СОЮЗ СВОБОДНЫХ ПЛАНЕТ 2 страница

– Вы хотите сказать, что нам нужно приказать адмиралу Яну покинуть Изерлон.

– Нет, ваше превосходительство, в чём-то столь конкретном нет необходимости. Будет достаточно передать адмиралу Яну, что командование берёт на себя всю ответственность, и что он может действовать так, как посчитает нужным. Полагаю, получив такое сообщение, он не станет сосредотачиваться на защите крепости.

Завершая своё дерзкое предложение, Чун У Чен вытащил из кармана недоеденный бутерброд и возобновил свой прерванный обед.

III

Наибольшему осуждению на Хайнессене подверглась группа беженцев, которые не более чем полгода назад хвастались созданием «Законного правительства Галактической Империи».

Имея в своём распоряжении императора Эрвина Йозефа II, который «сбежал» со столичной планеты Империи, и заимствуя военную мощь Союза свободных Планет они грозились свергнуть военную диктатуру Райнхарда фон Лоэнграмма. Согласно их договору с властями Союза, после этого Империя должна была перейти к конституционной системе, но при этом восстанавливались суверенитет и привилегии старого дворянства, и те, кто вынужден был сбежать, многократно окупят свои потери. Но теперь все их планы пошли прахом.

«Эти бездари не смогут больше пытаться написать сладкую картину реальности, растворяя краски в сиропе», – подумал Бернхард фон Шнайдер, которому так называемое «законное правительство» присвоило звание капитана 2-го ранга. Будучи разумным человеком, Шнайдер не питал ни капли иллюзий по поводу замков в небе, которые изгнанная знать строила исключительно на принятии желаемого за действительное. Но хоть он и чувствовал себя совсем не безнадёжным, он не мог вести себя так, будто наблюдает за этим фарсом с большой высоты. Объект его преданности, Вилибальд Йоахим фон Меркатц, рассматривался после бегства из Империи как «приглашённый адмирал», но в качестве министра обороны «законного правительства» он неохотно организовывал новое боевое соединение. Несмотря на то, что он усердно трудился, помогая Меркатцу, Шнайдер при этом много думал о будущем.

Если имперский флот вторгнется через Феззанский коридор, то шансы на победу Союза будут невелики. Даже несравненная изобретательность Яна Вэнли в лучшем случае уравнивала шансы.

Максимум, на что мог надеяться Союз – заключение мира. А в рамках этого мира наверняка необходимо будет наказать руководство «законного правительства», которое послужит заодно козлом отпущения, на которого можно списать все ошибки. И семилетний император Эрвин Йозеф ехал на этом козле прямо к месту казни.

Шнайдеру больно было думать об этом несчастном ребёнке. Ребёнок-император, чья собственная воля игнорировалась всеми, и который служил опорой для политики и амбиций взрослых, заслуживал сочувствия. Впрочем, времени на размышления о будущем императора у Шнайдера не оставалось. Ему необходимо было направить все силы на защиту Меркатца от политического циклона, который готов был обрушиться на них. Более того, поскольку Меркатц считал бессовестным заботититься о собственной безопасности в ущерб другим, Шнайдеру приходилось делать это, демонстрируя отстранённость. Все эти тяготы сделали выражение его лица более мрачным и проницательным. Молодой офицер взглянул в зеркало, припомнив прежние времена в столице Галактической Империи, когда придворные дамы называли его милым мальчиком. Подобно обанкровившемуся человеку, жаждущему прежней роскоши, он тяготился своим унынием.

Тем не менее, Шнайдер добровольно нёс груз ответственности и смотрел в будущее, в то время как большинство людей не могли даже понять, что они должны делать, чтобы пережить сегодняшний день, не говоря уже о завтрашнем. Исполняющий обязанности канцлера законного правительства Империи граф Ремшейд был выведен из равновесия, когда ситуация вышла из-под контроля, и можно лишь предполагать, сколько времени он потратил, пытаясь привести всё в норму. Шнайдер с насмешкой наблюдал за тем, как изгнанные дворяне, не имевшие собственного мнения и под влиянием Ремшейда дремавшие в саду оптимизма, потеряли всякий смысл существования.

