КАНДИНАЛЬ 16 страница

Пьери нравилось окружать себя молодыми аристократами. Граф Бакунин был наделен той грациозностью и изящной непринужденностью манер, которым сам он втайне завидовал.

Бакунин поднял свою подзорную трубу. Земля была сплошь покрыта телами убитых и искалеченных людей, силуэты всадников вырисовывались вдали.

- О, да он почти у нас в кармане! - воскликнул Бакунин, будто наблюдал охоту на зверя. Пьери умиляло это ребяческое невежество своего подчиненного. Лишь он, опытный Пьери, мог читать поле боя, как книгу, и он знал, что шейха Мансура захватить будет отнюдь не просто. А необстрелянный воробей вроде этого самоуверенного графа не способен осознать масштабы этой резни. Ничего, он скоро постигнет эту науку...

Какой-то рядовой казак подбежал к ним, энергично отсалютовал, хотя на голове у него отсутствовала шапка и рукав кафтана был порван:

- Ваше превосходительство, прибыл от майора Кузнецова из Каргинска. Мы подверглись нападению конного отряда горцев и... майор сказал, что он задержится на несколько часов.

Пьери резко повернулся:

- Что?!

Граф Бакунин нахмурился:

- Говори точнее, солдат. Кто напал? Какими силами?

Посыльный начал сначала:

Большой отряд чеченских всадников атаковал нас, когда мы уже собирались выезжать сюда, к крепости. Они внезапно напали... Много убитых... Мне приказали ехать к Вам и доложить от этом, Ваше превосходительство.

Вас что, взяли в клеши? - в голосе Пьери звучали удивление и гнев. - Вас там окружили?

В ответ на сердитый вопрос полковника прозвучало:

- Не могу знать, Ваше превосходительство. Господин майор сказал лишь, что на закате он будет у северной стены.

Граф Бакунин раздражал Пьери своей бесцеремонностью.

- Кузнецов подождет дотемна, чтобы прикрыть отступление... Обычный маневр, - заключил он уверенным голосом.

Пьери был вне себя от гнева, тщетно пытаясь взять себя в руки:

- К черту -«обычный маневр»-! Он мне нужен здесь сейчас, а не после наступления темноты! Сражение закончится через пару часов, а у меня недостаточно кавалерии, чтобы завершить дело! Нельзя вновь упустить имама... Давай, Бакунин, скачи, и вели моим штабным офицерам садиться в седла. Нужно сделать все возможное.

Получив приказ, граф Бакунин резво сбежал вниз по ступеням и вскочил на коня.

Пьери, ехавший во главе колонны, громко крикнул:

- Передай приказ прекратить артиллерийский огонь через десять минут!

Он вытащил клинок и остановился, ожидая, пока откроют ворота крепости. Выехав наружу, указал саблей на Бакунина, желая, чтобы остальные офицеры услышали его шутку:

- Ставлю на недельное жалование, граф. Сегодня Вам посчастливится вытащить туза!

Красавчик Бакунин, искушенный в карточной игре, поднялся в стременах. Пьери заразил его жаждой победы.

- Именно так, Ваше превосходительство! Десятка или брошу все, уйду в монастырь!

Группа офицеров направилась к краю поля битвы. Лошадь Пьери шла немного впереди, прядая то влево то вправо, яростно грызя удила. В ней боролись разные инстинкты: бежать вперед, преследовать врага, но в то же время запах крови пугал ее.

Графа Бакунина также охватило внезапное смятение, ибо от земли поднимался резкий тяжелый запах - смесь запахов крови, лошадиного навоза, рвоты и пороха.

