Март-апрель 2020. Курск. 3 страница

ТАНЯ. Плохое оправдание плохим поступкам. Моя мама так же прикрывается мною. «Ах как трудно было воспитывать ребенка с таким телом!». Ну отрежьте мне эту грудь – и все! Нет. Мама дала кому-то денег, мне из-за груди этой дали инвалидность, чтобы я могла платить за эту квартиру. Она экономит на мне, хотя у мамы – три автосервиса. Я ее у нее денег на зачет попросила – скандал такой устроила. Зато ей нравится обсуждать меня с родней. Все жалеют маму… Давай выпьем.

ИРА. Да.

Таня уходит на кухню, возвращается с двумя рюмками, одним стаканом, бутылкой виски и небольшой бутылкой газировки. Наливает по рюмкам виски, в стакан газировку.

ТАНЯ (поднимает рюмку). За встречу. За правду. За что-то еще…

Выпивают, запивают из стакана.

ИРА. У тебя хоть мама есть. Плохая она или хорошая, но она есть. У меня мамы не было, воспитывала тетка, ее сестра. Она была грубой, злой, но говорила по делу. Можно поступать плохо, но если это кому-то помогает, значит все нормально.

ТАНЯ. Стой, хватит. Давай еще по одной. И закроем про маму.

Выпивают. Пауза.

ИРА. Тань, ну хватит уже. Я серьезно все.

ТАНЯ. Да. Девочки в танцевалке. Ты.

ИРА. А я, может, как они. Вот залетела…, забеременела, а от кого-то – черт знает, маюсь до сих пор. А мои девочки – у них так же может быть. Может, им лучше продавать себя конкретным людям, знать риски, а не сидеть потом с ненужным им ребенком? А я…, я, как мать, со стороны, участвую в жизни: где-то помогу, подскажу, они будут в безопасности. Они бы и без меня себя продавали. Пусть лучше делают это под присмотром.

ТАНЯ. А если я захочу себя продать? Ты меня продашь?

ИРА. Нет. Ты меня не продала Валере и я тебя не продам.

ТАНЯ. Ты была ко мне добра, поэтому я ничего не хотела говорить. Я думала, ты все расскажешь, но, видимо, у вас с Федей серьезно.

ИРА. Может что-то и получится. Хочу его проверить. В школе была влюблена, но тогда он был другим. Я до сих пор воспринимают его тем, школьным Федей. У вас что-то было? Вы как-то мило общались тогда. Так он общался со мной много лет назад.

ТАНЯ. Так ты извиниться пришла или про Федю узнать?

МАЛЬЧИК. А почему все мертвые?

ТАНЯ. Что?

МАЛЬЧИК (показывает пальцем на картину). Ну там.

ИРА. Пальцем нельзя показывать. Таня, налей еще.

Выпивают.

ИРА. Мы встретимся втроем и посмотрим, как Федя будет себя вести.

ТАНЯ. Надо подумать.

ИРА (достает деньги из сумки, передает Тане). Подумай. Это тебе на зачете пригодится. Не надо платить за мои занятия.

Затемнение.

18.

Квартира с розовыми обоями.

Звонок в дверь.

ГОЛОС. Открыто!

В квартиру входит Валера. В руках сумка.

ВАЛЕРА (осматривается). Здравствуйте. Это Лера.

ГОЛОС. Лера, проходите в комнату. Я сейчас.

Валера проходит в комнату, там на столе стоит бутылка вина, два бокала, закуски.

Валера достает из сумки красное платье, чулки, туфли, начинает переодеваться.

Валера переоделся, начинает краситься.

Из ванной комнаты выходит Ян Леонидович. На нем женское платье.

ВАЛЕРА. Бля (прячется за шторкой)!

Пауза.

ВАЛЕРА. Ян Леонидович, вы не так...

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Все так. Все нормально, Лера-Валера. Сядь.

Пауза.

Сядь!

Валера выходит из-за шторки, садится напротив Яна Леонидовича.

Пауза.

Опять в блестках этих. Глаз второй недокрасил… ла.

Валера встал, начинает спешно переодеваться.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Хорошо ты устроился: днем у нас в отделе, а по вечерам мальчик по вызову, детей совращаешь.