Скрывшись с Одина вместе с Эрвином Йозефом, граф Альфред фон Лансберг получил должность заместителя военного министра в законном правительстве. Его преданность юному императору и династии Голденбаумов была непоколебимой, но как человеку, который не только сердцем, но и умом был поэтом, ему было больно, что он не смог придумать никакого конкретного плана по защите императорской семьи. Бывший капитан Леопольд Шумахер, помогавший ему проникнуть в столицу, гораздо больше, чем о судьбе династии Голденбаумов, беспокоился о благополучии своих людей, оставшихся на Феззане. Оба мужчины чувствовали себя бессильными и всё, что они могли – это стараться не сорваться в пучину отчаяния.

Первое в этом году заседание кабинета министров законного правительства было созвано в спешке, и на нём отсутствовали министр финансов виконт Шефлец и министр юстиции виконт Гердер. Среди пятерых присутствующих министр императорского двора барон Хозингер видом и запахом напоминал дракона, охранявшего свой алкогольный клад: бутылку с виски он продолжал сжимать и под столом в зале совещаний. А министр обороны, адмирал Меркатц, хранил тяжёлое молчание. Это оставило дебаты о будущем правительства в изгнании в руках трёх человек: канцлера и государственного секретаря графа Ремшейда, министра внутренних дел барона Радбруха и главного секретаря кабинета министров барона Карнапа. Подобно инкубации неоплодотворённого яйца, дискуссия была серьёзной, но тщетной, и была прервана истерическим смехом министра императорского двора. Хозингер обратил к собравшимся своё налитое кровью и полное осуждения лицо, и заявил:

– Благородные и верные господа, как насчёт того, чтобы сказать правду? Вас совершенно не заботит судьба династии Голденбаумов. Вас интересует только личная безопасность, оказавшаяся под угрозой после того, как вы опрометчиво бросили вызов герцогу Лоэнграмму. И когда этот белобрысый щенок ступит на нашу землю как победитель, куда вы спрячетесь?

– Барон Хозингер, вы уверены, что хотите запятнать своё имя в пьяном угаре?

– У меня нет имени, которое можно было бы запятнать, ваше превосходительство канцлер. В отличие от вас, – от омерзительно рассмеялся, обдав собравшихся перегаром. – Я могу прокричать с крыши то, чего вы никогда не скажете, опасаясь испортить свою драгоценную репутацию. К примеру, то, что можно выдать Лоэнграмму его величество императора, чтобы попытаться завоевать его расположение.

Сказав это, он, затаив дыхание, ждал реакции своих коллег, чью гордость только что ранил нематериальным клинком. Даже Меркатц на мгновение с ужасом посмотрел на него, не находя слов. Барон Радбрух вскочил на ноги, опрокинув кресло.

– Бесстыжий пьяница! Когда ты потерял свою честь дворянина?! Забыв о бесчисленных милостях и почестях, дарованных Империей, ты думаешь лишь о собственной безопасности! Ты… – не сумев подобрать подходящего оскорбления, Радбрух задохнулся и гневно уставился на Хозингера. Он осмотрел собравшихся в поисках поддержки, но даже канцлер и государственный секретарь граф Ремшейд не предпринял никаких усилий для того, чтобы распутать паутину напряжённого молчания, так как он понимал, что настоящим противником Радбруха является не Хозингер, а чудовище эгоизма, поднявшее голову из-под его собственной нечистой совести.

Это столкновение не было мелочью. Не считая Меркатца, участие остальных в создании этого правительства в изгнании было и в самом деле результатом погони за личными интересами. Когда всё закончилось провалом, перед ними появилась новая эгоистичная цель – спасти собственные жизни. Но мысль о том, чтобы выдать императора герцогу Лоэнграмму, при всей своей привлекательности, вызывала такое отвращение к себе, что алкоголь оставался единственным спасением.

Ещё больше усложнял ситуацию и портил настроение руководителей правительства в изгнании тот факт, что объект из верности, семилетний император Эрвин Йозеф, не делал ничего, чтобы вызвать их симпатию. Так и не научившись подавлять своё эго и выражая его только при помощи нападок, этот эмоционально нестабильный ребёнок в глазах своих усталых подданных казался проявлением их собственных внутренних демонов. Их верность была не чем иным, как нарциссизмом, отражённым в кривом зеркале, которым был Эрвин Йозеф. Однако, естественно, похищенный с трона помимо его воли ребёнок не мог нести за это ответственность. Никто из окружавших его взрослых, которые демонстративно восхищались им и изображали любовь, никогда не занимался развитием его характера.