Тут вдруг Бакунин заметил молодого чеченца ' привлекательной наружности в окружении своих соратников. Он лихо рубил налево и направо

сверкающей на солнце саблей. Бакунину бросилось в глаза, что на шее у этого чеченца трепетал голубой шелковый платок, его черкеска была разодрана шрапнелью. Без сомнения, этот чеченский командир был ранен, но, тем не менее, он то и дело приподнимался в стременах и боевым криком призывал своих воинов вновь идти на смертельный приступ. Бакунин поднял ружье и начал целиться. В этот момент чеченец издал страшный боевой клич, от которого кровь стыла в жилах. Палец графа замер на спусковом крючке. Он прикрыл глаза и попытался заставить себя выстрелить.

Однако он не успел сделать этого по собственной воле. Как раз в этот момент прогремел последний пушечный выстрел, ядро просвистело у Бакунина над самой головой, и он самопроизвольно дернул пальцем. Ружье выстрелило, сильно отдав в плечо. Бакунин не удержался и упал с лошади. Потом поднялся, выругался, нашел свое оружие и вновь забрался в седло.

Чеченец, в которого он стрелял, куда-то исчез. Рядом зияла большая воронка. В ней, Баку нин и нашел его, неподвижного лежащего лицом вниз с неестественно вывернутыми конечностями. Подле лежала его лошадь, из развороченного бока у нее торчали сломанные ребра.

- Буду считать за двоих, - решил Бакунин, лихорадочно пристегивая штык. И порыве необычно сильного возбуждения он помчался вперед, чтобы прикончить еще одного чеченца, который был явно оглушен и ковылял к своей лошади. Бакутщ с размаху всадил в него штык. Тот вскинул руки, вымолвив лишь одно слово «Хамзет!», и рухнув вниз, в воронку, прямо на тело своего, отважного командира.

Граф Бакунин мот быть доволен этой войной. Вскоре он вернется в свое поместье, прихватив оружие и боевые трофеи, развесит их на стенах самого большого зала и будет с красочными подробностями рассказывать гостям об этой дьявольской битве у Кизляра и о падении шейха Мансура.

Откуда знать ему, что, теша свое мелкое тщеславие, он поднял руку на одного из лучших сынов чеченского народа! Останься Хамзет жив, он стал бы славным главой своего рода, серьезным и умным, пылким и мужественным, искренним и справедливым - он никогда не позволил бы убить человека без серьезных оснований. Хамзет верил, что жизнь всякого человека священна, ибо сам Аллах создал его в единстве мысли и дела. Он чувствовал, что высшая сила руководит всем, что делает человек, и это восторгало его. Возможно, Аллах, любя Хамзета призвал его к, себе, чтобы он не страдал, видя великое падение нравов и разрушение устоев, которые вскоре охватят весь Кавказ.

* * * * *

С наступление темноты Мурад с Ахметом проводили взглядом остатки разгромленного казачьего отряда, что стоял под Каргинском. Казаки поспешно ретировались, растворяясь в ночи.

У чеченцев уже не было сил преследовать гяуров. Они уже атаковали их несчетное число раз. После каждой атаки чеченцы разворачивались, описав дугу, и нападали вновь.

Результаты такой тактики были налицо. Все повозки были поломаны, более двух третей живой силы противника оказалось перебито или полностью обезврежено. Было захвачено много оружия и боеприпасов.

Всю ночь отряд Мурада двигался стремительно, чтобы как можно дальше оказаться от Каргинска. Возможно» Мурад с Ахметом опасались, что победоносные русские войска, завершив баталию под Кизляром, начнут преследование, ибо они были уверены в полном разгроме армии имама. Они не говорили этого своим людям, но это было и не нужно. К полуночи лощины кавказских предгорий стали заполняться молчаливыми хмурыми всадниками - это были уцелевшие воины шейха Мансура. Многие из них немало дней потратили на дорогу, чтобы добраться до священного места сбора праведных сил. И вот минул день страшной разгромной битвы... Всю ночь они спешно отходили от Кизляра, были страшно измучены и с мятены духом.

Обычно чеченцы, встречаясь на дороге, громко приветствуют друг друга, теперь же они опускали глаза и поплотнее закутывались и бурки. Под звуки страшного эха жестокой битвы оставшиеся в живых горцы возвращались по домам.

