Однажды в Голливуде» 5 страница

Супер.

Когда мы проезжаем несколько километров, Эбби заявляет, что хочет молочный коктейль.

— Сейчас три часа ночи, — напоминаю я.

«Тебя арестовали за попойку и хулиганку».

— И что? — Высокомерно вздернув подбородок, она вынимает сигарету и зажигалку. Я молчу. Я уже давно перестал уговаривать ее не курить в машине. — Хочу молочный коктейль. Я не ела больше суток.

— И кто в этом виноват? — бурчу я.

Поворачиваю машину к автокафе, заказываю ванильный молочный коктейль со взбитыми сливками, фри и гамбургер. Она всегда была тощей, а сейчас почти что скелет.

— Куда тебя отвезти? — спрашиваю я, когда она открывает засаленный пакет и принимается за фри.

— На Бей-стрит, — пережевывая, отвечает она. — Останусь у друга.

— Я его знаю? — интересуюсь я, чувствуя себя надоедливым родителем.

— Нет.

Во время поездки в машине тихо, если не считать того, что она шумно втягивает коктейль, жует и вытирает рот салфеткой. Я не спрашиваю про обвинение. Я не спрашиваю, под кайфом она или нет. Наверное, лучше не знать. Наверное, лучше вообще ничего про нее не знать.

— Приехали, — указывает она на подъездную дорожку.

Даже во тьме видно, что это гадюшник: трава коричневая и переросшая, по левой стороне гаража тянутся колючие лозы, краска на окнах облупилась и выцвела, на ступенях стоит велосипед без переднего колеса.

— Миленько, — вежливо говорю я.

Она не обращает внимания и тянется к ручке.

— Спасибо за фри и коктейль. Я позвоню.

Я выдыхаю через нос. Сжимаю руль.

— Эбби, тебе нельзя продолжать в том же духе.

— Что хочу, то и делаю, — фыркает она через плечо.

— Тогда не поступай так со мной. Это больше не моя жизнь.

Она не отвечает. Она выбирается из машины, захлопывает дверцу и растворяется в ночи.

Глава 10

Джемма

— Поверить не могу, что он не выходил на связь.

Клаудия кладет вилку с ножом на развернутую салфетку и скручивает, как суши. Я равнодушно пожимаю плечами. На прошлой неделе я расстраивалась из-за того, что Рен не пытается со мной связаться, но с каждым днем я думаю об этом все меньше и меньше.

— Вчера я написала ему с почты Джули, попросила прислать вещи. — Я умалчиваю, что среди вещей должны быть массажное кресло, светильники на солнечной батарее и три праздничных свитера. — А так мы не контачили.

— Ты явно умнее меня, — замечает она, беря еще одну вилку. В «Тете Золе» послеобеденное затишье, уже почти час мы с Клаудией готовим столы и заворачиваем приборы. — После фотки, где он сосется с потаскухой Сьеррой Симмс, я бы поехала в Эл-Эй, разрезала его трусы на промежности и почистила унитазы его зубной щеткой.

— Фу, мерзость какая, — шепчу я.

Клаудия корчит скучающую мину.

— Чика, я только начала.

— Рен не стоит того, чтобы я тратила деньги на бензин, — сглотнув, говорю я. — Между нами все кончено.

— Правда, что ли? — выгибает она бровь.

— Меня не должно волновать, что он делает и с кем, — резко киваю я.

— Не должно, но волнует?

Оглядывая бесконечную стопку салфеток, я размышляю над вопросом. Меня заботит, что Рен спит со всеми голливудскими девицами? Я хочу, чтобы он позвонил и попытался меня вернуть? Я хоть чуть-чуть по нему скучаю?

— Нет, ни капли, — честно отвечаю я.

Да? С каких пор?

— Иди ты в жопу, — говорит она, запустив руки в ведро с вилками.

— Сама иди, — приподнимаю я уголок губ.

Клаудия хмыкает и отбрасывает светлые пряди с шоколадных глаз. У ее брата такие же глаза, теплые и проницательные. С этой шальной мыслью я отвожу взгляд, шея начинает гореть.

