ДОМИНИОН ФЕЗЗАН

АДРИАН РУБИНСКИЙ – 5-й правитель Феззана. Прозвище – «Чёрный Лис».

НИКОЛАС БОЛТЕК – Бывший помощник Рубинского. Представитель Феззана в Империи.

АЛЬФРЕД ФОН ЛАНСБЕРГ – Граф, бежавший на Феззан.

ЛЕОПОЛЬД ШУМАХЕР – Бывший капитан имперского флота. Бежал на Феззан.

БОРИС КОНЕВ – Независимый торговец. Капитан торгового корабля «Берёзка». Работает в представительстве Феззана на Хайнессене.

МАРИНЕСКУ – Помощник Конева. Административный работник на «Берёзке».

ДЕГСБИ – Епископ, отправленный с Земли, чтобы присматривать за Рубинским.

ВЕЛИКИЙ ЕПИСКОП – Правитель, скрывающийся в тени Рубинского.

РУПЕРТ КЕССЕЛЬРИНГ – Помощник и сын Рубинского. Погиб.

Глава 1. Холода наступают

В первые мгновения 799-го года Космической эры, 490-го по имперскому календарю, герцог Райнхард фон Лоэнграмм смотрел на бесчисленные созвездия, танцующие безумный танец на фоне неба цвета индиго. Льдисто-голубые глазаюного завоевателя, которому в новом году исполнялось двадцать три года, посылали к ним ледяные стрелы сквозь стеклянный потолок в безмолвном заявлении: «Все эти далекие звезды существуют только для того, чтобы я мог их покорить». Райнхард взмахнул роскошными золотыми волосами, стоя спиной к командирам имперского флота в своём большом приёмном зале. Звон колокола, раздавшийся через настенные динамики, возвестил о завершении старого года. Райнхард повернулся и, подойдя к столу, поднял хрустальный бокал с шампанским. Все присутствующие так же подняли свои, наполнив комнату волнами отражённого света.

– Прозит!

– Прозит! За новый год!

Всё новые тосты раздавались без остановок.

– Прозит! Союзу Свободных Планет пришёл конец! – один из гостей высоко поднял бокал, пристально глядя на Райнхарда. Всё в нём буквально кричало о гордости и высокомерии. Райнхард сверкнул в ответ изящной улыбкой и снова поднял бокал под крики и аплодисменты, отчего щёки говорившего покраснели.

Голос, о котором шла речь, принадлежал вице-адмиралу Исааку Фернанду фон Турнейзену. Он был одним из самых молодых командующий среди людей Райнхарда, того же возраста, что и его господин. В школе он, как и староста его класса, Райнхард, находился на доске почёта, а позже сделал себе имя в Военной академии, но бросил учёбу, отправившись на фронт, где завоевал медали и за командование в бою, и за тактические умения. В отличие от других однокурсников Райнхарда, телом и душой поддерживавших Липпштадтскую Коалицию, он продемонстрировал рассудительность и честность, присоединившись к Райнхарду и под руководством ныне покойного Карла-Густава Кемпфа добившись немалых успехов. После окончания войны он ушёл от Кемпфа, чтобы служить непосредственно Райнхарду, тем самым избежав участи своего прежнего командира, погибшего от рук Яна Вэнли. Этого оказалось достаточно, чтобы убедить окружающих и самого Турнейзена в том, что его бережёт ангел-хранитель. Стремясь оправдать славу избранного, он преуспевал во всём. В бою или где-либо ещё, Исаак Фернанд фон Турнейзен стремился быть самой яркой звездой.

Такое рвение ни в коем случае не было неприятно Райнхарду, но оно вновь напоминало ему о человеке, никогда не выставлявшем напоказ свои огромные способности и великие достижения, человеке, который теперь был мёртв. Зигфрид Кирхайс, его рыжеволосый друг, спасший жизнь Райнхарда ценой своей, никогда бы не потерпел такой заносчивости. Хотя Райнхард знал, что сравнивать этих двоих не имеет смысла, он всё же неосознанно делал именно это.

Больше чем великолепием этого пышного праздника, Райнхард гордился тем, что все были одеты в военную форму, готовые отправиться в любой момент. И некоторые и в самом деле отправятся на поле боя сразу после завершения празднования. В частности, Вольфганг Миттермайер, возглавляющий авангард имперских сил, и командующий второй волны Нейхардт Мюллер.

