Март-апрель 2020. Курск. 1 страница

Секционный зал в бюро судебно-медицинских экспертиз.

Следователь Ян Леонидович чистит ботинки, рядом стоит Патологоанатом, потирает скулу, явно, что только что хорошенько получил по морде.

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Можно было бы и не бить.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Можно было бы и не целовать меня. Гомосятина какая-та.

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Прости, Ян. Я думал ты эту историю не просто так рассказал.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Я ее не закончил, а ты уже в десна долбишься. И давно ты так?

Патологоанатом открывает холодильную камеру, там лежит труп. Патологоанатом берет руку трупа, прикладывает к скуле, чтобы не было синяка.

Челюсть не сломал?

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Ты как будто бы намекнул, что… Ладно, прости… Блин, как стыдно. Ты обо мне не расскажешь?

Ян Леонидович закончил чистить ботинки, достает из сумку валик для одежды, чистит свою одежду.

Пауза.

Расскажешь?

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Так вот, сын полковника – гей…

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Ян, давай потом...

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Нет. Ты прервал историю. Я ее закончу. Сын полковника – гей. Пацану на день рождения друзья заказали мужика в платье. Восьмой класс, а уже такая любовь. Полковник со мной по-хорошему, чтобы возбудил дело, нашел танцора, а я отказной написал. Теперь просят заявление по собственному. Всем этим теперь сопляк Валера занимается. Мне полковник как бы намекнул, что даже такое дерьмо справиться с делом. Столько лет жуликов ловил, а тут вали на пенсию. Ты давно из этих? Я это все как будто бы видел во сне. Или во сне. Или как будто бы. Ведь знал, что так будет, но ничего не сделал, чтобы так не было. Так давно?

Ян Леонидович начинает чистить валиком одежду на Патологоанатоме.

Пауза.

Ладно, не говори. Прости, что ударил. Нервы просто. То одно, то другое. Ольгины родители хотят дочь забрать.

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Ты про Ольгу давно не говорил.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Да… Олечка... Сниться мне. Не спокойно ей там.

В секционный зал открывается дверь, Входит Валера. Ян Леонидович отстраняется от Патологоанатома.

ВАЛЕРА. Ян Леонидович, на пляже труп, надо ехать.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. А ты куда? Не твое дежурство.

ВАЛЕРА. Случай нестандартный, мне интересно.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Валер, не мудри. Без тебя разберусь.

ВАЛЕРА. Хочется на вашу работу посмотреть, опыт перенять.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Подмазался. Ладно. Подожди в машине.

Валера уходит.

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Так что со мной?

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. За Валерой присматривай. Что-то он мудрит.

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Ян, ответь.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Ты кем себя внутри чувствуешь: мужчиной или женщиной?

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Мужчиной.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Так почему ведешь себя как пидор?

Ян Леонидович уходит.

Затемнение.

Театр.

Федя и Мама репетируют «Преступление и наказание»: Федя — Раскольников, Мама — Старуха-процентщица. За репетицией наблюдает Васильев.

МАМА (рассматривает сверток). Это что?

ФЕДЯ. Серебряная папиросница...

МАМА. Да будто не серебряная. Ишь навертел.

Мама отходит к окну, пробует развязать сверток. Федя идет следом, становится за спиной Мамы.

Ишь навертел...

Федя расстегивает пальто, виден топор.

Да что тут...

Федя достает топор, заносит топор над головой Мамы.

Федя роняет топор на пол, спешно его поднимает.

ВАСИЛЬЕВ. Федя!

Пауза.

Раскольников у нас... Ну хоть немного решимости должно быть. Сходи, Федь, подыши.

Федя уходит.

Он у тебя дебил?

МАМА. Дебил. Их как тогда в школе взорвали — так проблемы.

ВАСИЛЬЕВ. Не сюсюкайся с ним.

МАМА. Он единственный у меня.

ВАСИЛЬЕВА. А был бы второй – было бы по-другому?

МАМА. Их могло много быть…

ВАСИЛЬЕВ. Не начинай, ладно.

Васильев уходит.

МАМА. Лучше б в школе тогда умер. Меньше б мучился. Федя! Федь!

Возвращается Федя.