Мурад и Ахмет знали, что поступили правильно. Имам проиграл битву. Везде, где бы они не останавливались, чтобы помочь другим чеченцам, слышали от них одно и то же: «Знаете, ведь он ушел... Мы видели, как ему удалось скрыться. Шейх Мансур вне опасности, хвала Аллаху!»

Ахмету хотелось заткнуть себе уши, чтобы не слышать этого. «Хвала Аллаху!» Последний раз он произнес эти слова, когда узнал, что Цема беременна. Теперь же они воплощали неиссякаемое стремление к сопротивлению, и на душе его была свинцовая тяжесть. К вечеру следующего дня отряд Мурада встретил людей из армии Хамзета, они отдыхали у горного ручья, возвращаясь домой. В жаркие летние дни горные речки особенно полноводны: тают снега и льды, покрывающие вершины. Раненные воины опускали лица в быстрые волны, пытаясь освежиться. Ахмет и Мурад спешились и направились, ведя лошадей под узды, к большому дереву, у которого отдыхал Эльдар, развалившись, словно огромный черный медведь. Вокруг него лежали Куэр, Арсби и Айдемир. Заметив среди подъезжающих мертвенно бледного Лича, который едва не спал, сидя в седле, Куэр вскочил на ноги. Одним движением он стащил мальчишку с лошади и перенес на лужайку с мягкой травой, как раз рядом с Эльдаром.

Эльдар провел рукой по волосам мальчика. У того было осунувшееся лицо, под глазами заплыли глубокие тени, кожа казалась прозрачной... Но он был жив.

Эльдар печально глянул на Мурада и Ахмета:

- Хамзет погиб.

Друзья были ошеломлены.

Эльдар смочил губы водой, чтобы было легче говорить.

- Его подкинуло и разорвало, будто на вулкане, у меня на глазах. Прямое попадание. Немного что осталось для похорон...

И тут произошло невиданное: глаза -Эльдара увлажнились, и слезы покатились по щекам.

Мурад повесил ружье на шею лошади и склонил голову. Он вдруг почувствовал, что не может шевельнутся от усталости, а, может быть, от прилива отчаяния? Подняв глаза, Мурад заметил, что Ахмет удаляется, его верная Кара послушно бредет следом.

- Ты куда?

- Поеду вперед. Мне нужно быть дома до того, как эта страшная весть дойдет до Цемы. Я должен быть рядом.

Мурад порывисто обнял друга:

- Храни тебя Аллах.

Ахмет горько улыбнулся, словно сомневаясь, есть ли вообще в этом мире Бог. Их глаза встретились на секунду, в них было страдание. Два кабардинца, живущие на чужбине в Чечне, горевали о чеченском воине.

Провожая взглядом Ахмета, Мурад услышал голос Эльдара:

- Случилось непоправимое. Нам нужно лучше делать такие дела. Иначе не останется ни одного чеченца, чтобы продолжать борьбу.

Мурад подумал, что это очень возможно. Он лег на землю возле нагретой солнцем скалы и заснул.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Князь Мисостов Сараби был человеком самоуверенным, но предусмотрительным. Оба эти качества ему были очень кстати; он являлся главой одного из процветающих адыгских племен Великой Кабарды, чьи владения охватывали благословенные зеленые долины, лежащие между Тереком к востоку и Кубанью к западу. Сараби очень гордился известностью и славой родных земель. Там текли реки, красота которых воспевалась в легендах - Малка, Баксан и Чегем. Они величаво несли свои воды через изобильные пастбища и плодородные поля от кавказских гор, окружающих богатырь Эльбрус, к самому могучему Тереку. В разгар весны, когда таяли снега на вершинах, в предгорьях появлялось бесчисленное множество ручейков, питающих реки. Это извечное обновление природы неизменно радовало сердце князя, ведь именно земля, напоенная водой, обеспечивала его народу достойную, сытую жизнь.

