Ликторы приносят Бруту тела его сыновей», 1789 год

Техника

«Клятва Горациев» исполнена в стиле неоклассицизма, и Давид использовал в ней множество приёмов, характерных для этого стиля.

Фон картины оттенён, в то время как фигуры на переднем плане выделены, чтобы показать их значимость
Тусклые цвета используются, чтобы показать, что изображаемая история важнее самой картины
Ясная и чёткая композиция указывает на символизм числа «три» и треугольника
Предпочтение отдаётся чётким деталям взамен лёгких мазков, характерных для рококо
Яркие эмоции проявляют только женщины, тогда как мужчины выполняют свой долг
Героическая тематика всего сюжета картины

«Ликторы приносят Бруту тела его сыновей», 1789 год

Луций Юний Брут – согласно древнеримскому преданию, патриций, возглавивший в 509 г. до н. э. восстание римлян против этрусского правителя Тарквиния Гордого и основавший в Риме республиканский строй. Брут приговорил к смерти двоих своих сыновей за участие в монархическом заговоре. В густой тени колоннады с суровым и беспристрастным видом сидит Брут. Ликторы (служители, сопровождавшие и охранявшие высших должностных лиц государства) несут на носилках тела сыновей Брута. В правой части картины женщины бурно оплакивают казнённых сыновей и братьев. Картина, выставленная в Салоне 1789 г. вскоре после штурма Бастилии, снискала Давиду славу живописца, «чей гений предвосхитил революцию».

«Смерть Марата», 1793 год

Картина повествует о судьбе Жана Поля Марата, журналиста радикальной газеты «Друг народа», лидера якобинцев. Марат был одним из наиболее ярых сторонников якобинского террора. Это он во всеуслышание заявил: «Не будет свободы, не будет безопасности, не будет мира, не будет покоя для французов, не будет надежды на освобождение для других народов, пока не будет срублена голова тирана». И это он изо дня в день повторял в своей знаменитой газете.

Роялисты и буржуазия, вошедшие в сговор с контрреволюционерами, не знали более ненавистного имени, тем более что Марата нельзя было ни устрашить, ни подкупить. У Марата была тяжелая форма кожной болезни, но, даже будучи больным, он продолжал выпускать газету.

Все отмечали его доброту и отзывчивость к простым людям, он, несмотря на болезнь, охотно принимал у себя дома тех, кто обращался к нему за помощью. Именно этой его доверчивостью и воспользовались враги Марата.

13 июля 1793 года он был заколот ножом в своей квартире дворянкой роялисткой Шарлоттой Корде.

13 июля 1793 года незваная гостья была настойчива, и когда ее не пустили к Марату (он чувствовал себя в этот день особенно плохо), она вернулась во второй раз – уже к вечеру. Привратнице она сказала, что ей необходимо повидать Марата, так как она пришла по важному и срочному делу.

Но привратница все равно не хотела ее пускать, а незнакомка настаивала. Шум спорящих женских голосов услышал Марат, который был в ванной комнате. Он нередко целые часы проводил в ванне, даже работал в ней, потому что вода несколько смягчала его боль.

Марат приказал впустить посетительницу. Так к нему вошла Шарлотта Корде.

А через несколько минут раздался крик: «Ко мне, дорогая!». Когда жена Симона бросилась к нему, ее чуть не сбила с ног стремительно бросившаяся к входной двери убийца. Убежать ей не удалось, но Марат был уже мертв: Шарлотта Корде вонзила нож в его беззащитное тело.

Едва разнеслась весть об убийстве революционного идеолога Марата, Давид бросился на улицу Кордельеров, где жил Марат, чтобы запечатлеть черты погибшего. На следующий день в Конвенте гражданин Гиро, глава делегации от народа, заявил: «Наш взор еще ищет его среди Вас, депутаты. А он уже мертв и покоится на смертном одре. - И, обращаясь к Давиду, воскликнул: - Где твои кисти, Давид? Ты должен написать еще одну картину. Ты знаешь какую, Давид!»

«Я готов», - ответил художник.

К художнику обратились с просьбой не только написать памятный портрет знаменитого журналиста, но и организовать церемонию его похорон. И Давид принял оба предложения.

Давид хорошо знал Марата, дружил с ним, восхищался его полемическими статьями. Когда в апреле 1793 года жирондисты хотели арестовать Марата в зале Конвента, Давид бросился на его защиту. Накануне смерти Марат принял Давида и еще нескольких членов Конвента в той самой ванной комнате, в которой впоследствии был убит...

Будучи в то время пылким революционером, Давид видел в Марате современного героя-мученика и постарался подчеркнуть это как на портрете, так и в оформлении прощальной церемонии. На похоронах тело Марата было обернуто в белые простыни, как оборачивали тела погибших римских воинов. Хотя художник сохранил портретное сходство, в целом идеализированный Давидом образ можно считать собирательным, олицетворяющим преданность идее и жертвенность.

Картина поглощала теперь все время Давида, свободное от дел. Он действительно работал над ней и ночью, при свечах, а, засыпая, видел ее во сне. Замечательная картина была создана всего за три месяца, потому что все способствовало созданию подлинного произведения искусства – и личная дружба, и драматическая сила события, и художественное мастерство живописца.