ВАЛЕРА. Я не знал сколько им лет! Я просто станцевал!

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Конечно не знал! Ты ж новенький в нашей тусовке! Приехал к нам и сам по себе!

ВАЛЕРА. Я не такой!

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Ой, все! Другому расскажи. Это болезнь. Пидор.

Пауза.

Ну прости. Не хотел.

ВАЛЕРА. Да пошел ты!

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Уйдешь — всем расскажу о тебе.

ВАЛЕРА. А я про вас расскажу!

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Кто тебе поверит? А мне поверят (фотографирует Валеру на телефон).

ВАЛЕРА (пробует отнять телефон). Отдай!

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ (отталкивает Валеру). Да сиди ты! Сиди! Школьный растлитель! Чувствуешь себя на месте нашего патолога?! Трупы ему переодетые не нравятся! Ты поймана, Лера!

Пауза.

Валера садится напротив.

ВАЛЕРА. Я не такой. И с этим школьниками — ошибка, все по ошибке... Я люблю женщин. У меня есть девушка... Не такой.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Ты — такой. А Ира изменяет тебе с Федей.

ВАЛЕРА. Как изменяет?!

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Ну как еще изменяют: мужик на работе, а баба с любовником под Бетховена трахаются. Зачем она тебе? Может по винишку?

Пауза.

ВАЛЕРА. К чему все это?

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Наверное, больной поймет больного... Ты на жену мою похож... Олечка такая же была. Не, ты не думай, я ни к чему не обязываю. Я вообще люблю женщин. Ну таких, которые любят других женщин. Женщин, которые живут внутри мужчин.

ВАЛЕРА. Как-то сложно все.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Ага. Вот женщины внутри мужчин. Такая и в тебе живет: Лера. И во мне: Яна. Моя Олечка ее рассмотрела, полюбила... В общем, не знаю... Я тебе денег дам... Ты хороший парень, у тебя есть будущее. Сейчас Федю посадим и все будет хорошо. Я на пенсию, ты в отдел на постоянное место. Но с этими танцами придется завязать. Дело мы твое развалим, а ты пообещай, что больше всех этих танцев по квартирам не будет. Хочешь танцевать — танцуй, но без этого.

ВАЛЕРА. Вы так просто говорите. Вы, вон, сами из этих, в платье. Сами же говорите, что болезнь.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Я на все иначе посмотрел после знакомства с тобой. Следователь, а не боится запалиться. Даже берется за дело с этими школьниками, где сам и натворил дел. Да, тебя не узнали, но ты был уверен, что тебя не узнают. Даже я тебя в этом прикиде не узнаю. Мерзко, конечно, с детьми получилось, но сам факт этой твоей что ли смелости, это достойно уважения. Вот ты как с этим можешь жить, даже показываешь это, а я так не могу. Я борюсь, сопротивляюсь. Но и ты сопротивляешься: Иру себе завел. Только это не та женщина. Она как мужчина. А ты любишь женщин. Вот Таня — женщина, ты бы мог ее полюбить, может быть и она тебя: в ней есть что-то от Оли (передает Валере свой телефон). Сотри фото. Прости.

Валера стирает фото.

ВАЛЕРА. Почему Федю не задержали?

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Я его посажу, а меня сразу на пенсию, а я хочу еще пожить… Знаешь, а давай не я его поймаю, а ты. Будешь у полковника на хорошем счету. Два убийства сразу раскрыл.

ВАЛЕРА. Я задержу его завтра.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Ты серьезно?

ВАЛЕРА. Да, а что?

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Ничего. Ты, Валер, не чувствуешь момента. Тебе кинули кусок, а ты рад как пес. О большем не мечтаешь? Только два убийства? А если их будет три, а там четыре?

ВАЛЕРА. Не понимаю вас, Ян Леонидович.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Чем больше убийств – тем лучше. Было две звездочки, а станет три. Лет пятнадцать назад сталкивался с таким, как Федя. Он теперь не остановится.