МАМА. Федь, я не для себя, а для тебя к нему езжу. Я ж не всю жизнь смогу за тебя все, пожалей маму. Ты добрый человек?

Федя молчит.

Хорошо, что не добрый. Если не можешь быть добрым – будь злым, хитрым. Попробуй с Васильевым зайти с другого края. Возьми девок и давай в баню. Подружись с ним, обмани. Он добрый человек. Получишь роль.

Затемнение.

Танцевальная студия.

Таня танцует на пилоне, Ира за ней наблюдает.

Закончив танцевать, Таня уходит в другой конец зала, стоит у зеркала.

ИРА. Эта футболка закрывает всю красоту. У тебя мог бы быть настоящий, чувственный танец.

ТАНЯ. Ира, я не могу.

ИРА. Я не настаиваю.

Ира подходит к Тане, берет ее за грудь.

Она стала меньше (массирует грудь Тани). Похоже... Левая и правая — отлично, а в центре меньше! Она исчезает!

ТАНЯ. Она не может исчезнуть.

ИРА. Покажи ее.

ТАНЯ. Ира...

ИРА. Покажи! Я должна ее видеть!

Пауза.

Таня поворачивает к Ире, снимает топ, показывает грудь. Ну как грудь: там три груди. Две обычные и небольшая между ними.

Пауза.

Таня, она рассасывается. Это провал. Никакого конкурса.

ТАНЯ. Ир, разве дело в третьей груди? Я же не грудью танцую. Танец не станет лучше, если ее покажу.

ИРА. Если номер требует, чтобы ты показала третью грудь, ты ее покажешь.

ТАНЯ. Нет, Ир.

ИРА. Три раза...

ТАНЯ. Нет.

ИРА. Тридцать три...

ТАНЯ. Нет!

Пауза.

ИРА. Курс в танцевальной школе — пятнадцать тысяч. Это того стоит, если ты жирная, хочешь раскрепоститься, побороть страхи, получить какие-то рекомендации, а может и заработать на танцах. Пятнашку легко отбить.

ТАНЯ. Я отдам тебе деньги.

ИРА. Забудь. Ты просто выйдешь на конкурс и сделаешь что скажу. Тебе не нужно бояться своего тела. Прими себя. У тебя был мужик?

ТАНЯ. Расстались. И потом еще… Со мной никто не хочет…

ИРА. Потому что ты себя не хочешь. Полюби себя. Сейчас поработаем, а после конкурса отдохнем, сходим куда-нибудь. Как к бане относишься? Мне школьный друг написал. Такой неплохой актер. Посидим, выпьем.

Затемнение.

Беседка перед баней. За столом сидят Федя и актер Васильев. Васильев сильно пьян.

ВАСИЛЬЕВ. Нахлебался я прилично. Пловец ты хороший.

ФЕДЯ. Вы больше пьяный в воду не лезьте.

ВАСИЛЬЕВ. Ага. Спасибо. Спас. Говно.

ФЕДЯ. Простите?

ВАСИЛЬЕВ. Говно ты, а не Раскольников. Играй ты свою тень в «Гамлете» и слава богу. Чтоб не видели тебя. А чтоб Раскольникова сыграть – это надо пережить. Я в твое время…

ФЕДЯ (перебивает). Раскольникова играли?

ВАСИЛЬЕВ. Да хер с твоим Раскольниковым! Я бабку убил!

ФЕДЯ. Да ладно.

ВАСИЛЬЕВ. Я те говорю! Шкаф у тещи собирал, крутил там все, а потом этот шкаф тещу придавил! Ножки виноваты.

ФЕДЯ. Во-во.

ВАСИЛЬЕВ. Что «во-во»?

ФЕДЯ. Ножки все. Не убийство это.

ВАСИЛЬЕВ. А я думал ее убить. Сука была. Я представлял. Боролся с собой. А когда сдохла — испугался: а вдруг меня найдут? Во сне теща приходила, говорила, что найдут. Я как шкаф видел — сразу паника. Боялся, что теща выйдет из шкафа.

Пауза.

ФЕДЯ. Этот шкаф... Нет, ну не убийство это. Мелко.

