КАНДИНАЛЬ 18 страница

Полковник Пьери стоял возле пушек и наблюдал за этим боем, кусая губы и отчаянно ругаясь. Вдруг сквозь клубы дыма он заметил белую карабахскую лошадь шейха Мансура. Тот быстро мчался, подняв саблю над головой. На мгновение она мелькнула на ярком солнце... Теперь Пьери по крайней мере знал, где находится тот, ради ных действий.

- Трубач, сигналь отход и перегруппировку. Нужно окружить деревню.

Пьери хотелось, конечно, вернуться с минимальными потерями, но еще сильней ему хотелось захватить Мансура. Живого или мертвого. Любой ценой.

Оставшиеся казаки вернулись на исходные позиции у края деревни и расположились для осады. Пушки вновь начали яростный обстрел, разрушал все, что еще уцелело в деревне. Канонада не прекращалась до вечера. Пьери не решался больше на кавалерийскую атаку. Неизвестно, что эти чертовы горцы для них еще припасли.

К ночи Пьери ходил мрачнее тучи. В Алди не осталось камня на камне, но и его потери были велики. Каждый третий казак был или убит или ранен, половина пехотинцев вышли из строя, а в артиллерийских расчетах катастрофически не хватало людей.

В лесу у Сунжи царило опасное безмолвие, и в этой ночной тишине далеко было слышно, как скрипят деревья и бурлит неугомонная вода.

Утром русские обнаружили, что вокруг деревни не осталось ни одного тела. Несомненно, что многие просто сгорели дотла. Тела, плывущие по реке вылавливали где-нибЧдь ниже по течению, чтобы потом захоронить. Раненых вьггащили потихоньку женщины, старики и инвалиды. Сильный дождь поливал почерневшие от огня развалины: все, что осталось от Алди, от домов ее жителей.

Казаки обшарили все вокруг в поисках шейха или его людей, но все бесполезно. Битва закончилась, но где же шейх Мансур? Пьери бесило, что он не может с уверенностью заявить о смерти имама, и, тем более, не может предъявить его тело, чтобы отпраздновать это событие как следует. Однако он не должен показывать свою досаду другим. Теперь нужно подумать о благополучном возвращении назад. Пьери собрал офицеров.

- Растолкуйте людям, что мы одержали полную победу. Осталось только целыми вернуться на Терек с минимальными потерями и, что самое важное, не растеряв ружей и пушек. - Пьери явно храбрился. - Так что строимся в колонну, господа, и марш домой.

Присутствующие подавленно молчали. Сказывалась многодневная усталость, а также сознание того, по какой дороге им придется возвращаться. Павших похоронили в долине по обычаю и долго стояли, склонив головы, под проливным дождем. Больше всего русские боялись лесов, ибо там чеченцы имели явные преимущества.

В этот первый день возвращения войска Пьери покрыли менее трех верст пути. Чеченские стрелки не давали им покоя, а повозки вязли в грязи даже сильнее, чем по дороге к деревне.

Первую ночь они провели в глуши букового леса. Лагерь разбили по классическому принципу: лошади и пушки в середине, охранники - по периметру. Команду из двадцати человек послали собирать топливо для костров. Вдвое больше пошли охранять их от невидимых вездесущих стрелков.

Никто из них так и не вернулся. Ожидая их, полковник Пьери, кажется, услышал крик совы, затем еще один. И еще. «Многовато*, - подумал он. Неужели это сигналы горцев? Внезапно до Пьери стало доходить, что происходит сейчас вокруг их лагеря, и рука его инстинктивно сжала мушкет. Леса были полны чеченцев. Еще раз он увидел всадника на белом карабахском коне. Серебряная сабля была поднята вверх к сверкала, хотя ни один лучик лунного света не проникал сюда. И тут ночную тишину разорвали воинственные крики мстителей и свист пуль. Это было последнее, что слышал полковник Пьери...