ВАЛЕРА. Вот его и надо остановить.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Не сейчас. Как думаешь, знал бы кто-нибудь следователя, который вел битцевского маньяка, если бы маньяк не убил человек сорок? Убил пять, десять – это мелочь. Сорок – да. Ведь могли поймать Пичушкина черт знает когда. Нет, почему-то ждали, когда за сорок человек перевалит. Может потому, что он убивал бомжей, плохих? И Пичушкин, и Федя наш. Как очистить общество от плохих людей? Дать одним плохим возможность убивать других плохих, но следить за тем, кто и кого убивает. Вот когда Федя начнет убивать не тех и не тогда – тут-то мы уже не будем сидеть. Ты, Лер, скажи ему, что нашли тех, кто столкнул мать с лестницы. Придумай что-нибудь. Ищи с ним дружбу. Наблюдай за ним: забавно ведь

ВАЛЕРА. Это ненормально.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. А что нормально? Ты хочешь, чтобы человек стал твоим другом, а он на тебя копает. Это жестоко, Валера. Как видишь, ты обо теперь знаешь больше, чем нужно. Извинись перед экспертом. Он хороший парень, не заслужил такого обращения.

ВАЛЕРА. Простите меня. Я из-за Иры просто.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Сутенерша. Дал слабину. Пожалел тебя.

ВАЛЕРА. Спасибо.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. И тебе спасибо… На днях соберешь всю эту гоп-компанию с пляжа в этой квартире. Посидите, вишинка попьете, а потом, может, и я подойду. Поработаем с ними более активно. Как и что делать – скажу.

ВАЛЕРА. Давайте не трогать Иру.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Не обещаю.

ВАЛЕРА. Тогда с Федей вопрос решу завтра. Можете что угодно про меня сказать, всех облить грязью, да, будете правы, но Федя будет сидеть. И что мне ваши звездочки? Это не показатель.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Ладно. Не трогаешь Федя, я не трогаю Иру. А теперь выключи свет и иди ко мне.

ВАЛЕРА. Ян Леонидович…

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Оля, выключи свет.

ВАЛЕРА. Оля?!

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Да, Оля. Давай просто посидим в темноте и подумаем, как нам дальше жить. Выключи, выключи свет, Оля.

Валера выключает свет, теперь видны лишь силуэты Валеры и Яна Леонидовича. Валера садится рядом с Яном Леонидовичем. Ян Леонидович берет Валеру за руку.

Оль, прости меня. Не обстоятельства так сложились и ты утонула, а я виноват, недосмотрел за тобой. Я все время скрывал эмоции, только тебе мог открыться. Ты меня приняла таким, какой есть, но я не до конца был честен с тобой.

ВАЛЕРА. Да, Ян, говори.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Мне нравятся мужчины. Я таким родился. Пока ты с Маринкой была на пляже, я с одним из твоих друзей… Нет, мы не спали….

ВАЛЕРА. Ян, скажи правду.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Он хороший мужик, но мы не спали. Переспать – это много ума не надо. Это уже что-то добавочное в отношениях.

ВАЛЕРА. Ян, жду правды.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Да, конечно. Так вот. Труднее найти человека, который бы чувствовал тебя. Он почувствовал. Мы не признавались друг другу, но сразу стало ясно, кто мы, чего хотим. Как мужчина влюбляется в женщину, все видно по глазам, движениям, так и мужчина влюбляется в мужчину, и все сразу же видно.

ВАЛЕРА. Ты мерзок, Ян.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Ну хотя бы сказал все.

ВАЛЕРА. У нас так же было?

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Да, Оль. Я слишком увлекся твоим другом, стал чаще с ним быть, стал меньше быть с тобой, Маринкой. И ты умерла… Ты все время говорила, если ты умрешь, чтобы я не маялся, а нашел себе кого-нибудь. Мне бы жить с тем парнем, но нельзя: все всё узнают, я останусь без работы, у меня заберут Марину. И он это понимал, и мы перестали общаться.

ВАЛЕРА. Упустил свое счастье.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Да. Недавно с одним парнем познакомился, он у нас работает. Он неплохой. Но и тут не будет счастья. Все по той же схеме будет идти.

ВАЛЕРА. Так будет продолжаться, пока ты не скажешь, кто ты на самом деле.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Да, Оль, но я промолчу. Я не так много представляю из себя, чтобы всем сказать, кто я на самом деле. Вот Фредди Меркьюри… Пидор, но такой музыкант. Талант перекрыл все остальное. Его приняли. Я не такой. Буду молчать. Ради этого парня промолчу, ради себя.