ВАСИЛЬЕВ. Ну было еще кое-что... Сестру ее убил. Не ходячая, боли мучили. Я за ней ухаживал, квартиру обещала, а потом сказала, что не отдаст квартиру. Вот убью — отдаст. Избавь от страданий. И каждый день: «Убей. Убей. Убей меня». И я проявил милосердие. Понес ее мыть, включил кипяток и ушел на спектакль. Сварилась. До сих пор страшно вспомнить. А в квартире той так и не жил. Невозможно просто. Таджикам сдавал.

Пауза.

ФЕДЯ. Проще было с лестницы столкнуть.

ВАСИЛЬЕВ. Вот тож...

ФЕДЯ. Вам их не жаль?

ВАСИЛЬЕВ. Жалость, жаль, сожаление… Все это нужно оставить на старость. Решимость, чувство, что сильнее, некая власть. Это очень сильное чувство. Щелчком все решить. Тем более – старые бабки. Никудышные, без толку моросили. Мне и тебя не жаль. Ты умрешь и тебя никто не вспомнит.

ФЕДЯ. А вас?

ВАСИЛЬЕВ. Вспомнят. Будет все пышно, со слезами, а я оттуда буду смеяться над всеми. Как представляю – аж в жар бросает.

ФЕДЯ (берет в руки полено). Надо окунуться. Пойдемте под грибок. Там ключ бьет, вода холоднее.

ВАСИЛЬЕВ. Не пойдут. Тот старик в лодке. Мне он не нравится. Лодка больше на ванну похожа.

ФЕДЯ. Это пугает?

ВАСИЛЬЕВ. Пугает не лодка, а старик.

Затемнение.

Машина Яна Леонидовича.

Ян Леонидович за рулем, Валера на пассажирском переднем.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Ты школьников допросил?

ВАЛЕРА. Да, и дело возбудил. Будем искать танцора. Почему вы не возбудили?

Пауза.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Хочу, чтобы ты нашел жулика. Я примерно знаю, кого ты ищешь. Я дам тебе его найти, чтоб ты у нас закрепился, но ты этого мужика не найдешь.

ВАЛЕРА. Почему не найду?

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Ты, Валер, будешь к нему очень близко, но испугаешься. И тут буду я, помогу. Ты мне еще спасибо скажешь.

Валера достает из папки лист бумаги, показывает Яну Леонидовичу.

ВАЛЕРА. Подростки того мужика описали.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Ух ты! На нашего эксперта похож. Ты ему сказал?

ВАЛЕРА. Хотел. Зашел к нему, а его нет. Я, может, еще и лишнего сделал: залез в его компьютер, а там папка с видео… Даже не знаю, могу ли такое с вами обсуждать.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Хочешь работать у нас – нужно обсуждать. Что там было?

ВАЛЕРА. Ян Леонидович, там подборка: он женщин переодевает в мужское, а мужчин в женское.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. И что тут такого?

ВАЛЕРА. Он трупы переодевает.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Как некрасиво...

ВАЛЕРА. Да.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. … как некрасиво копаться в чужом компьютере. И какая связь с нашим танцором?

ВАЛЕРА. Просто это странно. Это какой-то фетиш у него. Переодевание, мужчины, женщины, трупы.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Валер, что в этом противозаконного? Ладно бы еще спал с ними, а тут всего лишь переодевает.

ВАЛЕРА. А вдруг это он?

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Это не он, Валер.

ВАЛЕРА. А дети? Надо опознание провести. Я им верю.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Проведи, но это не он. Я обещаю, что ты его не найдешь. А эксперт самое преступное что делал – прикладывал к побитой морде руку жмура из холодильника.

ВАЛЕРА. А если найду танцора?

Пауза.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Я уволюсь.

Затемнение.

Сауна. Парилка. Здесь Таня, на плечах полотенце с мартышками.

Входит Ира, пьяная, обнаженная.

ИРА. Моя звездочка! Расцвела! Раскрылась!

Ира пробует поцеловать Таню, Таня отворачивается.

Не парься. Будут еще победы. Сейчас за винишком и станцуем!

Ира уходит.

Таня сбрасывает полотенце на пол, через некоторое время вновь набрасывает его на плечи.