— Как только я узнала и полюбила тебя, этого паскудного козла я разлюбила.

— Н-да?

Она машет рукой.

— Да. Актеры надоели.

— Вот Смит-то обрадуется.

Я так и не разобралась, что у них за отношения, но держу любопытство в узде. Однажды я все-таки спросила, и Клаудия ответила, что у них очень широкие взгляды. Как хочешь, так и понимай.

— На днях я увидела в универе мужскую футбольную команду и подумала, что лучше уделять внимание спорту, — хитро подмигивает она.

— Серьезно?

Она разглядывает меня, тихо спрашивает:

— А ты думала о футболистах? Или… не знаю… о серферах?

Суть я улавливаю и чуть ли не давлюсь от смеха.

— Боже! Ты специально завела этот разговор, чтобы спросить про брата?

Выпученными невинными глазами она себя выдает.

— Кто? Я?

— Да, ты! — смеюсь я.

— Я пыталась быть тактичной, — ухмыляется Клаудия. — Хотя бы раз в жизни.

— Тактичность тебе не идет, — морщу я нос.

— Наверное, ты права, — вздыхает она, закатывает глаза, как бы говоря: «По-любому», потом поворачивается ко мне и упирает руки в бока. — Меня бесит то, что я ничего не знаю. Лэндон молчит. Ты молчишь. Перебор с неясностью.

Смущенная волнением, дрожью, тошнотой, я качаю головой.

— Вряд ли нам стоит об этом говорить. Ты его сестра. — Последнее слово я произношу так, будто она забыла.

Она медленно вздыхает, отбрасывает прядь волос и мило надувает губы.

— Ладно. Раз тебе охота меня помучить, придется с этим жить.

— Видимо, да.

— Видимо, — с пришибленным видом повторяет она.

Мы замолкаем. Время от времени сердитая Клаудия недовольно вздыхает. Я же стараюсь не отвлекаться от работы. Вилка. Нож. Салфетка. Скрутить и повторить.

Когда тишина становится чересчур напряженной, я сдаюсь.

— Ладно. Если говорить о Лэндоне гипотетически, что ты хочешь обсудить?

Как я и думала, Клаудия оживляется.

— Да! — победно кричит она. — Он тебе нравится. Он же тебе нравится, да?

— Нет, — выдаю я. — Ты не о том подумала.

— О том!

Я бросаю салфетку и тру глаза. Кожа горячая, будто у меня температура. Лэндон ушел из ресторана полчаса назад, но я все равно уверена, что он слышит этот позорный разговор сквозь стены времени и расстояния. Мне неловко, я жестом показываю, мол, говори тише.

— Может, и о том. Не знаю. Я разучилась флиртовать, сомневаюсь, что правильно понимаю сигналы.

— С чего вдруг? — озадаченно спрашивает она. — Он же возил тебя серфить.

— Откуда ты знаешь?

— Он брал у меня гидрокостюм.

— А, ну да.

Клаудия с ухмылкой тычет в меня пальцем.

— Он возил тебя серфить. Какое еще доказательство тебе нужно?

— Ну… — глубоко вздыхаю, собираясь с мыслями, — у нас вроде что-то складывалось, но сегодня опять все сложно.

Она всплескивает руками и качает головой.

— Пожалуйста, объясни.

— Он… — «Не обратил на меня внимания», — и слова не сказал, когда я пришла в ресторан.

— Он работал, — уверяет Клаудия. — Лэндон не в восторге, когда вокруг много людей. Он боится слухов и всякого такого.

Оно понятно.

— Наверное… не знаю, чего я ждала, не хочу сравнивать свою жизнь с песней Кэти Перри, но с тех пор как Лэндон заплатил за бензин, он то один, то другой. То соглашается, то спорит.

— То в теме, то где-то витает? То веселый, то подавленный? — хохочет Клаудия.

— Ошибается, когда должен быть прав.

— Джемма, пойми: мой брат осмотрителен. — Она оглядывается, желая убедиться, что нас никто не подслушивает. — Он знает, что ты недавно порвала отношения. Знает, что закончилось все скверно.

— Поэтому он меня сторонится?