Мюллеру, самому молодому из адмиралов имперского флота, в этом году исполнялось двадцать девять. Лишь слегка опущенное левое плечо было заметно окружающим из всего множества ран, полученных им за необычайно долгую для такого возраста военную карьеру. В противном случае казалось бы, что он каждой своей чёрточкой демонстрирует пример кроткого штабного офицера, страстно придерживающегося идеалов осторожного наступления и крепкой обороны.

Следом за ним по возрасту шли Миттермайер, известный под прозвищем Ураганный Волк, и адмирал флота Оскар фон Ройенталь, в настоящий момент выполнявший поставленную перед ним задачу по захвату крепости Изерлон. Вместе эти двое составляли знаменитую «Двойную звезду» имперского флота. Миттермайер был на восемь лет старше Райнхарда и на два года старше Мюллера – по меркам общества, совсем ещё новичок в жизни. Впрочем, это нисколько не помешало ему сказать как человеку, умудрённому опытом:

– Приятно видеть такой энтузиазм в молодом поколении.

Невысокий, но стройный словно гимнаст, Миттермайер был самым титулованным из собравшихся адмиралов. Тем не менее, для него бравада молодых командиров демонстрировала также и их незрелость.

– Я тоже молод, но такого уровня энергии у меня нет.

В голосе Мюллера прозвучал несколько неуместный цинизм. Для молодых солдат нетерпеливость была нормой. Самые амбициозные люди предпочитали перемены стабильности и смутные времена миру, зная, что это ускорит их восхождение к вершине. Живая иллюстрация этого явления стояла перед глазами Миттермайера и Мюллера.

Теперь, когда господство Райнхарда фон Лоэнграмма было близко к тому, чтобы стать всеобъемлющим, шансы на продвижение для его подчинённых быстро уменьшались. Во всяком случае, в их ограниченном восприятии, стеснённом притязаниями, всё выглядило так, будто дверь, ведущая к славе, вот-вот захлопнется перед их носом. Но даже когда коллеги и наставники соперничали друг с другом, они оставались товарищами в жизни и смерти. Поэтому Мюллер, ещё не достигший славы Миттермайера и Ройенталя, откровенно говорил о своих желаниях.

– Как бы то ни было, я готов поспорить, что командование всеми силами Союза возьмёт в свои руки лично их главнокомандующий.

– Ты имеешь в виду адмирала Александра Бьюкока?

– Да. Это настоящий ветеран. Даже если сложить наши военные карьеры, а также Ройенталя и Биттенфельда, мы лишь слегка приблизимся к тому, чего достиг этот старик. Он ходячий военный музей, – отдал должное противнику Миттермайер.

С тех пор, как Мюллер познакомился со старшим товарищем, он сознательно пытался подражать его достоинствам, однако понимал, что никогда не достигнет выразительного мастерства Миттермайера.

– Кажется, у вас тут оживлённая беседа?

Адмиралы повернулись на голос и поклонились своему молодому командиру, подошедшему к ним с бокалом в руке.

Обменявшись несколькими вежливыми фразами, Райнхард обратился к Ураганному Волку:

– Знаю, вы превосходный тактик, но всё же спрошу. Будучи загнан в угол, Союз обязательно ответит, и мне хотелось бы знать, как вы собираетесь этому противостоять.

Пустой бокал отбросил преломленную радугу света на лицо молодого главнокомандующего.

– Если бы у Союза было достаточно огневой мощи, а также резервов, чтобы не обращать внимания на потери, можно было бы с уверенностью предположить, что они блокируют выход из Феззанского коридора. У нас не было бы выбора, кроме как вступить с ними в бой, что стоило бы больших потерь и, прежде всего, времени. В этом случае мы оказались бы в очень невыгодном положении, в том числе и потому, что Феззану как тыловой базе в долгосрочной перспективе доверять не стоит.

Анализ Миттермайера был точным, а изложение ясным. Собравшиеся вокруг офицеры согласно кивали.

– Но в данный момент их силы слишком немногочисленны, чтобы осуществить такой манёвр. Они не могут позволить себе проиграть, ведь в таком случае их столица останется беззащитна, а первая же битва станет последней. Они будут вынуждены сдаться.

Миттермайер перевёл дух и продолжил:

– Поскольку они не могут выдержать прямого столкновения, то, с большой долей вероятности, постараются затянуть нас вглубь своей территории. Когда наши силы окажутся растянуты до предела, они перережут пути снабжения и блокируют коммуникации, после чего изолируют наши флоты и уничтожат их один за другим. Иными словами, повторят нашу тактику в битве при Амритсаре три года назад. Если мы из соображений тщеславия растянем свои боевые порядки, то поступим именно так, как от нас ждут. Но при этом у нас есть один шанс на победу.

