|
|||
НА ИВАНА КУПАЛАНА ИВАНА КУПАЛА Костер, мой единственный друг, В страстном сумраке свеч Веня Д'ркин. «На Ивана Купала» *** Иванов день! Пахнет травами пьяно вокруг, Мир сегодня сошёлся Далеко, ещё дальше, кровь! *** — Что печален ты, Царь? Что как сам ты не свой? На заутрене нынче стоял ты смурной, и как будто бы не молился. Я боюсь, когда вижу боль, осевшую на ресницах. Я боюсь, когда ты такой! Говори, что случилось. — Ничего, Фёдор. — Врёшь! — В бока коня черного шпоры, руки держатся за поводья — Зачем же? Все равно узнаю. — Ничего...Просто тревожно стало. Слишком мирно. Трава к земле не стелется — к небу тянется. Облака словно фреской мокрой. Даже в церкви всё кажется краше...Как мне быть спокойным?
Улыбается царь, черноту ткани с головы сбрасывает. — Не болен, Фёдор. Зря тревожишься. Будет праздник весёлый, будут костры да венки. Забудем на миг о церквях да иконах... — Часто ты забываешь однако — Улыбается хитро, глядит исподлобья. — Часто. Не спорю. Тянется, тянется долго опричное войско. Тянется, тянется юное братство. *** Приехали к полю пустому, широкому, Цветочному, всё — в ромашках да Васильках. Бело — синее средь зелёного. Даже жаль ступать по цветов покрову. Кони бьют ногами, кони клонят ниц головы, — Что ж ты не слезаешь? Али боишься? — Смеётся над ним Александр, бравый опричник, тот, что никогда чёрных одежд не снимает, будто бы белого цвета да кожи своей боится. Тот, о ком говорят, будто не носит он вовсе креста нательного. — А ты сам попробуй, раз говорить горазд! — Кричит через поле Максим, а лошадь под ним — на дыбы. Валится вниз, на землю, сминает цветы. Всеобщий, радостный смех. Сегодня веселье не грех! К упавшему — друг, Николай, бежит, как медведь косолапый. Веселится опричное братство! Веселятся вороны - мальчики. Фёдор у воды. Снял сапоги, стянул кафтан, рубаха белеет исподняя. Из плошки ладоней пьёт, напиться не может, дрожит горло. Тяжело под солнцем! Будто бы отвык от него, ходя по слободским коридорам. Рядом садится уже не царь — Иван. Глаза бегут по чужим плечам домотканым. Фёдор словно бы тонкими нитями насквозь прошит, словно бы создан гладью. Руки оголённые от кистей до локтя, белые, сильные, у запястья — круглость кости выступающая. Странно видеть пальцы не сжатыми Он будто не замечает. Отнял руки от губ, пальцы — по волосам, сияет в лучах золотом чернота. На коленях — два стебля васильковых, сливаются с глазами. — Сплетёшь мне венок, Иван? — К чему тебе? Мои руки не для тонкой работы, я цветы то сплетал последний раз в детстве, что ли. Помню: поле васильков, мутные туманы. Далеко уехали предатели-бояре. Я стою один, смотрю — кто-то ходит в поле. За главою будто нимб из златых осколков. Показалось: ангел падший. Венок из рук упал...не помню, что дальше. — Ничего ты не понимаешь! — Фёдор упал спиной назад, в мягкие травы — Глупый ты, Ваня! Сегодня Ивана Купала...Сплети мне венок, а? Не спрашивай. — Не пристало царю... Опричник руки за голову закинул, языком прищёлкнул. Кудри чёрные — ужи среди поля цветочного. — Ты сегодня не царь. Да и я — не твой воин. Сегодня — у костров гуляй, покуда ночь не закончится, покуда не уйдёт прочь луна. Сегодня — праздник! Разве ты не знаешь, что тут было капище? — На бок поворачивается, кудри за ним тянутся, ворот рубахи ключицы открывает тонкие, будто наружу — полые кости. — Было взаправду? Почём тебе, Федька, знать? — Рука сама тянется. Фёдор никогда не идёт сам, если не позвать, но как снимает металл, стуча перстнями, как горит свеча одна прямо над пологом старым, как взгляд икон накрыть белым с красным платом (пусть не глядят!)...Чёрное с золотом пропускает меж пальцев. Фёдор молчит, смотрит прямо в глаза. — Что, Ваня? Ты всё будто печален? Что случилось с тобой? Ты мне не отвечаешь... — Ничего. Ничего, Федя. Не бойся, сегодня будет хорошая ночь — тебе всё бы танцевать. Мне говорят, ты и в битве будто бы пускаешься в пляс с саблей...Представляю — Руку от чужого отнял лица, как опалённая, вздрогнула ладонь, в синих глазах будто что-то сверкнуло кругло на миг, как свеча. — Правда. А как не плясать, когда от крови пьяно на губах? Она — солью, она — металлом. Разве тебя не тянет целоваться, когда вином в церкви причащаешься? — Фёдор не испугался. Никогда грозы не боялся. Смотрит прямо. — Ты сегодня разговорчив больно. А если даже и хочется — никогда никто не узнает... — Смотрит Иван на воду, на своё отражение в одеянии чёрном. — Вот ты и печален. Нельзя, раз хочется, не целоваться! Грешно и опасно! — Смеётся Фёдор, заливается, зубы кажет. — Грех — блуд, мысли тёмные. Фёдор, досмеёшься однажды! — Ложится сам рядом, трава вкруг головы полотном, словно бы тело в гобелен заморский вткали. — И буду тогда счастлив. Жить безгрешно — глупцам задача. — И то правда. *** Солнце за солнцем — круговорот. Войско за войско да кровь за кровь. Сердце за сердце, любовь за любовь! Губы за губы, выдох за вдох. *** Молодо, зелено! Звон за околицей Перекрики по полю слышны. Никто не подумает, *** — Кто смел - тот со мной купаться. Кто трус — на берегу останется. Фёдор, Николка - со мной! Максим, ты у нас как всегда? Боишься? А ещё опричник!..