Между тем, это завидное положение заставляло его быть начеку. На протяжении столетий уже эта земля служит домом для адыгов из Великой Кабарды, но это не означает, что враги при случае не попытаются оспорить их право жить тут. Князь Сараби знал, что кабардинцы пришли сюда с Кубани сотни лет назад и поселились в этих мирных долинах, чтобы заниматься исконным делом - земледелием я животноводством.

Легенды, слышанные им в детстве, рассказывали о свирепых великанах и джинах, населявших горы, образующие природную границу их земель на юге. Однако другие предания повествовали о жестоких битвах с ордами кочевников татаро - монголов, с племенами, населявшими негостеприимные степи, лежащие к северу.

Отец князя считал своим долгом рассказать сыну историю родной земли. Такие воспоминания позволяли ему, кабардинскому князю, как следует знать собственную родословную и впитать традиции своего народа. Однако главным уроком, который хорошо усвоил князь Сараби, было искусство компромисса. Потрясения и катаклизмы той далекой эпохи, когда кочевники и оседлое население долин жили в постоянном страхе, ожидая налетов и грабежей, стали меньше тревожить людей, когда русские князья начали добиваться союза с князьями кабардинскими. Не кто иной как «князь Всея Руси» Иван Васильевич, русский царь Иван IV, прозванный Грозным, в 16 веке женился на кабардинской княжне Марии, дочери Темрюка, и обратил ее в православную веру. На некоторое время наступило благодатное затишье, однако после смерти Ивана Грозного в Москве, кажется, забыли о далеких союзниках. Кабардинцы попали в зависимость от крымских ханов, обложивших их данью, и им пришлось вновь сражаться за свободу…

Постепенно российские властители распространили свое влияние на южные степи. Петр Великий основное внимание уделял Каспию и Азову. Во внешней политике России все отчетливее проступало стремление к покорению Кавказа. Наивысшей точки активности эта политика достигла при Екатерине П. Она подчинила себе Крым, превратив правивших там ханов в своих марионеток. Теперь же она занималась созданием укрепленной «оборонительной линии», защищаю щей южный предел ее владения. Впрочем, было очевидно, что Кубанская армия будет двигаться вперед, сметая все на своем пути... Все, что будет оказывать сопротивление. Однажды адыги попробовали это сделать. В 1779 году. Последствия были ужасны. Их земля стала плоской, как лепешка. Негде было спрятаться, некуда бежать, разве только в горы, но кабардинцы не были горным народом. Как смогли бы они ужиться с воинственными горцами, фанатичными чеченцами? С какой стати чеченцы уступят пришельцам свои земли, когда у тех предостаточно своих? Единственный выход - это компромисс.

Первые уроки дипломатии они получили, столкнувшись с завоевателями: «Если твой сосед могуществен , найди в себе силы и мудрость подружиться с ним или хотя бы наберись терпения для мирного соседства». Князь Сараби хорошо запомнил эти слова, не раз говоренные его отцом.

Таким образом Сараби и кое-кто из других кабардинских князей достигли соглашения с екатерининскими генералами. За право свободного передвижения по их землям русские обязались платить небольшую пошлину, а за кабардинцами оставили право носить оружие и сохранить традиционные формы правления, правда, с незначительными изменениями. Со своей стороны мисосты, как и некоторые другие племена, не совершали нападений на русские обозы. В крайних случаях споры решались обменом заложниками, которых называли аманат.

Для подтверждения своей преданности России они, как и другие кабардинские племена, были обязаны поставлять имперской Кавказской армии определенное количество самых умелых воинов. Некоторых кабардинских князей или их сыновей приглашали учиться в военных заведениях в России, и по окончании они получали соответствующее звание из рук самой императрицы.