* * * * *

Перебиты? - Ахмет недоверчиво посмотрел на муллу. - Вы хотите сказать, что вся русская армия уничтожена?

Думаю, кое-кто удрал. А вот командиру их не повезло. Они звали его Пьери.

- Но это же крупная победа, мулла...

Мулла опустил глаза в раздумье, затем посмотрел куда-то в сторону мимо Ахмета.

- Гяуры будут считать это нашей победой. Но для нас, Ахмет, цена слишком велика.

Они стояли у ворот дома муллы, наблюдая, как возвращается последняя группа добровольцев, измученных и осунувшихся. Среди них был Куэр, черный от пыли с ног до головы. Он без отдыха проскакал весь путь, чтобы сообщить мулле о событиях у Сунжи. Теперь Васильчиков занимался его ранами. Эльдар стоял рядом, покачивая головой. Ему нравилось, что его сын проявил такую преданность шейху Мансуру, и отец был счастлив, что тот уцелел.

- Шейх Мансур вновь остался цел и невредим, - сказал Эльдар. - Хвала Аллаху за это. Но куда он отправится теперь? Нечего и надеяться вновь собрать чеченскую армию после таких крупных потерь.

Ахмет знал, что Эльдар совершенно прав. Есть же какой-то предел числу убитых и искалеченных для маленького горного народа за такое короткое время. Они уже приблизились к этому пределу, как и другие селения их района.

- Мурад все правильно говорил тогда, - сказал мулла с горечью. - Нам нужно воевать так, как мы умеем. Нам нечем ответить на пушки гяуров. Кизляр был ошибкой.

Ахмет почувствовал, как изменился тон муллы, совсем не то, что раньше. Ему пришлось так много пережить: потерян единственный сын и наследник, и при этом - никакого значительного результата.

Эльар поднял глаза и кивнул одобрительно:

- Нам нужен вождь, который объединит все племена, и тогда мы сможем воевать с русскими на их территории, - заявил он. - Нам нечего и надеяться на победу, пока все эти горы не окажутся под властью могущественного имама, который будет править яеелезной рукой. Который, не колеблясь, покончит с предателями или даже уничтожит целые племена, стакнувшиеся с врагом. Только так можно выбить русских из наших гор. Иного не дано

В то время, как они наблюдали за воинами, расходящимися по домам, в деревню въехал какой-то незнакомец, кавказец, одетый в богатую черкеску. Его безупречный костюм свидетельствовал о том, что его не было в Алди, да и в других сражениях за последнее время. Тем не менее, незнакомец держал оружие наготове.

Он спросил о чем-то у воинов, подъехал к дому муллы и спешился. Почтительно поздоровался по-татарски:

- Приветствую вас, братья. Меня зовут Хафица, я из Кабарды, - почтительно представился он. - Я приехал в поисках одного моего соплеменника, который живет в этих горах. Его зовут Хапца Мурад... Вы слышали о таком?

Мулла приветливо поздоровался с ним. То же сделал и Ахмет, улыбнувшись:

- Я тоже кабардинец, с Кубани. Добро пожаловать. - Он говорил по адыгски, и незнакомец радостно обнял его, безошибочно распознав кабардинское произношение. Мулла заговорил с гостем по-татарски:

- Я мулла этой деревни. Да, твой родич живет здесь. Мой зять Ахмет проводит тебя к нему. Ты приехал один?

- Двое моих спутников отдыхают тут неподалеку. Мы не решили ехать все вместе, чтобы не слишком беспокоить вас после таких потрясений.

- Ничего страшного, мы рады вас видеть. Наши беды не сказываются на нашем гостеприимстве.

Можешь приводить своих спутников, я буду рад видеть вас в любое время, тепло отозвался мулла.

- Кабардинцы в моем доме всегда желанные гости.

- Хафица поблагодарил муллу и повернулся к Ахмету:

- Буду признателен, если ты проводишь нас к Мураду. У нас срочное дело. С нами один из старейшин нашего рода.