— Необязательно. Но и бегать за тобой он не станет, пока ты не дашь понять, что тебе это надо. Иногда приходится разжевывать.

— Спасибо за совет.

— Не за что. — Она кладет очередной рулон в кучу. — Хочешь узнать что-то еще?

Кусаю внутреннюю сторону щеки.

— Мне интересно то, что на прошлой неделе сказал Смит.

— Про то, что Лэндон сломленный?

Я киваю.

— Он неправильно выразился. Лэндон не травмирован.

Она тщательно подбирает слова. И как это понимать? Девушка, которая гордо заявляет, что не следит за языком, следит за языком. С чего бы?

— Последние годы были нелегкими и… — она качает головой, — не знаю, как объяснить, чтобы ты поверила. Просто не верь тому, что про него услышишь.

Не верить тому, что я про него услышу?

Клаудия понимает мой беспокойный вид и добавляет:

— Ему не везло.

— Не везло?

Чем дальше, тем страшнее.

Она морщится. До нее доходит, что лучше не стало.

— Я все свалила в кучу! У нас с Лэндоном… было тяжелое детство. Он пострадал больше меня.

На миг кажется, будто она меня не видит. Затем она встряхивает головой, округляет глаза и со сдержанной улыбкой смотрит мне в лицо.

— Не понимаю.

— Иногда я тоже не понимаю. Может, ему повезет с тобой. — Она улыбается увереннее. — Не забывай, что это не романтический фильм и не роман Николаса Спаркса. Не надо прикидываться грустной принцессой, которую нужно спасти из башни злой ведьмы. В жизни ты спасаешь себя сама, Джемма. Если видишь то, что хочешь, тогда пойди и возьми.

~**~

Я щурюсь, даю глазам привыкнуть к тусклому свету в кладовке. Широкая, но маленькая комната разбита на лабиринтные секции металлическими полками, что тянутся до потолка.

Добираюсь до алкоголя, вожу пальцем по этикеткам, проверяя список, который дала Клаудия, и снимаю бутылки с полки.

— Ты и ты, — бормочу я бутылкам.

— Ты разговариваешь со всеми неодушевленными предметами?

От бесплотного голоса сердце подскакивает, волоски на руке встают дыбом, будто меня ударили током.

— Или только с алкоголем?

Перевожу дыхание и заглядываю за стеллаж.

В дальнем углу сидит Лэндон. Темноволосую голову он наклонил вбок, коленки подтянул к груди. Маленький луч света из коридора падает на лицо, высвечивает ярко выраженные скулы.

Я успокаиваюсь, после чего выдавливаю из себя:

— Ты меня напугал. Не… не знала, что ты вернулся.

То, что Лэндон смущенно улыбается, вызывает мурашки. Он вынимает из ушей белые наушники.

— Извини. Не хотел пугать.

— Дело не в этом. — Я тяжело сглатываю, стараюсь дышать нормально. — Я думала, ты ушел с работы больше часа назад.

Он поднимает и опускает плечи.

— Не уходил.

— Вижу.

— Это самое тихое место, где можно позаниматься. Дома меня достанет Уайт, он будет умолять, чтобы я повел его гулять или побросал фрисби. А в университетской библиотеке стулья хуже пола.

У него на коленях лежит тетрадь на пружине. Подхожу ближе и нависаю над ним.

— Ты пишешь?

— Удивлена? — вскидывает он брови.

— Нет. — Хотя да, удивлена. — Просто… — я ставлю бутылки на пол и сажусь рядом с ним, — в кладовке темно, нет?

— Сойдет. — Он берет мобильник и показывает, как светит на страницу.

— Над чем работаешь? — указываю я на тетрадь, наслаждаясь окутывающим меня теплом.

— Над дневником для курсов писательского мастерства.

— Писательского мастерства? — скептически переспрашиваю я.

— Это факультатив, — приподнимает он уголок губ. — Задания глупые. Постоянно приходится сочинять то стихи, то рассказы.

— Какая у тебя специальность?

Фу, какой тупой вопрос.

— Еще не выбрал, — выгибает Лэндон бровь.