ВАЛЕРА. Когда-нибудь тебе придется всем всё рассказать. Береги того парня.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Мы больше никогда не увидимся, Оля. Но когда-нибудь этот парень передаст тебе привет от меня. Будь с ним добра, пожалуйста.

Пауза.

19.

Литературное кафе. В зале аншлаг. Среди зрителей – Валера.

На сцене выступает Федя.

ФЕДЯ. … старушонка вздор! Старуха, пожалуй, что, и ошибка, не в ней и дело. Старуха была только болезнь. Я переступить поскорее хотел… Я не человека убил, я принцип убил! Принцип-то я и убил, а переступить-то не переступил, на этой стороне остался… Только и сумел, что убить…». Спасибо!

Аплодисменты.

Перерыв десять минут и продолжим.

Зрители расходятся.

Федя спускается со сцены, ему на встречу идет Валера. Они здороваются.

ВАЛЕРА. Сильный монолог.

ФЕДЯ. Достоевский…

ВАЛЕРА. Может, я не вовремя, но соболезную вам. Вы сильный человек. Такое горе, а вы держитесь. Уважаю вас.

ФЕДЯ. Спасибо. Думаю, мама меньше всего хотела, чтобы я грустил или отменил это мероприятие. Люди ждали этот концерт. Тем более, приехал Прилепин и другие. Я не могу подставить людей.

ВАЛЕРА. Когда похороны?

ФЕДЯ. Послезавтра. Там как бы без меня справятся, родня помогает. Не хочу об этом.

ВАЛЕРА. Да, простите… Знаете, Федор, мы с вами похожи: доказываем всем, что мы что-то представляем из себя, хотя это не нужно делать. Мы те, кто мы есть. Вы мне симпатичны как человек. Да и хорошо понимаю вас: я терял близких. Мой отец умер, когда мне было десять. Взрыв в метро, отец там оказался…

ФЕДЯ. Понимаю вас… Я вообще рос без отца. Я знал примерно, кто отец, но боялся спросить у матери… Как-то так… Не хочу об этом говорить.

ВАЛЕРА. Понимаю вас… Давайте выпьем после концерта. Заодно расскажу, что мы делу вашей мамы сделали. Вроде есть за что зацепиться, есть конкретные люди.

Затемнение.

20.

Секционный зал в бюро судебно-медицинских экспертиз.

На столе лежит труп Васильева. Вокруг стола танцуют Ян Леонидович и Патологоанатом. Это медленный танец. Играет «Сиреневый туман». Ян Леонидович активен, он ведущий в этой паре.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ (кивает на труп). Станцевал в бане и упал с моста в реку? Утонул? Удар током? Провод? Молния?

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Ян, ты сходишь с ума.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Это не мешает следствию.

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Ты же из наших...

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Что с режиссером?

ПАТОЛОГОАНАТОМ. По голове настучали.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Банальность. Личность тянет как минимум на отправление! Гамлет! Кто труп забирает?

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Этот актер Федя.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Ха-ха-ха! Налей винишка! Надавай напьемся! Дай я тебя поцелую!

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Ян, хватит. Ты из наших. Я чувствовал.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Я люблю только жену Олечку. Выпьем за Олечку.

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Ольга умерла.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. У нас скоро серебряная свадьба.

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Валера похож на твою жену. Одно лицо. Ты вляпаешься.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Ты по-прежнему чувствуешь, что внутри тебя живет мужчина?

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Теперь да. Я обо всем рассказал жене.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. А она?

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Она хотела уйти, рассказала про любовника. Ну я ее ударил, поставил на место. Столько лет сдерживался, слушал ее всю эту херню, упреки, а тут прямо не смог больше терпеть себя, все свое вранье.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Поступил ты, конечно, как пидорас. Бить не надо было. Но ты защитил себя, признался себе в чем-то. Это уже похоже на мужской поступок.

Дверь открывается, входит Таня. Патологоанатом видит ее, отстраняется от Яна Леонидовича, выключает музыку, тот продолжает танцевать.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Ба, знакомые все лица!

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Ты что тут делаешь?