Эрвин Йозеф больше не мог даже называться императором. В более чем десяти тысячах световых лет от них, на Одине, уже произошла смена хозяина трона. После побега Эрвина Йозефа на нефритово-золотом троне теперь будет восседать младенец: «императрица» Катарина Катчен I. Она была самым молодым правителем Галактической Империи за всю историю, а также, по всей видимости, последним правителем из династии Голденбаумов, основанной Рудольфом Великим пять веков назад. Эрвин Йозеф же был публично объявлен «свергнутым императором».

Когда военно-политический поток событий между деспотической Империей Лоэнграмма и Союзом Свободных Планет превратился из стремительного, душевное равновесие изгнанной знати не могло не пошатнуться. Личные интересы превалировали, и этого было достаточно, чтобы, как небрежно предложил Хозингер, выдать императора их заклятому врагу Лоэнграмму. Как бы они ни пытались это отрицать, они вполне могли преодолеть позор и поступить так, не имея никаких гарантий, что герцог Лоэнграмм простит их. Он вполне мог сурово наказать их за измену и нечестную игру.

Сбежать же от сил вторжения с верой в то, что однажды династия Голденбаумов будет восстановлена, означало начать жизнь, полную бесконечных полётов и бродяжничества. Хотя это могло показаться романтичным, на практике такая жизнь будет совсем не лёгкой. Без политической защиты Союза Свободных Планет или огранизационных возможностей и экономического влияния Доминиона Феззан, в дополнение к отсутствию какой бы то ни было военной мощи, было маловероятно, что они смогут жить в бегах на вражеской территории. Хоть многим дворянам и не хватало дальновидности, но и настолько слепыми они не были.

В конце концов, не видя выхода и понимая, что всё это бессмысленно, Ремшейд пожалел Хозингера и распустил совещание, достигнув предела своей усталости.

На следующий день должно было состояться ещё одно серьёзное, но бесполезное совещание изгнанных аристократов. Однако Йохан фон Ремшейд, исполнявший обязанности председателя, был встречен пятью пустыми креслами и министром обороны Меркатцем, молча сидящим в одиночестве. Ремшейд остался ни с чем.

На фоне постоянных потрясений люди боялись того, что может с ними случиться. Пусть гордость и не позволяла им с этим смириться, происходящее подавляло их волю и рассудительность. Это было похоже на бег в противоположном направлении по палубе корабля: как бы быстро ты ни бежал, до земли всё равно не добраться.

Борис Конев тоже ощущал эту беспомощность. С тех пор как его отправили в представительство Феззана на Хайнессене, он продолжал работать там секретарём. Хоть у него и не было никакого желания становиться государственным чиновником, он был вынужден это сделать по приказу правителя Феззана, Адриана Рубинского. Но Конев был независимым торговцем, а его тяга поступать согласно собственным убеждениям была очень сильна даже для феззанца. Его отец и отец его отца летали на торговых судах по всей вселенной, преодолевая политические и военные препятствия, и прожили жизнь, руководствуясь лишь своими волей и разумом. Это была семейная традиция, которую Борис всё ещё надеялся продолжить, и поэтому тот факт, что он застрял на государственной службе, сильно задевал его самомнение.

Ни дня не проходило без мысли о том, чтобы бросить на стол заявление об увольнении и вновь стать обычным гражданином, отказавшись от своей должности и положения. Теперь, когда его родной Феззан был оккупирован имперским флотом и Рубинский ударился в бега, он и сам хотел поступить так же. Но всё же остался. Сколь бы иррациональным это ни казалось, он не мог бросить тонущий корабль.

Он боялся за свой торговый корабль, «Берёзку», которую оставил дома с экипажем из двадцати человек. Но связь с Феззаном и дорога туда находились под строгим контролем Союза, делая возвращение невозможным. Должно было произойти нечто драматическое, вроде отступления имперского флота с Феззана или поражения Союза в войне, чтобы он мог хотя бы помыслить о воссоединении со своим любимым кораблём и командой. По мнению Бориса, второе было куда более вероятно, так что именно об этом он молился богу, в которого не верил, каждый день приходя в здание представительства Феззана, чтобы выполнять ставшую бессмысленной работу.