Входит Федя, пьяный, голый, тело усеяно шрамами. Таня на него не реагирует.

ФЕДЯ. Свободно?

Федя присаживается. Некоторое время смотрит на Таню, после кладет руку ей на колено. Таня отстраняется.

В чем дело?

ТАНЯ. В первый раз тебя вижу, даже имени не помню, а ты лезешь.

ФЕДЯ. Федор (берет Таню за грудь).

ТАНЯ. Таня (бьет Феде пощечину)!

Пауза.

ФЕДЯ. У вас грудь жидкая. Впервые вижу проститутку с жидкой грудью.

ТАНЯ. Кто тебе сказал, что я проститутка?

ФЕДЯ. Ира.

ТАНЯ. Блядь.

ФЕДЯ. Ну блядь — так блядь (пробует поцеловать Таню).

Таня бьет Федю по лицу, тот трет скулу.

Пауза.

Прости. Не, ну если не шлюха — это даже лучше. Это просто Ирка все. Мне мой режиссер говорит: «Давай баб!». А где баб взять, когда я такой урод? Не, ну лицом куда не шло, а тут (бьет себя по телу) как после мясорубки.

ТАНЯ. А что там Ирка и про шлюх?

ФЕДЯ. Ха-ха-ха! Ирка говорит, у нее шлюхи в танцевалке. Час — три тысячи. Можно драть на шесте... Не, ну она не права. Вы не шлюхи, в смысле не ты, забудь. Если за деньги, это уже проститутки. А я люблю шлюх. В них больше человека. Прости. Че-то... И, все-таки, не пойму, почему такая грудь?

ТАНЯ. Вот получу диплом медика – скажу, а пока заткнись.

ФЕДЯ. Ты прямо не медик, а училка. Ладно.

Пауза.

ТАНЯ. Расцвела...

ФЕДЯ. Грудь?

ТАНЯ. Расцвела. Раскрылась. Разделась. Все на конкурсе смеялись. Я – уродка.

ФЕДЯ. Не скажи. Нормальная такая.

ТАНЯ. Ты пьяный просто.

ФЕДЯ. Я бы к уродке не лез. Будь ты самой последней страшной шлюхой – не лез бы. В тебе что-то есть кроме жидкой груди. Лицо такое… Ну такое, как у девушек в метро в конце вагона. Они там всегда красивые. И с ними так просто не познакомишься. Ну вот к тебе, к тебе, я бы подошел. Даже просто рядом постоять. А если бы что-то и получилось у нас, если бы ты увидела меня голым, и спросила, откуда мои шрамы, только тебе бы соврал: соврал, что на войне получил эти шрамы.

ТАНЯ. Ха-ха! Ты забавный.

ФЕДЯ. Я шрамированный.

Пауза.

ТАНЯ. У тебя красивые шрамы. По отдельности — нет, а вместе — красивые. Тут много чего можно рассмотреть. Вот тут (проводит по груди Феди) как будто разлили чернила, тут горы такие, шапки прямо снежные...

ФЕДЯ. Не трогай меня!

ТАНЯ. Прости.

Пауза.

ФЕДЯ. Это ты прости. Спорол... Я только в четвертый класс пошел, первое сентября и нас чурбаны захватили. Они бомбы вещали на баскетбольные щиты. Скотчем прямо... Блядь, скотчем этим. Слух до сих пор режет, трясет… А потом всех взорвали. Я даже не кричал, просто валялся на полу. А ты мне про горы какие-то...

Входит Ира.

ИРА. Федь, с режиссером твоим беда: лежит в воде…

ФЕДЯ. Пьяный?

ИРА. Я не знаю.

Федя уходит.

ИРА (с опаской оглядываясь). Тань, там Васильев в озере! Надо ехать отсюда!

ТАНЯ. Подожди, а кто шлюхи?

ИРА. Какие…?! Федя Васильева убил! Я к нему, а он только: «Федя меня! Федя!», хрипит и все!

ТАНЯ. Так он умер или нет?

ИРА. Умер!

ТАНЯ. Ну и все. Случилось уже все. Так кто там шлюхи?

Затемнение.

Пляж после дождя. Под грибком лежит обнаженный труп Васильева.