- С Вашего разрешения; мулла, я отвезу гостей в наш аул, - сказал Ахмет. - С ними приехал один из уорков, это, наверняка, посланец отца Мурада.

Мулла улыбнулся и кивнул одобрительно, затем вновь обратился к Хафице:

- Пожалуйста, дорогой гость, привези сюда своих спутников, окажи честь моему дому вашим визитом. Не можем мы держать благородного кабардинца за околицей.

Хафица расплылся в улыбке:

- Теперь я понимаю, почему Мурад предпочел поселиться среди таких чудесных людей, вроде Рас, мулла. Я передам приглашение нашему старейшине, и мы, безусловно, воспользуемся им, но в другой день. Однако сейчас, с Вашего позволения, мы отправимся к Мураду. Дело не терпит отлагательства.

- Не стану вас задерживать, дорогие гости. Буду ждать вас в моем скромном жилище. Езжайте с миром.

* * * * *

Вернувшись домой, Цема немного успокоилась. Как и предсказывал Васильчиков, сейчас, в середине беременности, ее состояние стало более устойчивым, чем несколько недель назад. Хотя мысли о Хамзете по-прежнему не покидали ее, все же ей было легче не видеть ежедневно столько крови и страданий, Ахмет был вдвойне благодарен судьбе за то, что она не видит, как возвращаются воины из Алди и не слышит их рассказов об этой ужасной бойне.

- У них замечательные лошади, - проговорила Цема как-то рассеянно, подавая Ахмету ужин.

- У гостей Мурада?

Да. И сами они одеты так красиво. Такие черкески и мечи. И чудесные лошади.

- Кабардинские. Хорошая порода. Интересно, зачем они пожаловали...

- И я об этом думаю, - Цема вся светилась любо пытст во м.

В дверях появился Мурад:

- Хватит жевать! У меня гости, и Медина вовсю накрывает на стол. Пошли, пошли, нельзя заставлять гостей ждать.

Цема подскочила в нетерпении узнать все поскорее. Ахмет озорно ухмыльнулся:

- Гости у тебя. Чего ж ты меня беспокоишь? Мурад прямо опешил:

Пошли быстрее, не дури. Они ждут. Цема, вразуми своего шального мужа!

- Ахмет, я удивляюсь тебе! - воскликнула Цема. - Возьмем ужин с собой! - Она мгновенно схватила тарелки со стола и состроила веселую гримасу.

- Ну что ж, почему бы и нет, - проворчал Ахмет. - Не каждый день мне предлагают поужинать дважды. Ты знал этих людей раньше?

Это Хапца, из моей деревни. Я подозреваю, что их послал мой отец, но они пока не признаются. Старшего зовут Темиркан, это советник моего отца. Важная фигура, и он не отправился бы в путь без серьезной причины.

Ахмет вошел в дом приятеля. Мурад калил чая из старинного русского самовара и подал Темиркану - он явно выделялся среди своих спутников. Внешность старейшины несколько озадачила Ахмета: его кожа была темнее, чем у других, чем вообще у кого-либо из кабардинцев, которых он видел в своей жизни. Ахмет предположил, что этот человек - балкарец. Существует много тюркских национальностей, их представн-тели мирно живут среди кабардинцев. Некоторые иа них весьма преуспели, и ничто не препятствует им занимать высокие должности. Большинство из них переняли язык адыгов. На вид Темиркану было немного за сорок, он был крепкого телосложения, с тонкими чертами лица, на котором читались ум и благородство. Кончики седеющих усов закручивались вверх, что прибавляло ему импозантности. Хафица был самым молодым и самым разговорчивым. Улыбка редко исчезала с его лица. Это был непоседливый и щеголеватый кабардинский юноша, более всего ценивший ловкость, сноровку и приятную внешность. Говорил он легко и свободно на любую тему. Он немного напомнил Ахмету словоохотливого Васильчиковл, это были люди одной породы. Третий гость был, наоборот, молчалив и говорил лишь когда спрашивали. Он показался Ахмету воинственным на-ртом - скупым на слова и бдительным защитником старейшины.