Миттермайер остановился и посмотрел на Райнхарда. Улыбка молодого герцога представляла собой изысканное сочетание проницательности и изящества, служа знаком признания способностей его подчиненного.

– «Двуглавая змея», верно?

– Именно.

Миттермайер вновь выразил восхищение проницательностью своего господина.

Взгляд голубых глаз Райнхарда переместился в сторону.

– А что скажете вы, адмирал Мюллер?

Самый молодой адмирал имперского флота коротко поклонился.

– Я придерживаюсь того же мнения, что и адмирал Миттермайер. Только не уверен, что Союз сможет исполнить свою роль, сохранив порядок в своих рядах.

– Что ж, всегда будут недалёкие люди, которые посчитают трусостью не вступить в бой при виде врага, – заметил Райнхард, насмешливо улыбнувшись воображаемому противнику.

– Это даст нам преимущество. В беспорядочной битве на истощение победа наверняка достанется нам.

– Но где в этом веселье? – пробормотал Райнхард.

Из уст кого-то другого подобное высказывание могло показаться высокомерным. Но как гений, однажды победивший вдвое превосходящего по силам врага в системе Астарта, а также добившийся беспрецедентного достижения, разгромив гигантский флот Союза, в котором было около тридцати миллионов солдат, он имел право на такое отношение. Единственное, что Райнхард ненавидел больше, чем неумелых союзников – это неумелые противники.

– Остаётся лишь надеяться, что враги будут действовать, не теряя рассудка.

Сказав это, Райнхард попрощался с Миттермайером и Мюллером и отошёл в сторону, чтобы присоединиться к ещё одной дружеской беседе.

Личный секретарь Райнхарда, Хильдегарде фон Мариендорф, отрезвляла себя после выпитого вина охлаждённым яблочным соком. Вице-адмирал Турнейзен поставил пустой бокал и, пребывая в хорошем настроении, заговорил с графиней, известной своей красотой и изобретательностью.

– Историки будущего наверняка позавидуют вам, фройляйн. Разве не всем хотелось бы присоединиться к вечеринке и стать свидетелем творения истории?

Вице-адмирал Турнейзен, чьё юное лицо было наполнено тщеславием, посмотрел на Хильду в поисках одобрения. Девушка ответила утвердительно, хотя в мыслях она могла лишь пожать плечами. Она никогда не считала Турнейзена неумелым командующим, но не могла подавить опасений и кривой улыбки по поводу его фанатичного обожания Райнхарда. Безусловно, Райнхард был гением, но гении не всегда являются лучшими объектами для подражания. Во всяком случае, по её мнению, ему лучше было бы стремиться к надёжности и упорству Мюллера или Валена, но Турнейзен был слишком ослеплён несравненным сиянием Райнхарда, чтобы замечать кого-то ещё.

Спустя два часа после наступления нового года, адмирал флота Миттермайер отставил свой бокал и уверенным шагом направился к Райнхарду.

– Что ж, ваше превосходительство, я отправляюсь, – сказал он, поклонившись.

– Молюсь за вашу удачу на поле боя. Надеюсь встретиться с вами на планете Хайнессен.

Ураганный волк ответил на бесстрашную улыбку Райнхарда собственной и, ещё раз поклонившись, пошёл к выходу из зала; серебряные позументы на чёрной военной форме сияли в свете люстр. Байерляйн, Бьюро, Дройзен и Зинцер последовали за своим храбрым и благородным командиром, в свою очередь покинув зал. Затем Нейхардт Мюллер также, поклонившись, вышел вместе со своими людьми.

Когда треть присутствовавших вышла, разговоры утихли, напоминая теперь шелест ветра в кронах деревьев. Обойдя зал и поговорив с наиболее значимыми фигурами в командовании его флота, Райнхард, скрестив ноги, сел в дальнем углу.

На мгновение по равнине его сердца прокатился порыв эмоций. Несмотря на то, что он был воодушевлён перспективой эпической битвы, эта перспектива вдруг начала распадаться, и ему стало не по себе. Он не мог ни объяснить, ни заставить других понять обуявших его чувств.

«Когда я захвачу Феззан и завоюю Союз Свободных Планет, став правителем всей Вселенной, – думал он. – Как я смогу жить дальше, не имея врагов?»