Таня дерется с Ирой, Федя и Валера пробуют их разнять. Ян Леонидович осматривает труп Васильева.

ТАНЯ. Сука такая! Тварь!

ИРА. Мутантка!

ФЕДЯ. Хорош уже! Хорош!

Федя уводит Таню, Валера держит Иру.

ИРА. Мразь такая! Деньги верни!

ГОЛОС ТАНИ. Ага! Щас!

ИРА. У сука! Блядина!

ВАЛЕРА. Все! Хватит! Хватит тебе!

Ира успокаивается, Валера ее отпускает.

Собрались, называется, выпуск две тысячи двенадцать. Что за школьные посиделки? У тебя было что-то с Федей?

ИРА. С чего бы?!

ВАЛЕРА. А что он тут делает?!

ИРА. Да эта Таня, шаболда, притащила! Я тут что?!

ВАЛЕРА. Ира, не лги.

ИРА. Хватит выставлять меня шлюхой! Если сауна — сразу шлюха?! Собрались с этой, а эти тут! Все! А что это за блестки (проводит пальцем по щеке Валеры)?!

ВАЛЕРА. Твои это блестки. Бери машину и домой. Дома поговорим.

Ира уходит. Ян Леонидович брезгливо смотрит на нее.

ВАЛЕРА. Эти толком ничего не видели.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. А что это за блестки у тебя? Прямо как у той шлюхи (стирает с щеки Валеры блестки).

ВАЛЕРА. Товарищ майор, это моя девушка...

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. А. То я думаю, чего ты сюда напросился. Извини. Просто сауна все-таки…

ВАЛЕРА. А если девушка пошла в сауну, то сразу шлюха?

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ (осматривает тело Васильева). Не сразу. Когда она парится с вениками – еще не шлюха. Даже, когда парится с мужиками – еще не шлюха. Даже если раз дала кому-то в сауне – тоже не шлюха. Она вообще не шлюха, пока ее мужик не поймал за этим делом. И она боится, что ее поймают. И не столько боится, что потеряет мужика или он ее отмудохает, а боится, что ее назовут шлюхой. Но даже, когда ее ловят, то она все равно не шлюха. Она просто – блядь. Родня такая блядь. Ее даже простят. А вот когда она рассталась, ушла к другому и вновь кому-то левому дала в бане – тут она уже шлюха. Ну по крайней мере для бывшего. Теперь буду знать, что за Ира, а то только и разговоров. Ругаетесь, миритесь, опять ругаетесь.

ВАЛЕРА. А как не мириться с ней? Родная... Все-таки....

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Она тебя хоть научила танцевать?

ВАЛЕРА. Мне это неинтересно.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Зря. У тебя нормальная фигура. Вроде и лицом вышел. Мне кажется, ты не тем занимаешься. Что скажешь? (кивает на труп Васильева)?

ВАЛЕРА. Удар током.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. А голова в лоскуты?

ВАЛЕРА. Там (указывает) оголенный провод, прошел рядом, удар, упал в воду и головой о дно.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Как минимум трижды?

ВАЛЕРА. Так и провод в воду упал. Пару раз трепануло.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Как-то это все слишком просто. Хотя эксперт примерно то же сказал. Любишь винишко?

ВАЛЕРА. Ну можно.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Пошли тогда по винишку.

У Валеры звонит телефон.

ВАЛЕРА. А труп? Этих еще опросить. И это (показывает еженедельник). Это дневник Васильева.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. И на хрен он тебе сдался? Ты ж раскрыл дело, сыщик. А эти никуда не денутся. Пошли по винишку. Тут, Лер, дискобар на пляже...

ВАЛЕРА. Лер?!

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Говорю, Валер, ты, как хочешь, а я пойду в дискобар. Надумаешь – заходи.

Ян Леонидович уходит.

Валера достает телефон, смотрит на дисплей, принимает вызов.

ВАЛЕРА. Здравствуйте. Да, Лера... Нет, я же заблокировала страницу, больше не работаю. Не звоните больше (кладет трубку).

Затемнение.

Кабинет Валеры. Валеры сидит за компьютером, набирает текст, напротив сидит Федя. В кабинете работает телевизор без звука, идет выпуск новостей.