После недолгой паузы, когда пили чай, Темиркан обратился к Ахмету:

- Отец Мурада - великий князь Кабарды. Князь Хапца.

- Я так и думал, - сказал Ахмет, - но я прощаю его.

Темиркан внимательно посмотрел на Ахмета. Шутка понравилась ему: она говорила о близких отношениях этих людей. Мурад лишь с улыбкой покачал головой.

- Наш князь уже немолод - да хранит Аллах его дни - и можно понять его желание пгювести последние годы в кругу всех своих друзей.

Ахмет слушал эти слова и внутренне поражался тому, что можно, оказывается, жить в согласии с природой, постепенно рассчитывать наперед свои земные дела, не боясь, что все это может прерваться в любой момент.

Между тем Темиркан продолжал:

- Когда Мурад исчез, мы думали, что это ненадолго. Потом, не найдя его, очень опечалились. Можете представить себе нашу радость, когда мы получили весть о нем.., - Он с улыбкой повернулся к Мураду. - А рассказал о тебе тот мисост, которого ты отпустил.

У Мурада было непроницаемое выражение лица, он чувствовал смятение. Первым заговорил Ахмет:

- Если позволите, Тхамада... Не знаю, что на сердце у Мурада, но могу сказать одно: если бы у чеченцев были уорки и князья, как у нас, кабардинцев, они бы давно выбрали его князем.

Гости внимательно слушали его. Между тем, Ахмет продолжал, несмотря на растущий комок в горле:

- У чеченцев он самый толковый советник, решительный и мужественный воин. У него замечательная семья и прекрасные дети. Я не знаю, что еще мужчине нужно.

Наступила пауза, потом Темиркан нашел, наконец, нужные слова:

- В этой жизни мужчине нужно еще одно – такой друг как ты, Ахмет с Кубани!

Хафица улыбнулся Ахмету:

Мы только сейчас начали ощущать трудность этой задачи.

Однако, мы должны повторить волю его отца, - настаивал Темиркан, - и убедительно просим Мурада хорошенько это обдумать. Ну а мы воспользуемся твоим гостеприимством, Мурад, пока ты не примешь решения.

Мурад поднял голову, на его лице было по-прежнему какое-то неопределенное выражение:

- Я очень рад видеть вас в моем доме. Благодарю за доброе расположение. Мы все с удовольствием разделим ваше общество.

Ахмет внимательно следил за Мурадом, но не мог даже приблизительно угадать ход его мыслей. Он не представлял себе жизни в этих горах без Мурада и его семьи. Это была трудная минута, болезненная для Ахмета.

* * * * *

Светлейший князь Потемкин сидел, сгорбившись за своим столом. Легкий ветерок с Кубани шевелил бумагами и раздражал его. Это был отчет о том, что произошло с войсками Пьери. Потемкин сердито прижал листки кулаком и громко выругался. Потом он закрыл лицо руками, пряди седеющих волос свисали меж пальцев.

Генералы Петрович и Григорович стояли рядом немыми свидетелями его печали. Из единственного глаза Потемкина текли слезы, и крупное тело иногда содрогалось от рыданий. Главнокомандующий оплакивал эту гюльшую потерю. Его охватила глубокая скорбь, и только водка могларазвеять его печаль. Никто из генералов не хотел
бы участвовать в предстоящей оргии - а это будет непременно оргия. Легенды ходили о невероятных способностях Потемкина отдаваться и горю, и питию.

Генерал Петрович не без лгобопытства, украдкой, разглядывал Светлейшего- Возможно ли, чтобы человек, будучи персоной такой величины, испытывал чувство вины? Нет. Сожаления, может быть, но не вины. А, между тем, такая судьба постигла Пьери именно с его благословения. Потери были слишком велики, как ни взгляни. Кому-то придется отвечать за это.