Этот год, 799-й год Космической эры и 490-й по Имперскому календарю, должен был войти в историю как год самого длинного похода имперского флота. В конце прошлого года, после оккупации Феззана в качестве тыловой базы, Империя взяла под свой контроль все обитаемые планеты в Феззанском коридоре. Понимая важность правительства, порядок на Феззане пока что сохранялся. Но если имперская оккупация затянется за счёт их материальных ресурсов, феззанцы, независимые по природе, быстро устанут от подчинённого положения.

Пока же груз долга лежал на плечах Вольфганга Миттермайера, чей флот двигался в авангарде имперских сил. Через три дня после того, как он отправил на разведку своего храброго подчинённого, вице-адмирала Байерляйна, в надежде обнаружить активность Союза, он получил от него ответ:

«Никаких признаков врага на выходе из Феззанского коридора».

Получив это сообщение, Миттермайер взглянул на начальника своего штаба, вице-адмирала Дикеля, и сказал:

– Что ж, они впустили нас в фойе. Теперь вопрос в том, сможем ли мы добраться до столовой. И даже когда мы сядем за стол, еда вполне может оказаться отравленной.

8-го января 799-го года Космической эры, первый флот Империи незваным гостем прошёл через Феззанский коридор и поплыл в огромный океан неподвижных звёзд и планет, которые они никогда ещё не видели.

Глава 2. Флот-ковчег адмирала Яна

В крепости Изерлон, на другой стороне Союза Свободных Планет, также наступил новый год. Но даже если бы солдаты гарнизона крепости, осаждённой огромным флотом адмирала Оскара фон Ройенталя, и хотели его отпраздновать, у них не было настроения для праздничных тостов.

Единственным, что мешало им впасть в полное отчаяние, была твёрдая вера в адмирала Яна Вэнли, их «Чудотворца», который командовал и самой крепостью, и её флотом. Этому молодому черноволосому и черноглазому офицеру в наступающем году исполнялось тридцать два. После окончания Военной академии он накапливал награды одну за другой, воюя как с внешними, так и с внутренними врагами, и привлёк внимание даже адмиралов Империи, которые признавали его самым изобретательным полководцем Союза. Несмотря на это, внешне он куда больше был похож на молодого учёного, а не на одержимого военной карьерой солдата.

– Чего бы я ни пытался добиться в этом мире, я каждый раз терплю поражение. Так что с тем же успехом можно просто выпить и лечь спать, – таким тихим самоуничижением Ян приветствовал новый год, будучи окружён опасностями со всех сторон.

Но когда он смотрел на далёкие энергетические лучи на экране, директива из столицы преодолела поставленные имперским флотом помехи и добралась до него:

«Верховное командование принимает на себя всю ответственность. Вы свободны принимать любые решения, которые сочтёте необходимыми. Главнокомандующий Космического флота Союза Свободных Планет адмирал Александр Бьюкок».

После того, как он перечитал приказ несколько раз, затвердевшие мышцы его лица расплылись в мягкой улыбке, словно он готов был в любой момент запеть. Приказ ему очень понравился.

– Иметь такого понимающего командира – большая удача.

Сказав это, он бессознательно нахмурился. Теперь, когда все части были на своих местах, пора было браться за дело. Если бы он получил простой и невежественный приказ «защищать крепость любой ценой», Ян использовал бы все тактические уловки, имеющиеся в его распоряжении, в борьбе с осадившим Изерлон флотом адмирала Ройенталя. Но теперь, когда ему предоставили полную свободу действий, будет лишь на благо Союза Свободных Планет, если Ян ответит на милость адмирала Бьюкока и рассмотрит всю войну на метауровне, а не только лежащее перед ним поле боя. Любой, кто встретился с ним впервые, не поверил бы в это, но Ян находился на высшей ступени командования, уступая лишь адмиралам Бьюкоку и Доусону.

– Вот хитрый старик… Он ожидает, что я буду работать сверх своей зарплаты. – проворчал Ян. А потом добавил, окончательно предавая забвению восхищение, которое недавно выразил: – Интересно, на сколько увеличится моя пенсия за каждый уничтоженный корабль противника?