ФЕДЯ. Я Васильева вытащил, он до парилки сам дошел. Там минут еще пять посидели, а дальше он ушел. Потом Ира прибежала, нашла его. Я выбежал, а он в воде.

ВАЛЕРА. А куда он пошел?

ФЕДЯ. Я уже говорил: в туалет.

ВАЛЕРА. Мы тут дневник Васильева нашли. Вы знали, что ваша мать оформила на Васильеве дарственную на квартиру?

ФЕДЯ. Нет.

ВАЛЕРА. И мать ничего не говорила?

ФЕДЯ. Нет. Я это от вас узнал.

Входит Патологоанатом. Увидев Федю, Патологоанатом пытается уйти.

Подожди, мы закончили уже. Федор, читайте, расписывайтесь.

Федя читает протокол допроса.

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Что-то срочное?

ВАЛЕРА. Ну так…

Пауза.

ФЕДЯ. Да, все верно.

ВАЛЕРА. Так, пишите: «С моих слов записано верно, мою прочитано». Подпись ставьте.

Федя расписывается в протоколе.

Глянь, ну-ка (включает звук на телевизоре).

ГОЛОС ДИКТОРА. Стрельба в строительном колледже. Невзрачный студент убил двух человек и ранил еще трех. На его странице в соцсетях следователи обнаружили манифест. В нем стрелок объяснил, почему пошел на бойню. «Вы самые обычные люди, лицемеры. Вы думаете, что имеете право распоряжаться чужими судьбами и убивать тысячами. Я тоже имею на это право», - конец цитаты.

ВАЛЕРА (выключив звук на телевизоре). Федор, что скажите?

ФЕДЯ. Очередной сумасшедший, куча комплексов.

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Какая-то детская травма.

ФЕДЯ. Я могу идти?

ВАЛЕРА. Да. До встречи.

ФЕДЯ. До свидания.

Федя уходит.

Патологоанатом садится за стол.

ПАТОЛОГОАНАТОМ. И?

ВАЛЕРА. Хотел тебя похвалить. В вашем городе проживают восемьдесят шестьдесят тысяч. На весь город один патологоанатом. Ты. Ты отлично справляешься, к тебе всегда можно обратиться. Я тут человек новый, многого не понимаю, не знаю. Знаю только, что в областном центре три патологоанатома, но ехать к ним два часа, а мне это не нужно, я хочу работать с тобой.

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Ты к чему это?

ВАЛЕРА. Ты под описание того мужика подходишь. Ну история с сыном полковника. Ты, конечно, не он, но меня не это смущает. Ты переодеваешь трупы. Мне придется рассказать полковнику. Если узнают, что я знал и не рассказал – меня уволят. Прости.

Пауза.

Мы могли бы договориться.

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Не думаю.

ВАЛЕРА. Думай. Расскажи про косяки Яна Леонидовича. Этого будет достаточно.

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Я так не могу. Он мне друг.

ВАЛЕРА. Тогда мы не договоримся.

Пауза.

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Валера. Ты маленький мальчик Валера. Сколько тебе, Валера? Десять?

ВАЛЕРА. Ты о чем?

ПАТОЛОГОАНАТОМ (подходит в плотную к столу Валеры). Как о чем, Валера?! Тебе десять, ты такой уже взрослый. Знаешь, чем занимаются взрослые мальчики?

Патологоанатом берет Валеру за шею, с силой тянет на себя, говорить ему на ухо.

ВАЛЕРА. Ай, больно! Пусти!

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Больно?! Больно девочкам! Ты же мальчик, Валера! Или девочка? Девочка, да?! А ты знаешь, Валера, что делают с девочками?! Знаешь, Валера?!

ВАЛЕРА. Пусти! Хватит!

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Заткнись! Ну, сука, заткнись! Как девка вырешишь! Плохая девка! Ой плохая девка, Валера!

ВАЛЕРА. Я – мужчина! Мужик!

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Мужик?! Точно мужик?!

ВАЛЕРА. Да, папа! Да!

ПАТОЛОГОАНАТОМ. Хорошо! Очень хорошо! Я не люблю девочек, я люблю мальчиков, сынок! Мальчики-то интереснее будут! Ты же ничего не расскажешь маме?! Ничего?! Говори, блядь! Говори! Ну!

