НЕ СУДЬБА!

⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 4Следующая ⇒

НЕ СУДЬБА!

Не судьба
Говорили мне добрые люди
Вот - все, что ты знал и хотел
А вот - дымоход и труба

То, что снилось тебе
Этого нет и не будет
Остальное оставь остальным
Не судьба

Не судьба, небосвод перечеркнут
Вдоль-поперек звездопадом
Только б не в наши края
Здесь и так не родятся хлеба

От прямого попадания звезды
Лучше не думай - не надо
Остается пламя, которое
Не загасить

Не судьба

Борис Гребенщиков. «Не судьба»

***

Время, время!
Птицей белой.
Вёрсты, вёрсты!
Птицы чёрные.
Россия, Россия!
Птица синяя.
Страсть, страсть!
Птицей алою.

Что же сталось,
Мальчики?
Глядишь —
Уже вовсе взрослые.
На коне сидит каждый
Ровно.
В руке сжимает поводья.
В бок тёплый — шпоры.
Нет среди них одного
Сына Малюты...
Не вспоминают о нём,
Будто бы не было,
Будто бы не он первый
Со склона бросался в реку.
Не вспоминают, не говорят!
Не принято в слободе
Мёртвых — да вспоминать!
Жизнь и так не сладка
У чёрного братства
Так к чему бередить
Старые раны?

Но каждый раз
Проходя
Мимо ворот
Молчат.
Будто бы ещё
Висит петля.
Будто бы ещё
Чёрный кафтан
Да пустые глаза —
Как со святого писали!..

Выросли.
Возмужали.
Раздался в плечах
Александр.
Лихо с плеча рубит саблею.
Никого не жалеет.
За спиной оставляет
Выжженные деревни
Да пустые поля.
Не трогают его
Страдания.
Проходит мимо
Страсть.
Жизнь пронеслась!

Николай же
Один
Счастлив!
Семья,
Тишь да гладь.
Наина - жена,
Косы алые,
Рыжие,
В медь отливают.
Дети такие же -
Конопатые.
Да смешливые,
Как и сам Николай!
Что же ещё надо
Кроме стола по праздникам
Скамьи — вдоль,
Хлеба да молока вдоволь?
Разве желать ещё можно чего?
Он и знать не хочет!

Не вырос один лишь
Фёдор.
Разве что глаза грустнее стали
С его шестнадцати.
Глядит всегда тихо.
Залегла морщинка
Между бровей тонких.
Разрезала
Поперёк
Будто бы два
Лика
У Басманова.
Глядят глаза по разному.
Улыбка всегда — набок
Вправо.
Левая сторона будто бы
Не живая.
Будто бы умерло что-то
Давно,
Да не пробуждается.
Был весел да молод ещё
С месяц назад!
На коне скакал
Подле царя,
Пел да плясал,
Допьяна напивался
На пирах.
Да звенели чаши
Колоколами
Только в его руках.
Кудесник царский!
И где только выучился?
Вся слобода удивлялась...

А весь последний
Месяц
Тих да смиренен.
Будто бы что погасло.
Будто бы свечу затушили
Хладными пальцами,
Да дымок оставили.
Уезжает один из слободы
Ночами.
Но не к жене —
Не ездит к Варваре.
Детей оставил.
Не навещает.
Уже старшему
Два года
Исполнилось
Неделю назад.
А Фёдор мрачен.
В покоях Ивана
Не застать его.
Сидит недалёко.
Всё у икон
Молится.
В руках — Евангелие.
Снял с пальцев
Перстни да кольца.
Исчезли из ушей
Серёжки.
Лежит золото да каменья
В шкатулке
Дома.
На забаву детям —
Кольца да перстни...
Жене на радость —
Серёжки...
Лишь бы не знала
С кого сняты.
Достались как!
Лишь бы не знала.
Сам Фёдор
Мрачен, тревожен.
Ходит по коридорам
Тёмным вороном.
Царь весь месяц
Последний
Недобрый.
Словно бы зимнее солнце.
На пирах его нет —
В церкви заместо них молится.
Только недавно вот
Объявил смотр невест
Будто со всей России...
И по слободе слух
Стрелою:
Басманову
Готовить
Для плахи
Голову
Буйную!
Фёдор — опальник!
Вот к нему никто и не подходит
Кроме
Друзей верных,
Кроме
Старой братии —
Николая да Александра...
Да и у тех заботы немало.
У одного — дело ратное.
У другого — семья.
Сидит
Один
У покоев
Царских
Басманов...

***

Ночью — в поле с конём —
Тишь да гладь.
Ночью в поле с конём –
Не догнать!