Только старший лейтенант Фредерика Гринхилл, которая всегда была рядом с ним, услышала эти слова. Подобным образом Ян разговаривал только со своим подопечным, Юлианом Минцем, и потому большинство историков ничего не узнает об этом факте. Они будут знать лишь, что адмирал Ян поднялся со своего командирского кресла и через своего адъютанта созвал совещание высшего руководства крепости. После чего объявил им спокойным тоном, словно говоря о меню на обед:

– Мы покидаем крепость Изерлон.

Командный состав крепости был не так уж удивлён. Глава администрации крепости контр-адмирал Алекс Кассельн, начальник штаба контр-адмирал Мурай, заместитель командующего Патрульным флотом контр-адмирал Фишер, командующий обороной крепости генерал-майор Вальтер фон Шёнкопф, заместитель начальника штаба коммодор Фёдор Патричев и командир подразделения Патрульного флота контр-адмирал Дасти Аттенборо были живыми свидетелями находчивости Яна Вэнли. Тем не менее, услышав новость, они вернули свои кофейные чашки на блюдца, создав звенящую симфонию опасения.

– Что вы сейчас сказали, ваше превосходительство? – негромко переспросил контр-адмирал Мурай, ценивший простую тактическую мудрость.

Кассельн и Шёнкопф обменялись быстрыми взглядами.

– Мы покидаем крепость Изерлон, – как робот повторил Ян.

Пар, поднимающийся от кофейных чашек, щекотал подбородки штабных офицеров, пытающихся осмыслить это заявление. Ян привык, что перед ним стоит чашка с чаем, но с тех пор как ушёл Юлиан Минц, а с ним и лучший чёрный чай во вселенной, ему пришлось сдаться и тоже пить кофе, который он терпеть не мог.

– Не то чтобы я не соглашался с вами, но не могли бы вы дать нам объяснения?

Ян кивнул Мураю, вопрос которого сочетал в себе веру в командира и подозрительность.

– Хоть крепость Изерлон и находится в самом центре длинного коридора, она обладает стратегической ценностью лишь до тех пор, пока один из его концов прикрывают союзники. Если же враг возьмёт под свой контроль оба конца, то крепость окажется между молотом и наковальней, в полной изоляции. Крепость, как и размещённый в ней флот, станет бесполезным. Таким образом, хотя Изерлон останется неприступным, уловка Райнхарда фон Лоэнграмма сделала его ненужным. И цепляться за него нам не только не обязательно, но даже глупо. В конце концов, пусть даже только флотом, а не крепостью, но мы должны принять участие в борьбе со вторжением.

– Разве мы не сможем продержаться, используя плоды наших военных достижений, чтобы в итоге навязать Империи мирный договор?

– Но разве имперцы не потребуют передать им крепость в рамках этого договора? И где мы тогда окажемся? Так или иначе, Изерлон практически потерян. Нам следует сейчас же покинуть его.

Хотя слова Яна и звучали великодушно, его подчинённые знали, что не стоит думать, будто ему хочется просто так подарить крепость назад Империи.

– Но как мы сможем стоять и смотреть, как то, за что мы так упорно боролись, попадает в руки врага? – заместитель начальника штаба коммодор Патричев оглядел собравшихся, наклонившись над столом всем своим грузным телом.

– Уверен, имперцам было ещё более досадно видеть, как мы захватываем крепость, на постройку которой они потратили столько ресурсов и труда, и которую потом так долго защищали, – небрежно ответил Ян. Три года назад он лишил противника этой великолепной крепости, к большому огорчению всего имперского командования. Так что филантропией возвращение Изерлона не было.

При этих словах Вальтер фон Шёнкопф цинично усмехнулся. Именно он сыграл главную роль в той операции, ткнув бластером в лицо имперского командующего крепостью адмирала Штокхаузена.

– Но, адмирал, даже если мы покинем Изерлон, вряд ли вражеский флот отпустит нас просто так. Как нам отразить их атаку?

– Может, нам стоит обратиться к командиру вражеского флота адмиралу Ройенталю с серьёзной просьбой? Поскольку мы отказываемся от крепости, то можем попросить его закрыть глаза на женщин и детей.