В прежних картинах Давида было еще много условностей, которые мешали видеть главное. Теперь следовало забыть все внешнее и показное, найти линии и краски, единственно достойные происшедшей трагедии. Надо было отлить гнев и горе в такие формы, которые и много веков спустя сохранят величие дел Марата и печаль, принесенную его смертью.

Особенностью этого шедевра является то, что Давид избавил изображенный на полотне образ от второстепенных мелочей, поэтому каждая сохраненная здесь деталь имеет большое значение. Все предметы – деревянный ящик, письма и письменные принадлежности – хорошо видны и требуют внимательного рассмотрения.

Сам Давид считал портрет низшим жанром живописи, но в этом портрете он обратился к проблеме вождя и героя, и потому из-под его кисти вышло историческое полотно. Художник изобразил Марата среди предметов, бывших свидетелями его смерти.

Марату заменял конторку убогий деревянный ящик, грубо сколоченный из старых досок, он как нельзя лучше говорит о спартанском образе жизни героя. А лежащая под его запястьем стопа чистой бумаги свидетельствует о том, что он не успел довести до конца начатое дело.

На полотне художник изображает героя, абсолютно следуя реальным обстоятельствам убийства. Марат сидит в ванне так же, как за два дня до смерти, когда Давид навещал его. Поэтому, глядя на картину, создается ощущение, что убийство только что совершилось, и художник, став его свидетелем, спешит призвать в свидетели и зрителей. Он отказывается от каких бы то ни было аллегорических атрибутов и не стремится скрыть убожество окружающей обстановки, скорее наоборот, подчеркивает скромный быт больного человека, которого смерть застигла в такой неожиданный момент.

Сцена освещена ярким, почти театральным светом, дающим резкие тени, отчего верхний, лежащий на ящике лист бумаги кажется выступающим за рамки картины. На этом листе Марат написал свои последние строки, и мы можем прочитать их: «Вы должны отдать этот ассигнат матери пятерых детей, чей отец погиб в борьбе за свободу». Сам ассигнат – чек на получение денежной суммы – лежит сверху незаконченной записки.

В руке Марат держит письмо Шарлотты Корде, запятнанное кровью. В руке Марата зажат листок с текстом: «13 июля 1793, Мари Анна Шарлотта Корде – гражданину Марату. Я несчастна, а потому имею право на вашу защиту». На самом деле Марат не успел получить эту записку – Корде убила его раньше. На полу валяется окровавленный нож.

Тело Марата резко выделяется на темном фоне. Тюрбан, которым Марат прикрывал голову из-за хронического заболевания кожи, придает ему сходство с античным героем. Рука Марата безжизненно упала на пол, привлекая взгляд зрителя к перу – главному оружию революционного журналиста. На деревянном ящике, стоящем рядом с ванной, напоминающей надгробие, художник вывел: «Марату – Давид». «Смерть Марата» названа вершиной творчества Давида. Никогда больше художник не создавал ничего равного этому полотну.

Безупречная по композиции, картина написана легкими прозрачными мазками, совершенно не похожими на заглаженную фактуру исторических полотен Давида.
Всю мощь этого полотна можно оценить, просто стоя перед ним, хотя эта смелая простая композиция производит большое впечатление даже в репродукции. Давид создал здесь на редкость убедительный образ, своей работой художник стремился уверить зрителя в том, что тот действительно видит перед собой не только героя, но истинного мученика Великой французской революции.

Давид начал работать над своей картиной, по сути, через несколько часов после смерти Марата – она потрясла его. При тусклом освещении свечи, склонившись над трупом, художник набрасывал характерные черты революционера – широкоскулое лицо с полузакрытыми глазами и перекошенным от боли ртом.

Через три месяца и торжественно вручил ее Конвенту со словами: «Народ снова призвал своего верного друга... Давид, схвати свои кисти, отомсти за нашего Марата... Я услышал голос народа, я выполнил его волю».

Итальянский искусствовед Л. Вентури отмечал, например: «В картине все заострено до крайности: желтый цвет скамеечки, зеленый – одеяла, белый – простынь и бумаги, трупный оттенок кожи. Все здесь безжалостно точно, вплоть до глубокого черного фона, который действует на зрителя просто устрашающе...».

Да, Давид действительно был документально точен, поэтому на его картине все изображено, как было. Поэтому знатоки искусства, тонкие ценители, да и скептики, которых было немало в Конвенте, просто не нашли что сказать. Эта смерть, во всей своей ужасающей простоте, была уже за гранью искусства. Депутаты молча смотрели на холст, который неожиданно оказался простым и холодным, но они были восхищены: никто еще не видел такого Марата – мертвого и одновременно живого. Не случайно французский поэт Шарль Бодлер писал впоследствии: "Перед нами драма во всем ее ужасе. Благодаря необычайной силе передачи, превратившей это произведение в шедевр Давида, в одно из чудес современного искусства, в нем нет ничего тривиального, низменного. В этой картине есть одновременно и что-то нежное, и что-то хватающее за душу. В холодном воздухе этой комнаты, на этих холодных стенах, вокруг этой холодной и зловещей ванны чувствуется веяние души».

Картина Давида настолько полно выражала всеобщие чувства, что Конвент вынес особое постановление о воспроизведении этого произведения в гравюре, отчего оно стало еще более известным.

⇐ Предыдущая 1 2 345 Следующая ⇒