Молчаливо и скорбно.
Словно на похороны.
Нельзя ехать там,
Где когда то лежала кровь
По снегу краской.
По снегу — давленой ягодой.
Всё одно — алое!
Так какая кому разница
Кровь ли?
Сладость ли?
Губами касаться
Не станешь!
А нельзя ехать.
Берёт совесть
За горло.
Сжимает
Ледяным
Воздухом.
Ехать по слободе,
Ехать до слободы —
Как по кладбищу.
Ехать от слободы,
Ехать из слободы —
Как на капище...
Всё одно — страшно.
Да на нёбе
Будто бы вкус просфорки —
Плоти Христовой.
Прокусил губу Фёдор.
Кровь латунью —
Внутрь.
Кровь
Металлом —
Встала
В горле
Комом солёным.

Ночью — в поле с конём —
Тишь да гладь.
Ночью в поле с конём –
Не догнать!

Едет Басманов.

***

А власти мало.
Людских смертей,
Людских жизней.
Мало царю
Опричника.
Мало царю греха —
Решил ещё один взять.
Решил,
Да ещё не решился.
Вспоминает глаза
Синие.
В человечьем
Облике
Молодая
Россия.
Вспоминает руки
На простынях.
Белые, чистые!
Плечи, словно бы скаты
Храмов.
Спина—
Лопатки церквей.
Рёбра —
Аркатурный пояс.
Косточки
Выступающие
Над бёдрами —
Два боковых
Нефа.
Каждый выбитый
Стон —
Звук хора церковного
Пения...
Вспоминает царь.
Ему и семнадцати
Не было.
Кудри —
Перстнями по пальцам
Чёрным золотом.

— Фёдор?
На него смотрит
Глазами мёртвыми
Ворон.

Вновь царь от кошмара
Пробуждается.
На ложе садится,
Грудь крестит.
Снится ему только грешное
Да тёмное.
Решил.
Не решился.
Не решился
Решил...
Губами сухими ,
Горлом слипшимся слово:

— Фёдор...

***

Скок да скок.
В поле дышится легче
Да проще.
Скок да скок.
За слободской
Околицей —
Мир простой,
Мир бесхитростный!
Сребряным блюдом —
Луна.
Под ногами коня —
Ледяная трава.
Пустое, порожнее...
Сколько Россий
На Руси
Найдёшь
Коли захочешь?

Фёдор вниз с коня.
Чёрный стан
Раскрывается
Старой кожей.
Из под мрака —
Белое.
Ноги —
Из сапог вон!
Босыми ступнями
На снег
Да мёрзлую землю.

— Подожди меня, Хорс. Я не долго. — Целует коня в лоб, в самую белую звёздочку в шерсти короткой.

Здесь был купальский костёр...
Здесь — узнал о кончине
Нескорой...
Пусто в поле.
Ни следа от углей да от брёвен.
Будто бы
Был всё
Сон
Да не сон!
Много лет прошло,
Кажется, что ещё больше.
Идёт Фёдор
Через лес голый.
Ступает по камням —
Ноги ранит.
Кропит багром
Цветы спящие.
Шёпотом тихим:

"Лада! Лада! Лада!
Снова я на месте капища...
Умерли боги, умер и бог
Христианский.
Каждой день умирает —
По всем крестам.
Каждый день —
Кровь из копийной раны
Капает.
Каждый день — мироточат
Сотни образов
Его матери.
Лада, Лада, Лада!
Ты одна на свете белом осталась.
Ты одна осталась, в лесах укрылась.
Нет Подага, нет Яровита...
Каждый бог здесь
На кладбище капища спит.
Каждый бог здесь
Давно мёртв.
Одна ты осталась
Мне в утешение,
В помощь,
Сыну твоему,
Плоти от плоти
Да крови от крови.
Разве не одно мы с тобой,
Лада, любовь?
Я люблю так, что хватило бы
На сотню богов!
Я люблю так,
Что раскинуть руки — мало...
Не поймаешь!
Я люблю так,
Как любят богов боги.
Непримиримо и грешно.
Иконы все закрывают глаза,
Как я на них посмотрю.
Прячутся.
Как в храме стоим
В слободском иль в Московском —
Никто не смотрит.
Шепчутся всё
О разбитом нимбе.
Вспоминают прошедшее!
Что вспоминать о старых
Шрамах,
Закрывшихся кожей
Новой?
Кожей
Человечьей
Заместо
Божьей?
Но чего горевать!
Своей рукой разбил...
Сам.
На осколках сам танцевал.
Исколол пятки.
Лада, Лада, Лада!
Мне кажется, моё ремесло
Древнее ещё шутовского!
Что было раньше?
Смех иль любовь?
У человека
Живого?
Мне любить — долг!
Мне любить — убивать
Деревнями.
Мне любить — жечь города,
Грабить храмы...
Лада, Лада, Лада!
Я как стою у врат
Магдебургских —
Так мне на душе гадко!
Святые ликов не кажут.
Слепыми всё притворяются.
Лишь только одни сказки
Смотрят да ухмыляются.
Кентавр хохочет даже
Над моею судьбинушкой...
По вечерам за мной
По слободе тенью ходит.
Стрелы пускает
Через ограду.
Смеётся.
Лада, Лада, Лада!
Я будто бы невидимкой
Стал!
У меня будто не руки уже
А крылья!
Мне снится чаша
В моих пальцах.
И я — у престола царского.
Спит на нём Иван.
Седой, старый, будто бы странник...
Спит. Голову склонил ниц.
Против воли
Яд из чаши златой
С чернопёрыми птицами,
С красноглазыми
Серафимами
На главу его
Выливается...
Снится мне, снится мне,
Бредится!
Я стою — предо мною
Лестница!
Я стою за вратами царскими
Нашего собора...
И будто зовёт меня кто-то
Голосом чудным,
Колокольным раззвоном:

"Не бойся, открок! Не бойся, Фёдор!
Ты — сын Божий. Ты — мой, Фёдор! Нет больше тебе звания, нет больше тебе опричнины. Нет ничего, опричь крыльев, за твоею спиной. Разожми пальцы, дай упасть сабле. Заместо неё тебе будет чаша, тебе, да не твоя. Понимаешь? Тебе, да не твоя...Слушай меня! Не бойся ступеней, не бойся ликов ангельских. Иль позабыл, каково это — по ней подниматься?"

А я отвечаю гордо:

"Не забыл!"

И шаг...
Сердце сразу же —
Вниз.
С губ —
Крик!..

Лада, Лада, Лада!
Как можно мне любить,
Если иная воля царская?

Лада, Лада, Лада!
Заговори камни да травы, заговори цветы!
Дай мне до тебя дойти.
Как в ту ночь, когда искал папоротник
С Иваном!
Мне недолго осталось, знаешь?
Помню твоё предсказание.
Недели не больше...
Мне помнится.
Я бы молился за него!
Молился, чтобы грех от него отвести.
На себя взять.
Лада, Лада, Лада!
Пусти!
Мне от любви с собою нет сладу.
Как уйти мне, Лада,
По лестнице той,
С именем светлым Иакова,
Если я буду знать,
Что во снах ему тёмных стану являться?
Что первым я встану
Меж мёртвого братства?
Среди святых да воинов?
Лада, Лада, Лада!
Как знать?
Вдруг по ночам
С Максимом, Малютиным сыном,
Буду стоять
Рядом с его кроватью?
Глаза икон закрывать?
Как же мне быть, Лада?"

Очи от земли поднимает —
Глядит —
Перед ним
Не идол
Деревянный
Перед ним —
Сама Лада
Златовласая.
В волосах - травы вплетены.
В волосах — осколок нимба.
Перед нею его разбил...
Лада, Лада, Лада!
Молодая краса!
До земли коса,
До земли белое платье
В вышивке по нему
Алой
В вышивке по нему
Красной.

— Лада, Лада, Лада!

Богиня улыбается.
Подходит ближе.
Руку — на щеку.
Гладит ласково.

— В последний раз как встречались — что ровесники были! Оба прятали под юностью старость. Что же теперь с тобой, Фёдор, случилось...? Не говори — слышала, знаю. Тяжело среди людей быть! Тяжело танцевать, тяжело пить! Так и сам человеком станешь...

— Откуда знаешь, сестра? Откуда знаешь, Лада?

— Любила однажды и я. Была недалече от капища деревня большая! Девки да молодцы красные. Влюблялись все, да на Купала ходили искать цвет папоротника. Тут — один раз — ко мне приходит парень. Волосы — белее коры берёз. Глаза — их полос чернее. Я тогда стояла у идола своего, ждала всё, кто придёт, кто догадается...

— Что же дальше?

— Вышел он из чащи. Высок и статен — как молодой волк. Меня вовсе и не испужался, да и я его словно узнала. Сказал: "Так ты Лада?"
А я ему: "Что, если и так?"
Он: "Я уже догадался. Прекрасна ты больно уж для селянки. У нас не бывает девок с златыми глазами, с звериным зраком. Да и молодцев красных не бывает..."

Сорвал он цветок папоротника. Говорили с ним мы до утра, и не разговор то был — песня с губ мёдом лилась! Захотелось мне с человеком поцеловаться. Только вот он любил деревни своей красавицу...Приходил он и после ночами, приносил мне питьё да яства, с рук я его кормила алыми ягодами. Женился он. Был здрав до старости. А после...Ночью страшной, как стук раздался, поняла я — плотник для его гроба дерево рубит, дерево губит. И следующим днём в деревню пошла, в золото облачась. Звенели на шее мои обереги. Узнали люди меня — дорогу дали. К гробу его прошла. Поцеловала в губы самые...Так и прощались. Похоронили его там, на деревенском кладбище...