До сего дня князь Сараби пытался относиться ко всему этому как к вынужденным мерам, необходимым для выживания. Молодые кабардинцы, попав в русскую армию, немало страдали от грубых и невежественных сержантов. Однако, по иронии судьбы, подобный опыт был скорее полезен самим мисостам. Кабардинцы, отслужившие в российской армии, возвращались домой яростными противниками русских, которых ненавидели. Ни о каком сближении не могло быть и речи. Вместе с тем они понимали, что любое открытое неповиновение или вызов, брошенный России, приведет лишь к разрушению их зажиточных хозяйств, опустошению плодородных земель - ведь они расположены на самой границе с Россией, не имеющей естественной природной защиты. В таких условиях сотрудничество было гораздо выгоднее противостояния. Подобная политика требовала искусства дипломатии, и кабардинским князьям пришлось овладеть им. В результате они прославились как самые большие дипломаты на всем Кавказе.

Им было что терять. Многовековые занятия земледелием превратили . их земли в самые плодородные на всем Кавказе. Там было много воды, хорошая почва, минералы, густые леса, тучные стада. Они жили мирно, имея полный достаток во всем. Однако по мере создания знаменитой российской Линии и они начали ощущать притеснения. Князю Сараби очень не хотелось, чтобы его или другие племена открыто конфликтовали с гяурами, однако это становилось уже неизбежным.

В один из последних дней августа князь Сараби, вождь мисостов, пригласил к себе всех знатных людей, уорков племени. Пока гости собирались в его роскошно убранном доме, хозяин внимательно рассматривал их. Нынешнее лето выдалось не из легких. Русские проходили через их территории гораздо чаще, чем раньше, направляясь к верхнему течению Терека, где лежали земли чеченцев. Кампания по «усмирению» горцев, как любил выражаться фельдмаршал Суворов, грозила перерасти в настоящую войну, которой не видно конца. Никто из кабардинских князей не хотел бы оказаться между воюющими сторонами -русскими и чеченцами. Князь Сараби не был исключением.

Проницательный взор Сараби остановился на группе оживленно беседующих мужчин. Все они были в богатых черкесках, кабардинских сапогах из мягчайшей кожи самой лучшей выделки. Держали они себя очень независимо, гордо, даже высокомерно. Многие из них по традиции перебирали четки, но выходило это у них как-то элегантно-небрежно, как у людей, более привычных к отвлеченным беседам, чем к самоотверженному газавату. Этим они сильно отличались от своих непримиримых воинственных соседей -чеченцев.,

Сараби обвел взглядом доставшиеся ему в наследство ружья, кинжалы, кольчуги, шиты, седла... Все это богатство было любовно развешано по стенам, украшенным персидскими коврами. В комнате витали сладостные ароматы, которые издавали курильницы и разбрызганная повсюду розовая вода. Он был готов отдать все лишь бы его оружие всегда сверкало, а наряд был свежим и благоухающим, не запачканным кровью и не пропахшим конским потом. Впрочем, возможно, не все уорки придерживались такого же мнения.

- Я созвал вас на меджлис по очень важному поводу, - начал князь Сараби. - К нам .поступили сведения о неожиданном союзе, между кабардинским князем и горными чеченцами. Все это может иметь для нас немалое значение. Поэтому я попросил бы вас внимательно выслушать то, о чем сейчас сообщат.

Он сделал знак молодому воину, ожидающему в дверях гостиной, и затем попросил одного из уорков:

- Давай его сюда, Ханаф.

Ханаф сказал что-то своему соплеменнику.

- Это Касай, родственник моей жены с реки Малка, представил юношу Ханаф. - По его словам, человек, которого он видел, является сыном князя Хацца, и что он уже несколько лет живет в горах и воюет на стороне чеченцев.

- Можно ли было определить, сколько кабардинцев было с этим человеком? - спросил один из пожилых уорков.

- Нет, это неизвестно, - ответил Ханаф. -Касай был с ним очень недолго.

Князь Сараби казался заинтересованным.

- Расскажи-ка нам, юный Касай, поточнее, как все это произошло. Ты был один, когда встретил того человека?