- Осмелюсь заметить.., - пробормотал Петрович.

Потемкин не пошевелился.

- Осмелюсь заметить, что мы добились все-таки большего, чем изволит предполагать Ваше высокопревосходительство. Этот головорез Мансур вместе с кучкой своих последователей, судя по всему, переместился куда-то к западу. Нам гораздо легче будет следить за действиями горцев на западе, где они сейчас находятся, чем в центре Кавказской гряды.

- Действительно, - поддержал Григорович, -он не продержится долго среди черкесов здесь, на западе. Они не так терпимы к смутьянам, как чеченцы.

Потемкина словно прорвало:

- Армия разлагается. Вы знаете это. Я знаю это. Суворов прав. Казармы кишат паразитами не хуже, чем тюремные казематы Петербурга. Черт бы их побрал! Ничего, я еще развернусь!

Живой силе в России нет числа, Ваше высокопревосходительство, - вкрадчиво вставил Григорович. - Стоит ли беспокоить Ее Императорское Величество без крайней на то нужды? Предоставьте Суворову завершить это дело.

Григорович говорил все это с видом человека, привыкшего заставлять других делать за себя грязную работу, кем бы они ни были. Он как бы забывал о собственной причастности к этим событиям, к развалу армии. Ведь многие знали, что сам он разбогател на военных поставках, и что все его офицеры здорово поживились, проявляя чудеса мошенничества и 1ОДяокрадства.

Конечно, здесь есть вина Комарова, - продолжал размышлять вслух Григорович.

Комарова? - Потемкин вскинул свою львиную голову.

Он был начальником Пьери. И без сомнения, плохо подготовил операцию.

Послушайте, Григорович, Вы знаете не хуже меня, что генерал Комаров никогда бы не повел свою бригаду к Алди.

Не повел бы, В том-то и беда. Он не старался диктовать условия, позволял горцам управлять ситуацией. Слишком затянул. На мой взгляд, с Алди нужно было покончить еще в июле.

Потемкин поднялся и отдал приказание секретарю:

- Передайте мои наилучшие пожелания начальнику штаба и уведом ито его, что я приказываю отозвать генерал-бригадира Комарова.

Потемкину стало легче. Он заставит Суворова как следует прочистить юг, чтобы летом следующего года Екатерина смогла совершить свое грандиозное путешествие, венцом которого должен стать смотр черноморского флота в Крыму. Это будет вершиной его славы. Суворов должен воскресить память о Полтавской битве, которук» славный предшественник царицы, Петр Великий, некогда выиграл, разбив шведского короля Карла Двенадцатого. А теперь его, Потемкина, черед отличиться. Никто в Москве или Петербурге не должен сомневаться в военных талантах Светлейшего.

* * * * *

Местное общество на Линии ожидало, что графиня Софья с мужем предпочтут тихо расположиться в Константиногорске, чтобы избежать унижения в Екатеринограде. Регулярно туда под усиленной охраной отправлялись раненые для поправки здоровья на целебных источниках, причем результаты подобного лечения весьма впечатляли. Это была маленькая крепость, названная в честь великого князя Константина. Лишь так Комаровы могли спасти свое лицо. Графиня Софья могла бы объявить, что для скорейшего выздоровления мужу необходимо полечиться на минеральных водах, недавно обнаруженных под Пятигорском, у склонов горы Mai пук, к северу от Терека. Там был прекрасный воздух, а казаки практически усмирили этот край.

Однако графиня Софья рассказывала всем правду: они с мужем уезжают в Петербург. Скоро просочились и известия о причинах отъезда. В обществе считали, что Комарова обвинили в массовой гибели войск полковника Пьери в ходе похода на Алди и за это удаляют с Кавказа.