— И больше ты не влюблялась?

Покачала головой Лада.
Улыбнулась печально.

— Не нашлось ещё того человека, с которым бы бог мог судьбу связать.

— Или наместник бога. Не жить долго с ним рядом. Анастасия скончалась. Меня погубит...Не он. Судьба его страшная.
Царю не любить — Править. Царю не любить — Ворогов бить. Царю не любить — Казнить. Без продыху. Царю —
Не каяться. Ищет он невесту, жену себе ищет, жертву, что в гору тел у престола ляжет. Гонцов разослал по дворам…

— Она тебя ненадолго переживёт. И много таких ещё будет. Но ты у его постели, у полога, стоять ближе всех станешь, ночь каждую, ночь долгую...

— Лада! Не говори так, избавь меня. Не хочу для него страдания. Я хочу ему счастья, раз не смог им стать.

— Нет царям на земле, нет на небе радости…

— Слишком жестоки твои слова оттого, что они есть правда...Зачем ему новый грех брать...

— Воля на то его. Воля царская.

— Тяжела его чаша от яда...

— И твоя была не легка! Да вот - пол глотка осталось.

— Обещаешь?

— Обещаю, брат мой названный!

— Лада...А было же ладо? Было же сердцу ладно?

— Было, Фёдор! И венок был, и костры звёздами сквозь деревья светились, словно глаза богов...

— Расскажи мне сказку, Лада... — Садится рядом, голову ей на колени кладёт мягко..

— Давным-давно, когда мир ещё был светел, а царей не было, не было на свете...

***

"Возвращайся, Фёдор, в слободу к заутрене!
Не вернёшься, Фёдор, — так несчастье будет!"
— Каркают вороны.

— Знаю, что станется!
Знаю: мне будет несчастье!
Только всё это — завтра...

"Возвращайся, Фёдор, в слободу к заутрене!
Не вернёшься, Фёдор, — так несчастье будет!"
— Каркают вороны.
— Много ли счастья я видел на свете...? Много! На всю слободу хватит, на всю Москву, да на всю Россию! Я кровь пущу на Покрова, что на рву, да для крыл ангельских краску, богородице омофор сам слатаю, пусть и не смотрит. Я синь из глаз разолью — реки из неё будут да птицы! Поплывут венки синие, васильковые, по реке на праздник Купалы. Вспомнит меня Иван! Вспомянет меня Ваня! Лишь бы он не забывал моих глаз...

"Возвращайся, Фёдор, в слободу к заутрене!
Не вернёшься, Фёдор, — так несчастье будет!"
— Каркают вороны.

— Пора мне, Лада. Пора мне, сестра названная — Говорит, с колен её поднимается — Может, увижусь ещё с тобой. Ищи меня в васильках, ищи меня в этом поле. В каждом опричном воине, в каждом из юных мальчиков. Ищи меня в злате колец, в серебре серег, ищи меня в каждом крылатом, ищи меня в каждой сказке. Как придёт к тебе Иван, как придёт он за цветом папоротника — не прячься! Выйди смелой, младой, златовласой, поднеси ему огонь синий в пальцах, дай ему моего счастья. Заклинаю тебя! Обещай мне!

— Обещаю, брат мой названный!

— Прощай...

— Прощай!

Поцеловались.

***

Грустно идёт Фёдор
По леденелому полю.
Туман. Печально и тихо.

Россия стоит, многолика
В облике взрослого мальчика.
Слишком поздно просить о радости,
Когда умираешь!

Слишком поздно искать в себе святость,
Когда всю раздал.
Руки у людей больно жадные
До позолоты да чистого злата!

Слишком поздно нимб собирать
Когда весь он — на пальцах царя
Перстнями.
А он их — дарит!
За службу верную, ратную.
Вот уж последний остался
С камнем янтарным.
А в смоле той — слеза
Ясная...

***

Мчатся вёрсты — снег в лицо!
Белый, белый — всё одно.
Не закроешь смерть рукой
Коли суждено!

Шаг, галоп — но от судьбы
Сбежать уж не дано.
Сколько не моли её...
Могильные столбы.

Мир, не мир —
А всё — война!
Что мир без грозы?
Вёрсты, вёрсты,
Снег в глаза,
Могильные столбы.

Сколько мёртвых полегло
За престол?
Сколько можно душ скосить
Саблею одной?

Мчатся вёрсты — снег в лицо!
Белый, белый — всё одно.
Не закроешь смерть рукой...
Свечи, церковь, ладан, гроб.
В нём —
.....

***

До заутрени не вернулся.
Не успел, да и знал, что не суждено.
Не судьба — вот главное слово!
Вся судьба его — не судьбой!
На ресницах снег осел да лёд.
Фёдор коня в стойло ведёт.
Целует в звезду на лбу.

— Хорс, слушай: я скоро умру...