Касай внимательно слушал вопрос, пытаясь казаться бодрым, однако было заметно, что синяки и раны, полученные им в схватке с Мурадом, еще доставляют ему много неприятностей, а боль в ребрах дает себя знать при каждом резком движении. Это был симпатичный молоденький парнишка, невысокий, но ладно сложенный.

Да, мой князь. Мы столкнулись на поле боя, точнее в Каргинском лесу. Он сбил меня с лошади и мы дрались врукопашную. Когда он меня ранил, я, кажется... э-э-э... громко выругался по- адыгски... Он тут же отпрянул и начал разговаривать со мной.

«Громко выругался».,. Хм! князь представил себе, какой поток непотребств выдал этот юнец в ту минуту. - Да, мы, мисосты, умеем высказаться как следует.

Присутствующие сдержано рассмеялись.

Продолжай, - сказал князь Сараби, чтобы восстановить тишину.

Я сказал ему, что я кабардинец - мисост и что мы состоим на службе в Кавказской армии. Он назвал свое имя: Хапца Мурад. Он сказал, что он сын князя и живет с чеченцами.

- Он точно воевал на стороне чеченцев? -спросил другой уорк.

Да, конечно. Мы видели, как подошел большой отряд и они участвовали в сражении. Позже я узнал от товарищей, что в тот день именно они спасли шейха Мансура от плена.

Но ты не знаешь, были ли все в этом отряде также кабардинцами?

Нет... Я не знаю этого.

Уорки переглянулись между собой, обдумывая услышанное, однако все промолчали. Вновь заговорил князь:

- Что еще можешь вспомнить? Он не сказал, почему воюет на стороне горцев?

Перед тем, как ответить, Касай усиленно напряг память.

- Да... Он выразился непонятно. Он сказал, что находится там по тем же дурацким причинам, что и я... Но не растолковал, что это за причины.

Князь Сараби немного помолчал, размышляя над этими словами:

- Еще что?

- Больше ничего, князь. Он помог мне сесть на лошадь и отправил к нашим позициям.

Князь мягко улыбнулся, глядя на Касал. Он заметил, как уорк Ханаф с облегчением перевел дух, выслушав этот рассказ еще раз. Его губы слегка двигались: он шептал благодарственную молитву Аллаху, радуясь, что родственник его жены попал в руки благородного и разумного человека, Хапцы Мурада, а не ослепленного яростью чеченца.

- Спасибо, парень. Иди с миром, - сказал князь.

Касай поклонился и вышел из помещения. Тот пожилой уорк, что говорил первым, выразил, кажется, общее мнение:

- Такой Намис, такое поведение в разгар битвы, заслуживает самых высоких похвал в адрес Хапца. Я хорошо знаю его отца, его воспитание пошло впрок сыну. - Старик остановился, чтобы прочистить горло. Остальные уорки внимательно слушали. - Мне кажется, я знаю ответ на тот вопрос, что ты ставишь перед нами, мой князь. Этот Хапца Мурад несколько лет назад покинул Терек. Разное говорили про него, предполагали даже, что он погиб. Но я почему-то уверен, что, живя в горах, Мурад ни от кого не зависит. Если бы он действовал по указке чеченцев, мы бы услышали об этом раньше. Все же он кабардинский князь, и все, что он делает, так или иначе сказывается на всех нас.

Старик замолчал. Все выжидательно смотрели на князя. После некоторой паузы он заговорил, обращаясь к уорку Хаиафу.

- Думаю, было бы неплохо, если бы вы с этим парнем отправились на Терек, к отцу этого Мурада. Возьмите с собой подарки в знак нашей признательности за то, что его сын вел себя в бою, как настоя!пий адыг. Мне кажется, Мурад живет там вполне самостоятельно. Если это действительно так, то старый князь будет очень рад услышать такую весть. Ведь это не пустяк -вернуть отцу потерянного сына. Я уверен, что после этого они тут же пошлют людей, чтобы вернуть Мурада домой.

Князь сделал паузу, желая выслушать других, однако те молчали.