ТАНЯ. А что вы тут… Вы мне позвонили. Зачет же.

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Я тебе не звонил! Уходи! Кто тебя вообще впустил?

ТАНЯ. Я через окно.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Только за это нужно ставить зачет. А что?! Она смелая, мне это нравится. Вы проходите, проходите. Вы у нас какой врач будете?

ТАНЯ. Хирург.

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Ха-ха-ха! Да она на занятия через день!

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. К тебе много кто ходил на занятия через день, многие даже стали врачами. А кто не стал врачом, стал фельдшером. Будешь умирать, приедут на «скорой» ученики, а может не доедут, узнав к кому едут.

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Давай зачетку.

Таня достает зачетку, из сумки выпадает россыпь тысячных купюр, Таня спешно собирает деньги. Патологоанатом при виде денег краснеет.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Ой, а что это? Как небрежно вы носите деньги! Подожди… Что это за зачет такой среди жмуров?

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Я часто здесь принимают экзамены.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Как это некрасиво… Таня, подойдите к столу.

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Пусть даст зачетку и уйдет.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Подожди. Это будущий хирург. Это не какой-то там психиатр, который бы объяснил, почему два взрослых мужика зажимаются как педики. А вы ведь, Таня, можете разрушить ему карьеру.

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Ян, что ты говоришь?

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Можете теперь его шантажировать, а он вам будет ставить экзамены автоматом.

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Здесь ничего такого не было.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Ты отказываешься от меня?

Пауза.

Мы же геи? Что молчишь? Ну я так и думал… Ты действительно не тот, за кого себя выдаешь. Ну ладно все эти гейские штучки, но брать деньги за экзамен… Таня идите к столу, идите. А ты вали отсюда.

Патологоанатом махнул рукой и ушел.

Таня стоит на месте.

Не бойтесь меня. Сейчас я не следователь. Я даже не мужчина. И не женщина. Вы как к геям относитесь?

ТАНЯ. Я, наверное, пойду.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Стой. Ты принесла взятку этому уроду. Это уголовное дело. Хочешь уголовное дело?

ТАНЯ. Нет.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Так как ты относишься к геям?

ТАНЯ. Нормально.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. А я ненавижу. Своей животностью они все испохабили. Высокие чувства доведены до массажа простаты, инстинктов. Только стоит какому-нибудь гею узнать, что я чувствую себя женщиной, то им так и хочется переспать со мной. Вы чувствуете себя женщиной?

ТАНЯ. Да.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. А я в вас не чувствую ничего женского. Эта дурацкая стрижка, дурацкие шмотки, позы, поведение. У вас нет парня. Вы даже без макияжа, маникюра.

ТАНЯ. Это не чувствовать. Это еще ничего не значит.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Хорошо. Вы за естественную красоту? За природу?

ТАНЯ. Да.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Ну а что там с третьей грудью?

Таня пробует уйти, Ян Леонидович ее останавливает.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Ну ладно вам, ладно. Нет, ну в вас что-то осталось женское. Пока не можете держать удар по-мужски, эти бабские обиды, бег от проблем, но все это пройдет. В вас есть стержень! Ах, как я люблю женщин с мужским характером! Ну мужчин как бы, но нет. Я не гей. Да, люблю что-то женское, вещички какие, но я никогда не спал с мужчинами. Мне они нравятся как предмет! Я ими восторгаюсь! Вы пьете? По винишку? Что ж вы так побледнели? Вам плохо? (наливает, передает Тане стакан, после начинает с ней вальсировать). Выпейте, выпейте винишка. Пусть щечки нальются красным, по венам побежит тепло, в душе настанет просветление. Тут бррр! Холод! Чай не в бане кости парить. Вам знаком этот труп?

ТАНЯ. Я вам все уже рассказала.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. И ничего не видели? А если вспомнить?

ТАНЯ. Нет.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Труп режиссера Васильева. Очень красивый труп. А с него все и началось. Я им восторгаюсь. Когда-то был красивый человек! Ну а что теперь? Труп! Ну симпатичный, да, ну хоть и пожелтел, посинел, ну бывает, но симпатичный! Ну не в этом дело! Что там? Что внутри? Посмотрите! Посмотрите!

Таню вырвало, изо рта полилась красная жижа.