Дрожат лошадиные уши.
Фыркают губы.

— Федька! Что же тебя не было на заутрене? Царь повсюду искал! — Кричит Александр.

— Саша! — Фёдор коня оставил, с разбегу - к другу в объятия — Скоро будет страшное, но ты не спрашивай. Давай сегодня будем о чём угодно, только не о смертях!

Смеётся воевода бравый.

— Что же ты, Федька? Опричник уж сколько лет, любимец царский, а крови будто боишься. Ну вовсе как... — запнулся — Как Николай.

— Да...Не будем о смерти, не будем, Саша! Смерть будет не сейчас.

Вышли вместе во двор слободской.
Зима мёрзлая, жестокая!
Разве можно здесь быть, любя, порознь?
Разве можно в силках биться?
Когда охотник — не человек
А тоже
Крылатая
Птица
?

Николай к ним бежит через белый снег. Словно в детстве!
Кричит:

— Я видел, как шут с воеводою целовались!

— Срам! Не так ли? — В ответ кричит Александр

— Отчего срам? Любовь срамна не бывает — Молвит Фёдор. Вновь челом тёмный. Обещал о смерти не думать — а не получается, не выходит!

Пошли втроём по слободским коридорам.
Саша да Николка
Говорят много.
Басманову всё пустое!
Кажется, будто бы зря было.
Зря — жизнь.
Ладони мокрые.
Мятые простыни.
Тонкая сабля
В юных руках.
Лица ангелов.
Поцелуи в соборе
Украденные.
Танцы
Прямо
На
Хрустящих
Костях.

— Фёдор, тебя царь искал... — Николай по плечу бьёт.

— Знаю. И уже для чего известно...— Молвит Фёдор. Глаза в пол. Не смотреть на иконы.

— Так для чего же?

— Для разговора. Не скажу больше — Басманов кудри с лица рукой откинул — Тяжела царская ноша...

— Ты это о чём? — Александр рядом идёт , шаг в шаг. Не любит он, когда другие больше него знают.

— Да так. Тяжела. Уезжал ночью, видел...Монахиню одну. Смиренную, старую. Я, может, в монастырь уйду — Фёдор к стене белой прислонился, руки за голову закинул, словно обломки крыльев.

— Кровь пролитую отмаливать? Это, брат, не про нас. Раз пролил, раз танцевал, раз пил пенную брагу — так к чему молиться? Не простят. Даже если то воля царская. — Серьёзен вдруг стал Александр — И я думал в монастырь уйти после кончины Максима. И я думал сбежать, скрыться, наложить на себя печати да чугунные замки, принять схиму...Да к чему всё? Любит всех Бог, всех простит, да не всем дело простит. Как простить кровь пролитую? Царь прощает, да уж когда ты не жив, когда не дышишь. И Бог так же. — Задумался Александр — Меня точно никто не простит. Да и не надо мне! На меня иконы не глядят, будто отворачиваются. Только с купола глядит мрачно Христос-пантократор, будто ему отвернуться что-то не позволяет. Грех мой? Сабля моя? Наш опричный строй, наша чёрная братия, по городам, по деревням...дело наше — казнить опальников, чтобы когда-то новые вороны казнили и нас. Так ли?

— Так — Молвит Басманов, смотрит завороженно на Богородицу, что глаз не кажет — Казнят и нас однажды. Сорвут и с нас одежды. Будем и мы — по снегу босыми. Будем и мы — в списках выбывших числиться. Но я просил не о смерти! Мне и без того всё в жизни стало пресно.

— Отчего же, Фёдор? — Николай рядом встаёт, тоже руки — за голову.

— А ты догадайся! — Александр смеётся, только вот Фёдору не весело.

— Кручина взяла тяжкая. Словно в руках — чужая чаша, полная яда. Последняя чаша. Словно бы тот, для кого наступит час, когда её осушить будет надобно, выпил уже не одну, не одно дно златое увидел. Нет людям счастья! Жизнь земная — страдания...только любовь спасает. Да и та — обречённость. Нельзя любить человека в боге. Нельзя любить власть. Фреска пойдет трещиной, фреска пойдёт трёскотом! Нельзя любить, когда любовь твоя не нужна, а сердце всё равно бьётся. Мы живём ради пары лет молодости. Мы живём от мая до мая. Разве жизнь не дана нам ради любви одной, да мига, когда умираешь? Разве я создан был, чтобы головы сносить саблею? — Умолк вдруг Фёдор. Поник. Взглянули глаза Богоматери быстро на того, кто покаялся.

— Что ты, Фёдор? Думать много — к несчастьям да боли — Александр смотрит сурово — Али случилось дурное?