- Если же дело обстоит не так, как мы думаем, придется собрать Совет князей и серьезно обсудить опасное развитие событий. Это касается других кабардинских князей этих мест. Надеюсь, вы получите ответ на этот вопрос.

Ханаф поднялся и поклонился учтиво:

- Сделаю это с большим удовольствием. Сейчас же начну готовиться в путь.

Все единодушно поддержали князя Сараби. Уорки уважали его за то, что до сих пор ему удавалось удачно лавировать в общении с русскими и уберегать своих людей от разорения. Возможно, в голове князя зрел уже хитроумный план, и они были уверены в его успехе.

* * * * *

Ахмет очень волновался за Цему. Известие о смерти брата стало самой большой трагедией ее жизни. Положение осложнилось еще и тем, что невозможно было доставить домой его тело и похоронить по обряду. Тела других были вывезены, но Хамзет лежал слишком близко к стенам крепости.

Ночью Цема плакала на груди у Ахмета.

- Постарайся взять себя в руки, - шептал он ей. - Постарайся ради ребенка. Хамзет был бы рад видеть его здоровеньким.

- Что толку, если он вырастет т и его убьют?! Ахмет крепко обнял ее. Такие мысли были ей

несвойственны. Он, конечно, ожидал, что горе будет велико, но все же надеялся, что Цема сможет обрести душевное равновесие, оправившись после первого удара. .

Однако беспокойство не оставляло его. После сражения под Кизляром Цема решила, что ей лучше оставаться пока в доме отца, в своей деревне, хотя их собственная усадьба была более безопасным местом на случай вылазки русских. В деревне было очень много раненых, изувеченных под Кизляром, и это создавало особое напряжение. В течение недель повсеместно были слышны громкие стоны мужчин, страдающих от сильной боли при перемене повязок или мечущихся в бреду, когда дело уже совсем плохо и тело начинает гнить заживо. Некоторые стонали во сне, заново переживая ужасы недавнего сражения.

Наступили трудные времена. Стоял конец сентября, пора было убирать, урожай и нередко женщинам приходилось орать на себя мужскую работу в поле. Многие из них плакали, убирая хлеба или погоняя лошадей, вращающих молотилку. Женщины закрывали лицо руками и рыдали, когда на глаза им попадалось что-то из домашнего обихода, к чему недавно прикасались руки их погибших любимых мужей и братьев; починенный заборчик, ловко сплетенная веревка или любовно вырезанная детская колыбелька.

Пожилые женщины, неспособные уже работать в поле, выхаживали раненых. Казалось, тревога была разлита в самом воздухе.

Мулла сидел возле Цемы, которая заботливо ухаживала за Ати, тем самым говорящим по русский разведчиком, который вернулся в деревню несколькими днями позже остальных, пылая в лихорадке. Сознание едва теплилось в нем. У него в спине засел заряд крупной картечи. У Ати не было ни жены, ни родственницы, которая могла бы ухаживать за ним. Он всегда был одинок. Домой он вернулся только благодаря лошади, которая инстинктивно нашла дорогу назад.

- Никакого улучшения? - спросил мулла дочь.

Ати пребывал в глубоком забытьи, его дыхание было медленным и трудным. Цема постоянно меняла мокрую тряпку у него на лбу, чтобы уменьшить жар.

Он еще повоюет... Если это ты имел в виду, отец.

Мулла поджал губы, чтобы сдержаться от резких фраз.

- Цема, такова воля Аллаха.

Цема повернула к нему бледное, измученное от бессонных ночей лицо.

- Неужели, отец? А, может быть, твоя воля? Хамзет был мечтателем. Он стал воином ради тебя, а не ради Аллаха. Аллаху он возносил молитвы. Во имя Аллаха он был счастливейшим человеком в деревне и любил всех нас.