Когда Райнхард родился, пламя войны между Империей и Союзом бушевало уже 130 лет или 1140000 часов. Райнхард не знал в жизни ничего кроме войны. Для него мир был лишь тонким ломтиком ветчины, зажатым между двумя толстыми кусками хлеба войны. Но когда он убьёт всех своих врагов и объединит Вселенную, дав начало новой династии, у него не останется противников, против которых он мог бы использовать свой ум и отвагу.

Этот златовласый юноша с первого дня живший ради того, чтобы сражаться, побеждать и завоёвывать, должен был приготовиться к тому, чтобы взвалить на себя бремя мира и тоски. И тогда…

Райнхард криво улыбнулся. Он забегал вперёд. Победа ещё не была у него в руках. Может, это по нему будут играть печальную элегию? Сколько амбициозных людей выигрывали одну битву за другой лишь для того, чтобы покинуть сцену в последнем акте? Но он отказывался стать одним из них. Он намеревался провести сегодняшний день без происшествий и в то же время уже концентрировал своё внимание на дне следующем. С этого дня его жизнь больше не будет принадлежать ему одному.

В четыре часа утра празднования завершились, и люди разошлись по своим домам собираться для предстоящей битвы. Корабли адмирала флота Вольфганга Миттермайера уже взлетели в ночное небо из центрального космопорта Феззана. Первой в этом году миссией Ураганного Волка был захват контроля над принадлежащим Союзу концом Феззанского коридора.

Относительно немногие чиновники Союза Свободных Планет занимались делом, поскольку большинство из них паниковали из-за водоворота новых обязанностей и не желали ничего, кроме подтверждения наступления нового года. Сообщения об оккупации Феззана силами Империи держались в тайне, но эта информация, подобно попавшему в сети зверю, продиралась наружу сквозь завесу секретности и постепенно наводняла каналы СМИ Союза.

Тем временем высшее руководство собралось на совещание в конференц-зале с толстыми стенами. Но пока они с бледными лицами начали обсуждать произошедшее и возможность, всего в километре от их круглого стола, на улице транслировали вести о приближающейся опасности члены экипажа вернувшегося с Феззана корабля.

Поскольку никакого эффективного плана обороны у них не было, дамба самоуспокоенности прорвалась мутным потоком массовой истерии. Достоинство правительства Союза отчасти спасал тот факт, что в период информационной блокировки ни один высокопоставленный чиновник не попытался сбежать – но, по слухам, это произошло лишь потому, что ни о каких безопасных зонах не было объявлено. Таким образом, правительству не удалось вернуть доверие народа даже на моральном уровне.

Вместо этого, не имея другого выхода, добропорядочные граждане обращались к властям, чтобы дать выход эмоциям. Осуждая своих руководителей как «неумех» и «растратчиков зарплат», они одновременно требовали решительных действий и контрмер.

Всё это время правительство Союза находилось под руководством «красноречивого софиста», председателя Верховного Совета Джоба Трунихта. Как политик, он принадлежал к так называемому молодому поколению. Он обладал незаурядной внешностью, безупречной карьерой и пользовался популярностью даже среди избирателей-женщин. Опыт службы председателем комитета обороны гарантировал ему доступ к огромным политическим фондам. Даже устроенный «Военным Конгрессом» государственный переворот, который мог бы разрушить его репутацию, в итоге не оставил на нём ни царапины. И теперь народ ждал его выступления и убедительного красноречия, которое должно было успокоить их. Но он тянул с этим, а когда люди уже начали гадать, не были ли его слова пустой болтовнёй, и не спрятался ли теперь глава правительства от «своего возлюбленного народа», Трунихт сделал заявление через пресс-секретаря правительства:

– Я полностью осознаю вес своей ответственности.

Сказав только это и не уточнив своего местонахождения, он серьёзно усугубил опасения граждан. Теперь уже многие говорили, что Джоб Трунихт был обычным демагогом, произносившим множество напыщенных речей, но сбежавшим поджав хвост при первых признаках опасности.

Командующий крепости Изерлон, адмирал Ян Вэнли, ненавидевший Трунихта всеми фибрами души, придерживался иного мнения. У него сложилось впечатление о Трунихте, как о человеке, способном выкарабкаться из любой ситуации. Но, вне зависимости от того, было впечатление Яна пере– или недооценкой Джоба Трунихта, факт оставался фактом: глава правительства не смог ответить сиюминутным ожиданиям своего народа. Что ещё хуже, те самые нанятые журналисты, когда-то представившие Трунихта как луч надежды в политической сфере и завоевавшие аудиторию на его восхвалениях, теперь пытались его оправдать, говоря: «Мы должны понимать, что это ответственность не только председателя, но и всех нас». Таким образом, пресса вернула критику своим читателям, которые «только подчёркивают привилегии своего правительства, отказываясь согласиться с его мерами».