Графиня Софья не сомневалась, что мужа просто сделали козлом отпущения. Эта история могла стать первой помехой в его доселе безупречной военной карьере, и это само по себе ставило под сомнения обвинения такого рода. Будучи человеком честным, Комаров покидал Кавказ, не увозя с собой груды награбленного добра, что делали, как правило, другие офицеры. Возможно, и это обстоятельство освободило графиню Софью от необходимости вилять и изворачиваться. Не в ее характере было показывать спину при поражении, и, кроме всего прочего, она старалась как можно дольше затянуть свое пребывание здесь, поблизости от гор, в надежде получить хоть какую то весточку о кузене князе Василии.

Князь Василий был человеком слишком находчивым, умным и жизнелюбивым, чтобы легко расстаться с жизнью. Как бы подло и предательски не действовали власти в отношении ее мужа, графиня не могла смириться с тем, что ее счастливая жизнь на Кавказе кончится полным поражением. Она верила, что горы в конце концов вернут Василия обратно.

Между тем, Российскую армию вовсю раздирали интрига, падение нравов было повсеместным. Даже Суворова столько лет продержали в глухом Астраханском гарнизоне безо всякой надежды на продвижение. До графини дошли сплетни, будто причиной этого было его слишком настойчивое желание развестись с неверной женой! Императрице потребовалось немало времени, чтобы простить ему этот скандал, тем более, что жена Суворова приходилась дальней родственницей ее всемогущему фавориту Потемкину. Рано или поздно Комарову воздадут должное, но это произойдет, скорее всего, тогда, когда падет сам всесильный Потемкин - так же стремительно, как и вознесся. Этот час придет...

Однажды утром Софья с Комаровым сидели на веранде, попивая кофе. Наступал еще один суматошный утомительный день, который они про ведут, хлопоча об упаковке и отправке наиболее ценного имущества. Эта возня будет прерываться лишь короткими визитами офицеров, забегающих попрощаться.

Послушай, друг мой, не вмешивайся в домашине дела. Я все это устрою сама, - раздраженно бросила графиня Софья.

Давай, давай... Постарайся только, чтоб отсюда до Тифлиса каждый горбатый армянин не смог поживиться благодаря тебе.

Раньше ты что-то не жаловался на мои хозяйственные таланты, - спокойно ответила графиня.

У тебя был помощник - Хашим! Кроме того, я шел тогда в гору и мог рассчитывать на более толстый кошелек, чем сегодня.

Перестань хандрить. Как только мы вернемся в Петербург, ты сможешь повидать своих друзей и поправить положение. Хватит, я не хочу вести подобные разговоры.

Наступило тягостное молчание. Комаров был в ярости от того, как с ним поступили и печалился, потеряв своего Хашима. Софью же раздражало его мрачное расположение духа. Нет, она не позволит унынию взять верх: ей казалось, что это уменьшит шансы на спасение Василия, а ведь он был единственным из ее семейства, кто видел ее жизнь на Кавказе, чувствовал, как счастлива была она здесь. Ей очень нужно, чтобы он выжил, чтобы это чувство приошценности к Кавказу сохранилось и осталось их общей тайной. Мысль о возвращении в Петербург была ей отвратительна. Вновь ей придется окунулся в эти бесконечные условности, оттирание ближнего своего в стремлении подняться как можно выше по аристократической лестнице: существовало четырнадцать степеней знатности русской аристократии, означенных в изрядно потрепанной «Бархатной книге»: десятки князей Голицыных, могущественные и захудалые роды Нарышкиных... В общем, чём быстрее муж получит новое назначение, тем будет лучше для них обоих.

Эта напряженная тишина во время утреннего завтрака была прервана приездом торговца-армянина Артюняна. Он нравился Софье: в нем была какая-то разбойничья удаль. Иногда он втайне от мужа ссужал ей деньги для покрытия карточных долгов.