Мулла наклонил голову и вышел. Что толку объяснять женщине значение слова «джихад», самопожертвование, если даже эта женщина -собственная дочь? Что женщина может знать о страданиях мужчины? Однако на сердце у муллы лежала тяжесть. Он бесцельно шел через площадь пытаясь побороть боль от огромной утраты, бередившую душу. Ему становилось страшно, когда он на секунду допускал, что в ее словах была правда.

Придя за Цемой, Ахмет нашел муллу погруженным в размышления. Он постучал, прося разрешения войти.

Позвольте, мулла?

Говори, сын мой.

- Цема хочет и дальше ухаживать за ранеными, но я не думаю, что ей следует сейчас этим заниматься. Она слаба, а это еще больше угнетает ее. Боюсь, как бы она не заболела. Нам нужно подумать о ребенке...

Мулла помолчал. Некоторые из человеческих чувств были ему непонятны. Например, это. Наконец, он заговорил.

Ценю твое беспокойство Ахмет. Согласен с тобой. Я поговорю с Ханифой и потом мы вернемся к этому.

И еще... - Ахмет понизил голос. - Что делать с этим русским?

Васильчиков в это время ждал за дверью. Было ясно, что он не собирается бежать, однако ведь и мен но Ахмету было поручено обеспечить его безопасность, а за нее он сейчас не мог поручиться. При виде его чеченцы могли вспыхнуть яростью и отыграться на нем, мстя за смерть брата или другого родственника.

Князь Василий хорошо понимал, что в тот день может решиться его судьба. В деревню с Ахметом он приехал с чувством сильного беспокойства, гадая, что может произойти дальше. Он не знал о бойне под Кизляром, однако догадывался, что горцы потерпели сокрушительное поражение. Некоторые мужчины из поселения, где жил Ахмет, не вернулись домой.

За те недели, что князь Василий провел в плену, он сумел выработать в себе какое-то странное хладнокровие и внутренний покой. Конечно, это не была мудрость божественного откровения, о котором Он мог только мечтать, а нечего более земное и обыденное. Мысленно он отдал себя в руки судьбы и постепенно обрел удивительную ясность ума и трезвость мысли. Привычные вещи обретали новый смысл, и он чувствовал, что сама эта безыскусная жизнь пьянит его, как крепкое вино.

Каждый его день начинался с ароматов свежего горного воздуха. Князь вставал и смотрел в окно, чтобы узнать, какая погода на дворе: то ли тепло, то ли ночью ударили заморозки. Восход солнца - всегда событие. Гигант лениво встает над горами, заливая их чернеющие отроги потоками света, и человек сразу чувствует, как он мал и слаб под этими вечными бездонными небесами. После этого князь Василий обувался и накидывал бурку, слушая как слуги монотонно, нараспев читают утреннюю молитву. В эти минуты он чувствовал себя неловко, ибо не мог присоединиться к ним.

Здесь он лопал в положение, когда любой шаг, любое действие казались наполненными философским смыслом. Но это не были отвлеченные заумные понятия из трактатов по философии, ботанике или анатомии. Он сам, своим телом, нервами, мозгом испытывал высокое напряжение жажды жизни, страха и надежды.

Физически он окреп, и работа в конюшне не казалась ему уже такой тяжелой. Импровизированные уроки чеченского языка продолжались, но требовали немалого напряжения: это был дьявольски сложный язык, и перед Василием встала нелегкая лингвистическая задача -разобраться в том хаосе звуков, который извергали его соседи по бараку. Кроме того, у него было два прекрасных собеседника - Ахмет и Мурад. Первый - человек прямой и понятный, второй -более гибкий и сложный. Мурад был примерно одного с ним возраста, явно благородного происхождения, весьма -умный, но уж очень скрытный. Ахмет был упрямый, но честный. Оба они без памяти любили свои семьи, что поражало Васильчикова. Зачастую мужчины затевали беседы, произнося какие-то другие, непонятные слова. Князь Василий догадывался, что они другого клана или племени, чем остальное население поселка, но не мог еще определить их происхождения.

⇐ Предыдущая 16 17 18 19 202122 23 24 25 Следующая ⇒