— Махнул Александр рукой тяжёлой — вся в мозолях из-за оружейной рукояти — Фёдор! Эй! Идём купаться! — И машет ему через поле. Тот с конём — Фёдор, что ж ты смурной? — Кричит Саша — Идём в речку, идём купаться! Поднял голову. — А, это ты, Саша...Я думал, царь. — Царь да царь. Вечно он на уме. Али шапки его захотел? Фёдор тут же — через поле стрелой — А ты? Захотелось тебе шапки царской? Али бармы? Скиптр? Державу? Всю слободу Александровскую? Хочешь, чтобы в твою честь звалась, отродье собачье? — Отвечай! Заколю без жалости. — Не правда. — Тихо, сквозь зубы, проскрежетал ржаво. Фёдор сразу — Так мы идём купаться? Кто дальше с обрыва прыгнет? Или не будем силою мериться, братья? — Будем! Отчего нет? Всем известно, кто выиграет — Николай храбрится, а у самого руки дрожат, пока стягивает кафтан. Вся одежда скинута, кроме исподних рубах. — Гойда! — Кричит Александр, рукой даёт сигнал. И все — бегом — к обрыву, — Что, испужался? — Кричит Саша — А что же ты тогда опричник, брат? Али тебя звать боярином? Тут же Скуратов — со всех ног Остановились трое. — ...А на солнце он рыжее Петьки, шута царского! Тот ещё и вечно печален. Чего его близко к себе Грозный держит? — Николка тихо, будто бы тайну выведывая, спрашивает. — А для чего дураков ещё держат, как не для забавы? — Фёдор усмехается. Вот показалась — Ну что, сын Малютин, как вода? — Ледяная! И все трое — Нет ***
Обсохли на солнце. — Вот бы сейчас девку какую в деревне поцеловать в губы самые! — глаза жмурит Николай. — А кому не хочется? — Смеётся заливисто Александр, да вертит хлеб над маленьким костерком на палке. — Мне просто хочется целоваться — Говорит Фёдор. В сторону смотрит. — С кем же? — Царь как всегда — тенью внезапной. Фёдор зверино оскалился. — А с кем судьба сведёт. Бог один знает! — Не знает и он. Поцелуи — дьявольское. — Отнял руку от домотканого плеча, тяжёлым шагом — по полю дальше. — Ца-а-арь! Да что же ты всё о церквях да о правильном...— Махнул Фёдор рукой. В огонь смотрит. Скоро разжигать костёр большой. Нужен ли он, цвета юной крови? Нужен ли он, когда дышится молодо? *** Дерево, дерево! Расцветёт, расплещется Всё одно — язычество
Всё гуляет кто-то Всё костёр Купальский Стоит Фёдор. Страшна мысль: есть могила! ***
Шепчет что-то Фёдор, Травы вы, травушки!
Причитает Фёдор: Подага да Яровит, Замолчал Фёдор. Травы — Спасибо, Лада... *** У костра — праздник! Подходит — Ваня! — Руки поднимает. И на его кудри — С кем ты хотел целоваться? Молчит. "Иоанн, с тобою. ...Лада, у меня на сердце ладно, у меня нынче ладо... *** Ведут хоровод "Костёр, как древний престол. Молчит тяжело Грозный. Не скоро смерть. *** Ночь. — Купала, Купала...Цветёт будто папоротник. Знаешь? — Спрашивает. — Знаю. Слышал от мамок да нянек сказки. Говорят, с кем найдёшь цвет папоротника — с тем и будешь вечность на земле и на небе, на луне и на солнце, счастлив. Язык животных понимать станешь, места кладов узнаешь, да будет тебе радость...Скажешь, что это правда, басник да сказочник? — Скажу, Ваня! — Неужели и позовёшь искать? — Позову, Ваня! Поднимается грозный царь, руку к Фёдору тянет. — Вставай, выдумщик! Вставай, сказочник! Фёдор поднимается. Рядом с царём — весь в белом. Как бы в лесу не потеряться без огня...Да только он знает: ему подскажут Подага да Яровит вместе со звонкой Ладой. Молча шли. Губы к губам, спина — к коре дерева. Измаралась рубаха, смешалось дыхание. Мало времени до рассвета. Час идёт, другой... "Лада, у меня на сердце ладно, у меня нынче ладо! Вдруг — глаза Лада! Глаза — Фёдор бежит. В ушах — звон! К груди цветок прижат, — Счастлив, Фёдор? Счастлив, сказочник? Молчит. Голова — вверх.
— Фёдор! — Не Фёдор я, Иоанн...не Фёдор. Я — тайна твоя самая страшная. За семью печатями спрятал, сам найти не сумеешь. Васильки и туман, васильки, Иоанн...Иван...Ваня... «Лада, у меня на сердце неладно, у меня было ладо, был человеком счастлив, да не был ни богом, ни ангелом...!» Иванов день! Ему — последнее. Ему — последнее! За дверями Царских Покоев Надрывный Смех Женский. Лада!
|
|||
|