Никто не рассмеялся над этой непродуманной шуткой. Впрочем, даже хорошая шутка вряд ли могла бы пробить сковавший их панцирь напряжения и мыслей о приближающейся гибели. Пока они разговаривали, огромный вражеский флот развёртывался перед крепостью под командованием великолепного тактика адмирала Ройенталя, что не могло не нервировать их. Атака розенриттеров Шёнкопфа, нацеленная на Ройенталя, едва не увенчалась успехом, но больше он им подобного не позволит. И потому, несмотря на то, что Ройенталь славился мужеством и умелым владением оружием, Шёнкопф продолжал корить себя, что позволил большой рыбке ускользнуть.

– Тем не менее, нельзя забывать и о психологических последствиях. Если адмирал Ян, преследуемый имперским флотом, будет вынужден покинуть Изерлон, это сильно обеспокоит граждан Союза. Люди могут потерять веру в победу ещё до начала сражения. А в такой ситуации и сражаться будет куда тяжелее. Советую вам рассмотреть и эту сторону вопроса.

Ян признал, что в словах Мурая есть определённая доля истины, но, по правде говоря, он не считал заботу об общественном мнении своей ответственностью. Сражение против всей военной машины Галактической Империи, управляя лишь одним флотом, и без того требовало всего его тактического таланта без остатка, если он собирался победить.

Шёнкопф оказался первым, кто решил высказаться:

– Я согласен с начальником штаба. Лучше дождаться момента, когда наше правительство посинеет от страха и станет молить нас покинуть крепость и спасти их шкуры. Тогда-то эти продажные мерзавцы поймут, как много значит для них ваше превосходительство.

– Но к тому времени станет слишком поздно. Мы потеряем шанс на победу.

– Постойте-ка. Говоря о «шансе на победу», вы имеете в виду, что мы всё ещё можем победить?!

За пределами крепости Изерлон подобное высказывание наверняка сочли бы неуместным, но Ян никогда не был предубеждён, когда дело касалось точки зрения подчинённых, за что его иногда критиковали современники из числа старших офицеров, а также более поздние историки, считавшие, что он был слишком терпелив в данном отношении.

– Понимаю, что вы хотите сказать, генерал-майор Шёнкопф. С военной точки зрения мы находимся в чрезвычайно невыгодном положении, и весь наш опыт говорит, что никакие тактические победы не смогут преодолеть стратегического превосходства противника. Но сейчас у нас есть один-единственный шанс изменить ситуацию в нашу пользу.

– И какой же?.. – даже проницательный Шёнкопф не мог предположить, в чём заключается этот шанс.

– Лоэнграмм не женат. В этом его слабость и наша возможность, – холодно улыбнулся Волшебник.

Когда совещание подошло к концу, Ян вызвал своего адъютанта.

– Лейтенант Гринхилл, примите все необходимые меры по организации эвакуации гражданского населения. Лучше всего просто следовать протоколу для подобных ситуаций… если он, конечно, есть.

– Я буду ждать приказов вашего превосходительства, – ясным и убеждённым голосом ответила Фредерика. – Я так понимаю, у вас уже есть план?

– Ну, мне ведь нужно оправдывать ожидания, верно?

Ян не был любителем похвастаться. Он презирал обманчивые фразы о «несомненной победе» и «огромных военных успехах». Подобное не помогло бы ему выиграть ни одной битвы.

У Фредерики были собственные причины верить в своего командира. Когда ей было четырнадцать, и они с матерью находились на планете Эль-Фасиль, ей лично довелось ощутить мощь имперского флота. В то время, будучи ещё совсем юной, девушка справлялась с трудной ситуацией лучше склонной к истерике матери. А человеком, ответственным за эвакуацию мирных граждан, был не кто иной, как Ян Вэнли, которого незадолго до того повысили до младшего лейтенанта. Этому молодому лейтенанту Фредерика и принесла собственноручно приготовленные бутерброды. Затем она робко спросила его о шансах на успех, но он витал в облаках и отвечал уклончивыми фразами вроде «Ну…» и «Как-нибудь…», что только усиливало тревогу и недоверие людей.

– Он делает всё, что может. Те, кто делают меньше, не имеют права критиковать его.

Фредерика, вставшая на его защиту, была единственным союзником Яна. Но после того, как ему удалось придумать замечательную стратегию побега, и он стал героем, всё изменилось.