В голове вертятся советы от Джули и Клаудии: «Крути задницей. Сжимай сиськи. Надувай губы. Любой ценой сделай так, чтобы все сложилось», «Если видишь то, что хочешь, тогда пойди и возьми».

Оттого что Лэндон касается меня бедром, тело покалывает. Ровно восемнадцать секунд проходят в тишине. Я в курсе, потому что разрывающееся сердце отсчитывает время, как секундомер.

О дневнике, наверное, спрашивать неприлично, зато можно спросить о музыке.

— Что слушаешь?

Без слов он протягивает наушник. Я убираю волосы и вставляю его в ухо. Вытаращиваю глаза, узнав группу «Тайфун». Футболка с названием этой группы была на мне, когда я ехала из Эл-Эй в Сан-Диего. В день, когда Лэндон заплатил за мой бензин.

Мы слушаем новую песню, слова о любви, страданиях и надежде увлекают.

Как только песня заканчивается, Лэндон включает другую группу. Ритм цепляет. Ударные бодрят.

— Похоже на электропоп. Мне нравится.

— Это австралийская группа.

Ритм сбивается, слова перетекают в проигрыш.

— Напоминает группу «Фантограм».

— Мне тоже, — вытаращивается Лэндон. Он прокручивает экран телефона. — Слышала этих парней? «Смолпулс»? Они из Эл-Эй.

— Вряд ли.

Лэндон, придвинувшись ближе, включает фрагменты разных песен. Я слушаю с закрытыми глазами, головой прислоняюсь к стене.

— Мне нравится мешанина. Тут и фанк, и поп, и даже регги. — Он включает песню группы, о которой я никогда не слышала. — Звучанием смахивает на «Гласс Энималс».

— Обожаю «Гласс Энималс».

Начинает играть музыка.

— Ага, конечно.

Его тон вынуждает открыть глаза.

— Правда.

— Да ну? — хмурится Лэндон и выключает песню.

— В смысле «да ну»? — Я злюсь. Лицо вспыхивает. Трясу головой, наушник выпадает из уха. — Когда я о них узнала, я послушала альбом минимум раз десять.

Лэндон прижимает руку к груди.

— Я тоже.

Я вздыхаю и смеюсь.

— А ты считал себя членом тайного фан-клуба?

— Нет, что за бред? — хохочет он. — Просто они малоизвестны.

Он проводит пальцами по волосам, мы встречаемся взглядами. Лэндон протягивает мне тетрадку. Я изумленно смотрю на исписанную страницу. Подношу тетрадь к лицу, чтобы лучше видеть, и читаю рассказ о группе, вокалиста которой за день до важного концерта укусил зомби. Рассказ абсурдный, мерзкий, веселый, на удивление колкий. Я смеюсь, когда барабанщик пытается пришить певцу глаз.

— Здорово, — серьезно говорю я.

Лэндон наблюдает за мной из темного угла. Кажется, будто у нас есть что-то общее. Не только музыка и слова.

— Для занятия написал.

Когда я поднимаю взгляд, становится ясно: он хочет знать, что я думаю.

Я заглядываю Лэндону в лицо. Он разворачивается ко мне, выжидательно глядит на меня. Он вцепляется пальцами в джинсы, безжалостно прожигает меня темными глазами.

— В царстве тьмы наши зомбированные сердца хотят биться, — читаю я последние слова из рассказа. — Круто.

В полной тишине слышно, как в кухне бряцают кастрюли и сковородки. Слышно наше легкое дыхание, гул воздуха, глубокий стук его сердца, колотящегося в широкой груди. Момент хрупкий, как тонкий лист бумаги, который держат над паром.

«Сломленный», — напоминаю я себе.

Нарочито медленно он проводит кончиками пальцев по губам, протягивает руку к моему лицу, как воскресным утром.

От касания я испытываю настолько мощный кайф, что даже страшно, но я не отстраняюсь. Я глотаю воздух, прижимаюсь щекой к возбуждающе теплой ладони. Большим пальцем он скользит по губам, мизинец опускает под подбородок, царапая чувствительную кожу.