- Слышали новость? - проговорил он, низко наклоняясь, чтобы поцеловать графине руку. – Говорят, шейх Мансур атаковал крепость Наур, и потерпел поражение, хотя гарнизон крепости был слаб. Еще одна оплеуха горцам! Уверен, что к зиме его войска разбегутся.

Комаров взглянул на него с сомнением:

- Возможно. А возможно, и нет. Он может обратиться за помощью к туркам. Они то всегда рады подлить масла в огонь на Кавказе. Не сомневаюсь, что мы еще услышим об этом Мансу-ре.

- У меня есть новости и поприятнее, Ваше превосходительство...

- Молодец, Артюнян. Выкладывай.

- В Кизляре я отыскал кое-кого. Вам будет приятно встретиться с этим человеком.., - Артюнян подошел к двери и подал знак. Откуда ни возьмись, появился грязный, оборванный Хашим. Он не решался даже войти на веранду, не убедившись прежде, что старый хозяин не обрушит на него свой гнев. Так и стоял, теребя шапку в руках и не смея поднять глаза.

- Боже праведный! - ахнул Комаров. - Где же ты пропадал?!

Хашим был мрачен, и у него для этого были основания, о которых вскоре и поведал Артюнян:

- Похоже, полковник Пьери содержал его в Кизляре под стражей. В железах, увы. Долго не мог уразуметь, кто он такой - шпион или как раз наоборот. Я смог замолвить словечко за него только после этой резни и гибели самого полковника. Никто более им не интересовался. - Артюнян закашлялся, будто не ставил себе в особую заслугу освобождение Хашима, стараясь в то же время дать понять, что за эти труды надо бы и отблагодарить.

Графиня Софья повела себя как безутешная мать, потерявшая ребенка. Дрожа от гнева, она подбежала к Хашиму и принялась дубасить его по голове:

- Что, потерял язык?! Говори! Где мой кузен? Где он?!

Хашим упал на колени, закрыв голову руками и продолжая безмолвствовать.

Оставь его! - крикнул Комаров, загораживая собой карачаевца.

Она не желает тебе зла, - заговорил он с ним по-татарски. - У нее горе, сам понимаешь. Ну вставай же, старый пес...

Хашим продолжал смотреть на него, будто ничего не понимая, и Комарову пришлось силой поставить его на ноги:

- Ступай на кухню.

Хашим еле таскал ноги от боли. На щиколотках у него были явственно заметны красные ссадины от кандалов.

- Вы были правы, мадам, - Комаров взглянул на свою супругу. - Вы можете прекрасно обойтись и без Хашима. Я планирую отъезд на четырнадцатое октября и отдаю все сборы в Ваши умелые руки.

Комаров двинулся вслед за Хашимом, чтобы наедине спокойно поговорить с ним обо всем. Приходя в себя, Софья поняла, что перегнула палку и обидела мужа, подняв руку на его самого старого слугу.

Артюнян вертелся под ногами, стараясь как можно лучше воспользоваться этой домашней стычкой.

- Позвольте, Ваше сиятельство, - тараторил он, т я могу помочь с лошадьми... И вам, конечно, потребуются меха. Вы едете так поздно, по дороге вас застанут метели...

Продолжая пить кофе, графиня Софья дала армянину возможность вволю наболтаться и нахвастаться. Она слушала его вполуха, ожидая когда вернется супруг. Вдруг Артюнян замолчал. Софья прослушала его последние слова и смутилась:

- Что? Что Вы сказали? Простите меня... Я так расстроена из-за кузена...

Артюнян наклонился вперед и заговорил с важным видом:

- Хашим рассказал мне, что князя Василия чеченцы оставили у себя в качестве заложника, а их с Ивановым отправили за оружием. В обмен на это оружие горцы обещали отпустить Вашего кузена... Но на обратном пути они попали в засаду. Иванова застрелили. Это очень, очень опасно.., -он сокрушенно покачал головой, ведь Мансур все время держит горцев в возбуждении...