— Случится. — словно луч лунный прошёл по ресницам — Случится, Саша! Мне страшно, мне дурно и страшно! Мне кажется, что я умру...Сам просил без слов, но не могу удержаться. Мне кажется, что скоро конец, что я уже...взлетаю. Знаешь, когда долго спал— на губах сладко, да разомкнуть их нельзя. Когда знаешь, что умирать скоро — так же сладко от смутной боли. Когда знаешь, что ночью будешь стоять среди воинов в последний раз — смеяться хочется…Казалось, что никогда не настанет. Это как когда долго встречи ждал, а теперь уж почти с другом милым обнялся.

— Фёдор! Да что же ты говоришь такое? Что за ужас в твоих словах? Мне на сердце холодно, да рукам жарко. Фёдор, перестань! Это же ты ещё с месяц назад бил, как танцевал, саблей. Что же сталось? — Схватил за руку Александр, будто хочет стук сердца нащупать, почувствовать, обмануться.

— Нелюбовь, Саша. Нелюбовь, не судьба, да последний глоток в чаше. Никого не минует из нас.

— Замолчи, замолчи! — Сквозь зубы шипит — Перестань!

— Саша, пусть он говорит.—Николай тихо промолвил — Мы и в правду молчали с молодости, с наших семнадцати...долго молчали больно.

— Да потому что мы все одинаковы! Всё одно — чёрное! Нас кафтаны да церкви сравняли, нас сравняли слухи да россказни иностранцев. Мы все — одно. Одна кровь с молоком, по губам запёкшаяся. К чему разговоры?

Отошёл от стены Фёдор, руку из пальцев чужих вырвал, молча пошёл дальше тенью сгорбленной. Стоит раскрасневшийся Александр. Стоит испуганный Николай. Вслед смотрят. Хотел Саша сделать шаг, пойти за Басмановым

— Стой. Не надо — Николка держит за руку крепкою хваткой — Тяжко ему на душе. Не добрый нынче царь... Наступит гроза.

Вслед Фёдору смотрят две пары глаз.
По коридору разлито тихо молчание.

Вдруг Саша сказал, как не своим гласом:

—...И про нас ничего никогда и никто не напишет? Разве мы станем только лишь строчкой в списке выбывших? Разве всё, что скажут обо мне — "Опричник! Страну защитил!", а то, что я — человек? То, что любил и жил? На пирах среди вин? Что я есть не только сабля, но ещё и рука, её держащая?

— История есть жестокие мельничные жернова. Может, и так станется...

***

А зачем же богам молиться?
На земле никто не сможет помочь и спасти!
А зачем же смотреть в иконные, жёлтые лица?
Около идолов в агонии жизни биться?
Если тебя никто не в праве простить?

Всё одно — церкви, свечи, гроб, белый саван,
Всё одно — земля, златой кубок, охотничий нож рядом.
Если сказано на ладонях: длинная жизнь —
Так живи.
Если линия оборвалась в середине пути —
Не судьба.
Отпускают — лети!
Не судьба.

Не изменишь своей руки,
Даже если её сточить
Мозолями сабельными!
Не судьба жить тебе, вечный мальчик,
Не судьба тебе умирать.
По судьбе — в междумирье скитаться.
И споткнувшись, проливать чашу.
Как при жизни — в смерти тебе убивать.
И всё будет так же.

Ты умрёшь сотню раз в снах его.
На постели белой, как снег, окропив её алым.
Ты умрёшь каждым воином, каждой птицей в ладонях его.
Ты на поле ляжешь каждой разменной шахматой.
Пешка? Ферзь? Конь? Ладья?
Всё одно — ты фигура
В руках
Своего
Короля!

Такова судьба твоя.
Предначертано, предугадано да предсказано.
Всё одно — Богородица, Лада.
Перун, Христос-пантократор.
Всё одно...
Умирать тебе,
Не богам.
И не в силах тебя никто прощать.
Если только не в праве
Ты
Сам.

***

День спокоен.
Шумным строем —
Чёрное войско.
Царь не звал
В покои.
Царь не звал.
Фёдор птицей тревожной
Смотрит на крест храма.

"Будут ли отпевать? Будут ли молиться? Будут ли слёзы лить? Не хочу, не хочу...Мне которую ночь не спиться! Когда знаешь, что умирать — не ложатся тенью ресницы по щекам. Кажется каждая из рубах тебе саваном. Даже больно дышать, да так хочется жизни обманом. Будто бы всё напрасно прошёл. И в голове ночью — вёрсты, вёрсты. И мёртвые на дороге."

Фёдор глаз оторвал
От резного креста.
Будто бы чёрным зрачков
Его измарал.
Ехать пора.
Каяться — не тот час.
Вывел из под навеса коня,
Резво вскочил.
Ноги — в стремена.
С присвистом — из ворот.
Шумное войско
Скачет, идёт!
Снег — в лицо.
А впереди — вёрсты, вёрсты…

Время, время!
Птицей белой.
Вёрсты, вёрсты!
Птицы чёрные.
Россия, Россия!
Птица синяя.
Страсть, страсть!
Птицей алою...