Лэндон зорко следит за рукой, которой гладит меня по щеке, точно не верит, что трогает меня. Я впиваюсь глазами в его пухлые губы и думаю: каково это — поцеловать его, почувствовать губы, попробовать язык? «В царстве тьмы наши зомбированные сердца хотят биться».

Он наклоняется, я чувствую мягкое, как перышко, дыхание. Пульс скачет, я закрываю глаза, запрокидываю голову, а потом тянусь к нему, как цветок тянется к солнцу. Лэндон не то матерится, не то умоляет о чем-то, свободной рукой берет меня за коленку, обжигая через ткань штанов, притягивает ближе.

— Джемма, — настороженно говорит он, будто сомневается, что имеет право произносить мое имя.

Распахиваю глаза: в роскошных шоколадных радужках читается вопрос.

— Ты нашла…

Дверь громко скрипит, яркий свет заливает кладовку, льется на нас, как ведро ледяной воды. Мы с Лэндоном отодвигаемся друг от друга, но уже слишком поздно. Нас заметили.

— Вот черт!

— Прости!

Вскакиваю на ноги, быстро отряхиваюсь, будто стираю воспоминание о его близости. В голове крутятся безумные безудержные мысли.

— Я… не хотела мешать. — В дверном проеме стоит Клаудия с виновато-радостным лицом. — Я думала, Джемма не может найти то, за чем я ее послала, и решила проверить.

— У нас все нормально, — спокойно отзывается Лэндон. Мне бы его спокойствие. Он берет меня за запястье. — Джемма?

Мне страшно встречаться с ним глазами, я вырываю руку и бегу к бутылкам, оставленным несколько минут назад. Боюсь, что пылающая кожа расплавится и от меня останутся одни кости.

— Джемма? — опять зовет Лэндон, но я на него не смотрю.

— Прости. — Голос звучит визгливее, чем хотелось бы. Я мчусь мимо Клаудии как угорелая. — Я отвлеклась.

Лэндон

После того как я переношу рассказ в ноутбук, пальцы болят. Сохраняю документ, хрущу костяшками и отталкиваюсь от стола. Стул на колесиках останавливается у кровати. Уайт сидит на задних лапах и пялится на меня грустными глазами. Он смотрит на меня так с тех пор, как я пришел домой из «Тети Золы».

Я задумываюсь.

— Прогуляемся?

Я даже не успеваю договорить вопрос, а он уже скачет кругами.

— Ладно, ладно.

Беру поводок, ключи и выхожу за дверь.

Из квартиры Джули доносятся голоса и музыка. Сердце частит, но я не останавливаюсь. Не моргаю. Гляжу перед собой, шустро перебираю ногами, и вот я уже шагаю по Паркер-стрит, потом поворачиваю направо и иду к Броварду. На задворках сознания копятся мысли, капают из уголков глаз, как невидимые слезы.

Мысли о том, что случилось. Мысли о том, кем я когда-то был, кем хочу стать сейчас. Мысли о том, как все рассыпалось в прах, что, возможно, я снова рассыпаюсь в прах. Мысли о Джемме.

Завязываю поводок петлей вокруг велосипедной стойки и в угловой кафешке беру кофе. Сюда я водил Джемму, когда мы ездили серфить.

Кофе беру черный. Джемма, как я заметил, любит послаще.

Черт.

И вот опять внутренний голос кричит то, что слушать я не хочу. Но ничего не поделать. Весь день она не выходит у меня из головы: голос, мягкие пухлые губы, безграничные возможности.

Шагая по тихому пустынному переулку, по мрачной паутине из дыма и призрачного света, волоча за собой Уайта, я вспоминаю прозрачные тени вокруг ее лица, то, как я прильнул к ней, чуть не утонул в блестящих глазах. Вспоминаю, как рядом с ней тепло, как я двигал руками, как меня поглотила мощная тяга. Вспоминаю сбивчивый пульс, трепещущие черные ресницы, шепот дыхания на шее.

Сжимаю руки в кулаки.