У графини Софьи упало сердце. Страх и гнев смешались в ней. Чеченцы считались самыми кровожадными среди всех горских племен. Они не только постоянно беспокоили русские патрули, но и все время воевали между собой самым жестоким образом.

- Это военные секреты! Помалкивай, Артюнян, не то я донесу на тебя кому следует.

Артюнян опешил. Как она может быть такой неблагодарной?

- Я только хотел довести до Вашего сведения.., - заикаясь, пробормотал он, но Софья оборвала его.

- Спасибо. Теперь я попрошу Вас удалиться. Артюнян поклонился и вышел. Софья видела,

как они с мужем уехали, чтобы продолжить, видимо, беседу за обедом. Комаров решил наказать ее, держа в неведении. Софья принялась за поиски карачаевца. Сейчас он был ей очень нужен, поэтому она старалась успокоиться, чтобы поговорить с ним по-хорошему.

Хашим спал в конюшне на охапке сена. У него был какой-то болезненный, измученный вид.

Комаров, видимо, накормил его и угостил доброй бутылочкой кахетинского вина.

- Проснись, - графиня толкнула Хашима носком туфли-

Хашим открыл один глаз.

- Можешь не вставать, - коротко проговорила она. - Я хочу просто поговорить.

Если б он посмел усмехнуться, она рассердилась бы пуще прежнего. Хашим хорошо знал, что згой краткостью и сдержанностью Ее сиятельство признает, что побила его зря.

Софья присела на бочку.

- Ты... Я видела, как ты гадаешь иа четках. Сделай это для меня, Хашим. - Она бросила к его ногам тяжелый, приятно зазвеневший кошелек. - Я уверена, что князь Василий еще жив. Скажи, что ты видишь.

Хашим уселся поудобнее и достал четки, состоящие из сорока одной голубой бусины.

- Ваш родственник был смелым человеком. Комок подкатил к горлу Софьи. Как и все

остальные, Хашим думал, что Василий погиб.

Чтобы развлечь ее, Хашим сел, скрестив ноги, и принялся бормотать заклинания над ладонями, согнутыми ковшом. Потом он бросил четки, которые раскатились по твердой земле, сгрудившись в маленькие кучки.

- Ну что? спросила Софья властно.

По лицу Хашима можно было понять, что результат произвел на него впечатление. С четками не шутят. Картина получилась ясная и однозначная.

- Вижу серьезную болезнь, - пробормотал он будто нехотя -

- Ты хочешь сказать, что мой кузен жив, но болен? Но где же он? Ради Бога! - Софья трясла карачаевца за рукав.

Хашим был очень измучен, у него все болело, и он был вовсе не расположен к подобным играм, однако, очевидность предсказания заставила его забыть о своих бедах. Хашим понял, что не осмелится поведать все даже такой настойчивой и властной русской женщине. Тем более, что большая часть предсказаний вовсе ее не касалась. Бог так распорядился, что в жизни мужчины есть пять самых главных вещей: продолжительность жизни, его поступки, жилище, путешествия и успехи. Четки дают лишь намек, только намек на эти общую схему. В данном случае схема получилась точной.

Здесь большие страдания. Страдания же еще грядут. Два человека принесены в жертву ради этого дела. Один спасся. Вот, это я, - он указал на одну бусину, откатившуюся от остальных.

Какого дела? Какая жертва? Что за чушь ты городишь! - воскликнула Софья и ударила по бусинам. - Брось их снова.

Хашим улыбнулся, потому что отлично знал, что этот же смысл будет передан в другой форме. Так оно и вышло.

- Этот человек потерян для Вас, госпожа.

- Потерян! Потерян! Ты имеешь в виду, что он не мертв?

То, что было мертво, ожило, и то, что было живо, умерло. Здесь вот крест. Это перекресток дорог. А вот и я. То, что было потеряно, нашлось. Ничего иного не могу Вам сказать.

⇐ Предыдущая 16 17 18 19 20 21 222324 25 Следующая ⇒