Скачет Фёдор.
Будто не чувствует,
Что лицо снегом исколото.
Будто ему и не больно вовсе.
Едут. Говорят, недалеко от слободы
Изменник , что крамолу сеет — боярин.
Будто бы он против царя
Позволил слово себе дерзновенное.
Едут, скачут опричники бравые.
Сыпет, сыпет в лицо снегом...

Как въехали во двор — свист и крик!
Чёрный на белом.
Собачий рык.
Сам им навстречу
Выходит хозяин.
Весь в злате.
Шуба — чёрная.
Меховая шапка.
Руки — в боки.

— Казнить приехали? Так что ж! Казните. Не страшно мне. Ни жены, ни детей — все в могилах. Раз судьба моя такова — покорюсь я богу. Пусть он и судит, прав ли царь языческий, прав ли ваш игумен, прав ли князь московский! — Подходит прямо к Фёдору. В глаза ему смотрит — А я тебя помню. Приезжал ты ко мне ещё маленьким мальчиком. Помню, помню твои глаза...Такая синь не забывается. Давай! Казни! Руби наотмашь! Я не боюсь боли. Унесло ваше войско тёмное сына моего младшего, так и за ним мне пора. Давай, Басманов!

У Фёдора в руках дрожит сабля. Губы кривятся. Касается шеи боярина безымянного кончик самый.
С размаха —
Удар.
Голова
На снег
Валится.

***

Как обратно ехали —
Так не к спеху.
Молча, долго, невесело.
Ехали мимо поля Ладиного.
Остановился Фёдор.
Стоят рядом Николай да Александр.
Смотрят.
Выжидают.

Фёдор с коня — вниз!
Фёдор птицею чёрной
Руки в ширь — раскинь!
Фёдор поступью быстрой —
В пляс!
Глаза сияют
Словно чётки каменные
В темноте храма!
Фёдор кружится,
Фёдор вертится!
Словно бы сам он —
Снег,
Словно бы сам он — ветер.

Рука
Вперёд.
Взгляд
Ввысь.
В танце
Только
Не
Крестись!
В танце
Только
Сбрось
Мысли!
Словно
Конь,
Что
По полю
Рысью!
Словно
Волк
В лесах
Сосновых.
Словно
Бы
Первость
Улыбки
Детской,
Сбрось
С
Себя
Перекрестиьице!
Сбрось
С
Себя
Маску!
Боги
Не
Смотрят,
Когда
Кружишься
В танце.
Зелено
Красный
Да
Сине
Белый!
Рыжий
Со златом,
Грех
На
Теле!
Чистые
Души?
Слишком
Скучно!
Чистые
Помыслы?
Не
В
Русском
Раздолье!
Чистые
Губы?
Не
В
Поцелуе!
Летят
Сапоги,
Ломаются
Руки!
Будто
Сейчас
Взлетит,
Будто
Локти
Сломаются
В стороны
Крыльями
Птичьими.
Будто
Спугнули
Со
Своих
Же
Земель
Молодую
Россию...

— Фёдор! Ты с ума сошёл?

— Я умру скоро! — Хохочет — Я умру скоро, Саша! Мне уже ничего не страшно! Я танцевал, да я целовался. Чего же ещё человеку желать?

(А чего желать ангелу?)

***

В слободе
Вечер.
Горят
Свечи
По углам.
В коридорах
Гуляет
Ветер
Сотен
Сотенных
Декабрей.
У царя
В голове
Не купола
Храмов —
Плечи
Покатые.
У царя
В голове
Тихие
Речи
А не
Священничьих
Голосов
Перекаты.

— Приведи Фёдора — Говорит тихо одному из опричников,
Что громко смеётся
Во дворе слободском.
Сам — к покоям.
На душе тяжело.
Решил — не решился...
Или уже
Не решился — решил?
Воздух словно
Озёрный ил
Тяжёлыми комьями.
Каждый шаг
Приближает
К чему-то
Тёмному да недоброму.
Секунды
Бегут
Под ногами.
К чему молиться богам,
Если боги — мы сами?
К чему тянуть на лицо
Маску
Если прошлую не успел
Снять?

Заходит царь.
Светло
В покоях.
На постели
Сломанной
Фигурой
Свечной —
Фёдор.

— Значит, сам пришёл...Тем лучше.

— Знаю, зачем звал. Мне с каждым днём было всё суше. Поцелуй меня, Ваня!

— Грех брать? Я на коленях каждый день в храме стоял часами. Поздно тебе, Фёдор, каяться.

— Я об одном прошу: не трогай отца. Тот не виноват в том, что люблю я! Не виновато ведь солнце, что под ним вырос терновник! Не виноват Христос в грехах своих учеников...