Понимаю, что дошел до пляжа, только когда встаю в пяти метрах от воды. Я сажусь, скрестив ноги, притягиваю к себе Уайта и отцепляю поводок. Собакам на этот пляж нельзя, но сейчас жаловаться некому. Едва он убегает к маленькой дюне, я упираюсь руками в песок и наблюдаю за волнами.

Таращусь на Тихий океан. Меня беспокоит, что я хочу невозможного. Меня беспокоит Джемма и то, что она меня зацепила.

Закрываю глаза, бью кулаком по песку. Сердце в груди стучит ровно.

Раз.

Два.

Три.

Глава 11

Лэндон

Я замечаю ее раньше, чем она меня.

Сначала она лишь призрак, стройный силуэт, образовавшийся из густых теней пурпурно-черного неба. Пока я поднимаюсь по лестнице, призрак превращается в девушку, а когда останавливаюсь на верхней ступени, он становится конкретной девушкой.

Впиваюсь в нее взглядом, перекладываю в другую руку поводок и пакет с китайской едой. Она стоит перед моей дверью, решает, стучать или нет. «Стучи, — думаю я. — Стучи».

— Джемма?

При звуке голоса она цепенеет, напрягает шею, выпрямляется, руки опускает по швам. Она судорожно вздыхает и поворачивается ко мне.

— Привет. — Она оглядывается, смущаясь того, что я подкрался. — Ты меня застукал. Я…

Делаю шаг. Мы так близко, что я мог бы запросто ее коснуться. Так близко, что слышно, как колотится сердце, как она дышит.

— Что?

Джемма смотрит на бледные звезды в ночном небе, на Уайта, на меня.

Даже в темноте видны розовые пятна на щеках, в серо-голубых глазах отражаются слабые блики света. На ней тонкая облегающая футболка без рукавов, открывающая нежные плечи. Волосы заплетены в косу, змеящуюся до середины спины. Волнистые пряди падают на лоб и уши.

— Я думала о том, что случилось, — лопочет она, а следом досадливо кривит губы, словно поражается тому, что сказала.

Ободряюще кивнув, я делаю еще шаг вперед.

— Я подумала… — она опускает тонкие веки, — я тебя совсем не знаю. Может, вопрос дурацкий, но…

Реагирую мгновенно: пронзаю пальцами холодный промежуток, что нас разделяет, и дотрагиваюсь до запястья, где частит пульс. А как тут устоять? Кажется, будто касание снимает тупую внутреннюю боль.

— Что «но»?

— Ты тогда…

Хлопая ресницами, она смотрит на мои пальцы, простодушно заглядывает в глаза. Ее тепло вытесняет весь воздух. Так и подмывает сгрести ее в объятия.

— Ты хотел меня поцеловать?

— Да, — шепчу я. А какой смысл врать? — Я хотел тебя поцеловать.

— Я тоже хотела, — задумчиво кивает она.

Мы молчим, не осмеливаемся ни говорить, ни дышать. Я сосредотачиваюсь на стуке сердца, форме губ, на том, как покалывает пальцы там, где они соприкасаются с ее кожей.

— Последние две недели были странными, — говорит она, поднимает подбородок так, что мы оказываемся лицом к лицу.

А, ну да. Разрыв. Я благополучно о нем забыл.

— Я понятия не имею, что творю. — Она опускает глаза на мои губы и наклоняет голову вбок. — Но кажется…

— Что «кажется»? — настойчиво спрашиваю я, нагнувшись к ней.

— Когда я с тобой, все это неважно, — произносит она и при этом обдает меня дыханием. — Знаю, звучит безумно.

— Нет, не звучит, — заверяю я, скользя ладонью по ее руке.

Пропускаю кончики волос сквозь пальцы. Большим пальцем провожу по подбородку.

— Правда?

Я поджимаю губы и киваю.

— Не думай, мне ничего от тебя не надо, — пристально глядя на меня, говорит она.

Перед тем как мы зайдем дальше, мне нужно кое-что сказать. Я скрывал правду о прошлом, боялся, что если Джемма узнает, то не захочет со мной общаться. Но сегодня все изменилось. Не хочу ничего замалчивать.

— Джемма, тебе надо кое-что услышать.