Уолтера Айлендса, председателя комитета обороны, несмотря на то, что он был не более чем доверенным прихвостнем Трунихта, вовсе не обязательно стоило считать столь же ненадёжным. Трунихт в своё время назначил его председателем потому, что основатели Союза, опасаясь возникновения диктатуры, законодательно запретили возможность совмещения полномочий. Злые языки утверждали, что Айлендс лишь служил посредником между Трунихтом и военными властями. Он никогда не показывал независимых взглядов и не вёл собственной политики, казалось бы, довольствуясь своей ролью третьесортного государственного деятеля, соединяющего главу правительства со штабом флота и руководителями корпораций по производству боеприпасов.

Но после вторжения имперского флота на Феззан, его положение и ценность как политической фигуры полностью изменились.

Когда Трунихт укрылся в своём личном раю, испортив себе репутацию, никто иной, как Уолтер Айлендс, сделал выговор своим сбитым с толку коллегам на экстренном заседании Верховного Совета, приняв меры для защиты правительства Союза от распада. Этот пожилой политик, давно разменявший шестой десяток и лишь теперь впервые занявший пост председателя комитета, казалось бы, стал выглядеть на десять лет моложе, несмотря на тяжёлую ситуацию, в которой он очутился. Его спина выпрямилась, глаза горели, а походка была полна энергии. Единственным, что не ожило, были поредевшие волосы на голове.

– Что касается непосредственного командования армией, мы предоставим его экспертам. Нам же сейчас необходимо решить, сдадимся мы или же будем сопротивляться. Другими словами, выбрать путь, по которому пойдёт наше государство, и заставить военное руководство согласиться с этим. Если мы откажемся сейчас от этой ответственности, то последствия обрушатся на солдат, находящихся на передовой, вызвав бессмысленное кровопролитие. Это означало бы настоящее самоубийство нашего демократического правительства, – сказал Айлендс.

Видя, что никто из присутствующих не проявил интереса к возможности сдаться, председатель комитета обороны продолжил:

– В таком случае, нам нужно решить, станем ли мы сопротивляться до тех пор, пока Союз не будет обращён в прах и все его граждане не погибнут? Или же используем армию как политический рычаг для достижения выгодного для нас мира? Сделать выбор нужно уже сейчас.

Остальные члены Верховного Совета сидели в молчаливом недоумении, не столько из-за серьёзности положения, сколько из-за разрушившего их предубеждения председателя комитета обороны, который до сего дня был лишь номинальным должностным лицом, но теперь взял ситуацию в свои руки, продемонстрировав превосходную проницательность и осведомлённость, и произнёс убедительную речь, предоставив коллегам наиболее целесообразный путь к разрешению конфликта.

В мирное время Айлендс был паразитом на запачканной заднице этой администрации. Но в этот критический момент его дух воспрял, словно феникс демократии из пепла зависимого политика. Спустя полвека бездействия, он всё же впишет своё имя в историю для потомков.

Хотя главнокомандующий Космического флота Союза Александр Бьюкок и в самом деле был острым на язык циником, это никак не влияло на его беспристрастность. Старый адмирал, которому уже перевалило за семьдесят, был готов сотрудничать с председателем комитета обороны, по его мнению, старавшимся сделать всё возможное как политик и как человек в это сложное время. Вместо апатичного и опрометчивого Айлендса, которого он критиковал прежде, теперь он видел оживлённого и умного председателя, лично пришедшего в штаб командования и открыто признавшего свои прошлые ошибки. Поначалу Бьюкок не был полностью убеждён, но, поскольку председатель комитета обороны потребовал от военного руководства сотрудничества в достижении выгодных условий примирения, у него не осталось сомнений, что Айлендс наконец пришёл в себя.

– Похоже, ангел-хранитель председателя комитета обороны вышел на пенсию, – пробормотал старый адмирал после того, как Айлендс закрыл совещание и вышел из кабинета. – Что ж, лучше поздно, чем никогда.

Адъютант Бьюкока, капитан 3-го ранга Пфайфер, был не до конца согласен со своим командиром. Он очень сожалел, что Айлендс не прозрел раньше.

– Может, мне не стоит так говорить, но я иногда задаюсь вопросом, не было бы лучше, если бы прошлогодний государственный переворот увенчался успехом. Быть может, мы сами выстрелили себе в руку, в которой нуждалась наше государство для своей защиты.