ВАЛЕРА. Расскажу! Все расскажу!

ПАТОЛОГОАНАТОМ. А кто тебе поверит? Я – отец, мне поверят, ха-ха-ха!

Валера вырывается, убегает из кабинета. Патологоанатом ехидно улыбается.

Затемнение.

Танцевальная студия. Ира собирает вещи в сумку, явно, что планирует уходить.

В зал входит Ян Леонидович.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. А! Вы уже домой…

ИРА. Да. У вас что-то срочное?

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Нет, просто ехал с работы, мне тут по дороге. Давно хотел к вам заехать. Вашу студию советовали. Моей дочери пять. Думаю, отдать ее на танцы.

ИРА. У нас с сентября набор в младшую группу.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. А в старшую? Я бы тоже хотел.

ИРА. Вы?!

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. А что такого? Дело в возрасте?

ИРА. Нет, ну как-то по вам не скажешь, что вы любите танцы.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Да я даже больше не для себя, а для друга. Только не подумайте, хе-хе-хе! Ему, наверное, хочу что-то доказать. У меня сослуживец, считай друг – тот большой любитель танцев. Куда бы не шел – везде у него танцы, танцы. Даже на пилону лезет, как какой-то стриптизер. А я как-то все время в сторонке, наблюдаю за всем этим безумием. Ну не то, чтобы не интересно, просто и не умею, и как-то стесняюсь. Вот был несколько дней назад в дискобаре, пошел один, чисто эксперимент для себя: может я стесняюсь сослуживца, друга, и потому не танцую? Нет. Я просто стесняюсь.

ИРА. Боитесь, что о вас скажут? Вам нужно раскрепоститься.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Да, вы правы. И не только мне. А бояться… Тут у меня целое наблюдение. Меня люди слушают, говорят, что вообще…

ИРА. Что «вообще»?

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Ну как сказать… Вы заметили, как люди сейчас напряжены? Постоянно живут в страхе. Но что их пугает? Война их не пугает. Кризис?! Да плевали они на него! Тут другой страх: страх потерять какую-то мелочь. Такую, ну которая выбьет из привычного ритма и жизнь пойдет по какому-то другому сценарию. Все якобы начинай заново. А что эта за мелочь? Это может быть вещь, человек, какое-то достижение. Кажется, что все это глобально: и человек может быть целым миром, и вещь такая, что ну не мелочь уж точно, и достижение – ну самое великое. Ну все это мелочь. Потому, что потом будут новые люди, новые вещи, новые достижения.

ИРА. Все обесценивается.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Да. Бояться нужно другого. Вот что для вас важнее: люди, вещи, деньги, репутация?

ИРА. Люди и репутация. Это даже не обсуждается.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Тогда вы меня хорошо поймете. Люди. Федор – хорош, я знаю, как вы к нему относитесь…

ИРА. Откуда вам знать?

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Ира, ну что вы? Я все знаю. Вы не бойтесь, я Валере ничего не расскажу. Все знаю, но промолчу. Почему? Потому, что вы знаете не меньше, даже чуточку больше меня. И за эту «чуточку» кое-где можно и промолчать с Валерой. Вот взять эту историю с баней. Кажется, что все просто, но эта история не очень-то и поверхностная, как вы ее подаете.

ИРА. Я вам все уже рассказала. Даже не знаю, что еще сказать.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Да, но… Вам кажется, что вы не знаете, но вы просто немного в себе не уверены, чего-то боитесь. Мелочь, мелочь, понимаете, да? Потеряй и ааа, все… Дело-то сейчас не в человеке, не в Федоре, это просто мелочь. Дело в вашей репутации. Вы должны спасать не Федора, а себя. Я пока не знаю, кто вас крышует, весь этот ваш бордель танцевальный с девками по три тысячи час, но когда узнаю – у вас будут проблемы.

ИРА. О каком вы борделе? Вы меня шантажируете?

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Нет, что вы. Я бьюсь за свою репутацию. Такое простое убийство на пляже, а что-то не идет дело, кто-то мешает…

ИРА. Мне больше нечего сказать.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Вас хотя бы полковник крышует? С вашей репутацией крыша должны быть не меньше, чем полковник. Но полковник – не генерал. Да, я, может, лезу не в свое дело, могу остаться без работы, но хочется справедливости, хочется сохранить репутацию.