— Он казну расхищал. Не спастись ему от рук чёрной рати.

— Пусть! Расхищал краденое, расхищал мною награбленное. Разве тебе моей смерти будет уже не хватать? Не бери грех на душу! Не бери, Иван!. Разве я мало любил тебя? Разве не помнишь ты ладо наше на праздник Купалы? Поцелуй меня, Ваня!

— Мало ли я тебя целовал? Грехом мне на душу любовь наша. Грехом мне на душу...Смерть избавит.

— Убиваешь, чтобы бог простил? А чем тогда церковь отлична от капища? Под ноги троице льёшь кровь из своей чаши...Мне умереть на ладони написано правой. Моя судьба. Отрекаться не стану. Попросишь — кинжал вонжу в свою грудь. Не кропи моей кровью алтарь, Ваня! Поцелуй меня...

— На земле не дозволено любить царям...Иди. Иди, Федя. Нет на земле счастья, да не найти и на небе. Не быть мне там, да и никогда не был. Дали мне счастье — своими руками его отнимаю. Я любил тебя Фёдор. Люблю. Так, как людям не позволяют.

Подходит царь. Наклоняется. К губам — касанием быстрым и мягким. Фёдор вверх тянется. Ресницы дрожат. Руки на коже чужой сжимаются. Больно отпускать, когда знаешь, что это
В последний
Раз.

— Иди. Иди. Иди! Тебя заклинаю. Завтра утром всё кончится быстро. Я тебя ненавижу, Фёдор! Ты мне — проклятие богов языческих. Ты мне — дар от Бога. В тебе — мир мой единый. Я отказываюсь от человечности. Я отказываюсь от счастья...Прощай, моё ладо.

— Царю не любить — Править. Царю не любить — Ворогов бить. Царю не любить —Казнить. Без продыху. Царю —
Не каяться...Прощай, Ваня. Зашло уж солнце.

Встал. Медленно — к выходу с горницы. Взгляд последний и светлый кинул. Глаза небом синим. В человечьем облике молодая Россия. Показалось Ивану — за плечами его будто крылья...

Ушёл Фёдор.

***

Тяжело и тихо! Тяжело и тихо!
Ни слова людского, ни птичьего крика.
Тяжело и тихо! Тяжело и тихо!
За спиною — иконные лики...

Зовёт к себе царь Малюту.
Приходит тот, мрачный и смутный.
Тенью стоит медной.
Знает, зачем позвали.
Крест сжимает нательный.

Иван единственный перстень
С руки снимает.
Осколок нимба!
Тонкая льдинка!
Обломок крыла...!

— Малюта. Завтра. Быстро и...Не говори мне, как это случится. Не говори. Пусть никто не узнает.

— Слово твоё — закон мой, Царь.

В руке перстень.
Камень янтарный.
Малюта выходит
Из горницы царской.
В свете луны —
По лицу рябому
Слёзы.
Вспоминает сына
Максима
На воротах
Вороном мёртвым.
Вспоминает рыжие кудри.
Лицо родное...
А перед глазами —
Фёдор.
С рассечённым
Горлом.

Перстень в окно бросает.

***

Басманов молится
В тёмной горнице.
Голос — отражением эха ангелов.
Глаза — святых глазами.

"Господи! Ты видишь меня, своего сына, а не раба, на коленях. Понял я твой урок, понял урок жестокий. Нет в мире счастья людского. Есть лишь молодость краткосрочная. Не будет ему счастья. Знаю я. Предсказывали мне, предсказывал и сам. Так не впускай меня в сны Иоанна! Не впускай меня в сны раба твоего! Я хочу сниться ему в белом на белом, а не в крови на кровавом. Я хочу сниться ему в венке купальском, будто бы снова день нашего лада! Будто бы снова душе моей ладно. Я взойду по твоей лестнице, по лестнице Иакова, лестнице звонких ангелов. Только дай ему счастья во снах! Пусть даже и без меня...Дай ему счастья!"

За спиною —
Шаги.
Оборачивается:
Богородица
С лицом
Как после набега
Татар
На церкви —
Стёртым.
Стоит
И
Безлико
Смотрит.
Руку
Сухую
К груди
Тянет.
Крест
Снимает.
Сама рукою
Крестит.

Кончена
Ангельская
Песня.

***

Утром
Пусто
В слободе.
Нет в рядах
Чёрных
Фёдора.
Нет его
На земле.
Молчит
Лада.
Молчит
Богородица
Молчит
Христос
В Серафимовом
Венце.
А у Ивана
В горнице
Крест за сына
Держит,
Сжимая в другой
Копье,
Которым и будет
Ранить,
Троеручица —
Богоматерь...

***

Что же сталось,
Мальчики?
Не судьба вам —
Счастье…?

⇐ Предыдущая 1 234 Следующая ⇒