму римского искус­ства.

Основанный на множестве примеров в истории мирового искусст­ва следует вывод: далеко не всякая, даже с искренним желанием, с упоением создаваемая копия является строго ею. Чем талантли­вей и темпераментней копирующий, тем явственнее проглянет в его  "копии"  особенности собственного дарования. "Копируя в Мадриде  "Адама и Еву" Тициана, Рубенс был убежден, что точно передает произведение мастера, столь им ценимого", - писал И. Э. Грабарь. Но висящие рядом в Прадо оригинал и копия сделали очевидным, "что одна картина - сверкающий шедевр Тициана, другая - блестя­щее и типичное произведение Рубенса". [8]

И, Э. Грабарю принадлежит попутно высказанная интереснейшая мысль об еще не тронутой учеными истории копирования. Он был убежден, что если бы дошедший до нас "запас копий" был систе­матизирован и хотя бы приблизительно датирован, перед искусство­ведами развернулось бы захватывающее зрелище. Оно "вводило бы нас не столько в историю искусства, сколько в историю восприятия искусства, в историю художественных толкований, эмоций и вкусов". К тому же (о чем И. Э. Грабарь не сказал ), в "истории копирова­ния", где большинство авторов не обладает оригинальным даровани­ем, господствующие социально-идеологические черты проступают грубей, но отчетливей, чем в произведениях выдающихся мастеров, личность и талант которых нередко бывали в противоречии с "клас­совым" заказом.

Чрезвычайно осторожно надо подходить искусствоведу к совре­менным (особенно гипсовым) скульптурным копиям. Это не значит, однако, что можно пренебречь значением, например, известных кол­лекций копий с античной скульптуры в Музее изобразительных ис­кусств имени А. С, Пушкина или в музее Академии художеств.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.