Но она не слушает. Она делает шаг. Жмется ко мне. За шею привлекает к себе и целует.

Наверное, я издаю удивленный возглас, потому что она отшатывается и ловит мой взгляд. На розовых щеках нервно трепещут ресницы.

— Я не то…

Фраза перетекает во вздох, потому что я пробегаюсь кончиками пальцев по шее и мы встречаемся губами. Она скользит языком по языку, пробует, посасывает. По телу прокатываются колючие волны. Она притягивает меня ближе… ближе… ближе… Мы прижимаемся бедрами вплотную, ноги зажаты между моими ногами, сказать, кто где, сложно.

— Джемма, — шепчу я.

Накрываю ее щеку ладонью, меня захлестывают эмоции. Пульс у Джеммы скачет, дает понять, что она хочет этого не меньше меня.

Китайская еда позабыта. Шуршащий пакет падает на пол, картонные коробки мнутся. На хрен курицу с кунжутом и жареную свинину с рисом. На хрен яичные рулеты. На хрен двенадцать долларов восемьдесят четыре цента. Еда подождет. А вот это — нет.

Освободившимися руками я обнимаю ее за талию, вцепляюсь пальцами в футболку. Она издает глухой звук, нечто среднее между вздохом и стоном, и я углубляю поцелуй, кружу языком.

Она прислоняется к перилам, увлекает меня за собой. Расставляю ноги шире, чтобы мы не сорвались с балкона. Глажу ее по бокам, по плечам, по шее, зарываюсь пальцами в волосы, ладонями обхватываю лицо. А в голову приходит: «Может, мы уже сорвались, только не с балкона, а с катушек?»

Джемма

«Если видишь то, что хочешь, тогда пойди и возьми».

Я взяла, а теперь однозначно млею.

Лэндон припечатывает меня к стене, запускает руку под футболку. Большим пальцем скользит по горячей коже под пупком и останавливается на пуговице шорт. «Чуть ниже», — мысленно молю я.

— В постель, — сиплю я.

Мы на ощупь движемся в темноте, нас затягивает в водоворот касаний, одежд и пылкой страсти. Я так взвинчена, боюсь, что так и останусь в прихожей. Где-то за спиной Уайт волочит поводок, остывает китайская еда.

— Вряд ли мы доберемся, — говорит он мне в губы.

Мы смеемся, но замедляемся. В окружении теней мы дышим глубже, жадный поцелуй становится нежным, теплым, безумно настоящим.

Хватаюсь за его бицепсы. Хочется запомнить, как он ко мне прижимается, гладит по подбородку, ласкает губы и шею горячим влажным, как бьющееся сердце, языком, стискивает ногами ноги. Хочется поймать момент в сачок, спрятать в надежном месте, а лет сорок спустя вынуть, покрутить в руках и снова пережить неистовый блистательный накал, пронизывающий все тело.

— Джемма.

Лэндон произносит имя, как мольбу, мне в губы, руками обхватывает лицо. С тяжелым вздохом он заправляет волосы за уши.

— Лэндон, я…

Я давлюсь словами, меня настолько переполняет жажда, что я даже говорить не могу. Голова не соображает.

Лэндон улыбается, потом щекочет языком линию между губами. Он не спешит, вдребезги меня разносит постепенно. Меня хватает только на то, чтобы широко открыть рот.

— Скажи, когда захочешь остановиться, — неуверенно произносит он.

— Не… не хочу.

Запускаю руку под кофту и щупаю пресс. Я ненасытна. Хочу узнать его тело. Хочу узнать рельеф мышц, то, как они перекатываются. Хочу узнать каждый сантиметр и запомнить.

— Джемма?

Со вздохом опускаю ладонь на твердые мышцы и решительно говорю Лэндону на ухо:

— Я не хочу останавливаться.

Лэндон с утробным рыком вжимает меня в стену. Залезает рукой за пояс шорт. Сначала одним пальцем. Потом вторым. Потом третьим.

Я чувствую набухший член, в душе пылает пожар, жаркое дыхание опаляет шею. Мне нужно нечто большее, иначе я умру.