– И противопоставить деспотизму Империи военную диктатуру Союза, чтобы они сражались до конца за всеобщую гегемонию? Разве в этом есть надежда? – тон старого адмирала был не циничным, но тем не менее едким. Чёрный берет на голове заставлял волосы казаться ещё белее. – Знаешь, если я чем-то и горжусь, так это тем, что был солдатом, сражающимся за демократическую республику. Я никогда не был готов смириться с мыслью об изменении политической системы Союза под предлогом противостояния Империи. Я бы скорее предпочёл, чтобы Союз погиб как демократическая республика, чем выжил как государство под властью диктатуры.

Увидев, что его адъютант почувствовал себя неловко, старый адмирал задорно улыбнулся и добавил:

– Должно быть, это прозвучало довольно резко. Но правда в том, что государству нет смысла в продолжении существования, если оно не может защитить жизнь своих граждан и свои основополагающие принципы. Если спросить меня, то бороться стоит за наше демократическое правительство и жизнь граждан Союза Свободных Планет.

Закончив этот разговор, адмирал Бьюкок отправился к адмиралу Доусону, начальнику Центра стратегического планирования и единственному человеку, который мог считаться его начальником. На самом деле, Доусон был мелким чиновником, чьи цвет лица и аппетит подорвала внезапно свалившаяся на него ответственность, но, по распоряжению Бьюкока, он всё же поддерживал свой штаб в рабочем состоянии, ожидая решающей битвы.

Высшее военное руководство Союза собирало все свои силы. Наряду с Первым флотом под командованием адмирала Паэтты, спешно были собраны несколько небольших флотилий, состоящих из патрульных групп и сил самообороны систем, общим числом всего лишь тридцать пять тысяч. К тому же, среди этих кораблей было немало десантных. Непроверенные и устаревшие корабли, стоявшие на консервации или готовившиеся к утилизации, также входили в это число, чтобы быть использованными для связи или отвлекающего манёвра. Бьюкок разделил двадцать тысяч кораблей, не относящихся к Первому флоту, на Четырнадцатый и Пятнадцатый. Командовали ими, соответственно, Лайонел Мортон и Ральф Карлсен. После переговоров в Центре стратегического планирования, их обоих повысили от контр– до вице-адмиралов, хотя это никак не компенсировало того, что им придётся вести неопытные и неупорядоченные войска в бой против бесконечно более сильного имперского флота.

Бьюкок вместе с тремя командующими флотов и начальником генерального штаба занялись разработкой планов контратаки. Начальником генерального штаба до недавнего времени был вице-адмирал Османн, но у него случился разрыв аневризмы головного мозга, и он попал в военный госпиталь. Всё ещё находясь в постели, он был освобождён от должности,а его место в конференц-зале занял заместитель, Чун У Чен, мужчина лет тридцати, привыкший лишь к бумажной работе. Всего за три недели до этого он преподавал стратегию в Военной академии Союза и считался молодой звездой в команде профессоров, но более опытные в военном деле прозвали его «пекарем во втором поколении». Во время попытки государственного переворота ему удалось встретиться с адмиралом Бьюкоком, находящимся под арестом. Тогда, держа под мышкой своей штатской одежды бумажную папку, он с любопытством оглядывался кругом и выглядел словно какой-то деревенский дурачок.

Чун У Чен поклонился старшим офицерам и пробормотал приветствия. Из нагрудного кармана его военной формы выглядывал недоеденный бутерброд с ветчиной. Подобное удивило даже стойкого вице-адмирала Карлсена. Но недавно назначенный начальник генерального штаба, тем не менее, хладнокровно улыбнулся.

– А, это. Не обращайте внимания. Даже чёрствый хлеб станет вкусным, если подержать его над паром.

Карлсен считал такое совершенно неуместным, но не видел смысла это подчёркивать и повернулся к адмиралу Бьюкоку.

Тот подвёл итог. У них недоставало сил, чтобы пытаться задержать имперский флот у выхода из Феззанского коридора. Поэтому им оставалось лишь дать врагу продвинуться глубже, а потом атаковать их линии связи и снабжения и снова отступить.

– А что если отозвать адмирала Яна Вэнли из крепости Изерлон? – спокойно предложил Чун У Чен, подавшись вперёд вместе со своим бутербродом.

Остальные были ошеломлены несоответствием между серьёзностью того, что он предложил и неторопливостью того, как это было произнесено. Бьюкок приподнял свои седые брови, приглашая начальника штаба дать объяснения.