Комната постепенно наполняется водой. Таня пробует бежать, но Ян Леонидович держит ее за руку.

ТАНЯ. Пустите!

Таню вновь рвет.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Ну что же вы так? Что же вы? Умер же! Все, отыграно! Ну да, красоты внутри мало, там теперь иная жизнь кишит. Или даже смерть. Или смертожизнь. Сразу вспомнил Владимира Иванова: «Вскрываем тут недавно чувака, ну, скальпель там, трепан, хи-хи, ха-ха. Разрезали. Хуяк! А там река — луна, камыш, рыбак у костерка. Он нам: «Привет», а мы ему: «Пока», ну, и зашили на хуй от греха». Понимаете о чем я?

ТАНЯ. Да.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Нет. Не понимаешь. Что с третьей грудью? С природой? Покажи!

ТАНЯ. Отстаньте от меня!

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. А грудь прекрасна! Грудь-то хороша! Восторг!

Ян Леонидович пробует поцеловать Таню в грудь. Таня отстраняется.

ТАНЯ. Вы – животное!

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Да! Сейчас - да! Мы восторгаемся телами, но не смотрим глубже! Что там под ребрами у человека?! Костерок, луна! Или гниль, черви! Говори! Говори, блядь, кто убил?! Кто убил?!

ТАНЯ. Пустите!

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ (схватил Таню за волосы). Ты — сука! Ты покрываешь убийцу! Федя убил?! Федя?! Говори, блядь!

Таню вновь рвет. Воды все больше в комнате.

ТАНЯ. Помогите!

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Буль-буль!

ТАНЯ. Помогите!

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Буль! Буль...

Воды в комнате уже достаточно, по самую шею. Труп актера Васильева качается на «волнах», играет «Сиреневый туман», Ян Леонидович отпускает Таню, вальсирует сам с собой. Ну как вальсирует: уже плывет. И каждый раз ныряет, максимально хочет быть под водой.

21.

Река. Плывет лодка, которая больше похожа на огромную чугунную советскую ванну. В лодке режиссер Васильев, Мама и Старик, который лениво гребет. Васильев раз за разом вычерпывает воду из лодки маленькой чашкой. Мама держит на руках младенца.

ВАСИЛЬЕВ. Кипяток. Галимый кипяток. Уж лучше бы оставался в шкафу. Все твой сынок.

МАМА. Началось.

ВАСИЛЬЕВ. И упало оно мне все это. И этот еще смотрит так. Чего он так смотрит?

МАМА. Ему нужно заплатить. У тебя деньги есть?

ВАСИЛЬЕВ. Какие деньги?! Мы умерли.

МАМА. Все равно посмотри. Надо пару монет.

ВАСИЛЬЕВ. Смотрел. У меня только карта.

МАМА. Мы попадем в ад.

ВАСИЛЬЕВ. Почему?

МАМА. Потому что у тебя карта, идиот. Тут не обслуживают карты. Если бы у тебя были деньги, мы бы плыли не в дырявой ванной, а в нормальной лодке! А в такой лодке можно плыть только в ад!

ВАСИЛЬЕВ. Как ты заговорила после смерти!

МАМА. Я вообще-то тут из-за тебя. Я для тебя старалась, квартиру тебе, ребенка от тебя, а из-за тебя меня убили.

ВАСИЛЬЕВ. Мне ни квартира, ни ребенок – ну не упало. Почему я вообще должен воду черпать? На, давай ты!

Васильев бросает Маме кружку. Старик видит это, бьет веслом Васильева по голове и указывает на кружку, мол, черпай дальше.

МАМА. Ты как?

ВАСИЛЬЕВ. Больно, но кричать не могу. И голова болит, и в груди болит. Внутри кричу, все рвет там.

МАМА. Терпи теперь. Мы терпели, а теперь и ты терпи. Куда хоть плывем?

ВАСИЛЬЕВ. Старик, куда плывем?

Старик игнорирует Васильева. Старик наклоняется, поднимает со дна лодки второе весло, передает Маме.

МАМА. Грести?

Старик отрицательно кивает головой, указывает на Васильева, а после бьет Васильева по голове веслом.

Его бить?

Старик улыбается.