Зарываюсь пальцами в волосы и увеличиваю темп поцелуя. «Я не хочу останавливаться. Я не хочу останавливаться».

Без предупреждения Лэндон падает на колени. Изумившись, я чуть сползаю по стене. Он держит меня за бедра, не давая сдвинуться с места, касается губами обнаженного живота, слегка царапает зубами пупок. Ведет ладонью от щиколотки до шорт, до края трусиков. Внизу живота нарастает давление, я вскидываю бедра и вскрикиваю.

Лэндон смотрит на меня чуть ли не со страдальческим видом и вздыхает. Затем прислоняется ко мне лбом и целует чуть выше бедра. Касания влажного языка заводят еще сильнее. Тяну его за волосы и издаю настойчивый стон.

— Сюда, — скрипит он, поднимается на ноги и отбрасывает волосы с лица.

Мы улыбаемся друг другу.

Лэндон прикладывает палец к губам, и я игриво его кусаю. Он хмыкает, ведет ладонями по плечам, локтям, запястьям и берет меня за руки. Вслед за тем он проводит меня по квартире, мимо маленькой кухни и спартанской гостиной.

Губы едва соприкасаются.

Пальцы бродят по мягкой коже.

Глаза мерцают горячим желанием.

Когда Лэндон меня разворачивает, я упираюсь ногами во что-то твердое. Шелестят мягкие, как перышко, хлопковые простыни. Чувствую матрас. Взявшись за его бицепсы, я привстаю на цыпочки, снова его целую, упиваюсь грубостью щетины над верхней губой. Он стонет и вращает бедрами.

— Да, — ахаю я.

Мы валимся на кровать, я обхватываю ногами его бедра. Волосы, выбившиеся из косы, падают на лицо.

— Ты восхитительна, — пыхтит он, скользя ладонями по телу.

Кажется, он уже на грани, физически не может держать руки при себе.

Стоит Лэндону добраться до груди и осторожно сжать соски через два слоя ткани, я пронзительно скулю. Он со смешком повторяет то же самое.

— Восхитительна, — продолжает он. — Когда я увидел тебя в баре…

— Расскажи, — шепчу я, зажимаю кофту в кулаках и облизываю кадык, различая привкус пота.

— Господи, Джемма, как же я тебя захотел. Вообще ничего… — он целует меня, проникает теплым языком между губами, дышит мне в рот, — ничего не соображал.

Хорошо, потому что я тоже ничего не соображаю.

— А тем утром на пляже, — продолжает он, перейдя к чувствительной коже за ухом, — я хотел привести тебя сюда, запереть в спальне на неделю и показать, что ты со мной делаешь.

— Тогда почему на тебе до сих пор вот это? — тяну я за кофту.

Со смешком Лэндон стягивает кофту через голову.

— Лучше? — приподнимает он уголок губ.

Вместо ответа прохожусь пальцем по поясу джинсов, намекая на то, чего хочу.

Лэндон закрывает глаза, дышит прерывисто. Очень медленно поднимается, отступает от кровати на шаг и опускает руки на металлическую пуговицу. У меня грохочет пульс.

— Их? — играючи спрашивает он.

Я встаю на колени, держа для равновесия руки по швам, и киваю.

— Только джинсы? — выгибает он брови.

Как правило, я не смелая, но сейчас, когда Лэндон у моих ног, в глазах плещется страсть, грудь вздымается и опадает, будто ему не хватает воздуха, впервые в жизни я теряю голову от женского могущества. «Ничего себе, — думаю я. — Я его соблазняю».

Делаю круговое движение пальцем и наглым тоном говорю:

— Все.

Он запрокидывает голову и хохочет, потом раздевается и опускается на кровать. Я жадно шарю руками по его груди. Лэндон со свистом выдыхает. Он придвигается ближе, заключает меня в объятия и чмокает.

— Твоя очередь, — шепчет он.

Опускаю глаза и осторожно принимаюсь за одежду. Спешить некуда. Впервые я забываю про комплексы и сомнения, живу здесь и сейчас. Обращаю внимание на то, как покалывает спину, как прогибается матрас, на тяжелое теплое дыхание в волосах, на холодный хлопок.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