– Изобретательность адмирала Яна и сила его флота чрезвычайно ценны для нашей армии, а оставлять его на Изерлоне – всё равно, что положить в холодильник свежеиспечённый хлеб, – предложенное им сравнение подтверждало его прозвище «пекарь во втором поколении». – Когда крепость Изерлон располагается в Коридоре, её стратегическая ценность невероятна, но, как только она окажется блокирована врагом с обеих сторон, эта ценность будет потеряна. Даже если имперцы не смогут захватить Изерлон, они без единого выстрела сделают его бесполезным. А так как враг уже в Феззанском коридоре, то тратить ресурсы на защиту Изерлона бессмысленно.

– Возможно, вы и правы, но в настоящий момент адмирал Ян ведёт бой с мощной вражеской группировкой. Он не может просто взять и прилететь сюда.

Но Чун У Чен отмахнулся от замечания адмирала Паэтты.

– Адмирал Ян что-нибудь придумает. А без него мы окажемся к крайне невыгодном положении с чисто военной точки зрения.

Это высказывание было чересчур прямолинейным, но никто не мог его опровергнуть. Для армии Союза имя Яна Вэнли было синонимом победы. Тот же Паэтта, когда-то бывший командиром Яна, был спасён им от полного поражения в битве при Астарте.

– Даже если мы попробуем заключить мир, имперцы наверняка потребуют передать им Изерлон в качестве одного из условий. В этом случае никакая находчивость адмирала Яна ничем не поможет Союзу. Возможно, всё было бы иначе, имей мы в своём распоряжении больше сил и времени, но в нынешних обстоятельствах нам придётся взвалить на него всю грязную работу.

– Вы хотите сказать, что нам нужно приказать адмиралу Яну покинуть Изерлон.

– Нет, ваше превосходительство, в чём-то столь конкретном нет необходимости. Будет достаточно передать адмиралу Яну, что командование берёт на себя всю ответственность, и что он может действовать так, как посчитает нужным. Полагаю, получив такое сообщение, он не станет сосредотачиваться на защите крепости.

Завершая своё дерзкое предложение, Чун У Чен вытащил из кармана недоеденный бутерброд и возобновил свой прерванный обед.

III

Наибольшему осуждению на Хайнессене подверглась группа беженцев, которые не более чем полгода назад хвастались созданием «Законного правительства Галактической Империи».

Имея в своём распоряжении императора Эрвина Йозефа II, который «сбежал» со столичной планеты Империи, и заимствуя военную мощь Союза свободных Планет они грозились свергнуть военную диктатуру Райнхарда фон Лоэнграмма. Согласно их договору с властями Союза, после этого Империя должна была перейти к конституционной системе, но при этом восстанавливались суверенитет и привилегии старого дворянства, и те, кто вынужден был сбежать, многократно окупят свои потери. Но теперь все их планы пошли прахом.

«Эти бездари не смогут больше пытаться написать сладкую картину реальности, растворяя краски в сиропе», – подумал Бернхард фон Шнайдер, которому так называемое «законное правительство» присвоило звание капитана 2-го ранга. Будучи разумным человеком, Шнайдер не питал ни капли иллюзий по поводу замков в небе, которые изгнанная знать строила исключительно на принятии желаемого за действительное. Но хоть он и чувствовал себя совсем не безнадёжным, он не мог вести себя так, будто наблюдает за этим фарсом с большой высоты. Объект его преданности, Вилибальд Йоахим фон Меркатц, рассматривался после бегства из Империи как «приглашённый адмирал», но в качестве министра обороны «законного правительства» он неохотно организовывал новое боевое соединение. Несмотря на то, что он усердно трудился, помогая Меркатцу, Шнайдер при этом много думал о будущем.

Если имперский флот вторгнется через Феззанский коридор, то шансы на победу Союза будут невелики. Даже несравненная изобретательность Яна Вэнли в лучшем случае уравнивала шансы.

Максимум, на что мог надеяться Союз – заключение мира. А в рамках этого мира наверняка необходимо будет наказать руководство «законного правительства», которое послужит заодно козлом отпущения, на которого можно списать все ошибки. И семилетний император Эрвин Йозеф ехал на этом козле прямо к месту казни.