– Мы верили в его гений с тех пор, как он был ещё никому не известен! – хором хвалили массы.

Напоследок наградив Яна долгим взглядом, Фредерика вернулась в столицу, где воссоединилась с отцом, Дуайтом Гринхиллом, и ухаживала за матерью, пока пыталась поступить в Военную академию. Долгое время отец считал амбиции дочери на военном поприще результатом своего влияния…

В то время как Фредерика из прошлого могла помочь Яну только в мелочах, теперь её способности и положение значительно выросли, и без неё Ян, плохо разбиравшийся в бумажной работе, мог бы погрязнуть в документах. Увеличение её ценности для адмирала было для Фредерики немалой радостью, но исключительно личной, вслух о ней адъютант Яна, олицетворявшая в равной мере красоту и ум, предпочитала не говорить.

В зал совещаний вернулся Вальтер фон Шёнкопф. Казалось, командующий обороной крепости, известный своим острым языком, хочет что-то сказать. Поглаживая свой заострённый подбородок, Шёнкопф без стыда обратился к Яну:

– Понимаете, я тут подумал… Что станут делать наши правители, узнав, что на Хайнессене больше не безопасно? И меня вдруг осенило: они ведь наверняка решат бросить свой народ и сбежать вместе с семьями в неприступную крепость Изерлон!

Ян промолчал, хотя сам не смог бы утверждать наверняка, потому ли, что не знал, что сказать, или потому, что не хотел. То, что высокопоставленные чиновники Союза злоупотребляли своей политической властью, сильно его расстраивало, ведь они смотрели свысока на сам дух демократии, за которую он сражался. Как бы то ни было, он был не в том положении, чтобы высказывать такое мнение.

– Те, кто должны защищать свой народ, но вместо этого думают лишь о собственной безопасности, должны понести соответствующее наказание. Было бы неплохо собрать их в кучу и подарить Лоэнграмму одной аккуратной посылкой. Или мы могли бы просто казнить их за измену. А потом вы могли бы сами взойти на вершину власти. «Республика Изерлон» – не такая уж плохая идея.

Хотя трудно было сказать, насколько Шёнкопф серьёзен, он явно полагался на решение Яна. И если бы командующий согласился, то он лично возглавил бы розенриттеров, чтобы арестовать этих нечистых на руку чиновников.

– На мой взгляд, политика похожа на канализацию, – избежал прямого ответа Ян. – Без неё общество не сможет функционировать, но она столь зловонна, что приближаться к ней никому не хочется.

– Есть те, кто очень бы хотели к ней приблизиться, но не имеют такой возможности, – парировал Шёнкопф. – А есть и те, кто и не хотел бы этим заниматься, да вынужден. Может, странно для меня такое говорить, но и вы стали военным не потому, что вам того хотелось.

– Не думаю, что из этого следует вывод, что все успешные военные должны становиться диктаторами, – сказал Ян. – А если это и так, то я предпочту поскорее умыть руки и не лезть в это грязное дело.

– Поддерживать диктатора или сопротивляться его власти и бороться за свободу, решает народ. Я живу в этом государстве уже тридцать лет и до сих пор не могу найти ответа на один вопрос: как относиться к парадоксу, когда большинство граждан желает диктатуры, а не демократии?

Молодой командующий привычным движением одновременно пожал плечами и покачал головой.

– Сомневаюсь, что кто-то может ответить на этот вопрос, – Ян сделал паузу, глубоко задумавшись. – Прошёл миллион лет с тех пор, как люди научились добывать огонь, но пожары случаются до сих пор. А современная демократия не существует ещё и двух тысяч лет. Думаю, ещё рано делать какие-то выводы.

Шёнкопф подумал, что подобные рассуждения больше подошли бы антропологу, а не историку, которым, как всем было известно, мечтал стать Ян.

– Сейчас важнее другое, – сказал Ян, меняя тему. – Нам предстоит множество неотложных дел, так что давайте займёмся ими. Бессмысленно спорить об ужине, если завтрак ещё не готов.

– Кстати, вы слишком великодушны, возвращая «ингредиенты» обратно поставщику.

– Мы просто одолжили их, когда они были нам нужны. А теперь нужда в них отпала, так что мы можем вернуть их.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