ИРА. До свидания, Ян…

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Леонидович.

ИРА. Ян, до свидания.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. А может вас и не полковник покрывает, а Валера. Он, может, даже не знает, что вас покрывает, а вы им прикрываетесь. Такие два разных человека, ничего не связывает, одни скандалы, а почему-то вместе. Почему, Ира вы вместе?

ИРА. Наверное, я пожалуюсь вашему руководству.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Ради бога, хорошо. Хорошо… Если о себе не думаете – о ребенке подумайте. Сколько ему? Шесть? Я знаю каково это воспитывать ребенка одному. У меня год назад умерла жена.

ИРА. Соболезную.

ЯН ЛЕОНИДОВИЧ. Одному тяжело воспитывать, тем более девочку, но я хотя бы есть у дочери, а ваш сын может остаться без матери на три-четыре года. А в эти три-четыре года ребенок как раз и формируется, как человек. Вы пропустите, возможно, самый важный момент. А ведь можете и не пропустить, не сесть. Тут как бы Федя с одной стороны, а с другой – ребенок. Подумайте.

Затемнение.

10.

Лестничная площадка многоквартирного дома. Федя и Мама курят.

МАМА. Известный режиссер, а неделю лежит в морге. Некому хоронить. Тещу шкаф придавил, жена ушла, сестра тещина Васильева на руках носила, от инсульта умерла…

ФЕДЯ. Так она же в ванной сварилась.

МАМА. Кто?! Люба?! От инсульта. Ну ладно родственников, детей нет. Да и в театре все плюнули. Вот взять бы с миру по нитке и собрать на похороны, а всем все равно.

ФЕДЯ. Потому что Васильев был мразью. Издевался над нами, а ты его хоронить собираешься. Ты ему даже квартиру отписала. Он, может, меня хотел убить, забрать мою долю. Он мне такое рассказывал о себе.

МАМА. Глупости. Он слишком нежный, боялся мясо в борщ резать, а ты про убить. Тебе мало твоей доли?

ФЕДЯ. И куда мне с этой долей? Комната и всего-то. Мне скоро двадцать пять, а у меня нет квартиры. Вон, друзьям родители квартиры взяли…

МАМА. В ипотеку.

ФЕДЯ. Да, но взяли! А у меня только комнатка. Чем Васильев заслужил нашу квартиру?

МАМА. Есть такие вещи, которые дороже всяких квартир. Когда в тебе ничего нету, то только и остается, что желать себе квартиру или еще что-то такое. Закрыть свою дыру внутри какой-нибудь квартирой. Ты смотрел сериалы на «России»?

ФЕДЯ. Ну смотрел.

МАМА. А я в них играла. Кажется, дурацкие истории, но как посмотреть. Приехала баба в город, связалась с мужиком, он ей гор золотых наобещал, ребенка заделал, а потом по тапкам. А она родила, сама пробивалась, чисто «Москва слезам не верит». И тут он через годы вновь в ее жизни. Раскаялся. Вроде вновь все стало хорошо, еще одного ребенка ей заделал…

ФЕДЯ. И что, мам?

МАМА. А ничего, Федь. Надо уметь прощать. Той бы бабе послать мужика, а она простила. Да и куда одной уже с двумя детьми? Тяжело уже. Да и первый не особо вышел сынок. Ну так, средних способностей, даже ниже средних. Даже если бы был подонком, самым последним человеком – уже хорошо. Даже быть плохим человеком – это талант. Поэтому теперь надежда на второго ребенка. Второй-то точно будет лучше, успешнее. В него надо оставшиеся силы вложить… Хочешь ты того или нет, а я похороню Васильева…

Пауза.

ФЕДЯ. Мам, а как же первого ребенка простить? Ну что он такой.

МАМА. Тут не простить, а принять нужно.

ФЕДЯ. А… Слушай, а если бы я действительно тогда в школе умер? Взорвался бы? Ты ж несильно переживала.

⇐ Предыдущая 123 4 5 Следующая ⇒