Шнайдеру больно было думать об этом несчастном ребёнке. Ребёнок-император, чья собственная воля игнорировалась всеми, и который служил опорой для политики и амбиций взрослых, заслуживал сочувствия. Впрочем, времени на размышления о будущем императора у Шнайдера не оставалось. Ему необходимо было направить все силы на защиту Меркатца от политического циклона, который готов был обрушиться на них. Более того, поскольку Меркатц считал бессовестным заботититься о собственной безопасности в ущерб другим, Шнайдеру приходилось делать это, демонстрируя отстранённость. Все эти тяготы сделали выражение его лица более мрачным и проницательным. Молодой офицер взглянул в зеркало, припомнив прежние времена в столице Галактической Империи, когда придворные дамы называли его милым мальчиком. Подобно обанкровившемуся человеку, жаждущему прежней роскоши, он тяготился своим унынием.

Тем не менее, Шнайдер добровольно нёс груз ответственности и смотрел в будущее, в то время как большинство людей не могли даже понять, что они должны делать, чтобы пережить сегодняшний день, не говоря уже о завтрашнем. Исполняющий обязанности канцлера законного правительства Империи граф Ремшейд был выведен из равновесия, когда ситуация вышла из-под контроля, и можно лишь предполагать, сколько времени он потратил, пытаясь привести всё в норму. Шнайдер с насмешкой наблюдал за тем, как изгнанные дворяне, не имевшие собственного мнения и под влиянием Ремшейда дремавшие в саду оптимизма, потеряли всякий смысл существования.

Скрывшись с Одина вместе с Эрвином Йозефом, граф Альфред фон Лансберг получил должность заместителя военного министра в законном правительстве. Его преданность юному императору и династии Голденбаумов была непоколебимой, но как человеку, который не только сердцем, но и умом был поэтом, ему было больно, что он не смог придумать никакого конкретного плана по защите императорской семьи. Бывший капитан Леопольд Шумахер, помогавший ему проникнуть в столицу, гораздо больше, чем о судьбе династии Голденбаумов, беспокоился о благополучии своих людей, оставшихся на Феззане. Оба мужчины чувствовали себя бессильными и всё, что они могли – это стараться не сорваться в пучину отчаяния.

Первое в этом году заседание кабинета министров законного правительства было созвано в спешке, и на нём отсутствовали министр финансов виконт Шефлец и министр юстиции виконт Гердер. Среди пятерых присутствующих министр императорского двора барон Хозингер видом и запахом напоминал дракона, охранявшего свой алкогольный клад: бутылку с виски он продолжал сжимать и под столом в зале совещаний. А министр обороны, адмирал Меркатц, хранил тяжёлое молчание. Это оставило дебаты о будущем правительства в изгнании в руках трёх человек: канцлера и государственного секретаря графа Ремшейда, министра внутренних дел барона Радбруха и главного секретаря кабинета министров барона Карнапа. Подобно инкубации неоплодотворённого яйца, дискуссия была серьёзной, но тщетной, и была прервана истерическим смехом министра императорского двора. Хозингер обратил к собравшимся своё налитое кровью и полное осуждения лицо, и заявил:

– Благородные и верные господа, как насчёт того, чтобы сказать правду? Вас совершенно не заботит судьба династии Голденбаумов. Вас интересует только личная безопасность, оказавшаяся под угрозой после того, как вы опрометчиво бросили вызов герцогу Лоэнграмму. И когда этот белобрысый щенок ступит на нашу землю как победитель, куда вы спрячетесь?

– Барон Хозингер, вы уверены, что хотите запятнать своё имя в пьяном угаре?

– У меня нет имени, которое можно было бы запятнать, ваше превосходительство канцлер. В отличие от вас, – от омерзительно рассмеялся, обдав собравшихся перегаром. – Я могу прокричать с крыши то, чего вы никогда не скажете, опасаясь испортить свою драгоценную репутацию. К примеру, то, что можно выдать Лоэнграмму его величество императора, чтобы попытаться завоевать его расположение.

Сказав это, он, затаив дыхание, ждал реакции своих коллег, чью гордость только что ранил нематериальным клинком. Даже Меркатц на мгновение с ужасом посмотрел на него, не находя слов. Барон Радбрух вскочил на ноги, опрокинув кресло.

– Бесстыжий пьяница! Когда ты потерял свою честь дворянина?! Забыв о бесчисленных милостях и почестях, дарованных Империей, ты думаешь лишь о собственной безопасности! Ты… – не сумев подобрать подходящего оскорбления, Радбрух задохнулся и гневно уставился на Хозингера. Он осмотрел собравшихся в поисках поддержки, но даже канцлер и государственный секретарь граф Ремшейд не предпринял никаких усилий для того, чтобы распутать паутину напряжённого молчания, так как он понимал, что настоящим противником Радбруха является не Хозингер, а чудовище эгоизма, поднявшее голову из-под его собственной нечистой сов<

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 6 7 8 910