ВАСИЛЬЕВ. Как это меня бить? Не надо меня бить!

МАМА. А знаешь, надо. Надо тебя бить. Тебе даже наш ребенок не нужен. Я тебя прощала за все, а ты вот такой оказался. Прав был Федя.

ВАСИЛЬЕВ. Какая же ты дура. Мы умерли и теперь не нужны друг другу. Нам уже ничего не нужно.

Мама бьет Васильева по голове веслом.

МАМА. Ты не прав. Чувствуешь же боль? Если чувствуешь, значит и другое можешь чувствовать. Может самое время почувствовать? Я сейчас чувствую. Будь я жива, верни все обратно – иначе бы все прожила, прочувствовала. И с тобой бы не связалась, не бегала бы на аборты, а сразу родила. Господи, бедные мои дети. Я их убила.

ВАСИЛЬЕВ. Все, пиздец. Хватит с меня (выбрасывает кружку в воду).

МАМА. Ты что?! Мы утонем!

ВАСИЛЬЕВ. Да и ладно! Я не могу представить, что может быть еще хуже, чем плыть с тобой в ад! Лучше утонуть!

Вода начинает уходить, образуется воронка, лодку начинает закручивать в воронку.

МАМА. Ну! Пропали!

ВАСИЛЬЕВ. Да и хер с ним! Неплохо пожили!

Вода ушла в выброшенную Васильевым кружку. Лодка на земле. Старик указывает Васильеву, что нужно взять кружку.

ВАСИЛЬЕВ. Да вот хер тебе, ага!

Старик бьет Васильева веслом.

Ладно (берет кружку).

Старик указывает на берег, мол, идите.

ВАСИЛЬЕВ. Приплыли походу.

МАМА. На ад не похоже.

Васильев и Мама выбираются из лодки, уходят.

Затемнение.

22.

Квартира с розовыми обоями. Федя и Валера выпивают. Оба сильно пьяны.

ВАЛЕРА. Ну не было же, да?!

ФЕДЯ. С Ирой – нет.

ВАЛЕРА. А мне говорили…

ФЕДЯ. И мне говорили, что у вас было…

ВАЛЕРА. Так мы встречаемся. Встречались.

ФЕДЯ. А, да… Валер, кто маму мою убил?

ВАЛЕРА. Какие-то алкаши. Это Ян в курсе. Васильев двух алкашей попросил, они и столкнули твою мать с лестницы. И непонятно: то ли из-за квартиры, то из-за ребенка. Аборт хотел Васильев…

ФЕДЯ. Ой, Валер, не начинай…

ВАЛЕРА. А я что?! Давай о другом! Слушай, я тут был у вас на «Гамлете». Там когда Тень отца Гамлета появляется, играет заглавная тема из «Кошмара на улице Вязов»…

ФЕДЯ. Бред полнейший.

ВАЛЕРА. Ну да, ненормально, но не это главное. Меня немного смутила Тень отца. Натурально похоже будто бы актер, эта тень, он в одних трусах стоит. Или так тень падает. Прямо видно очертание трусов. Как будто бы любовник в семейках из шкафа вышел. И такие еще семейки, ну которые мужик себе не купит, а купит мать. Чисто по материнской заботе.

ФЕДЯ. Нуууу…

ВАЛЕРА. И в то же время – талантливая игра. Прямо хочется руку актеру пожать. Но музыку бы я поменял, прямо на Моцарта какого.

Федя протягивает руку, Валера удивлен, но жмет ее.

Да, бывает же так…

ФЕДЯ. Прямо пальцем в небо. Я просто хочу… Я хочу что-то нормальное сделать, остаться ну не в истории, ну… Ну остаться. Чтобы помнили, чтобы не зря все. А тут лишь Тень…

В квартиру входят Ира и Таня: пьяны, у каждой по две бутылки вина.

ИРА. Мальчики, вино! Вы что-нибудь придумали?

ВАЛЕРА. Да. Мы сыграем в «Я никогда не…».

ИРА. Уууу!

ТАНЯ. Ну конечно!

ФЕДЯ. Я не умею.

ВАЛЕРА. А там нечего уметь. Главное говорить правду и пить.

Затемнение.

23.

Пустыня. На всю пустыню – ромашка высотой в три-четыре метра.

К ромашке подходят Васильев и Мама, у Мамы на руках младенец.

МАМА. Пустыня. Ну хоть воды залейся. Дай.

Васильев передает Маме кружку, Мама отпивает из кружки, возвращает Васильеву.

ВАСИЛЬЕВ (осматривает ромашку). Настоящая.

Васильев подпрыгивает, пробует сорвать лепесток.

МАМА. Не тронь! Мало ли!

ВАСИЛЬЕВ. Да тут не достанешь еще. Глянь туда!

К Васильеву и Маме подбегают трое мальчиков. Им на вид лет десять-двенадцать.

МАЛЬЧИКИ (обнимая Маму). Мама! Мама пришла! Мама!

МАМА. Ой, что вы! Какая я вам мама?!

МАЛЬЧИКИ. Наша мама! Мама!

ВАСИЛЬЕВ. А дети хорошие. Кто у нас тут (гладит каждого по голове)?

1-й МАЛЬЧИК. Я – двенадцатое апреля тысяча девятьсот девяносто третьего года!

2-й МАЛЬЧИК. Третье сентября тысяча девятьсот девяносто четвертого.

3-й МАЛЬЧИК. Второе августа. Девяносто третьего. Чисто так.

МАМА. Ой! Это же… Мои родные (обнимает детей)! Как же я!

Мама плачет, передает младенца Васильеву.

2-й МАЛЬЧИК. Мама, чего ты?!

1-й МАЛЬЧИК. Мама, дорогая, не плачь!

3-й МАЛЬЧИК. Ма, хорош.

МАМА. Бедные мои дети!

2-й МАЛЬЧИК. Мама, а где ты была все это время? Почему тебя не было?

МАМА. Я была занята, но хотела к вам. Дорогие мои, наконец-то мы вместе.

ВАСИЛЬЕВ. Ну вот нам и счастье привалило. Какие они хорошенькие. Эх… Вот дурак я был. Прости меня.

МАМА. Милые, мальчики мои, а это ваш папа.

МАЛЬЧИКИ. Это не наш папа.

МАМА. Что вы! Ваш!

ВАСИЛЬЕВ. Да, ваш! Ваш папка, хе! Натворил дел, простите, но ваш!

МАЛЬЧИКИ. Это не наш папа! Не наш!

Пауза.

ВАСИЛЬЕВ. А. Ясно. Это, значит, я тебе всю жизнь испортил, всю жизнь посылал тебя на аборты, детей не хотел, а они и не мои были.

МАЛЬЧИКИ. Да! Мы не твои!

МАМА. Васильев, я тебе все объясню.

ВАСИЛЬЕВ. Я, конечно, еще та мразь был, но чтобы такое? Молодой был – плевать хотел, а старый стал – сто раз прощение попросил. Как старый стал – задумался: могли бы дети быть.

МАЛЬЧИКИ. Могли!

МАМА. Тише, мальчики! Васильев, я же не думала, что так все.

ВАСИЛЬЕВ. Ты же говорила, что только со мной была.

МАМА. С тобой… Прости меня.

ВАСИЛЬЕВ. Нет. Все теперь на своих местах. Мальчики, а знаете, что с вами сделала мама?

МАМА. Васильев!

МАЛЬЧИКИ. Родила нас!

ВАСИЛЬЕВ. Нет. Она пришла к доктору, он взял огромный крюк и вытащил вас маленьких из мамы, а потом выбросил в мусорку!

МАЛЬЧИК. Нас?!

МАМА. Васильев!

ВАСИЛЬЕВ. Вас, мальчики!

1-й МАЛЬЧИК. Не верю!

2-й МАЛЬЧИК. Как поверить?

3-й МАЛЬЧИК. А она могла.

МАМА. Я?! Да что вы…

ВАСИЛЬЕВ. Молчи! Убью (поднимает над головой младенца, будто бы собирается ударить его о землю)! Она могла! Она будет говорить, что плакала, сожалеет, но она сожалела только по апрелю, но ничему не научил апрель! Кто так сожалеет, говорит себе не ошибется больше, но потом вновь ошибается и вновь идет к врачу, чтобы убить ребенка?

⇐ Предыдущая 1 2 345 Следующая ⇒